Пурпурный рассвет. Эпидемия

Пролог

“– Вы только не шарахайтесь, – сказал он. – Пусть вас не смущает размах.

Нужно дерзать, Том. Давайте напишем с вами конец света.

– Он выдержал паузу. – В натуральную величину.”

Эрнест Хемингуэй

Трасса Дон М4, где-то недалеко от Воронежа

27 августа

Скоро будет дождь. По-летнему сильный и, как обычно, на два – три дня.

Тугой порыв ветра, несущий запах озона и мокрой пыли, забрался под мотоциклетную куртку и приятно охладил изрядно уставшую от августовского зноя кожу. На горизонте, с юга, откуда принесло живительную прохладу, уже грохотало. Пора собираться в путь, иначе дождь застанет где-нибудь на трассе. