Read the book: «Открыть глаза», page 2

Font:

25 этаж совсем не походил на этаж, с которого мы приехали на лифте. Он состоял из короткого, узенького коридорчика с единственной дверью. Около двери находился коричневый кожаный диван и кадка с пальмой с ядовито-желтыми, наполовину ссохшимися листьями и кривоватым стволом, поросшим редким, красновато-рыжим волосом.

Зизимор постучал в дверь и, открыв ее, просочился внутрь, так торопливо захлопнув дверь за собой, что чуть не прищемил полы своего халата. Через несколько секунд он высунулся и знаком пригласил войти. Следом за мной, как гипертрофированная тень, протопал Мизантропов.

Окна кабинета также, снаружи, закрывала полотняная, черная ткань. Нет, это не режиссеры-любители, а скорее секта сатанистов, мрачно усмехнулся я про себя. Пол в кабинете украшала сплошная плитка из черно-синего толстого стекла, под которой россыпями светились фальшивые звезды. Звезды переливались и лениво перелетали с места на место. Они образовывали очертания знаков Зодиака и Млечного Пути, впечатляющей дорожки, сотканной из малюсеньких и частых, похожих на пудру, беленьких, мерцающих звездочек. Словно в завораживающем калейдоскопе они перемещались меж собой, то ломая, то восстанавливая все новые и новые картины ночного неба. Иллюзия выглядела настолько реалистично, что я, испугавшись разверзшейся под ногами «настоящей» небесной бездонной пропасти, отшатнулся и, споткнувшись о порог, чуть не упал.

– Ничего, ничего, привыкните, – раздался нетерпеливый бас из глубин кабинета. – Все привыкают. Проходите, проходите.

Разговор с главврачом

С усилием оторвавшись от созерцания искусной иллюминацией, я увидел сидящего за письменным столом массивного толстяка, довольно широкого в плечах, лет пятидесяти, с немного оттекшим, усталым лицом. Его выступающий лоб, прорезанный тремя глубокими складками, как бы скрывал внимательно изучающие из-под него черные глаза, чем-то схожие с глазенками осьминогов. Крепкие руки с сильными пальцами покоились на лакированной, коричневой поверхности стола. Как и Зизимор, он носил медицинский халат, но не белого, а бледно-голубого цвета.

– Здравствуйте, рад приветствовать вас, – добродушно произнес толстяк.

– Точно! Вы сговорились довести меня до ручки! – рванул я с места в карьер. – Вам, видно, мало того, что я проснулся в незнакомой, запертой комнате и проторчал в ней 5 часов! И только потом ко мне соизволил прийти этот тип со скользкой рожей (я показал на невозмутимо стоявшего Зизимора), который, стервец этакий, попросил не шуметь и не о чем не беспокоиться! А вместо того, чтобы вразумительно отвечать на вопросы, своим приторным голосочком проблеял «с вами все будет в порядке»! Мало того! Он зашел в сопровождении вот этого, явного мордоворота (пальцем я тыкнул в Мизантропова), словно меня держат здесь за агрессивного психопата! А сейчас, придя к главному врачу этой клиники с самым идиотским обслуживанием, я слышу: «Рад вас приветствовать»! А я-то как рад вас видеть! А не сыграть ли нам партию в бридж, уважаемый главврач? – я притворился, что взвинчен до предела и почти кричал. – И вдобавок ко всему меня пытаются добить дешевыми фокусами со звездными полами!

– Вы многое себе позволяете, молодой человек, – четко и властно произнес Колыхаев. – Сядьте на диван. Все, что вам следует узнать, вы сейчас узнаете.

– А может быть, поговорим о том, чего мне не следует знать?

Необдуманные слова Колыхаева взбесили уже всерьез. Я слишком вжился в роль и поддался эмоциям. С самого начала змеиная, уклончивая вежливость Зизимора вызывала враждебность и недоверие, а теперь еще и Колыхаев, вроде как, «высшая инстанция», начинает нагло говорить со мной каким-то приказным тоном!

