Read the book: «Ретроградная Венера»
Sarah Jio
INSIGNIFICANT OTHERS
Copyright © 2025 by Sarah Jio & Chris Goldberg
© Акопян О., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательство «Эксмо», 2025
* * *
Брендону и Вивиане
Самый длинный путь в вашей жизни – это сорок шесть сантиметров от головы до сердца.
Тхить Нят Хань1
Пролог
Еще не открыв глаза, я уже слышу храп. Его левая рука лежит на моем плече, дыхание щекочет мне кожу. Новый день – новый любовник. За окном встает солнце, и я с завистью и любопытством смотрю, как на стене спальни танцуют тени. Они порхают, где заблагорассудится, – свободные и легкие, – напоминая мне о том, в какой бардак превратилась моя жизнь.
Последние три дня прошли как в тумане, и, честно говоря, я пока не очень понимаю, что происходит. Однако даже не утруждаюсь взглянуть на моего нынешнего. Высокого ли он роста? Или коренастый? Вспыльчив ли? С колючей ли щетиной на подбородке? Или с иностранным акцентом? Не исключено, что все это про него. Либо вообще ничего. Он может оказаться филантропом, жуликом, нейрохирургом или просто бабником. Мне без разницы. Я лишь хочу разобраться, что происходит, и остановить эту круговерть.
– Доброе утро, горячая штучка! – шепчет он, придвигаясь ближе.
Он целует меня в шею за левым ухом, обдавая волной резко пахнущего одеколона – слишком резкого. Голос вроде бы знакомый, но я все еще не могу вспомнить, кто это и как мы встретились.
Я прикрываю глаза и не шевелюсь, делая вид, что сплю. Слава богу, он ведется на мою уловку и с громким зевком поворачивается ко мне спиной. Вскоре опять раздается храп. Этого-то я и ждала! А теперь руки в ноги – и прочь отсюда.
К счастью, я умудряюсь тихо выбраться из кровати. В поисках своих вещей медленно обвожу взглядом просторный лофт на верхнем этаже небоскреба. С деньгами у парня все в порядке. На дальней стене огромная картина. Выглядит так, словно шестилетнему малышу выдали холст и масляные краски, зато сто́ит явно шестизначную сумму. Обычная история.
Зябко поведя голыми плечами от холода, замечаю свое отражение в большом зеркале. Не знаю, кто меня надоумил нацепить красное кружевное белье, сейчас я готова сквозь землю провалиться от стыда. Одежда. Мне срочно нужна одежда. И тут я очень кстати вижу впереди гардеробную, да еще какую!
Помещение разделено пополам: справа мужские вещи, слева – женские. Судя по наличию костюмов, он большой начальник. Сплошные костюмы. Смотрю в другую сторону, пытаясь сообразить, что за женщина с ним живет. Хотя бы понять, чем занимается. Конечно, я знаю, кто она, но лишь в общих чертах. Так, примерный набросок, не более. Счастлива ли она? Успешна? А может, ее одолевает скука? Я оборачиваюсь, глядя из коридора в спальню. Интересно, любит ли она мужчину, храпящего на дорогом постельном белье из льна? Самый ли он близкий для нее человек?
Я со вздохом провожу рукой по мягким кашемировым свитерам, сложенным на полке безупречными стопками. Беру черный и вдруг замечаю ее внушительную коллекцию обуви. Да она ярая поклонница туфель Jimmy Choo и сумок Louis Vuitton! Протягиваю руку к шпилькам – выбора нет! – и вдруг обнаруживаю джинсы и пару туфель без каблука. Тридцать восьмой размер – подходит идеально!
Иду на цыпочках в гостиную и застываю возле кухонного островка с мраморной столешницей: там пустая бутылка вина, два бокала (один с пятном от губной помады на ободке) и кошелек.
Выглядываю в окно и вижу знаменитую башню Спейс-Нидл и небоскреб Смит-Тауэр с характерной пирамидальной крышей. Я в Сиэтле! С бешено колотящимся сердцем вытаскиваю из кошелька карточку Amecican Express, хватаю все наличные – несколько сотенных купюр и парочку двадцаток. Не оставлять же!
– Лена? – зовет он из спальни.
С бешено колотящимся сердцем бегу к двери, выскакиваю в холл и ныряю в лифт. Немного жаль этого парня, но у меня нет времени возвращаться и объяснять. Нет уж. Нужно выметаться отсюда и поскорее.
