Клиника

Дженни подняла крупную золотую монету и прочла выбитые слова: «Будь верен сам себе»^[4]. В центре монеты стоял номинал «II», совпадающий с количеством лет, в течение которых она вела трезвый образ жизни. Дженни была готова вручить свою судьбу высшим силам – те уж точно навредят ей не больше, чем способна она сама. Другое дело, что, надеясь в этом деле на высшие силы, ты тем самым признаешь, что простительны и пороки всех остальных.

Сняв с языка табачную крошку, она снова затянулась. За стеной включился душ, загудел электрический водонагреватель, и Дженни невольно подумала о том, какой, в сущности, интим царит в их маленьком доме: за тонкой перегородкой стоит и намыливается чужой голый мужчина… Ее передернуло. Похожую жизнь ей приходилось вести в психиатрической лечебнице, с одной лишь разницей: тогда она хотя бы знала, как выглядят соседи. Дженни включила плейер, и голос Тори Эймос заглушил звук льющейся в пластиковый поддон воды.

Ничего удивительного в том, что арендаторы встречались крайне редко, не было. В доме имелась общая, крайне непривлекательная для жильцов унылая гостиная, застеленная липким мохнатым ковром. Присядешь на прожженный сигаретами диван и с содроганием ждешь, что к тебе присоединится еще одна заблудшая душа. Говорить не о чем; разве что посмотреть в неловком молчании сериалы «Жители Ист-Энда» или «Чисто английское убийство». Кухня ничем не лучше: обязательная бутылка с прокисшим молоком, забытая на столе кем-то из жильцов, да варочная панель, на которой, похоже, произошло извержение вулкана. Не самые идеальные условия для легкой беседы и знакомства. С другой стороны, для тех, кто не рвется ни с кем общаться, местечко вполне подходящее. Для Дженни уж точно.

Громкий стук в дверь вырвал ее из раздумий. Вздрогнув, она уронила столбик пепла на постель и тут же захлопала ладонью, пытаясь погасить красную искру; тем не менее на пододеяльнике осталась крошечная дырка с черными краями.

– Вот дерьмо!

Дженни бросила окурок в тарелку у кровати и потерла пальцы друг о друга, избавляясь от следов пепла.

– Кто там?

– Это я, Боб.

Дженни щелкнула замком и приоткрыла дверь, не снимая цепочки. Боб неодобрительно нахмурился при виде неожиданного препятствия и уставился ей в лицо.

– Не поздновато ли, Боб, мать твою? Тебе что, делать нечего? Не сидится в пивной с дружками?

– И тебе доброго вечера.

Дженни скинула цепочку и впустила гостя. Тот выключил музыку и повернулся к стене над кроватью, изучая последние морские пейзажи, словно прогуливался по выставке в Национальной галерее.

– Любопытный мерзавец, – бросила Дженни, сложила бумаги в коробку и убрала ее на столик у окна.

– Неплохие рисунки. Знаешь, тебе следовало поступить в художественную школу.

– Знаешь, у меня в то время были совсем другие занятия, – буркнула она, вытаскивая из жестянки недокуренный бычок.

Боб хмыкнул, вальяжно уселся на металлический стул и отвинтил крышечку извлеченной из кармана серебристой фляги. Жадно присосался к ней, словно новорожденный ягненок к вымени. Дженни поставила жестянку на книжную полку и сделала еще одну самокрутку.

– Такое вроде только старики курят, – заметил Боб.

– Старики и нищие женщины.

– Ой, не начинай нести этот бред насчет нищеты! Я к тебе благосклонен, и ты прекрасно об этом знаешь. – Вытащив огромный носовой платок, Боб прочистил нос. – Ну и холодина здесь…

– Надо пожаловаться арендодателю, – усмехнулась Дженни.

– Очень смешно. Я же принес тебе обогреватель, забыла?

– Этой штукой и хомячью клетку не обогреешь, – возразила она, ткнув пальцем в маленький калорифер, и нервно затянулась.

Боб остановил на ней внимательный взгляд. Душ за стеной наконец выключили. Жилец, занявший ванную, почистил зубы и воспользовался дезодорантом – слышимость была отличная.