– Я в вашей клинике – не по своей воле, неизвестно сколько времени, неизвестно зачем, и вы еще приказы отдавать мне собрались?!

И угрожающе надвинулся на главврача, плюнув на все рамки приличия, но в ту самую минуту, подкравшись сзади, Мизантропов своими ручищами сгреб меня в охапку. Санитар совершенно выпал из головы, а он, возможно, только и выжидал выходки в подобном роде. Мизантропов обхватил меня кольцевым захватом и так стиснул в своих медвежьих объятиях, что еще чуток и выдавил бы все соки. Да эта громила, если захочет, и в штопор закрутит и в шарик меня слепит!

– Все, все, ваша взяла, – еле прохрипел я, задыхаясь. Воевать с кувалдоподобными санитарами как-то не особо прельщало.

– И все же, присаживайтесь, – уже мягче произнес Колыхаев безупречно выдержанным голосом.

Для него такие сцены, похоже, – не в диковинку.

Одернув сбившуюся пижаму, я сел на диван и нервно пригладил виски.

– Подобным вы только навредите себе. Не очень приятно говорить это уже при первой нашей встрече, – строго сказал Колыхаев и, выдержав паузу, продолжил. Пальцы его рук сжались в кулаки, тут же выпрямились и расслабленно легли на стол. – Доктор Зизимор сообщил о вашем буйном поведении в палате…

– Буйном? – иронично спросил я, не выдержав и перебив Колыхаева. – А как бы вы вели себя, уважаемый главврач, если бы проснулись неизвестно где, в закрытой комнате, и пару-тройку часов пробились бы в ней, как жук в спичечной коробке?

– Я понимаю ваши чувства, но хочу, чтобы вы впредь четко уяснили: в нашей клинике установлена строгая дисциплина, нарушать которую не желательно.

– Иначе? – приподнял я брови в ожидании.

– Иначе последуют карательные санкции, молодой человек, – с нажимом ответил Колыхаев. – Поверьте, я буду только рад, если дело до них не дойдет, но продолжим. Обо всем по порядку. Вы смотрели некоторые из фильмов?

– Только начал, как вернулся Зизимор и повел меня к вам, – я вскинулся на главврача глазами. – Уж не хотите ли вы сказать, что меня заграбастали и перевезли сюда? И что там за клиникой? В фильме показывали еще одну палату, а потом начали крутить кадры с какими-то солдатами и еще кем-то вроде наркоманов. Судя по пожарам и разрушениям, там самая настоящая война. Хотя все это – второй вопрос. Я твердо хочу знать следующее: первое, для чего здесь оказался; второе, почему моя голова чиста, как свежевымытая кастрюля. После того, как вы ответите на вопросы, я бы желал покинуть клинику.

– Тогда обрисую вкратце ситуацию, в которой оказались не только вы, но и весь мир, – Колыхаев издал еле слышный смешок. – Мой рассказ не должен вызвать у вас шок. По нашим наблюдениям, люди, попавшие в клинику, в результате амнезии не могут осознать, каким был мир раньше и в большей степени остаются равнодушными.

Итак, человечество на данный момент находиться на грани вымирания и самоуничтожения, – несколько с пафосом произнес Колыхаев, замолчал и внимательно посмотрел на меня, но я остался спокойным, и он продолжил. – Всюду царит анархия, и спонтанные революции вспыхивают одна за другой. Города превратились в постоянные театры военных действий. Единой цивилизации, боюсь, уже не существует, и даже миниатюрный городок может статься отдельным, независимым государством, в котором власть часто переходит из рук в руки по несколько раз в месяц.