Больше мы не увидимся – как и с большинством тех, кто был до него. Он останется лишь смутным пятном на обочине памяти. Лифт едет вниз. Я тяжко вздыхаю. А кашемировый свитер очень даже ничего!
Мороз щиплет щеки, а я шагаю вниз по Пайк-стрит. Ускоряю шаг, лавируя в толпе туристов у рынка Пайк-плейс. Надо успеть на паром и решить массу вопросов, важнейший из которых – понять, как вернуть свою жизнь!
Часть первая
Ранее…
Глава 1
– Откройте шире, пожалуйста, – просит стоматолог-гигиенист, царапая мои зубы чем-то вроде мини-версии протеза Капитана Крюка из «Питера Пэна».
Никак не могу понять: доктор изначально такая раздраженная или ей передалось мое состояние? Скорее всего, второе. Почему моя двадцатитрехлетняя помощница Саманта решила записать меня к зубному врачу именно сегодня, за гранью моего разумения. Тем не менее я здесь и послушно открываю рот шире в ответ на ее просьбу, одновременно держа телефон над головой и пробегая глазами рабочие сообщения. Выплата доходов инвесторам на следующей неделе, а дела у нас не очень.
– Сколько раз в день вы пользуетесь зубной нитью? – спрашивает врач, и в ее голосе слышится сомнение и недовольство.
– Два, – вру я.
– Хм-м… – Она явно не верит. – Ваши десны говорят о другом.
К черту десны. Мне звонит Кристина, моя начальница.
– Аыо! – здороваюсь я. Рука стоматолога все еще у меня во рту.
– Лена?
– Я у жубвово!
– С ума сошла? У зубного? Сегодня?!
Я под впечатлением. Характер у Кристины не самый приятный, но она меня не передразнивает. Мне следовало бы объяснить, что это недочет моей помощницы, которая больше времени проводит в соцсетях, чем в компьютере, составляя мое расписание, однако я молчу. Кроме того, судя по гневному тону Кристины, наш генеральный рвет и мечет.
– Дай-ка угадаю, Филу не понравились тезисы? – выпаливаю я, как только стоматолог убирает руку из моего рта.
– Это еще мягко сказано, – с громким вздохом отвечает Кристина. – Да, у него есть вопросы. И много. Ты когда появишься?
– Скоро, – уверяю я.
Бросив взгляд на часы, я отказываюсь от фторирования зубов, чем раню доктора-гигиениста в самое сердце, но сейчас у меня нет времени слушать ее упреки. Нужно срочно разрулить скандал на работе, успеть заскочить к парикмахеру, а вечером я ужинаю в ресторане – будет очень важная встреча.
* * *
Час спустя я обнаруживаю у себя в кабинете Саманту: спиной ко мне, склонилась над моим столом, а в руках наша с Кевином фотография в рамочке. Мы запечатлели сами себя в прошлом году в Калифорнии, во время похода на водопад Аламер. Это единственный водопад на западном побережье США, который впадает в Тихий океан. Да, красота невероятная, вот только пешие походы – не самая сильная моя сторона, скорее наоборот. Вообще-то есть куча занятий, которые вызывают у меня куда больше энтузиазма, чем задыхаться, топая по грязным холмам, – да хоть мытье унитаза. Но ради Кевина я хожу в походы. Он это просто обожает. Впрочем, признаю, момент нежности, который мы испытали в тот день на утесе, нависшем над морем, стоил всех моих мучений. Кевин взял меня за руку, заглянул в глаза и признался, что «мы созданы друг для друга». На тот момент мы встречались уже год, и все шло по плану. Как и по сей день.
Я деликатно покашливаю, догадываясь, что Саманта не слышала, как я вошла.
– О! – Она испуганно смотрит на меня. – А я думала, ты у… стоматолога. Я тут просто… смахивала пыль.
Саманта нервно улыбается, уголки ее рта приподняты, как у Чеширского кота.
– Ну и везучая же ты, – продолжает она приторным тоном. Слишком приторным. – Такие как Кевин на дороге не валяются.
Она возвращает фотографию на стол.
– Угу. – Я усаживаюсь за стол и, поставив снимок на место, открываю почту. – Не валяются.
Для меня не секрет, что Саманта положила глаз на моего парня. Я же вижу, как она расцветает, когда он звонит или заскакивает к нам в офис. Но я не боюсь. Саманта не в его вкусе. Она наряжает трех своих кошек в детские комбинезончики и называет их «мои детки».