Дженни задолжала за комнату уже за три недели. Карикатуры шли не очень; оставалось лишь надеяться на продажу миниатюр на рождественских ярмарках, до открытия которых еще пара недель.

Боб запустил руку в коробку для обуви и извлек стопку газетных вырезок.

– Не смей…

Не обращая внимания на ее протесты, мужчина откинулся на спинку стула.

– Ты знаешь это место как никто. – Он ткнул пальцем в текст.

– И что? – осведомилась Дженни, обкусывая ноготь на пальце.

– Об этом я и хотел с тобой поговорить, а не выслушивать всякую чушь насчет дружков в пивной.

– О чем это ты? – Она нервно усмехнулась. – С чего тебя вдруг заинтересовал «Сосновый край»?

Боб сел прямо, сцепив руки на коленях. В тусклом свете комнаты белки его глаз казались желтыми и нездоровыми. Порой Дженни брала дрожь: вдруг он заболеет и умрет? Тогда ее вновь ждет улица… Боб махнул в сторону бесчисленных морских пейзажей.

– Ты ведь не собираешься жить в этой конуре вечно? Наверняка хочешь переехать на побережье?

– В Уитби, – выдохнула она название города своей мечты.

– Тогда сегодня – твой счастливый день. Дело в том, что я пытаюсь развивать свою империю недвижимости, но в последнее время уперся в глухую стену – уж извини за каламбур. Мне требуется твоя помощь. – Боб прищурился. – Заодно поправишь свое финансовое состояние. Полагаю, ты не в том положении, чтобы отказываться.

3

Доктор Кавендиш изучила аккуратно разложенные на столе фотографии шести женщин, приезжающих завтра в надежде изменить не только свою внешность, но и саму жизнь. Две подружки поедают мороженое, сидя в полосатых шезлонгах; вызывающе одетая женщина на вечеринке – сравнительно молодая, хотя признаки возраста уже налицо. Одинокая немолодая дама, запечатленная на мостике в Париже: вытянутое лицо, обвисшая кожа. Еще один снимок: девушка вполоборота к камере пьет газировку, прислонившись к трейлеру. Команда, прошедшая конкурс…

Ребекка не сомневалась, что программа даст им шанс реализовать свои мечты и надежды, но при одном условии: каждая из женщин должна была должным образом подготовиться и следовать ее плану. Через несколько недель они выйдут из клиники и помогут ей в качестве живой рекламы. За этой группой последуют другие.

Ребекка выдвинула ящик стола и, достав альбом, открыла его на чистой странице. Смазала клеем уголки снимков, приложила их к бумаге и слегка прижала.

Закончив, пролистала альбом и выдернула несколько фотокарточек. Старые снимки легли в ящик стола. Она бесстрастно взирала на лица бывших клиенток, не добившихся поставленной цели. Преждевременно состарившись на несколько лет из-за образа жизни или генетических особенностей, они так и не сумели вернуть себе молодость.

Достав ножницы, доктор Кавендиш быстрыми четкими движениями разрезала фотографии на куски. Не осталось ни лиц, ни фигур, лишь горка искромсанной бумаги. Клочки полетели в мусорную корзину. Доктор откинулась в кресле, положив руки на альбом, и медленно выдохнула. Ее взгляд не отрывался от тускло освещенной стоянки за окном. Ребекка тихо замурлыкала.

Тише, девочка, не плачь…

4

Добро пожаловать на поезд железнодорожной компании «Северный путь». Отправление на Гристорп в 14.20. По пути мы сделаем остановки в Шеффилде, Барнсли, Уэйкфилде, Лидсе и Беттлборо. В пункт назначения состав прибудет ориентировочно в 16.38. В вагоне «С» расположен ресторан, где вы сможете заказать горячие блюда и холодные напитки. Также имеются чипсы и сладости в ассортименте. «Северный путь» приветствует пассажиров первого класса. Вскоре после отправления поезда официанты ресторанной службы предложат вам изысканные горячие блюда и, в качестве комплимента от компании, вино и кофе.