Все случилось из-за эпидемии, буквально обрушившейся на Землю с неба. Над причинами ее возникновения мы до сих пор ломаем головы. Есть множество теорий, но все они без основательных доказательств. Самая популярная гласит, что вполне возможно, источником заражения является Северный полюс, а точнее, озоновая дыра над ним. Определить эпицентр эпидемии не удалось. Слишком быстро она распространилась по всему земному шару, вспыхивая одновременно в разных его точках. Не знаю, помните вы или нет, но от солнечной радиации нас всегда защищало наличие атмосферы и озонового слоя вокруг Земли, но из-за частых и грубых вмешательств человека в природные процессы, над Северным полюсом постепенно образовывалась озоновая дыра, которая, в конце концов, достигла огромнейших размеров. Через нее в один прекрасный момент, занесенные солнечным ветром, на поверхность Земли проникли вирусы, породившие повальную для всего человечества эпидемию. Мгновенно она разнеслась по всей планете. По сравнению с ней чума и СПИД кажутся лишь незначительными заболеваниями. Симптомы болезни ужасны и на каждого человека она влияет несколько по-иному. Один вид зараженных характеризуется своим яростным по отношению ко всему живому, крайне опасным поведением. Ими управляет жажда убивать, жажда крови. Другие зараженные наоборот, начинают вести себя, как вы верно подметили, наподобие людей, одурманенных наркотиком. Их организм, пораженный болезнью, работает в состоянии повышенной сонливости и зараженные передвигаются медленно, вяло, без какой-либо конечной цели своего маршрута.

Чаще же всего эти два основных симптома комбинируются в одном человеке. Он, максимально расслабленный, бездумно бродит, непроизвольно вычерчивая кривые и окружности, но при появлении любого живого существа, будь то птица, кошка или человек, он превращается в хищника и бросается на него с одним единым стремлением – убить. У всех людей эти симптомы проявляются в различной степени с теми или иными отклонениями. Кто-то способен их контролировать, но нет тех, кто бы оказался не заражен болезнью.

Мы, группа ученых, которые вовремя и правильно среагировали на возникшую угрозу и успели изолироваться от воздействия внешних факторов и эпидемии. Мы создали вокруг клиники защитное поле, использовав некоторые принципы действия космической черной дыры. В этом поле ничего нет. В нем не течет время в привычном для нас понимании, отсутствует пространство. Вернее, оно есть, но действует совершенно по другим законам. Теперь мы в вынужденной изоляции от всего мира, но зато надежно обережены от эпидемии. Пока все, что мы можем сделать, так это находить и доставлять в клинику на лечение зараженных эпидемией. Это очень трудоемкий, кропотливый и опасный процесс.

Вот, вкратце, вся мировая обстановка на сегодня, какой бы печальной она не была. По поводу вашей потери памяти – это не единичный случай. Каждый из зараженных, что попадают в клинику, страдает почти полной амнезией. В будущем мы надеемся найти средство возвращать людям память, но достичь пока смогли малого. Главная наша заслуга в создании вакцины, убивающей вирус в организме человека. Во избежание дальнейших недоразумений и казусов между нами хочу заранее предупредить: мы не гарантируем, что вакцина не имеет никаких побочных эффектов или то, что она действительно вылечит вас от болезни. Такие случаи редки, но все же встречаются.

В том, что снаружи свирепствует эпидемия, заключается главная причина, по которой мы не имеем права выпустить вас из клиники. Вторая причина заключается в том, что мы обязаны некоторое время наблюдать за вами и наглядно видеть, насколько результативна вакцина на практике, чтобы впоследствии избавиться от малейшего риска возникновения побочных эффектов.

280 Не скажу, что речь Колыхаева как-то сильно поразила меня. Наверное, он был прав по поводу амнезии, и мне просто не с чем было сравнивать.

– С какой стати я должен вам верить? – вызывающе спросил я. – Вы могли просто воспользоваться моей потерей памяти и навешать мне лапшу на уши.

– Вешай я вам лапшу на уши, как вы изволили выразиться, – Колыхаев пошевелил мощными желваками как бы от досады и кончики его пальцев медленно приподнялись над столом и со стуком опустились, – то тогда и самой амнезии у вас бы никакой не было. Воспользуйтесь советом доктора Зизимора и посмотрите парочку фильмов. В них все наглядно показано. – Колыхаев устало вздохнул. – И, пожалуйста, перестаньте изображать грубияна. Я, конечно, понимаю, что вы просто хотите разобраться, что к чему, но ведите себя более естественно. Маска грубияна вам совершенно не к лицу, – несколько брезгливо закончил он.

