Read the book: «Звезда заводской многотиражки – 2»
Глава первая. Прелюдия
– Ох, мне так стыдно! – щеки Анны на самом деле неожиданно залил яркий румянец. – Я на самом деле не такая…
Эх, в который раз я уже слышу этот рефрен? Я прикусил язык, чтобы не смутить мою прекрасную комендантшу еще больше. Очень уж не хотелось, чтобы она натянула одеяло по самые уши и скрыла от меня свое умопомрачительное тело. Сейчас, в расслабленной неге, запрокинув голову и разметавшись на своем диване-кровати, она выглядела божественно… и совершенно беззащитно. Мне захотелось ее обнять. И я обнял, собственно. Зачем отказываться от таких простых желаний, когда их легко можно исполнить.
Она чмокнула меня в ухо и отстранилась.
– А когда приедет твой отец? – спросила она. – Уже ведь скоро, да?
Я мысленно сосчитал дни. Сегодня было двадцать первое декабря. До Нового года всего ничего, а про отца я наврал Анне что-то около месяца назад. Значит скоро придется врать что-то новое. Что именно, я пока не придумал.
– О чем задумался? – Анна Аркадьевна встала с кровати и подошла к журнальному столику. К моему восторгу, ничем не прикрывшись. Разлила по хрустальным бокалам остатки шампанского. Получилось всего по глотку, конечно.
– Придумываю способ, как бы вас с отцом не знакомить, – ухмыльнулся я.
– Это еще почему? – нахмурилась Анна и протянула мне мой бокал.
– Потому что он тебя очарует, ты в него влюбишься и забудешь своего Ваню, – сокрушенно продекламировал я, дурашливо размахивая бокалом.
– Вот выйду я за него замуж и стану твоей строгой мачехой! – Анна гордо выпрямилась. Ее тяжелая грудь колыхнулась, заставив меня на секунду забыть о предмете разговора. Внизу живота потяжелело, мысли снова свернули в игривую сторону.
«Я видел много порно, которое начиналось точно так же», – подумал я, но вслух этого не сказал. Боюсь, что до порно моя прекрасная комендантша еще недостаточно «повзрослела». Сначала ей надо перестать краснеть за собственные оргазмы и секс при свете.
– Я очень за тебя рада, Иван, – сказала она и снова приподняла бокал. – Ты же еще помнишь, что именно мы празднуем?
Конечно же, я помнил. В сегодняшнем номере «Новокиневского шинника» вышла моя статья аж на полторы полосы. Почти весь разворот, кроме подвала. Для новичка, без году неделя в редакции – немыслимый успех. Но тут было и стечение обстоятельств, и немного удачи, и то, что на самом деле я никакой не новичок.
«Серый человек» был склонен откладывать свою работу до самого дедлайна, чем я и воспользовался. Он готовил техническую статью про авиационную резину, и что-то запропал по своей всегдашней манере. А когда Антонина Иосифовна уже начала нервничать, я подложил к ней на стол парочку готовых материалов, которые можно было как взять по отдельности, так и скомпоновать в один блок. Тоже про авиационные шины, но немного с другого подхода. Я писал про людей, которые работают в цехе. Про творчество рационализаторов и героизм обычного рабочего. Даже за станком постоял ради такого дела, чем изрядно повеселил рабочих цеха. Они прониклись ко мне симпатией, поделились как на духу своими проблемами и чаяниями, ну а я навел на их рассказы социалистический лоск, ввернул парочку узкоспециальных анекдотов и – вуаля! Когда «серый человек» заявился с готовым текстом, очарованная Антонина Иосифовна оторвала взгляд от моих опусов и покачала головой. Даже читать не стала, что он принес.
«Серый человек» и так меня не особенно жаловал, а теперь, можно сказать, за дело не любит. Потому что я весь в белом и на коне. За белым роялем. Ничего плохого не хотел, просто проявил инициативу, захотел показать редактору свою работу на оценку. И так случайно совпало, что тема была та же самая, что и у него. Случайно. Совпало.