– Я заметила у тебя напоминание об ужине в ресторане сегодня вечером, – говорит Саманта, которая не спешит уходить к себе. – Le Rêve. Ух ты! – У нее широко распахиваются глаза. – Неужели он… сделает предложение?
У меня начинают гореть щеки. Да что ж такое с этим поколением, для которого вообще не существует личных границ? Ясное дело, Кевин собрался делать предложение, но я не буду обсуждать это с Самантой. Мы встречаемся уже два года и прошли все необходимые предварительные этапы. Кевин свозил меня в Нэшвилл, где мы с его родителями отпраздновали Рождество, завтра мы летим в Сиэтл, а оттуда отправимся на пароме на Бейнбридж-Айленд навестить мою тетю Рози. Мы с Кевином обсуждали планы на будущее: о путешествиях, о домике с небольшим садом на побережье залива Сан-Франциско, буквально у самой воды. Однако кульминационный момент настал пару месяцев назад, когда мы зашли в ювелирный Tiffany. Я невзначай обратила внимание на кольцо для помолвки, и Кевин понимающе заулыбался, а затем попросил у продавщицы карточку с контактами магазина. Да, все идет по плану. И что же случится сегодня вечером? Мощный финальный аккорд.
– Ты уверена? – спросила Фрэнки, моя лучшая подруга, когда мы болтали по видеосвязи.
Она сидела на диване в своей нью-йоркской квартире с грязевой маской на лице, и, несмотря на то, что мы находились на расстоянии в пять тысяч километров друг от друга, это не помешало нам выпить вместе по бокалу вина. Не то чтобы ей не нравился Кевин. Безусловно, она его обожает. Его обожают все, особенно моя помощница Саманта.
Я кивнула в ответ на вопрос Фрэнки, но не отважилась взглянуть ей в глаза и, уставившись в бокал, сделала большой глоток вина.
– Эй, – позвала она. – Прости. Я просто хочу убедиться, что ты… уверена.
Уверена. Конечно, я уверена. Когда речь идет о работе, моя интуиция отточена острее, чем лезвие японского ножа. Я могу уболтать совет директоров любой из крупнейших мировых компаний и провести их генерального сквозь минное поле бизнеса, как опытный сапер. Я решительная, целеустремленная и сильная. А в любви? В личной жизни я применяла тот же самый подход: оценивала достоинства и анализировала недостатки партнера. Словно самый циничный судья на шоу талантов, я без малейших сожалений лишала кандидата права прохода в следующий тур. Зачем терять время на человека, который мне не подходит?
А потом появился Кевин. Его «резюме»? Безукоризненно. Плюс он обалденно смотрится в костюме, способен поменять колесо, а в его квартире царит чистота. Беру.
– Знаешь, как я поняла, что это тот самый? – Фрэнки улыбнулась, с ностальгией вспоминая вечер, когда встретила своего будущего мужа Кристиана. – Я будто нашла недостающий кусочек мозаики, который искала всю жизнь. – Она замолчала, глядя на меня с экрана. – Ты уверена, что чувствуешь к Кевину то же самое?
Фрэнки говорила с такой убежденностью, с таким знанием дела. Признаю, ее слова задели меня за живое. Действительно ли Кевин – недостающий кусочек моей мозаики? А потом я отмахнулась от сомнений. Он успешный, добрый, потрясающе красив. Что еще надо?
– Естественно, я чувствую к Кевину то же самое! – вспылила я. – Хватит меня запугивать, давай лучше подумаем, что я надену на ужин в Le Rêve!
Да, сегодня вечером наши с Кевином жизни сплетутся воедино, и так будет до конца наших дней. Если я, конечно, доживу до конца рабочего дня. Я расправляю плечи и кликаю на письмо от Кристины. Так что же не понравилось нашему генеральному в тезисах, которые я подготовила ранее? Знаю наперед: сначала директор в ярости, потом сдувается и остывает. И так повторяется снова и снова. И конечно, итог один: все переделать! А потом все вернуть, как было. Ничего нового.
– Ой, чуть не забыла! – восклицает Саманта, переминаясь на пороге моего кабинета. – Пока тебя не было, я приняла несколько звонков: Джен из бухгалтерии, Ник из инвестиционного фонда и…
– Не сейчас, – прерываю я. – Сначала я должна утихомирить Фила, а потом у меня мероприятие вне офиса.
