Read the book: «Фаталь оргазм»

Font:

«Я окончательно разочаровываюсь…»

Я окончательно разочаровываюсь
                                        в письме —
                                                             пускаю его вовнутрь
                                                              и вырываю наружу;
                                                              его недостаточно,
                                                              и оно не выражает глубину.

Прошу, сотрите письмо,
и верните речи
                         лишь звук.
Но письмо шевелит губами
и все трепет языком:
                                   я меж строк,
                                   ты меж строк,
промежутки строк
                диссонирующих звучаний,
                               подражаний бликующих мук.

Мычащая машина голосовых связок
                                     высказывания нарушает связь.
Сказанное однажды,
написанное никогда —
                                     предано
                                              в своем оправдании/
                                                                  /сказании.

Конечно, не расстройство речи,
а момент разочарования письмом —
                                          следующая стадия чар.
И вот опять горланит
                             я и оно:
                                     письмо может отвратить
                                                                      человека;
                                             чье существование
                                             и есть написание его.

«Смехом наполни́в и низ…»

Смехом наполни́в и низ
                                и верх,
не избежав со-ввержения неба,
и по нёбу слова прокатив,
                                     испещряя полотно
                                                        черными мазками,
не допусти́в быть
                    (с) пустым взглядом,
                       брошенным на отражение
                                                           в луже,
                            и не в стремлении,
                                                         по случаю,
                                поднять себя вровень,
                                                где остужается поросль вся
                                                                                   никчемного блеянья
                                                       как бы заранее утомленных глаз;

Воспевают певчие поэты не то,
                                      никогда не о том и сем
                                        – в то ли песне, то ли крике:
                                                                в лесах этим днём
                                                                           и каждым вторым днём —
                                                                                                                  всегда

           пока по-читают матерей и отцов
                         и молодых как уже мёртвых
                                                 догорающими свечами
                                                 на встречных тропках,
                                                                     где найтись свидетелям
                                                                   для заблудших и сошедших с пути,
                                                                                                                       кто бдя
каждым днём и всегда
                вздевает петлю
                              на суке продолжения
                                                      мифа живущих —
                                                                                    по итогу
                                                                                                     сказавши им
                                                                                                      свое мирное:
                                                                                                                           “Да”,
                                                                                                   расточив себя в…
                                                                                                   по просторам
                                                                                                         мест забытых
                                                                                                         предков развеяв…
Саморастрата
           (и над землею все возможное)
                                                      первейшая перед всем
                                                                  (склонится головою звездой и почвой)
                                                      раскинется.

(Поставив все на бросок кости)
                                                                                      кроме сего жеста
                                                                                      ничего и не останется больше,
                                                   (вершащего все танцем).

Обожение опечаток,
                                ожог от-печатки руки.
Нет – ты там не там
                      – я не здесь, а —

                                                                                                                        вдруг.
Горевает,
              оттачивается,
                                    отдается,
                                                      на это всё:
                                         подумаешь головой – голова с плеча,
                                                    (хлыщ!),
                                                                  се-кир,
                                                а среди листвы,
                                            среди зимы,
                                  среди огней,
                           среди речей,
         среди них – нагой,
         по рукам и ногам связан:
                                                  как на вазе он теперь другой,
                                                  другом стал,
                                                                         отдавшись нам,
                                                  и мы друзья
                                                                        теперь не здесь,
                                                                        не там
Там нет —
                 если вдруг
                                   и друг другой —
                                                              сам бросайся…

«Выцветают ваши урны из ссор…»

Выцветают ваши урны из ссор
под лучами ядерного ока,
                                          и по все ветрам несутся
                                          затхлые они
                                                               в простор,
                                                                                  пока осталось еще дышать
                                                                                  и уходить в свой закат.

Под градом военных огней побитые
                                                            кости
не встрянут в глотке и не перебьют
                                                           никогда
                                                                        дыханье,
когда возгорающаяся даль
                                            за персиковой нежностью вечерне,
                                             вновь – небо и – пение
орошенный травы
развенчают все наши
                          страдательные муки.

Чтобы вновь,
            чтобы вновь
                                 расспросить облака:
                                                                     куда мне податься?
Где повода нет,
                         вновь и вновь;
                                       ваши урны из ссор стираются:
                                       песнопением птиц,
                                       древесным шелестом
                                       над звериной шерстью.
У кого стоит учиться?
                                     Ветра располагают – у них,
                                                                         с точки зрения вечности.

«Позавчерашний день…»

Позавчерашний день
                                  состарил меня раньше тебя.
Ты послезавтрашним днем
                                     состаришься позже меня.
Наша старость вернет былой день
                                                        детского лета:
вернет нас туда, как если бы тот
                                                     сегодняшний день
                                                    наступил – и тогда
сегодняшний день в воспоминании детства
                                                          омолодит меня и тебя.
На равных выставим наше влечение,
                                             когда мы были детьми,
для которых тайна и сами они,
                                                         скрывающимися в шалашах и кустах
             звучанием смеха на фоне игривого ветра,
                                                                   шуршащим кронами,
                                                                                       на которые мы взбирались,
                                   чтобы уходящее лето
                                                              озвучить ребяческой речью.
Но мы будем стареть и дальше,
                                                  а то детское
                                                         лето станет еще более настоящим,
                                                                                               чем вчера,
                                                                     как если бы оно
                                                  наступило уже завтра.