Сегодня в редакцию приходил начальник цеха и лично жал мне руку. Расчувствовался. Мол, я глаза ему открыл на то, какие замечательные и самоотверженные ребята и девчонки у него работают. А Федор Олегович скрипел зубами в это время. И пытался потом Дашу против меня настроить тоже, но Даша была занята тем, что разнашивала новые джинсы. Почти не могла дышать, но была так счастлива, что, подозреваю, разозлиться на меня она бы не смогла, даже если бы ей рассказали, что я Чикатила, и до нее трех юных журналисток съел на завтрак. С медом и сгущенным молоком. Запивая кровью невинно убиенных коллег.
Потому что это я попросил Анечку по тихому стукнуть по голове свою Аллу, которая обманула Дашу, подсунув ей тряпки вместо вожделенных штанов. Не знаю уж, что именно она ей сказала, но буквально вчера Мишка принес на работу сверток, в котором лежали новенькие джинсы. Правда, не левис, а монтана, но это было даже лучше.
В общем, не то, чтобы мне хотелось серого Федю унизить, но газета не резиновая, и место под солнцем заслуживает тот, кто лучше пишет.
– Спасибо, милая, – я поднялся с дивана и притянул ее к себе за талию. – И у меня есть еще парочка идей, как мы можем сделать этот день еще лучше…
К себе в комнату я прокрался уже сильно после полуночи. Босиком, чтобы не хлопать шлепками. И чтобы никто не заметил, что я ночью выхожу из комнаты Анны Аркадьевны. Думал, что все уже спят, но как назло, на Егора напала бессонница, и он читал книжку, подсвечивая себе фонариком. Чтобы остальным не мешать.
– О, явился, гулена! – громким шепотом проговорил он. – Опять будешь молчать, как партизан, к кому это ты бегаешь ночь через ночь?
– Настоящие гусары зазря не болтают! – таким же шепотом ответил я.
– Эх, Ваня, за что тебя только бабы любят, а? – он вздохнул и посветил на меня фонариком. – То тебя блондинка какая-то у входа караулит, то вертлявая подружка по делу забежала… Ну вот что они в тебе находят?
– Ты не понимаешь, Егор, – ухмыльнулся я, ныряя под одеяло. – Это не они меня любят, это я их люблю!
– И что? Я вот тоже люблю, но на меня они что-то не вешаются! – от возмущения Егор это произнес почти в полный голос.
– Да что вы расшумелись, спите уже! – подал голос со своей кровати Шурик.
Егор погасил фонарик, а я блаженно вытянулся под тонким одеялом. Попытался вытянуться, но ногой попал в дырку. Да как, блин, оно это делает? Я вроде стараюсь-стараюсь заправлять постель так, чтобы эта треклятая дырка была сверху, и все равно…
– Кстати, Иван, тебе там письмо пришло, – Егор завозился на кровати, сетка натужно заскрипела. – Из Москвы.
– Где письмо? – сонная нега, уже начавшая, было, затуманивать сознание, моментально слетела.
– На стол положил, – прошептал Егор.
– А дай фонарик? – я резко сел на кровати.
– Обойдешься, донжуан доморощенный! – Егор беззвучно захохотал, кровать под ним затряслась. – Утром прочитаешь!
Глава вторая. Детские мечты должны сбываться
– Ты чего смурной такой, Иван? – Эдик навис над моим столом и заглянул мне через плечо. – Психиатрия? А что у нас планируется какой-то материал о психах?
– Хм, что это такое я обнаружил в своих делах, а? – ухмыльнулся я. – Ого, кажется, это длинный нос Эдика!
– Ну мне же и правда интересно! – Эдик тряхнул своей гривой и выпрямился. Сегодня он был в яркой рубахе в огурцах и вязаной жилетке. И парфюм вроде какой-то новый, то-то он норовит все время вскочить из-за стола и подойти то к одному, то к другому столу. – И вообще, если ты псих, то о таком лучше сразу предупреждать!
– И что тогда будет, Эдик? – я сложил дурацкое письмо и сунул его обратно в конверт. Жаль все-таки… Это был совсем не тот ответ, на который я рассчитывал. Феликс так рекомендовал это светило, мол, свойский мужик, растолкует все по полочкам… – Ты начнешь на работу носить охотничье ружье и будешь со мной разговаривать только через прицел?
– Выдумаешь тоже, – фыркнула Даша. – Кто его с ружьем через проходную пропустит?
– Замаскирует под удочку! – Семен сидел на подоконнике и что-то жевал.
– А, я понял, что это! – Эдик расплылся в улыбке. – Внештатником где-то трудишься? В «Вечерке» или в «Молодежной правде»?
