Quotes from the book «Бывший сын»
Судить — неправильное слово, правильное — делать выводы! Никогда никого не суди, дорогой — делай выводы.
У политиков нет идей! У них нет планов! Они не могут выдвинуть единого кандидата от оппозиции, они озабочены только собой. Нет политиков! Есть люди, есть я, который больше не хочет жить в этом абсурде! Понимаешь? Я выхожу на площадь не для того, чтобы устроить революцию! Я не хочу ни с кем драться, я не хочу орать лозунги, я хочу только убедиться в том, что весь этот сюрреализм — неправда, что весь тот бред, что показывают по телевизору, что вся эта чушь, которую несут дикторы, что всего этого нет. Что это мыльный пузырь! Я хочу оказаться Цинциннатом, я хочу, чтобы в конце декорации рухнули! Я хочу просто увидеть, что кроме меня выйдут и другие люди, люди, которые, так же как и я, не верят в весь этот фарс. Мне важно просто понять, что я не один заложник в этом дурдоме.
«Чувак, мы все понимаем, но и ты пойми, если мы откажемся выполнять приказы, нас убьют!». А я им на это отвечал: «Но ведь всех не убьют! Невозможно всех убить!». И они говорили: «Да, мы прекрасно понимаем, что всех не убьют, но… но самое страшное понимать, что всех не убьют, а убьют только тебя, именно тебя убьют, и когда убьют именно тебя, всем, наконец, станет понятно, что все это было зря и что дальше так нельзя, но тебя от этого не вернут, и ты не увидишь, что все наконец изменилось. И, понимая это, мы продолжаем делать то, что делаем, в надежде на то, что убьют кого-нибудь другого и все поймут…».
Мы ведь люди второго сорта из страны третьего мира. Все только говорят, что нам нужно помогать, открывать двери, что мы, как они, и ничем от них не отличаемся, но как только речь заходит о выдаче визы — с нами разговаривают через большое бронированное окно.
К твоей маме, кстати, недавно приходил участковый. Мало того, что они спилили все деревья на проспекте, так теперь они требуют во время следования президентского кортежа не выходить на балкон и не открывать окна. Даже форточки нельзя открывать! Ни-че-го! Раньше жилплощадь на проспекте считалась элитной, а теперь все окна должны быть закрытыми. Они опасаются, что из окон будут стрелять. Мать твоя или, не дай бог, ее кошки. На случай кошачьего восстания лучше перестраховаться. Никогда ведь не знаешь, что у этих животных на уме.
Они и не представляют, что есть страны, в которых люди на улице улыбаются друг другу. Они не знают другой жизни. Они смотрят телевизор и думают, что мир устроен именно так, как рассказывает диктор.
А то выходит, что все мы очень боимся смерти, а в один день понимаем, что нет ничего страшнее такой жизни.
Может так случиться, что ваша смерть выгодна почти всем. Человек, который всю жизнь старался делать людям добро, своей смертью оказывает самую большую услугу.
— Но ведь есть точные свидетельства!
— Государству виднее!
Знаете, я вчера думал о том, почему Лукич так быстро все вспоминает и вот к какому выводу пришел: мы живем в лучшей для людей, выбирающихся из комы, стране. Здесь ровным счетом ничего не меняется. Нет разницы, сколько они пробудут в коме. Месяц, несколько лет, вечность…