Эми боролась со своим огромным чемоданом, протискиваясь по узкому проходу между креслами, каждое из которых так и норовило зацепить ее пышные бедра. Пластиковый чемодан был набит под завязку, и закрыть его дома удалось с трудом. Опершись о спинку сиденья, она нажала ногой, пытаясь задвинуть багаж в тесное пространство для сумок в конце вагона.

– Простите! – резко окликнули ее сзади, и Эми обернулась.

За ее спиной стояла женщина. Ожидая, когда ей наконец дадут пройти, она вцепилась в подголовник кресла ярко-алыми ногтями, поблескивающими в свете потолочных ламп. Окинув взглядом клетчатую подкладку пальто от «Барберри» и инкрустированные бриллиантами часики, Эми смутилась, покраснела и занервничала еще больше.

– Извините, я просто хотела…

– Могу я пройти или нет?

Эми пихнула чемодан в последний раз, намертво втиснув его в узкое пространство между двумя сумками, и все же он высовывался в проход на целый фут. Она шагнула к туалетам, освободив место для женщины, от которой сладко пахнуло духами с ароматом миндаля и апельсина. Дама неодобрительно щелкнула языком, лавируя со своим элегантным черным чемоданчиком в устроенном Эми заторе.

В кабинке туалета щелкнула задвижка, и дверца распахнулась, ударив Эми по локтю. Сладкие ароматы немедленно сменились крепким запахом хлорки и мочи. Из туалета, на ходу застегивая ширинку, выбрался футбольный фанат. Парень даже не извинился, словно Эми и не было в тамбуре. Обернувшись, она глянула на свое отражение в зеркале и встревоженно шагнула в кабинку.

Ее щеки и шея были багрово-красными, тщательно наложенный с утра макияж потек, и под ним проглядывала бледная рыхлая кожа. Перед выездом она забрала волосы в аккуратный хвост, но теперь несколько прядей выбились из-под резинки и прилипли к потному лицу. Эми заправила непослушные волосы за уши и вытянула бумажное полотенце. Смочив его в раковине, протерла лицо, стараясь задержать дыхание – так здесь воняло.

Уфф… холодная вода освежила кожу.

Она едва успела на поезд. Автобусная остановка находилась в двух милях от вокзала, и это расстояние Эми преодолела бегом. Слава богу, чемодан пережил пробежку по пересеченной местности… Щиколотки ее были забрызганы грязью из придорожных луж.

Сегодня Эми надела черные легинсы. Разумеется, эластичный материал растянулся и бесстыдно просвечивал на могучих бедрах, хотя производитель клялся, что подобного не случится ни в коем разе. Поверх она накинула бесформенное цветастое платье длиной почти до колена. Главное – прикрыть задницу. Если же платье не поможет, на помощь придет мешковатый кардиган, достигавший лодыжек. Балетки тоже растянулись, так что узкая подошва не слишком защищала ее ступни. Низкие бортики выгнулись наружу, и Эми ощущала через них каждый выступ и камешек на полу вагона.

Никто не говорил, что она страдает ожирением, и все же Эми могла рассчитать свой идеальный вес по журнальным статьям, воспринимая каждый лишний фунт как провал. Сейчас таких фунтов было двадцать четыре. Будь она человеком известным, газеты пели бы дифирамбы ее роскошным формам. Увы, знаменитой Эми не была, поэтому чувствовала себя просто толстухой. Стандартные советы не помогали, и единственным способом сбросить вес оставалась клиника «К прекрасной себе». Домой надо вернуться в шикарной форме.

Эми вжала голову в плечи, и у отражения в зеркале немедленно появился второй подбородок. В дверь туалета тихонько постучали. «Господи, неужели кто-то видел, с каким ужасом я себя рассматриваю…»

В тамбуре стояла мамаша с маленькой девочкой. Ребенок подскакивал вверх-вниз, словно резиновый мяч, зажав руки между плотно сдвинутых тонких ножек. Мать робко улыбнулась.

– Прошу вас, я уже закончила, – выдохнула Эми, выбросив комок мокрой бумаги в мусорную корзину.

Девочка прошмыгнула мимо, на ходу задирая юбку, и Эми вышла из тамбура. Сзади раздался щелчок замка.

Продвигаясь по вагону, она искала свободное кресло, стараясь не задевать выставленные в узкий проход локти и ноги. Пассажиры искоса поглядывали на нее, не желая освобождать место. Некоторые просто закрывали глаза, делая вид, что спят, раскинувшись на двух сиденьях. Места были, но на них стояли сумки: вроде как тут кто-то сидит, просто на минутку отлучился.

– Простите, здесь не занято?

Бизнесмен в левом ряду не заметил ее приближения, потому и не успел защитить свободное кресло. Эми застала его врасплох. Мужчина поднял взгляд, и его лицо разочарованно вытянулось. Делать нечего, придется убрать чемоданчик, стоящий на соседнем сиденье… Он неохотно освободил место, поставив багаж себе под ноги, и собрал в аккуратную кучку разбросанные по столику документы. Эми уселась, случайно задев бедром его ногу, и бизнесмен подобрал ее под свое сиденье, с тяжелым вздохом опустив подлокотник.

– Извините, – пробормотала зажатая подлокотником Эми, хотя еще вопрос – кому следовало извиняться.

Сидящая напротив хмурая молодая мама изо всех сил старалась успокоить оравшего благим матом мальчика. Предложенную ему коробку с карандашами ребенок немедленно швырнул в сторону, и по проходу покатились красные и желтые восковые палочки.

– Парню нужна хорошая трепка, – буркнул немолодой мужчина с другой стороны, обращаясь к соседу. – С самого Дерби слушаю этот концерт.

Раздраженное лицо мамаши тут же перекосилось от злости. Наклонившись к соседу, она прошипела:

– Да пошел ты, старая скотина!

Пожилой пассажир поджал губы и, негодующе скрестив на груди руки, глянул на попутчика в поисках поддержки, однако тот укрылся за спортивной газетой.

Эми поставила сумочку на пол, достала полотняную косметичку и расстегнула ее на столике. Нащупала внутри упаковку чипсов, купленную на вокзале, и рекламный буклет клиники «К прекрасной себе». Развернув его на коленях, сунула в рот сырную слойку и принялась за чтение, не забывая закусывать чипсами.

«Бев попала в замкнутый круг: испытывая жуткое расстройство от лишнего веса, она заедала и запивала стресс. Теряла несколько фунтов, посидев на модных диетах, а затем набирала их снова. Не находя себе места от одиночества, ожирения и нездоровой сухости кожи, Бев наконец решилась воспользоваться представившимся шансом и забронировала место участника в программе клиники «К прекрасной себе». Через месяц она сбросила два стоуна^[5] и могла похвастаться гладкой, словно у юной девушки, кожей. Теперь Бев носит джинсы десятого размера и бегает на местную дискотеку, где рассчитывает встретить сказочного принца!»

Под рекламной статьей было размещено фото участницы программы, выпятившей в объектив камеры аппетитную попку. Повернув голову, женщина соблазнительно смотрела на фотографа. Эми продолжила чтение:

«Дебби полагала, что любви в ее жизни больше не случится. Да и как можно найти мужчину своей мечты, если не можешь избавиться от ночных кошмаров… Всего два месяца пребывания в клинике «К прекрасной себе», и Дебби уже рассказывает, что не только начала новую жизнь, но и обрела любовь. Можно ли считать лишним весом бриллиант в два карата на обручальном кольце? Если да, то он у Дебби есть!

Воспользуйся нашей программой, основанной на лучших диетических тенденциях, и будешь выглядеть на все сто!»

Эми боялась подумать, в какую сумму обошелся подобный подарок ее мамочке и отчиму. Месяц пребывания в клинике «К прекрасной себе», уплаченные деньги возврату не подлежат… Мать отменила летнюю поездку в Бридлингтон. А чего стоило организовать Эми длительный отпуск на кондитерской фабрике, где она работала! Слава богу, что у отчима сохранились там кое-какие связи.

Она съела последнюю сырную слойку и пролистала буклет до конца в поисках хотя бы намека на волшебную программу, которая позволит ей преобразить свою жизнь. К сожалению, нашелся только маршрут проезда да список необходимых вещей. Был еще одни перечень, поменьше, касающийся того, что следовало оставить дома: еду, напитки и мобильный телефон. Имелся и номер, по которому члены семьи клиента могли позвонить в экстренном случае. Получалось, что на целый месяц Эми будет практически отрезана от жизни, и все для того, чтобы сосредоточиться на одной мысли: «К прекрасной себе».