– О! – круглое лицо Семена вдруг озарилось вдохновением. – Ваня, а ты на лыжах бегать умеешь?
– Не очень, а что? – я поднял голову от чистого листа блокнота на своем столе.
– А в выходные чем занят? – Семен спрыгнул с подоконника, подошел ко мне и положил руку мне на плечо.
– Нууу… – я закатил глаза.
– Партия сказала, надо, Ваня! – с почти трагичным пафосом проговорил Семен.
Я молча склонил голову на бок в немом вопросе. Вообще-то у меня были планы на выходные, но не особенно конкретные. Мы с Веником договорились прошвырнуться до барахолки и немного обновить мой гардероб. А в остальном…
– Эй, ты же комсомолец! – Семен обиженно шмыгнул носом. Как ребенок. – Тебе положено взять под козырек и сказать: «Есть!»
– А что надо-то? – спросил я.
– Да ничего особенного, гонка на лыжной базе, первенство завода, – Семен невинно потупился. – Поехали со мной, а? Ты поучаствуешь, я напишу?
– Сеня, ты же раньше меня всегда приглашал! – возмутился Эдик.
– Ну и ты тоже поехали, – сговорчиво согласился Семен. – Там все желающие могут участвовать, на доске уже неделю объявление висит!
– Вот ты жук… – Эдик обиженно насупился. – Вот ты, значит, как…
– А давайте все поедем, а? – предложила Даша. – Погоду обещают хорошую, минус десять всего. Даже если не выиграем, то на лыжах покатаемся и чаю попьем.
– Чаю, ага… – Эдик многозначительно пошевелил бровями.
– Это в субботу или в воскресенье? – спросил я.
– Двадцать седьмого, в субботу, – с готовностью отозвался Семен.
– Добро, – я кивнул. Не то, чтобы я был большим любителем покататься на лыжах, особенно на беговых. Из зимних видов спорта как-то все больше сноуборд предпочитал, но, с другой стороны, чего бы за компанию не скататься за город, свежим воздухом подышать? Кроме того, на нашей лыжной базе, если что, есть бильярдный стол на втором этаже. Будет лень кататься, можно будет шары погонять… На барахолку мы все равно собирались в воскресенье.
– Так, мы отвлеклись, Ваня! – строго сказал Эдик и снова навалился на мой стол. – Что ты там такое прячешь от своих товарищей по работе? Да не делай ты лицо кирпичом, я тоже в свободное время для «Вечорки» фельетончики кропаю!
– У тебя новый одеколон? – спросил я, потянув носом. – Импортный?
Эдик аж расцвел. И, разумеется, сразу же забыл про свой вопрос, раз уж внимание на него переключилось. Одним оленьим прыжком подскочил к своему столу, с грохотом выдвинул ящик и принялся всем демонстрировать отчаянно импортный флакон парфюма в соломенной, кажется, оплетке.
– Пра-ста-ра… – прочитал Семен. – Какая интересная бутылочка. Где взял?
– Это подарок! – Эдик сиял, как начищенный профиль Ильича с тяжелой рублевой монеты.
Мои коллеги взялись радостно обсуждать модную современную парфюмерию, а я опять развернул листик письма. Пробежал глазами.
Я рассказал Феликсу Борисовичу историю своей бабушки, просто как некий интересный факт, о котором мне хотелось поговорить. Ну и как любопытную историю, которой мы можем зацепить читателей в своей серии статей. Мол, жил человек спокойно, потом вдруг забыл свое прошлое, назвался чужим именем и сбежал. Примерил, так сказать, чужую судьбу. Феликс о таком, разумеется, слышал, но посоветовал мне обратиться за консультацией к своему старому преподавателю. Из Москвы. Только попросил не ссылаться на него, потому что расстались они не в лучших отношениях. Я написал письмо, обрисовал ситуацию. Мол, пишу статью про такие случаи, хотелось бы получить комментарий.
Откровений я не ждал, но отписка была прямо-таки унизительная. «Все эти, как вы называете, фуги чаще всего вообще не имеют отношения к психиатрии. Девяносто процентов случаев – очковтирательство, обман и мошенничество. А оставшиеся десять – банальная белая горячка. Не гонитесь за сенсациями, молодой человек».