– Вы меня раскусили, доктор, – поняв, что притворяться бессмысленно, я ухмыльнулся, – но хорошо. Я вам верю, потому как ничего другого мне не остается. По вашим же словам, получается, что вы используете нас, как подопытных кроликов?

– Мы вынуждены на это идти, чтобы в будущем добиться более впечатляющих результатов, но это не должно вас никоим образом стеснять.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я обречен торчать в вашей клинике всю свою жизнь?

– Если потребуется, – ответил Колыхаев. – Да и куда вам спешить? Теперь спешить некуда. Обычно лечение занимает около года или несколько лет. Если быть точным, не лечение, а просто профилактика. Мы наблюдаем за вами и решаем, когда вы становитесь абсолютно здоровым. Вакцина вам уже введена, так что теперь вопрос времени. Если вы еще до конца не поняли, что за ад творится там снаружи, то еще раз напоминаю вам: просмотрите начатый вами фильм до конца. Он один из более удачных и объективных фильмов, которые нам удалось снять. Я думаю, он немного утихомирит вашу нетерпеливость. Поймите самое главное: наша клиника – единственный оплот здорового человечества, который мне известен. Возможно, есть и другие, но у нас нет возможности найти их или как-то с ними связаться. В результате беспрерывных войн были уничтожены почти все спутники, вращающиеся по земной орбите в космосе, что обеспечивали все виды связи. Произошло два ядерных взрыва. Первый на территории Северной Америки и теперь она представляет собой превосходную коллекцию полуразрушенных городов, а Лос-Анджелеса и Нью-Йорка больше не существует. Бессмысленно погибли миллионы людей. Впрочем, эти названия сейчас вам мало о чем говорят. Второй взрыв ядерной бомбы произошел сразу же следом за первым. Скорее всего, он был ответным. Теперь уже на территории северо-западной России. Санкт-Петербург – это бывшая федеральная столица России, вашей, кстати, и моей родины, стерт с лица земли со всей своей уникальной архитектурой, памятниками, историей и прилегающей к нему областью. Впрочем, и без ядерных взрывов другим городам и странам пришлось ничуть не легче. Так что посмотрите фильм и вы точно поверите моим словам. Ради таких как вы, ради того, чтобы дать вам возможность снова зажить нормальной человеческой жизнью, наши солдаты ежедневно рискуют своими жизнями, а вы еще смеете подозревать нас в обмане, – последние слова Колыхаев проговорил гневно, глаза его сверкнули, на секунду желваки напряглись, а пальцы сжались в кулаки. – Хотя я прекрасно понимаю, что вам трудно вот так сразу воспринять весь объем информации, но со временем вы адаптируетесь и привыкнете к новым условиям. В компьютере, что стоит в вашей палате есть все, что нужно для развлечений, также утром и вечером есть прогулки по два часа, во время которых вы сможете общаться с другими нашими пациентами. У нас установлен очень жесткий график и дисциплина. Возможно, он покажется вам слишком жестким, но мы не можем допустить ни малейшего беспорядка в клинике, прекрасно понимая всю ответственность, которую мы взяли на себя в сложившейся ситуации. Позднее с общим распорядком дня вас познакомит доктор Зизимор.

Колыхаев говорил складно, и придраться было не к чему, но что-то было не так, но вот что, я не мог толком объяснить себе. Внутренний голос сиреной вопил о том, чтобы я не доверял ни одному человеку в этой клинике, одетому в белый халат. Это было что-то на уровне интуиции. В голове снова возникла мысль о побеге. Если они такие правильные, тогда почему Зизимор каждый раз заходил ко мне в палату с этим костоломом Мизантроповым? Вон он и сейчас рядышком стоит, громила чертов. Чего они боятся? Но я тут же вспомнил о своей неудачной попытке напасть на Колыхаева.

– А шторы почему висят таким образом, что в окна ничего не видать, да еще с наружной стороны ко всему прочему? – резко спросил я. – Что вы этим скрываете? Месторасположение клиники или то, что там снаружи на самом деле нет никакой войны?