– Туда едете? – поинтересовалась молодая мать.

– Что?

Та указала на брошюру. Эми глянула на обложку и, залившись краской, быстро спрятала буклетик в сумку.

– Да, на пару недель. Что-нибудь слышали об этой клинике?

Мать потрепала ребенка по взъерошенным волосам и пригладила вихор на его вспотевшем лбу.

– В Гристорпе о ней все наслышаны. Знаю одно – оттуда лучше держаться подальше.

Она выглянула в окно, прижав малыша к груди.

Мужчины, сидевшие с другой стороны прохода, дружно покачали головами и отвернулись. Эми, невольно вздрогнув, втиснулась глубже в свое кресло. Ей было неспокойно.

* * *

Наконец поезд остановился в Йорке, и бизнесмен коснулся ее руки.

– Вы позволите?

Он уже сложил в кожаный портфель ручки и документы и выжидающе навис над Эми. Поднявшись, она шагнула в проход и случайно толкнула мужчину с кресла напротив – тот тоже ехал до Йорка. Пассажиры заспешили, устроив сутолоку в проходе, и наконец один за другим вышли на перрон.

Вновь заняв свое место, Эми обнаружила, что вагон практически пуст. В дальнем его конце сидела тревожно поглядывавшая в окошко пожилая женщина, нервно перебирая металлические ручки сумки. Рядом с ней читал комиксы приземистый молодой человек в полудетской куртке с капюшоном. Коротышка гримасничал и ухмылялся, следя за приключениями супергероя.

Чем дальше состав удалялся от бывшей столицы, тем более серый оттенок приобретало небо, словно наверху кто-то подкрутил ручку регулятора света. Город плавно перешел в предместья. Там и сям стояли домики с верандами и натянутыми во дворах бельевыми веревками, в садиках валялись забытые детские игрушки; над крышами коттеджей высились здания торговых комплексов.

Вскоре признаки человеческой жизни пропали, и поезд углубился в тяжелые туманы йоркширских болот. Вялые кустики вереска ежились под дождем посреди зарослей желтой травы. Слегка оживила унылый пейзаж одинокая птица, парившая в пелене дождя. Наконец исчезла и она.

Малыш напротив Эми отпустил материнскую куртку, за которую цеплялся от самого Йорка, и вновь заголосил. Молодая мать усадила его на соседнее сиденье и начала собирать вещи, которые ребенок еще не успел выкинуть в проход. Набив рюкзак, она забросила его за спину и подхватила воющего ребенка. Тот немедленно закрутился ужом, пытаясь вырваться.

Эми, поднявшись, застегнула сумку. Поезд подходил к вокзалу, и ей стало невмоготу слушать истерический плач малыша. Хотелось поскорее спрыгнуть на платформу. Повесив сумку на плечо, она двинулась к выходу, но не успела сделать и шага, как взгляд ее упал на заляпанную кофейными пятнами местную газету на соседнем столике.

«Пропала еще одна женщина».

Сойдя с поезда, Эми в спешке пробежала через вокзал, и тяжелая стеклянная дверь, наподдав напоследок под зад, вытолкнула ее на унылого вида главную улицу Гристорпа. Указания по заезду в клинику были записаны на мятом клочке бумаги, и Эми, еще раз подсмотрев в него, заметила на противоположной стороне улицы белый микроавтобус, припарковавшийся на пустой стоянке такси. Водитель стоял рядом, опершись о забор, и курил, почитывая газету. Эми припустила через дорогу, не заметив проезжающую машину, и та, взвизгнув тормозами, остановилась прямо перед ней.

– Эй, толстуха, смотри на дорогу! – крикнул из автомобиля парнишка с обесцвеченными волосами, обращаясь к инстинктивно вытянувшей руки вперед Эми.

На его проколотой брови блеснула сережка. В салоне машины вовсю грохотала музыка, почти заглушившая голос водителя.