Я посмотрел на настенный календарь. Как быстро, однако, время летит… Судя по моим воспоминаниям, с бабушкой вот-вот должно произойти… это. А я до сих пор ничего по этому поводу не предпринял. Письмо не в счет. Я главного не сделал – не встретился с ней и не наладил контакт. И сейчас рискую пропустить момент, когда с «пришельцем» в ее голове можно будет пообщаться. То есть, до того, как она попадет в закорскую психушку.
Да, надо уже позвонить и назначить встречу. Повод?
А, ерунда, сымпровизирую что-нибудь…
Я встал и подошел к телефону на столе Антонины Иосифовны. Самой ее на месте не было, собственно, поэтому мы и пинали балду, а не занимались делом. Впрочем, мне и заниматься-то ничем было не нужно – материал в следующий номер уже сдан, три других – утверждены в плане.
– Алло, Наталья Ивановна? – серьезным тоном настоящего дипломата сказал я. – Меня зовут Иван Мельников, я корреспондент газеты «Молодежная правда».
– Тааак! – раздался в трубке звонкий и очень молодой голос моей бабушки. – Это что, розыгрыш какой-то? Опять скажете шнур свернуть вчетверо и сунуть себе в ухо?!
«Можете вытаскивать!» – чуть не ляпнул я. Стало смешно и стыдно одновременно. Про шнур в ухо – это же мы с пацанами звонили. Был у нас такой Борька, парень с очень взрослым голосом. Вот он у нас и работал то проверяющим с телефонной станции, то серьезным тоном просил посчитать на кухн всех тараканов, то еще какую-нибудь чушь. У нас была «двушка» на леске, вот мы и развлекались безнаказанно, пока один вредный дед не шуганул нас из автомата, я дернул леску слишком сильно, и монетка с дыркой осталась оборвалась.
– Не понимаю, о чем вы говорите, Наталья Ивановна, – нейтрально сказал я. – В будущих выпусках у нас планируется серия материалов о разных людях, и я хотел бы, чтобы вы стали героиней моей статьи.
– О, с какой это стати? – удивилась бабушка. – Я что, актриса какая-то? Или передовик производства?
– Вы меня, наверное, не помните, – я улыбнулся и продолжил. Улыбку по телефону не видно, зато хорошо слышно. – Я лежал в больнице в отделении, где вы работаете. В шинниках. И вы меня совершенно очаровали своим неподражаемым образом. И я понял, что вы лучше любой актрисы. И предложил редактору идею написать про обычных людей. Так что вы моя муза, Наталья Ивановна.
– Да вы льстец, как я посмотрю, – усмехнулась бабушка.
– Давайте встретимся и поговорим, – предложил я. – Например, сегодня часиков в семь в кафе «Сказка» на Профинтерна. Кофе и мороженое с меня.
– Вы назначаете мне свидание, юноша? – голос бабушки зазвучал кокетливо.
– Именно! – я засмеялся. – Вы же не откажете вашему поклоннику в удовольствии провести с вами один вечер?
– Значит, кофе и мороженое… – бабушка задумчиво хмыкнула.
– Я бы предложил поход в ресторан, но увы, я всего лишь начинающий молодой специалист, и на ресторан у меня нет денег, – доверительно признался я.
– В семь часов? – уточнила бабушка.
– Ровно в семь я буду вас ждать, Наталья Ивановна! – отчеканил я.
Бабушка театрально засмеялась, потом в трубке запищали короткие гудки. Я повернулся к остальным своим коллегам, которые, ожидаемо молчали и слушали внимательно мой разговор.
– Ах, как удобно! – рассмеялась Даша. – Эдик, признавайся, ты тоже так девушкам мозги пудришь?
– Я?! – громогласно возмутился он. – Да ни в жизнь! Чтобы я врал девушке, что собираюсь писать про нее статью…
– Ой, не отпирайся, у тебя на лбу написано, что ты именно так и делаешь! – Даша дурашливо толкнула Эдика в плечо. – Вот такенными буквами. Как вывеска гостиницы «Новокиневск».
– Так, ребята, хорошо с вами, но у меня дела! – сказал я, наводя порядок на своем столе. Письмо на фирменном бланке московской психиатрической лечебницы спрятал в карман. А рабочую тетрадь с заметками и идеями оставил. Федор Олегович, кажется, имеет обыкновение в мои заметки подглядывать, вот я и оставил там для него послание. Даже парочку. Одно неприличное, другое проверочное. Вот и посмотрим, в пушку у него рыльце или нет.