У Саманты вытягивается лицо. Примерно так она смотрит на меня, когда ломается ксерокс или когда бухгалтерия неожиданно требует отчет по расходам.
– Ты о походе в парикмахерскую?
Я пропускаю мимо ушей ее язвительный намек.
– Будешь выходить, закрой за собой дверь, пожалуйста, – отвечаю я.
* * *
Как взмыленная лошадь, я врываюсь в салон красоты и обнимаю Кристен, к которой хожу много лет. Она с гордостью показывает на телефоне фотографии своей восьмимесячной дочки, лысую голову которой украшает венок из розовых цветов.
– Боже, какая прелесть! – восклицаю я, изображая восторг.
Интересно, только мне кажется, что все младенцы выглядят одинаково? Как будто инопланетяне.
Я сажусь в кресло, и в это время по видеосвязи звонит Фрэнки.
– Привет, – устало говорю я.
– Что случилось? – Она с подозрением прищуривается.
– На работе кошмар, – объясняю я. – Аврал за авралом. Клянусь, еще немного, и эта работа меня доконает.
– Только не сегодня, – ободряюще улыбается Фрэнки.
Я слабо улыбаюсь, радуясь, что уехала из офиса, но в голове еще крутятся события рабочего дня.
– Не стану врать, – признаюсь я, – я очень довольна поправками, которые внесла в завтрашнюю презентацию для нашего генерального. Думаю, я поняла, как разом определить проблемы нашего акционера. Для увеличения стоимости компании наращиваем максимальную операционную эффективность.
Фрэнки закатывает глаза:
– Лена, а можно человеческим языком?
– Прости, пожалуйста, – смеюсь я, понимая, как ее бесит мой профессиональный жаргон.
С Фрэнки (Франческой) мы познакомились на первом курсе Нью-Йоркского университета, когда нас поселили в одну комнату в общежитии. Нас роднили схожие взгляды на главные жизненные вопросы, но были и отличия, благодаря которым мы друг с другом не скучали. Мы подружились на почве множества вещей, о которых у нас имелось мнение, отличное от большинства: обе терпеть не могли еду из столовки и помешанных на парнях девчонок с нашего этажа; нам обеим нравились разноцветные, а не белые елочные гирлянды и запах карандашной стружки. Мы обе зачитывались книгами Энн Ламотт, слушали альтернативный рок и обожали Зои Дешанель.
– В общем, я сейчас в парикмахерской, – продолжаю я, улыбаясь Кристен в зеркало. – Хочу быть во всеоружии сегодня вечером.
– Только дай слово, что не отрежешь челку! – в шутку умоляет Фрэнки.
Я смеюсь, вспоминая, как однажды вечером мы с Фрэнки решили отрезать друг другу челки. До сих пор помню, как она всхлипывала, с ужасом глядя на себя в зеркало в нашей крохотной ванной, когда я отмахнула ей челку почти под корень.
– Ну что я могу сказать, – хохочу я. – Получилось… миленько.
– У тебя да, – фыркает Фрэнки. – А я стала похожа на пуделя. Почему ты меня не предупредила, что девчонкам с кудрявыми волосами челка, как у Зои, не светит!
– Мне было восемнадцать! – со смехом отвечаю я. – Что я тогда в этом понимала?
По окончании университета мы с Фрэнки еще несколько лет на пару снимали жилье в Бруклине. А потом мне предложили работу в Сан-Франциско, а она осталась завершать последний семестр курса MBA2. И хоть Фрэнки была лучшей на курсе в Нью-Йоркском университете, она не откликнулась на выгодные предложения от престижных манхэттенских фирм. Вместо этого моя подруга возглавила некоммерческую организацию на севере Бруклина, которая помогает молодежи из неимущих семей. Вот такая она, Фрэнки.
Кристен уводит меня к раковине мыть голову, и звонок приходится прервать без лишних объяснений – роскошь, доступная только близким подругам.
– А давай слегка тебя завьем? – предлагает Кристен, когда мои волосы вымыты шампунем и напитаны кондиционером. – Что-нибудь женственное, романтичное.
– Кудри? – сомневаюсь я. – А это не… слишком?
Кристен мотает головой.
– Не волнуйся, я не сделаю из тебя Ширли Темпл3. Обещаю.
