Мельцающие-меркающие выписки: кто Я?»
Давайте так: мелькать или мерцать? Почему «мелькающие»? Почему «выписки»? Примем во внимание, что мерцание, а с ним и «меркнуть» связано с мраком: уйти в темень – погаснуть. Мелькать – это гиперболизированное от «меркнуть» (мрачнеть? – опять темнота!). Но внезапно мрак, мерцание как всё-таки явление столь светоносное – это ещё и утро: просвет, не побоюсь этого слова, надежда. Свет как надежда. Разве может блик, мерцание быть чем-то предвестником «плохого»? Нет. Ровно, как и выписка как форма «жанра» не иначе чем, как мелькающей быть не может. В миг появившись (промелькнув), она испаряется. Своим новым сборником произведений С. Кудрин нам это и показывает.
Запал опуса, в целом, удивляет. Здесь есть мотивы из предыдущих сборников и их немало, а также и двухчастная структура произведения встречалась нам уже ранее. Но что удивляет? Удивляет на первый взгляд необъятный спектр волнующих проблем. Автор растёт – растём и мы.
И стиль автора становится более осознанным. О чём говорю я?
Изначально даже, с некоторой оправданной агрессией, Сергей заявляет о неизбежности левой идеи (она вскоре станет табу: вы ещё увидите), и эта тема пропитана всем сборником. Что значит, как говорит автор, «повиснуть слева»? Возможно ли это? Автор утвердительно говорит, что да: иного пути нет (на злобу дня). При всём при том, что последний абзац девятого стихотворения в прозе первой части – это, если возможно, выражение того чувства, присущего всем нам. Мы все солидарны в этом, позволю процитировать часть пассажа: «Я не безголовый «ура-патриот», я просто обожаю тебя, о, Русь, разумными и обоснованными рассудком чувствами, выражая себя так, как умею, при этом повиснув «слева». Нищету твою, Россия, боль твою и горе мы переживаем все. Но тебе суждено быть счастливой. Я, в свою очередь, процитирую слова героини одной из картин Годара: «Я не умру до тех пор, пока слова «Россия» и «счастье» снова не станут синонимами». Все мы этого жаждем: Кудрин, Каменская, автор этих строк и вы. И мы тоже не умрём до тех пор.
Экзистенциальные мотивы творчества С.К.К. тут переплетаются с «чеховской тоской». Здесь явно прослеживаются те самые феномены как «лень жить», «Сизифов труд» (а чем сегодня является поэзия как не сизифовым трудом? Кому она нужна?), да и феномен – будущего «Я» – а каким ты стал?» (Кудрин даже предоставляет собственную анкету) отдаёт безысходностью. Каждый из нас может ответить, что «не стал тем, кем желал быть»: очень часто мечты не сбываются – вектор идёт в ином направлении, а, может, и слава тому самому Богу?
Неизвестная никому Анна – это некий неизвестный объект Х. Ей посвящено множество стихотворений, пропитанных то любовью, то ненавистью, как бы банально это ни звучало. Пусть образ Анны останется у нас свой собственный: в интимные дела мы не лезем. «Анна» недостижима, хотя подбираться к ней мы можем с разных сторон.
Поражает поэма. Это некий, то ли катабасис, то ли анабасис длиною в десять дней последнего месяца года. Два города Кудрина (оба на «П» (и, кстати, обратите внимание, как Пермь пишется в стихотворениях автора!)): Пермь и Петербург, задаются вопросом: откуда и/или куда? О знании обоих разглагольствовать не буду, ибо и так всем понятно, насколько близки они ему. Десять дней, путешествие под землёй («Балтийская, Балтийский вокзал»), холод да мороз, слякоть в Петергофе, новостройки и Кама, и «дожить до восемнадцати» – чем не ностальгия и/или невозможность найти себя?
А, впрочем, я и сам мелькаю. И мелькающие выписки Кудрина вас только ожидают со следующей страницы.
Напомню: мелькать— не угасать. Мелькать значит подсвечивать(ся).
В этом есть что-то жизнеутверждающее: мы будем жить!
Приятного чтения!
Александр Норенков
25.02.2021 г.
Предисловие
Хотелось бы выразить признательность всем моим родственникам, всем моим близким и друзьям, подругам и бывшим любовницам, , без которых эта книга бы не была опубликована. Отдельно огромное «спасибо» всем персонажам данного сборника. Вы лучшие!
P.S. Приятного чтения и будьте здоровы!
Ваш С.К.К.,
25.11.2020 г.
Часть 1. Стихотворения в прозе
Соседняя крепость рушится под внешним вмешательством бушующей стихии, еще немного и будет смята в конец. Я же смотрю за ее интенсивным разложением в падающей башне, которая никак не упадет. Это стремление к бесконечному снижению – быть хуже, чем ты есть. Просто встать с пола и снова упасть. Просто упасть и снова встать с пола. Сизиф возвышается у подножия скалы, высматривая, когда башенка даст окончательный крен. Но она еще стоит.
Я внутри укрепления, катаюсь туда-сюда, сюда-туда. Вверх-вниз, вниз-вверх, вправо-влево, влево-вправо. Не могу стопануть на каком-то четко обозначенном месте. Я шевелю и шевелю телом – какой тут покой? В моей башенной комнате светопредставление – строгое чередование – двенадцать часов без света, двенадцать часов с прожекторами, направленными прямо в мое одутловатое лицо. Я словно подвергнут пытке, которая незаметно когда началась и неизвестно когда закончится.
Плотин полагал, что тело – это темница души, тогда эта башня – моя темница. Без знания какого-то наказания, без знания всяких сроков, без знания знания, я, в неравновесном положении, шатаюсь по стрелке сломанного компаса. Никаких инструкций по эксплуатации, никаких подсказок в виде буквенных символов. Я так запутался, мама, а был бы послушным, знал бы куда идти и не сомневался, но просадил бы годы на сытое и комфортное прозябание вовне Бытия.
27.11.2020 г.
Ты меня назавтра не вспомнишь. Я же тебя надолго не забуду. Это закон подлости – втюриться в манекен и лелеять его будто живой. Это похлеще, чем увлечься реальной девушкой. А ты томно молчала весь вечер, изредка отвечая односложными предложениями на мои каверзные вопросики. Тебе было так наплевать с кем говорить – ты презирала всех до единого, царица полей русских, хозяйка грядок невскопанных. Я лишь подвернулся тебе как рядом пустое место, вот ты и присела показать себя во всей красе.
“Не болтай слишком долго”, – сексистски полагал я. “Не мели несусветную чепуху”, – эйджистки считал я. “Не будь “правой”” – неполикорректно заявлял я у себя в мыслях. Тебе было до фени на все, что я там думаю. Я был лишь фоном, фоном, на котором ты устраивала свои заигрывания со всем мужским полом, присутствовавшем в ресторане. Я был пешкой в этой партии, притом уже срубленной под корень.
А ты все кокетливо посмеивалась. “Ну-ну, давай еще, сучка, на тебя еще не все женатики обратили внимание. Надо еще постараться, включить актриску по максимуму, и все они у твоих ног”, – злорадно нашептывал я в уме. А ты продолжала игрульки в звезду большую и малую, будто небесная медведица. Ты очаровала всех, включая себя, ведь ты и начала с самой себя, и тебе был не нужен никто другой. Ты была нарцисской и солипситской. Что же, я рассекретил тебя, но твой образ стоит у меня перед взором будто бы обсессия.