В ленинской комнате образцовой комсомолки Гали не оказалось. Странно, уже почти два часа дня, должна была вернуться с обеда. И спросить не у кого… Я заглянул в профком, но там тоже никого не оказалось, кроме секретарши, которая на мой законный вопрос: «А где все?» только покачала своей высокой прической из стороны в сторону. Ясно, она занята, конец года, отчеты-подотчеты, и прочая бюрократическая мишура. Без блеска, зато всем достанется. Я вышел в коридор и пошел искать.
Заглянул в столовую для начала, мало ли, вдруг еще обедает.
Поднялся в курилку в галерее. Но там сидела только компашка мужиков из планового отдела и обсуждала вчерашний матч не то по футболу, не то по хоккею. Разбираться не стал.
Галю я нашел в актовом зале.
Как и председателя профокома. Там вовсю кипела бурная деятельность – в центре уже стояла высоченная елка, а рабочие на стремянке развешивали на ней миниатюрные копии шин на красных бантах.
«С Новым 1981 годом, дорогие заводчане!» – гласили белые буквы на красном полотнище, растянутом над сценой.
– …поощрять безответственность и безалаберность, – гнусавил профорг, который сегодня был похож на снулый баклажан еще больше, чем обычно.
– По-вашему, ответственность – это сидеть на стуле с протокольным лицом, да? – щеки Гали полыхали, а глаза метали молнии. Будь они настоящими, от председателя профкома осталась бы кучка пепла.
– А что тогда такое алаберность? – спросил я. – Привет, Галя. Здравствуйте, Вячеслав Климович.
– Он собирается превратить новогодний праздник в скучное собрание, – в голосе Гали зазвучали слезы. – А это же праздник! Надо, чтобы люди расслабились, потанцевали, выпили шампанского в конце концов.
– Вот пусть они дома свое шампанское и пьют, – унылым тоном заявил председатель профкома. – А на заводе новый год – это прежде всего подведение итогов.
– А что прикажете делать с творческими коллективами, которые мы пригласили? – тонкие ноздри Гали раздувались. – Вячеслав Климович, в конце концов у нас мероприятие во Дворце Культуры! Куль-ту-ры, понимаете? А не собраний…
– Галя, я уже сказал, что… – Вячеслав Климович вздохнул.
– А совместить никак? – спросил я с видом наивного юноши, только что спустившегося с горного пастбища. – Ну, скажем, первая половина мероприятия – это подведение итогов, а вторая – танцы и творческие коллективы. А?
– Так, молодой человек… – он посмотрел на меня, силясь вспомнить, как меня зовут. Видимо, память в его баклажановых мозгах была короткая. Хотя вряд ли, прекрасно этот хрен меня помнит.
– Иван Алексеевич, – любезно подсказал я.
– Иван… Алексеевич… – он шумно выдохнул. – Я понимаю, новогодние елки для детей. Мы их проводим в нашем Дворце Культуры. Но что еще за елка для взрослых? Что придумали-то?
– Но мероприятие же в директор утвердил! – сказала Галя и помахала тоненькой пачкой листков в своей руке.
– Вот что, Галя, вы, пожалуйста, успокойтесь, – председатель профкома посмотрел на Галю с укоризной. «Чем-то на осьминога еще смахивает, вот что», – подумал я. – Водички попейте. И перестаньте тут устраивать мне сцены. Иначе я поставлю вопрос о том, годитесь ли вы вообще для общественной работы.
– Ах… – Галя от возмущения задохнулась.
– Донесите, пожалуйста до начальников цехов и отделов, что им нужно будет подготовить выступление по итогам. Минут по пятнадцать.
– Но это же… Мы же… – на глаза Гали навернулись слезы.
– Мы все сделаем, Вячеслав Климович! – бодро заверил я, ухватил комсорга за рукав и потащил к выходу из зала.
– Да куда ты меня тащишь, Ваня?! – возмутилась она. – Я же еще не…
– Все отлично, пойдем! – прошептал я и приобнял ее за талию.
– Но что я скажу ребятам? – губы Гали задрожали.