«А что плохого в кудрях?» – звучит в голове голос Фрэнки. Представляю, как она проводит рукой по своим темным тугим завиткам, которые идеально подходят ее энергичному характеру.
Я смотрю на свои тонкие, прямые, как палки, русые волосы и вспоминаю слова Кевина, когда несколько месяцев назад в очередной раз собиралась стричься. Каре с идеально ровным срезом всегда было моей фирменной прической, но Кевин предложил немного изменить стиль, выбрать что-нибудь «помягче».
– Ладно, я согласна на легкие волны, – нехотя сдаюсь я. – Только не переусердствуй! Тугие кудряшки Фрэнки мне не пойдут. Это ее уникальный стиль.
Фрэнки вообще уникальная. Во всех смыслах. Умная, веселая и земная – красавица, но без самолюбования. Ее мама – педагог дошкольного образования, родом с Сицилии, папа – банкир из Огайо. Однако у Фрэнки своя, особенная внешность: смуглая кожа, внимательные светло-карие глаза и, конечно, кудри. Она прекрасна, но эта красота естественна. Фрэнки из тех женщин, кому невдомек, что ими любуются из дальнего угла комнаты.
А я совсем не уникальная. Я стройная, с глазами болотно-зеленого – редкого, как мне сказали, – оттенка. И да, у меня красивые ноги, что, я считаю, компенсирует мои не слишком густые волосы.
– Дай-ка я над тобой поколдую, – говорит Кристен, орудуя щипцами для завивки.
Она чем-то сбрызгивает, закручивает и взбивает мои безжизненные волосы, пока они не начинают выглядеть… прямо-таки божественно.
– Готово! – наконец объявляет она, отступая на шаг от кресла и довольно улыбаясь мне в зеркало. – Лена, ты выглядишь сногсшибательно!
Я судорожно сглатываю, глядя на свое отражение. Я довольно дисциплинированный человек и всегда за собой следила: минимум косметики, ежедневная пятикилометровая пробежка для поддержания своих пятидесяти семи килограмм, в форме, подобранная со вкусом одежда для офиса. Но сейчас передо мной предстала совершенно другая, более женственная я! Кевину понравится, сто процентов. А мне? К горлу подступает ком.
– Так, а что у нас с лицом? – мягко спрашивает Кристен, чувствуя мое состояние.
Я прикусываю губу.
– Ты слегка волнуешься, и это нормально, – успокаивает она. – Помню, перед помолвкой я страшно нервничала. – Кристен вдруг замолкает. – Или тут что-то еще?
– Все в порядке, – быстро отвечаю я, расправляя плечи. – Как ты сказала, это все нервы.
* * *
С гулко бьющимся сердцем я выхожу из такси и смотрю на вход в ресторан. Лист ожидания удостоенного двух мишленовских звезд Le Rêve (в переводе с французского «мечта») забит на полгода вперед. Заведение считается культовым среди гурманов, и, судя по надменному выражению лица администратора, там царит атмосфера подчеркнутой помпезности.
Я оглядываю лобби в поисках Кевина и, не увидев его, проверяю телефон. На экране высвечивается текст сообщения:
Прости, совсем закрутился.
Опаздываю.
Садись за наш столик.
Буду мин через 15–20.
Я стараюсь не злиться. Кевин работает в сфере коммерческой недвижимости, и его график столь же непредсказуем, как и мой, а может, и хуже. Да еще в последний момент он согласился поехать с шестилетним племянником на экскурсию в качестве сопровождающего лица.
– Мэм, ваш столик готов, – заявляет надменный администратор.
Я сдерживаю раздражение и следую за мужчиной в накрахмаленной рубашке в центр обеденного зала. Сидя за столиком в одиночестве, я чувствую себя выставленной напоказ, взгляды окружающих устремлены на меня. К счастью, улыбка официанта и шампанское, которое он мне вручает, благотворно действуют на мои разыгравшиеся нервы. Делаю большой глоток.
– Добрый вечер! – здоровается официант, профессионально держа согнутую руку за спиной. – Пока вы ожидаете своего спутника, могу ли я поинтересоваться: у вас сегодня какой-то особый повод?
Я отпиваю еще немного шампанского и натужно улыбаюсь. Черное платье с пайетками безбожно впивается в подмышки.
– Только между нами, – заговорщически шепчу я, – по-моему, сегодня вечером мой парень сделает мне предложение.
– Чудесно! – восклицает официант. – Я предупрежу скрипачей.