Покрасневшая Эми тронулась дальше, на сей раз внимательно посмотрев в обе стороны, а машина тем временем сорвалась с места и исчезла вдали. Пропотев от унижения под шерстяным кардиганом, Эми остановилась перед шофером микроавтобуса. Тот поднял глаза от своей «Рейсинг пост» и выбросил недокуренную сигарету в заваленный мусором кустарник у обочины. На кармане его клетчатой ковбойской рубахи красовался именной бейджик: Глен.

– Направляетесь в «К прекрасной себе»? – спросил он, протянув руку.

Эми энергично ответила на рукопожатие, однако водитель высвободил вялую ладонь из ее захвата, буркнув:

– Вообще-то я просто хотел подсобить вам с багажом. – Он посмотрел на руку Эми и заглянул ей за спину. – Путешествуете налегке, а?

Она обернулась и уставилась на перрон вокзала. Поезд только что отошел, увозя ее чемодан.

5

Дженни шла вдоль дороги с наушниками в ушах, наслаждаясь треком «Очаровательный» в исполнении группы «Смитс». Темные круги под глазами с трудом удалось замаскировать слоем тонального крема, выжатого из древнего тюбика. Она нашла его под кроватью, в коробке с остатками косметики. Беспокойный сон пришел только под утро, и то ненадолго. В голове крутилось предложение Боба. Похоже, ее мечты сбываются, хотя ради них придется вновь окунуться в давний кошмар.

Дженни не хранила почти ни одного свидетельства своей жизни за последние двадцать семь лет – об этом говорили и развешанные на стенах фотографии. Она до сих пор выглядела как девчонка, особенно в красном макинтоше, черной джинсовой мини-юбке и привычных тяжелых ботинках «Док Мартенс».

Общество анонимных алкоголиков преподало ей урок на всю жизнь: стоит прибегнуть к спиртному для облегчения душевной боли, и время для тебя останавливается. Так и вышло. Дженни надолго застряла в подростковом возрасте, когда у тебя есть единственный императив: «Защищай себя, чем только можешь». Завязав с алкоголем, через два года она научилась смотреть в лицо трудностям, не погружаясь во временное забытье, которое несла с собой выпивка.

В глубине души Дженни ощущала гордость – ведь именно ей Боб доверил важное задание: проникнуть в здание бывшей психиатрической лечебницы и сфоткать те его недостатки, которые могли представлять опасность для посетителей. Фотоматериалов будет достаточно, чтобы создать ажиотаж в инспекциях по здравоохранению и безопасности труда. Было еще одно пожелание: порыться в документации и выяснить, как доктору Кавендиш удалось заполучить контракт, обойдя на повороте Боба. Тот не находил себе места, поскольку его бесцеремонно вышвырнули из проекта.

Немного осталось людей, которые знали бы «Сосновый край» как свои пять пальцев. Дженни знала. Помнила путаницу коридоров и комнат; некоторые из них реставрировали, иные же так и остались мрачным готическим лабиринтом. Многие пациенты смылись из Гристорпа после закрытия лечебницы – не вынесли подозрительных взглядов и насмешек. Дженни была упряма и слишком бедна, чтобы позволить себе уехать. Возможно – более адекватна, чем многие из бывших обитателей «Соснового края».

После краха лечебницы Боб задумал сделать в ее здании своего рода недорогой реабилитационный центр для выброшенных на улицу пациентов. Дженни он подобрал с удовольствием и позволил ей встать на ноги. Прошло пять лет, и она осталась в его доме единственной из тех, кто вышел из психушки. Сумма, предложенная Бобом, позволит погасить долг по арендной плате; ее хватит на билет до Уитби, первый взнос за жилье и на многое другое. Он здорово расщедрился. Должно быть, дошел до точки. С другой стороны, Дженни предполагала, что Боб питал к ней нежную привязанность – всегда был добр, что бы ни случилось.

У нее имелось два дня на раздумья. Дальше придется искать деньги на оплату за комнату, и, если она не придумает, где снять другую квартиру, здесь ей бесплатно жить не удастся.