– Ты только не плачь, – я склонился к ее уху и зашептал. – Говорю же, у меня идея. Ты смотрела «Карнавальную ночь»?
– Ну да? – она нахмурилась. – И что?
– Что он сейчас сказал? – я мотнул головой в сторону председателя профкома, который как раз взялся помогать советами рабочим, наряжающим елку.
– Про отчеты на пятнадцать минут от цехов и отделов, – Галя всхлипнула.
– Так вот, я повторяю свой вопрос, – я склонился к ее уху. – Ты смотрела «Карнавальную ночь»?
Брови Гали зашевелились, между ними пролегла морщинка. Потом она посмотрела на меня и прищурилась.
– Ты предлагаешь сказать, что… – уголки губ девушки поползли вверх.
– Пусть готовят отчеты в танцах, стихах и прочей самодеятельности, – сказал я. – До тридцатого еще вагон времени, успеют отрепетировать. Хочешь, прямо сейчас настучим на машинке высочайшее указание подготовить отчеты в виде номеров художественной самодеятельности?
– А нам потом выговор не объявят? – с сомнением проговорила Галя. – За такое самоуправство?
– Да и пусть! – я схватил ее за руку и потащил в сторону ленинской комнаты. – Зато у нас будет нормальный новогодний праздник, а не унылое собрание.
На площадь Октября я приехал примерно за полчаса до назначенного часа икс. Вытолкался из троллейбуса, битком набитого спешащих по домам горожан, выкинул в урну билетик и направился в сторону кафе «Сказка». Треугольная деревянная избушка посреди заснеженного сквера выглядела и правда очень сказочно. В детстве я там был всего пару раз, и это на меня произвело прямо-таки неизгладимое впечатление. Это было единственное кафе-мороженое, которое стояло отдельно от жилого дома и при этом не было обычной «стекляшкой». У него был собственный дизайн и декор. Столы и стулья были деревянные, из полированных половинок толстенных бревен, а сложная геометрия внутреннего пространства произвела на меня-ребенка совершенно неизгладимое впечатление. Я много раз пытался упросить родителей сводить меня сюда еще раз. Но они отнекивались и отмазывались обычным мороженым в стаканчике. Или молочным коктейлем из соседней «стекляшки». Мол, далась тебе эта «Сказка», вот такое же точно мороженое, ешь и помалкивай.
И я тогда еще обещал себе, что когда вырасту, буду обязательно ходить в кафе «Сказка» каждую неделю.
Вот только когда я вырос, это милое сооружение из стекла и дерева попала в зону бандитской разборки, его дотла спалили, а на его месте построили другое кафе. Которое сначала было рестораном «Элегия», потом арт-галереей, а потом его выкупил макдак… В общем, не смог я тогда выполнить обещание. Хато могу сейчас.
Я взялся за деревянную ручку двери и вошел.. Практически, с замиранием сердца. Все-таки, детская мечта моя исполнялась.
Я отвесил мысленного пинка внутреннему голосу, который попытался вякнуть что-то вроде «бедненько, но чистенько». И подошел к стеклянному прилавку стойки. Надо же, мороженого здесь было целых три вида – сливочное, шоколадное и пломбир. Можно было посыпать шоколадной крошкой, орехами или полить клубничным сиропом или сгущенным молоком. За стеклом стояли стройные рядочки корзиночек, лоснились бока эклеров, щетинились посыпкой пузатенькие шу. Милота…
– Кофе, пожалуйста, – сказал я и посмотрел на часы. До семи еще двадцать минут. Эх, гулять так гулять! – И пломбир с орехами. Сто пятьдесят граммов.
Тонкие бока креманки холодили пальцы. В чашечке плескался кофе с молоком. Слова «эспрессо», «капуччино» и «латте» здесь узнают еще через много лет.
Я устроился за столиком возле окна, смотрел вокруг и как дурак улыбался. Плафоны на поленьях, подвешенных к потолку. Резные деревянные панели на стенах. Понятно, что сейчас этот интерьер вовсе не выглядел для меня чем-то особенным. Но волна восторженных детских воспоминаний смыла циничный скепсис начисто. И еще я отчетливо осознал, что вовсе не скучаю по мобильному телефону.
Надо же, отвык, пары недель не прошло…
Я посмотрел на часы. Пять минут восьмого. Неужели не придет?