– Вы самый мнительных из всех пациентов, с которыми мне, так же как и с вами, приходилось разговаривать, – медленно, осуждающе покачал головой Колыхаев, разглядывая при этом свои жилистые руки. – Я могу вам и это объяснить, если хотите. Когда я говорил, что вокруг здания клиники создано специальное поле, состоящее из такой же пустоты, что и черная дыра, то имел в виду, что оно начинается сразу же за окнами здания. Из себя она представляет сплошной абсолютно черный мрак. Доказано, что эта чернота одним только своим видом неблагоприятно влияет на людей, вызывая у них острые приступы депрессии, и поэтому мы были вынуждены закрыть все окна шторами с наружной стороны, а сами окна полностью заблокировать. Я уже говорил о том, что у нас были случаи, когда вакцина переставала действовать, и пациент становился неуправляемым. Ваша палата номер «639». В соседней с вами палате под номером «638» как раз около полугода назад выбросился из окна пациент. Он просто подошел к окну, открыл его и шагнул вниз. Причем до этого он не проявлял каких-либо признаков того, что склонен к самоубийству. Еще будут какие-то вопросы? Извините, но кроме вас у меня еще больше тысячи пациентов и я не могу себе позволить посвящать разговору с вами весь остаток дня.

Почему он сказал «я могу вам и это объяснить», а еще до этого «поверите моим словам»? Он так выразился, будто мы с ним играем в игру: я задаю ему вопросы, пытаясь уличить его в неточности и лжи, а он отвечает на них, объясняя все заранее неверными, но складными ответами.

Распорядок дня и присвоение порядкового номера

– Календарь, доктор, вернее его отсутствие в компьютере, это из той же оперы? – спросил я.

– Да, – кивнул головой Колыхаев. – Поле вокруг клиники раньше влияло на время и электронику внутри здания. Заметили мы это только через несколько недель. Тогда все делалось в большой спешке, и следить за календарем было совсем некогда. Пока мы решали эту проблему, то совсем потерялись и до сих пор точно не знаем какой сейчас месяц или год там снаружи. Тогда мы начали вести условный отсчет дней и, предугадывая ваш следующий вопрос, скажу, что прошло уже пять с половиной лет. Небольшие сбои продолжаются и сейчас, но не такие страшные, как раньше и мы быстро все исправляем.

– Но это ерунда какая-то, – я вскочил с дивана так резко, что Мизантропов не выдержал и сделал пару предупредительных шагов ко мне, но я не обратил на него ни малейшего внимания. – Не может такого быть! Ведь ваши же солдаты выходят наружу, вы сами это говорили и в вашем фильме я это видел. Ага! Вот оно что, – я сел обратно на диван и Мизантропов отошел к двери, словно его движения как-то механически зависели от моих. – Ваши солдаты выходят наружу. Как они преодолевают это поле из черной дыры? Вы его отключаете или что?

– Вот этого я вам как раз и не могу сообщить, – Колыхаев указательным пальцем правой руки постучал по отполированной крышке стола, – и поверьте мне на слово, ради вашей же безопасности.

– Не хотите говорить, не надо. Я не буду настаивать, – сказал я, выразительно косясь на Мизантропова. – Так что, совсем не знаете дату? Ведь вы же должны понимать, что пять лет прошло не с момента сотворения мира, а до начала эпидемии по крайне мере была какая-то известная дата, от которой и надо отталкиваться.

– Ах, вот вы о чем, – казалось, с облегчением протянул Колыхаев. – Ну, если вам от этого станет легче, то скажу, что снаружи сейчас, примерно, три тысячи пятьдесят четвертый год, месяц май.

– И что, доктор, в клинике есть пациенты, которые провели здесь все пять лет?

– Нет, таких нет. Когда мы считаем, что пациент выздоровел полностью, то отправляем его на фронт.

– На фронт? На войну что ли? – глупо ухмыльнулся я.

– А вы думали, мы здесь сидим, как кролики? – усмехнулся и Колыхаев, разглядывая мое ошарашенное лицо. – Там, снаружи, у нас есть несколько укрепленных постов и что-то вроде крепости, для создания которой нам послужило здание городской библиотеки. Именно в ней нам и удалось достать все эти книги, которые вы, может быть, уже успели отыскать в нашей сети и еще кое-что. Почти всех выздоровевших пациентов мы направляем в крепость, чтобы пополнять ряды нашей армии, в задачи которой пока входит наведение порядка на ближайшей территории. Другие пациенты остаются под вопросом.

– И что, это была библиотека имени Мировой Фантастики?

– Уцелел только раздел фантастики. В библиотеке был пожар, и данные сильно пострадали, – коротко ответил Колыхаев. Мне показалось, что разговор начинает утомлять его.

– А если я не захочу сражаться?

– А что вам остается делать, сами подумайте? Бегать по трущобам, пока вас не подстрелит какой-нибудь одержимый или сами не одичаете вконец? Кроме наших солдат там нет ни одного здорового человека. Ни одного. У вас просто не будет выбора. Пока вы находитесь у нас на лечении, поразмышляйте об этом.

– А если бы вы в сопровождении ваших солдат выпустили меня на время из клиники и я увидел бы все своими глазами, то, согласитесь, что я тогда бы полностью убедился в том, что вы говорите правду. Слова есть слова, а мои глаза еще не ослепли.

– И чтобы вы опять подхватили эпидемию. Второй раз колоть вам вакцину я не рискну. Теоретически это означает девяносто пять процентов того, что у вас будет летальный исход.

– Из чего состоит ваша вакцина?

– Я могу сказать, но что даст вам набор латинских слов, значение которых вы даже не поймете. Вакцина рассчитана на единовременное использование, точнее человеческий организм может выдержать только один укол этой панацеи. Сам воздух снаружи пропитан вирусами эпидемии. Один вздох и вы просто сойдете с ума.

– А ваши солдаты, выходит, не сходят с ума?

– Они проходят особую подготовку. Ее пройдете и вы, как только мы будем уверены, что вы полностью излечились.

– А почему бы не пройти ее сразу. Сэкономили бы пару годиков на мне, – продолжал допытываться я.

– За эти два года ваш организм должен полностью излечиться и оправиться от всех побочных эффектов вакцины. Мы должны быть уверены в этом. Для того чтобы проходить подготовку, нужен ваш здоровый организм, иначе это может плохо отразиться на вашем как физическом, так и психическом состоянии. Что же, было приятно ввести вас в курс дела, но другие дела не ждут. Я думаю, что вы теперь знает обо всем необходимом и ваше любопытство удовлетворено.

– Извините, доктор, за назойливость, но мне кажется, мы заканчиваем на самом интересном месте.

– Посмотрите фильм, но если возникнут вопросы, поговорим в следующий раз. Доктор Зизимор, проведите молодого человека в его палату. Всего доброго.

– Тогда последний вопрос. Где расположена клиника?

– В Санкт-Петербурге. Благодаря нашему полю, ударная волна ядерного взрыва не затронула нас… Все, можете идти. Да, и еще одно. Если вы испытываете ко мне какое-то недоверие, то это результаты амнезии. Скоро это пройдет так, что не обращайте на это внимания, 639.

Как в воду смотрел, подлец. Я уже вставал с дивана, но застыл, услышав такое обращение ко мне.

– 639?

Колыхаев поднял голову, потому что уже взялся рыться в каких-то бумагах.

– Это номер вашей палаты. Вы ведь имени своего не помните?

– Э-э… нет.

– Тогда приятного вам просмотра, – и он снова уткнулся в свои бумаги.

Я понял, что с ним лучше не спорить, пока рядом ошивается Мизантропов, встал с дивана и направился к двери. Надо же, 639. Приятно познакомиться.

Я вышел из кабинета Колыхаева в довольно неопределенном и поэтому мрачном настроении. Я решал про себя, верить ли его словам или нет? Выходило, что причин не верить у меня не было. Если я ничего не помню, то откуда я взял, что этого не может быть? Но тут же успокоил себя. Я не помнил только факты, непосредственно касающиеся моей жизни, но какие-то общие, отвлеченные понятия, знания сохранились в моей голове и я на данный момент умею различать, где вымысел, а где правда, иначе я бы превратился в конченного идиота. Если бы он мне сказал, что он – граф Дракула, а его обед, неужели я бы ему поверил, не смотря на плотно занавешенные окна? Конечно же, нет. Надо будет все это как следует обдумать. Мне пришла мысль, что вдруг получиться переговорить с другими пациентами на эту тему? Идея неплохая. Осталось только ее осуществить. Колыхаев упоминал про какие-то прогулки.

Я в сопровождении Мизантропова и Зизимора зашел в кабину лифта, и она тронулась вниз. Мой внутренний голос продолжал терзать меня, напоминая о побеге, и озорная глупая мыслишка мелькнула в голове. А если прямо сейчас взять и попытаться сбежать отсюда? Если они вылавливают людей снаружи и лечат их, то, выходит, желают им добра и в случае неудачи мне ничего серьезного не грозит, а, если у них здесь что-то нечисто, то заодно проверю, на что они способны. А вдруг получится сбежать и за клиникой, действительно, то самое поле, за которым одна сплошная смерть? Тогда я просто, черт возьми, вернусь в клинику и попрошу извинений. Извините, скажу, ошибся, мол, с каждым бывает. Вместе с этим легкомысленным моим решением, совпало то, что лифт приехал на шестнадцатый этаж и то, что первым вышел Зизимор, а только потом Мизантропов. Я решил воспользоваться случаем и бежать. Действовал я спонтанно и необдуманно, под влиянием момента и эмоций, но мне было плевать: провалиться моя попытка или нет. В крайнем случае, как я уже говорил, посмотрю на реакцию этих ребят.

Я уперся руками в проем лифта и, поджав одну ногу, сзади резко ударил Мизантропова пяткой чуть ниже сгиба ноги, вложив в этот удар все свое раздражение на этого мясоеда, накопившееся во мне с того самого момента, как он сжал меня в своих лапищах. Удар вышел, что надо и, если бы на мне были туфли с длинными крепкими каблуками, то каблук точно пробил бы коленку Мизантропова насквозь, выбив коленную чашечку с другой стороны. Санитар охнул и упал, подогнув пострадавшую ногу, и невольно забаррикадировал собой всякий проход к лифту так, что Зизимор не мог до меня добраться. Впрочем, как раз этого я опасался зря. Доктор, услышав звуки падения и стоны Мизантропова, оглянулся и, увидев, что произошло, взвизгнул, будто его облили кипятком и первым делом отскочил подальше от меня, как от прокаженного. Я до кучи двинул пару раз ногой по затылку Мизантропова, который попытался, было встать, и тот повалился на бок. Хоть душу отвел. Терпеть не могу, когда кто-то выглядит сильней, чем я. Я нажал на кнопку первого этажа и двери лифта стали закрываться. Очухавшись, Зизимор начал что-то кричать, но я его не слышал. Двери почти закрылись, оставив лишь небольшой проем, но тут же разошлись назад. Проклятье! Что еще за… Я посмотрел вниз и увидел, что одна нога Мизантропова, вытянувшись при падении, ботинком мешала закрыться дверям, но положение поправил сам Мизантропов. Немного придя в себя, он машинально подтянул ногу, и двери лифта тут же закрылись. Так, совсем неплохо, но вот что дальше? Когда двери лифта закрывались во второй раз, я видел, что Зизимор куда-то побежал. Скорее всего, поднимать тревогу, куда же еще, а если это так, то на первом этаже, возможно, меня уже будут ждать. Когда лифт проезжал третий этаж, я нажал на кнопку второго, надеясь воспользоваться запасной лестницей, если она есть, или хотя бы где-нибудь спрятаться. Двери лифта открылись, и я сразу же рванулся из кабины, но, разогнавшись, чуть не врезался во внезапно возникшего передо мной санитара, такого же кабана, как и Мизантропов. Я отпрянул назад. Санитар довольно осклабил свою морду и опустил мне на голову что-то длинное и темно-синее. В голове моей сверкнула синяя вспышка, все перевернулось, затряслось, запрыгало, и я, потеряв сознание, упал.