Дженни подумала о родительском коттедже, и горло сжало спазмом. В голове замелькали воспоминания о последнем коротком и суматошном свидании с матерью. С того дня Дженни дважды едва не оказывалась на улице. Однажды провела три дня впроголодь, с прохудившимся ботинком; на дворе, между прочим, была зима. И все же унижаться не стала. Домой она так и не вернулась – из гордости и из страха. В «Сосновый край» Дженни боялась возвращаться еще больше, и все же предложение Боба стало для нее наилучшим выходом.

Прикрыв за собой железную калитку, Дженни бросила взгляд на дом и невольно стиснула в кармане жестяную коробку. Расслабила пальцы: от ворот до входа в коттедж сигарету выкурить все равно не успеешь. Она переступала с одной цветной плитки на другую, избегая ставить ногу на поперечные цементные швы, как делала в детстве. В этой игре ей не было равных, вот только от несчастий ловкость ее не уберегла.

Дженни нажала на кнопку дверного звонка, и внутри раздался перезвон вестминстерских колоколов. В матовом окошечке мелькнул размытый силуэт. Кто-то вышел с кухни и не торопясь приближался к двери. Она не услышала ни щелчка замка, ни звона снимаемой цепочки – просто повернулась ручка, и дверь распахнули изнутри.

Опаска сменилась растерянностью. Перед ней стояла девушка. Что за смутное ощущение? Словно нашла в пакете из супермаркета то, чего вроде бы и не покупала. Юная девчонка – даже двадцати еще нет. Густые золотистые волосы собраны в свободный пучок наверху, яркие голубые глаза… На девушке были мешковатые брюки маскировочной окраски и безразмерное худи с капюшоном. В ушах покачивались серебряные серьги в виде колец. Знакомые черты… Мамина форма глаз, высокие, как у отца, скулы.

– Ты, наверное, Клара? Мы с тобой незнакомы, но…

Ее голос прервался.

– Дженни?

– Разве ты меня помнишь?

– Тебя забудешь, – улыбнулась Клара, вздернув брови.

Господи, как унизительно… У Дженни внутри все перевернулось.

– Ну да…

– Проходи.

Дженни впала в замешательство от доброжелательности Клары и той легкости, с которой ее пригласили в дом. Младшая сестра придержала дверь, и Дженни бочком протиснулась в прихожую, вдохнув запах духов с ароматом кокоса и ванили. Они прошли в гостиную.

– Мама только что выскочила в магазин, скоро вернется. Ты ведь ее хотела повидать?

Дженни кивнула, озираясь в уютной комнате. Чужой комнате… Белый камин, огороженный латунной решеткой. Стоит щелкнуть выключателем, и декоративный уголь покраснеет, наполнив гостиную теплом. В эркере стоит пианино, на пюпитре – ноты, скрепленные маленькими металлическими зажимами.

– Играть умеешь? – поинтересовалась сестра, и Дженни, невольно сморщившись, покачала головой.

– Она ведь наверняка тебя учила? Меня посадили за нотную грамоту, когда я еще толком говорить не умела.

– И что, освоила? – спросила Дженни.

Клара помолчала, словно почувствовав, что невольно уязвила сестру.

– Ну, самые основы. Примитивные произведения более-менее сыграю.

Дженни ощутила укол зависти, глянув на тонкие пальчики Клары. Для пианино – в самый раз. Родители воспользовались своим шансом вырастить хорошую младшую дочь, раз старшая никуда не годится.

– Чем занимаешься? – поинтересовалась девушка.

– Я художница. Ну, типа того. Рисую глупые карикатуры, иногда что-то продаю на ярмарках искусств. Не бог весть.

– Мама с папой никогда не упоминали о твоих достижениях.

– Вряд ли они тебе вообще что-то обо мне рассказывали.

Дженни бросила взгляд на стены гостиной. Сплошь семейные фото: каникулы, школьные постановки, церемонии награждения и круглые столы у отца на работе, в совете города. Она быстро пробежалась по снимкам. Так и есть. Радостные фотографии, лучащиеся счастливыми улыбками, только ее нет ни на одной. Семья вычеркнула старшую дочь из своей жизни.

– Так, чуть-чуть.

– Что?

– Немножко рассказывали. Говорили, что с тобой не все в порядке, что тебе требовался особый уход. Наверное, просто не хотели вторгаться в твои личные дела, потому и помалкивали. Я ведь была совсем маленькой, когда ты жила… в том месте, вот родители и не желали меня пугать.