Словно по заказу, тут же появляются музыканты и, окружив мой столик, собираются играть… для меня одной. С неловкой улыбкой я мотаю головой и утыкаюсь в телефон. На мое счастье, они понимают намек и переходят к другому столику.
Двадцать пять минут и пару бокалов шампанского спустя наконец появляется Кевин, как всегда неотразимый.
– Привет! – устало произносит он и, садясь на стул, жестом отказывается от шампанского, предложенного официантом. – Бурбон. Двойной, со льдом.
– Привет! – здороваюсь я, гадая, понравилась ли Кевину моя прическа.
– Прости, я опоздал, – извиняется он, потирая лоб. – Макс ни в какую не желал уходить, пока мы не посмотрим на тигров. А потом я застрял в пробке.
– Ты просто дядя года! – улыбаюсь я.
– Один раз в год, да! – смеется Кевин. – Не представляю, как мой брат и его жена это выдерживают. Дети чертовски выматывают.
Я киваю в знак согласия и тянусь к его руке, но Кевин вдруг хватает свой телефон.
– Погоди, я буквально на секунду, надо кое-что завершить по работе.
– Ладно, – киваю я, откидываясь на спинку стула, и тут снова появляются настырные скрипачи.
Я смотрю, как Кевин печатает в телефоне, и гадаю, где же кольцо: в кармане брюк или в пиджаке? Убеждаю себя, что однажды мы еще посмеемся над этим недоразумением. Станем рассказывать эту байку на званых обедах, вспоминая, как Кевин опоздал, как я оделась слишком нарядно, а он – слишком буднично. Все будут улыбаться и…
– А зачем здесь скрипачи? – спрашивает Кевин, раздраженно глядя на мнущихся рядом музыкантов.
– Ну… – начинаю я, и тут возвращается официант с бурбоном для Кевина. – Не знаю. По-моему, это… мило.
Он потирает виски и вновь тычет в экран телефона.
– Только не когда болит голова.
Сообразительный официант незаметно дает музыкантам знак, и те уходят к другому столику. А я роюсь в сумочке, тщетно пытаясь найти упаковку обезболивающего.
Наконец Кевин кладет телефон на стол и откашливается.
– Прошу прощения. – Он поправляет столовые приборы, выстраивает бокалы с бурбоном и водой в идеальную линию. А потом гордо хлопает себя по лацкану пиджака и объявляет: – У меня для тебя сюрприз.
Я подаюсь вперед с широко распахнутыми глазами.
– Знаю, мы об этом уже говорили, – начинает Кевин. – В прошлом году было не до того, но…
Я улыбаюсь, сердце бьется все чаще, и я вижу, как Кевин лезет в карман пиджака.
– Но теперь наше время пришло.
Я беру его за руку и говорю:
– Да, я тоже так думаю.
Моя улыбка становится шире, и сквозь навернувшиеся слезы я вижу, как Кевин достает из кармана… конверт.
– Coldplay! – гордо объявляет он, размахивая передо мной билетами на выступление этой рок-группы. Мое сердце ухает вниз. – Помнишь, как я мечтал попасть на их концерт год назад, но ты свалилась с гриппом? И вот они снова приезжают в мае! И я решил: гулять так гулять! Взял ВИП-билеты с правом прохода за кулисы, места в первом ряду – черт, мы наверняка встретимся с их солистом Крисом Мартином!
Coldplay? Они мне даже не нравятся. Да, у них есть пара приличных песен, но… билеты на их концерт?!
– Кевин… – Я недоуменно всматриваюсь в его лицо, чувствуя, как внутри закипает гнев. – Какого… черта!
– Погоди… что? – пораженно переспрашивает он. – Ты не рада? Лена, ты хоть представляешь, как трудно было достать эти билеты? Я думал, ты проявишь… больше энтузиазма.
По моей щеке стекает слеза, и мне уже почти все равно, что к нашему столу опять подкрадывается трио скрипачей. Музыка Вивальди еще никогда не звучала столь не к месту.
– Детка, – тихо спрашивает Кевин, – что не так?
– Что не так? – повторяю я, сокрушенно качая головой. – Кевин, я думала, ты собираешься… – Я осекаюсь и смотрю в сторону.
– О, – после долгой паузы вырывается у него. Сообразив, в чем дело, Кевин опускает голову. – Лена, я…
– Кевин, пожалуйста, – бормочу я не в силах поднять глаза от стыда. – Просто замолчи.