Очнулся я на своей кровати. Голова раскалывалась, как если бы вдруг череп захотел самовольно разломиться на несколько частей. Я осторожно дотронулся рукой до головы и, нащупав в верхней ее части большую шишку, мигом все вспомнил. Глупая идея, 639, подумал я, глупая. На что ты только надеялся? Надо учиться лучше себя контролировать. Здесь нужно показать себя смирным, если хочешь узнать правду. Я встал с кровати и сходил в ванную, чтобы намочить голову холодной водой. И перевязать не потрудились, сволочи, да и с каких это пор санитары в больницах вооружены резиновыми дубинками? А как пациенты сбегать начали, так и вооружились, холодно огрызнулся я сам на себя. Голова болела жутко. Я вытерся полотенцем и, охнув от головной боли, вернулся в палату и снова лег на кровать, положив себе намоченное в холодной воде и сложенное вчетверо полотенце на лоб в виде компрессора, закрыл глаза и попытался заснуть, потому что думать о чем-нибудь с головой, пухнущей от боли было довольно накладно. Через пару минут мне это удалось.

Проснувшись, я почувствовал, что голова почти прошла, но рот был наполнен жутким привкусом мокрой ваты, пропитанной чем-то гадостным вроде касторки, от которого я сразу поморщился. Горло сохшей резиной съежилось от жажды. Я стянул съехавшее на глаза полотенце, медленно поднялся с кровати и подошел к столу, на котором, как я помнил, стоял графин. В прошлый раз я обследовал его и обнаружил, что он наполнен обыкновенной холодной водой. Я налил воды в вынутый из стопочки бумажный стакан и в несколько больших жадных глотков полностью осушил его, а потом и еще один. Еще пара таких ударов и я собственное имя позабуду, попытался сыронизировать я, поставив стаканчик на место, и нашел в себе силы усмехнуться. Затем я услышал приближающиеся шаги и поспешил лечь на кровать, притворившись, что только начал приходить в себя. В палату зашел незнакомый мне санитар и следом за ним (как же без него?) явился вездесущий доктор Зизимор.

– А где же Мизантропов, ваш постоянный спутник? – невинно спросил я. – Вижу, вы нашли себе нового друга.

– Мизантропов заболел, – как-то нервно улыбнулся Зизимор и с некоторым злорадством продолжил, слегка потирая свои узенькие ладони. – Могу вас поздравить, 639. Теперь вы у нас на особом счету. Ваша попытка к бегству не имела ни малейшего шанса. Теперь мы вынуждены пойти на определенные меры, чтобы вы, наконец, поняли, что всякое непослушание с вашей стороны будет жестоко пресекаться. Мы не сделаем никаких скидок на то, что вы у нас недавно, и наказание будет заключаться в том, что вы проведете в палате ровно неделю взаперти, без еды и воды, – Зизимор обернулся и посмотрел на графин с водой таким взглядом, словно собирался унести его с собой, но передумал и вновь посмотрел на меня. – Советую вам, 639, экономнее распределять воду, больше вам не принесут и, пожалуйста, 639, проводите за компьютером, как можно больше времени. Заодно он отвлечет вас от чувства голода и жажды. Вместо того чтобы кидаться на санитаров, лучше бы просмотрели несколько фильмов. Это было бы гораздо полезнее для вас. А пока возьмите свой номерок и расписание дня, которого вы отныне должны будете придерживаться. Номерок пристегните к пижаме, на видное место и никогда с ним не расставайтесь. Если он пропадет или вы его сломаете, за это также последует наказание и уже более суровое. Колыхаев не потерпит беспорядков в своей клинике. Вы должны понимать, где вы находитесь и что эта клиника, может быть, последнее, на что может надеяться человечество и поэтому в ней должен быть железный порядок.