Дженни до крови закусила губу, подавив горькую усмешку.

– Плохо, что мама не сообщила тебе о похоронах папы. Он ведь и твой отец…

Сестра махнула рукой в сторону дивана, но Дженни покачала головой. Не хотела утонуть в белоснежном уюте, не собиралась оставаться здесь надолго. Ей бы увидеть мать, обсудить кое-что, а потом – прочь отсюда, покурить с тоски.

В серебристой клетке в углу комнаты зашевелился волнистый попугайчик, заскреб коготками по застеленному бумагой дну.

– Знаешь, папа о тебе заговаривал не раз, особенно когда немного выпьет. Дожидался, пока мама выйдет из комнаты. По-моему, он скучал по тебе, Дженни.

– Не знаешь, когда она вернется? Дело в том, что я немного…

– Он рассказал мне о твоем ребенке, – перебила ее Клара. – Ну, то есть начал рассказывать, а потом она… мама вернулась в гостиную. Слушай, мне правда жаль; наверное, это было ужасно…

У Дженни заколотилось сердце. Она машинально дотронулась до голубого сердечка на бусах, приобретенных за десятку в антикварном магазине, как будто искала в холодном камне волшебную силу.

– Даже не знаю, как ты это…

– Знаешь, мне пора. Сама не понимаю, зачем пришла. Приятно было тебя повидать. Видишь, я сегодня трезвая, – улыбнулась Дженни, повернувшись к выходу. – Не говори ей, что я приходила. Так, заглянула по ошибке.

Положив ладонь на ручку двери, она отпрянула: дверь открыли снаружи. Мать округлила глаза, переводя их с одной дочери на другую.

– И что ты здесь делаешь? – резко спросила она.

– Я уже ухожу.

– Мам, Дженни просто заглянула, чтобы…

– Клара, выйди на кухню!

– Но, мам…

– Немедленно!

Дженни, бросив взгляд на Клару, решила, что на младшую дочь мама голос повышала нечасто. Счастливая девочка, любимица… Клара обиженно выскочила из комнаты, и мать, захлопнув дверь, прищурилась. На потолке тихо звякнула подвесками маленькая люстра.

На матери было плотное шерстяное пальто. Ее слегка поседевшие каштановые волосы падали на воротник из искусственного меха. Грудь мамы гневно вздымалась; она со свистом втягивала пропитанный искусственными ароматизаторами воздух.

– Дженни, что тебе нужно?

Радушного приема она не ожидала, и все же…

– Да, спасибо, ма. У меня все в порядке, а ты как?

– Прекрати паясничать!

Мать выплевывала слова, словно во рту у нее перекатывалась горькая пилюля. Дженни сжала кулаки так, что коротко подстриженные ногти впились в ладони.

– Мне жаль папу. Я…

Она перевела дух. Что сказать? «Я напилась с горя, я была в шоке, вне себя от горя»? Хотя что это изменит…

– Мне не следовало приходить на похороны в таком состоянии. Прости.

– Я специально не стала сообщать тебе о его смерти. Ты просто не умеешь себя вести! Не дала нормально похоронить отца! – процедила побагровевшая мать, буравя дочь тяжелым взглядом.

– Ни за что не появилась бы в таком виде, но ведь ты не дала мне возможности проститься с ним по-людски, – старательно смягчив тон, произнесла Дженни.

– Знала, что тебе нельзя доверять! Говорила миссис Доусон, что от тебя толку уже не будет…

– Господи, мама! Я ведь не сломанный тостер! Я твоя дочь! Твоя дочь, слышишь?

Мать со всхлипом вздохнула. Сузив глаза, оглядела Дженни с головы до пят.

– Зачем ты пришла?

– Мне сейчас нечем заплатить за аренду. Если бы ты…

Мать покачала головой и пронзительно засмеялась.

– Так я и думала! На что ты тратишь деньги, если не платишь за квартиру? Все уходит на выпивку или наркотики?

В груди у Дженни словно щелкнул переключатель, к сердцу подкатила горячая волна. Зажмурившись, она попыталась представить себя на кушетке у психотерапевта.