– Ты знаешь, что небезразлична мне, – уговаривает он. – И да, мы обсуждали… некоторые вопросы, но… – Кевин снова замолкает, потирая лоб, словно из-за этого разговора его головная боль переросла в полноценную мигрень. – Послушай, я хочу быть с тобой честен. Я не уверен, что готов на столь серьезный шаг. А ты сама?
– Серьезный шаг? – повторяю я.
Интересно, зал и впрямь кружится или это от шампанского?
Кевин чешет в затылке и продолжает:
– Не спорю, нам весело вместе, но неужели ты считаешь, что мы действительно… совместимы?
– Ты серьезно спрашиваешь меня после двух лет знакомства? – Я потрясенно смотрю на него.
– Лена, тебе ведь даже не нравится ходить в походы.
– Походы? Ты серьезно? – Я вцепляюсь в край стола. – Да при чем тут походы! Кевин, мы говорили о будущем, мы… – Я набираю в легкие побольше воздуха. – В тот день в Tiffany я показала тебе кольцо, которое мне приглянулось. Я-то думала, мы понимаем друг друга и ты тоже готов перейти на следующий этап. Черт, ты же взял контакты у продавщицы!
У Кевина такой вид, будто он на допросе в полиции и все сказанное может быть использовано против него.
– Лена, – Кевин замолкает, растерянно проведя рукой по волосам. – Ты успешная, веселая, красивая… особенная.
Почему у меня такое чувство, словно он сейчас зачитывает мой некролог?
– Если люди встречались два года, это вовсе не значит, будто они автоматически обязаны провести вместе всю оставшуюся жизнь.
– Хорошо, – киваю я, в равной степени расстроенная и разозленная. – Тогда что же это, по-твоему, значит?
– Не знаю, – озадаченно хмурится Кевин. – Вот смотрю я на наших друзей, коллег. Мы все будто на фабрике, едем на огромном громыхающем конвейере. И как только человек достигает возраста, в котором, по мнению общества, принято соединять себя узами брака, бедняга чувствует, что должен это сделать. Брак – словно переход на новый этап сборки на конвейере. И неважно, встретил ли ты настоящую любовь, свою половинку, называй как угодно. Ты просто довольствуешься тем, кто оказался рядом на конвейере.
Кевин на миг умолкает, оттягивая воротник рубашки.
– Но я так не хочу! – заключает он.
– Ого! – ошарашенно говорю я. – Так вот что ты обо мне думаешь? Я просто случайный человек… на конвейере?
– Нет. – Лицо Кевина смягчается. – Порой мне кажется, что ты так видишь меня.
Я изумленно смотрю на него. Честно, у меня просто нет слов. И все это прямо перед завтрашним полетом в Сиэтл! Я представляла, как мы объявляем о помолвке старшей сестре моей покойной матери, тете Рози, которая растила меня после маминой смерти. Я мысленно прокручивала эту сцену раз сто, воображала, как показываю тете кольцо и она сияет от радости. А Кевин в своей дутой жилетке будет меня обнимать и нежно улыбаться.
А теперь я чувствую себя наивной дурой, и мне становится ужасно стыдно, когда официант, стоя у соседнего столика, встречается со мной взглядом, и в его глазах проскальзывает сочувствие. Он все понял.
– Кевин, – наконец выдавливаю я. Подступившие слезы жгут глаза. – Это не конвейер. Это реальная жизнь. Я думала, ты готов сделать следующий шаг. Извини, я… ошибалась.
– Лена, мне жаль. – Кевин тянется к моей руке, но я не отвечаю на его жест.
Кажется, что все в ресторане пялятся на нас. Я забрасываю сумочку на плечо, с громким скрежетом отодвигаю по паркету стул и встаю из-за стола. Слегка пошатываясь на каблуках, одергиваю платье и нахожу глазами выход. Я уже знаю, что до конца жизни буду ненавидеть пайетки и Вивальди.
– Всего хорошего, Кевин.
Я вижу, как открывается и закрывается его рот, как шевелятся губы. Вероятно, он произносит какую-то фразу, а может, две или три. Я не разбираю ни слова. Я не слышу ничего, кроме оглушительного стука в груди и тошнотворных звуков барочной музыки. Кевин снова пытается взять меня за руку, однако я резко отодвигаюсь – прочь от его объятий и скорее на выход!