«Сведенная челюсть спазмами мышц…»

Сведенная челюсть спазмами мышц
                                               перераспределяет боль
                                                                        по всему лицу —
                                                                                               пришлось закрыть
                                                                                            на щеколду дверь в душевой,
                                                                                             чтобы кто-то не увидел
                                                                                           как стекает слюна изо рта,
                                                                                         спениваясь с пастой зубной;

                        В висящем зеркале над раковиной
                                                                               и фонтанирующим краном
                                                                                  искривляется до неузнаваемых черт лицо:
                                                                                                                             эта физиономия
                                                                                                       в помутнении будто без глаз
                                                                                            говорит лишь о полоумном,
                                                                                  безумном будущем,
                                           к которому могла бы привести
                                                                                   повышенная чувственность
                                                                       на экстатических границах
                                                             эротики переживаний „из души“;

                                                                                       Хотелось думать не об этом
– и думалось все же другое —
                                                  как различались,
                                                                    в услышанном парфюмном шлейфе,
                                                                         Вы,
                                                                                 возникший в воспоминании может
               – тогда лишь и стало возможным
                                                  восстановить витающий запах,
                                                            от Ваших одежд и кожи,
                                                                                   это были ведь Вы
                                                                                               – Ваш запах —
                                        танцующийся,
                                                       стелющийся сигаретным дымом,
                                                                                                       под Thick as a Brick;
          Из детства тянутся,
                                                                как та самая боль,
                            шальные фантазии – садят,
                                                                            а в комнатах
                                        смирны и ладана лампады
                                                           чадят,
                                                                   отойдя от стихотворной формы и того,
                                                     что Вы находили пошлой искусственностью.
Как вернуть в памяти присутствие тех,
                                                           с кем не
                                                                        решился перемолвиться словом?

«Речушка, разливаясь большим током…»

            Речушка, разливаясь большим током
                                                                         – памятует
                                                                                           кометой ночной
                                                                                                                     в купании дня.
            У перевернутой лодки рыбацкой
                                                                   блеснет
                                                                                неподалеку кто-то, оставив круги.
            Она же плескаясь о былом своем
                                                                  прошепчет,
                                                                               когда ещё косой потоков серебрила
                                                                            на журчанье птиц с ветвей фырканье лис.
            Чудо ли это, или сил сна опасных?
                                             От испуга
                                                 и тайного влечения откровений
                                                                                                     вниз
                                                                                                              завлекает нырнуть,
                                                      вглубь того потока,
                        которым она говорит,
                                                     трепетающая сердцем пловца Лета —
            глаза наполняют млечные воды,
                   тишину рыбью бессловесно сплетает;
                                                                                                                того, кто услышал ее,
                                                                                                                                  далеко унося.

«В поцелуе хладнокровной шеи…»

В поцелуе хладнокровной шеи
                                                 слышится
                                        как вблизи ворчат
                                рептилии в стороне:
«Прости, мне придется убить тебя
Ведь только так я буду знать точно,
Что между нами ничего и никогда…»
                                          – попсится в ушах
                                                                        тотально,
                                                                                   надоело и безнадежно,
              слепляя легкие повторами
                                        каждодневных разговоров.
                                                        .
Не набегая на небеса
                              в беспросветные загулы,
                                                                   стреляя по пути штакеты
                                        посланником не открывшихся
                   под ними круглосуточных ларьков.
И хоть стоны в ванной нагревают
                                                  до кипенья кровь,
                                     но счастье в жизни
                                                     не обреченным на шуканье дуракам,
                                                     распивающих нектар распада
                                                                                         жемчужных плодов историй
                                                     среди реликтов в глумливом паноптикуме миров,
                                             доставшимся после изнасилования Евы
                                                                                                      невинным Адамом,
                                                                                                      пустившим слепой
                                                                                                      мутаген правещества
                                             в проблесках разорванного панно
                                                                                         учиненной следственности.

«Любовь всегда взаимна…»

Любовь всегда взаимна, —
                                              кто-то со сцены сказал;
и я зашедши в эти слова,
                                         сверяю с тех пор свое время,
                                         в сомненьях все боле —
                                                                             истязаю себя,
                                         но образ твой
                                                                 поймать же я не в силах.

Ты скрываешься средь лиц —
                                                   папоротников теней;
люди лунного света
                                  незаметно уходят в землю,
                                  ближе к деревянным гробам,
                                  где с первых водных потоков
                                                                                 все высыхло.
Но в эту весну,
                         в каждую весну,
                                                    пока сочится
                                                    вакхическая кровь,
                          они живы все —
                                                      и я среди них тебя искал.

«Ночи бьются вдребезги…»

Ночи бьются вдребезги:
                                      под стерильной голубой кожицей
                                      досаждают красками органы,
                                                                                       растекаясь по полу;
                                                                                       тела прекрасные
                                                                                                                   случаются
                                                                                       без шансов дохлые.
Птенчики взлетают
                      и не опадают
                                         листьями в болота торфЯные
                                                                                           и ластятся души
                                                                                                          в дни промозглые
                                                                                           друзья пляшут,
                                                                                                                  разговаривают,
                                                                                  без стыда уединяются любовники…
Призывается все
                            как во сне мерцанием,
                                                               под болтанием бычьей туши
                                                               под присмотром
                                                                              служанки в платье
                                                                              к батарее наручниками прикованной.
Куда бежишь теперь нагая, девица?
                                           Глаза все в бешенстве бегают,
                                                                                            все злее становятся,
                                                                                            да не приостановятся
                                            и вскипает кровь
                                            насыщенная анатомией —
                                                                                      расчлененка внесезонная
                                                                                      заготовлена для нас!
Будет ли спасение для всех
                                             вдали от Загреба?
Какие могут быть расклады,
                                             пролетевший птенчик?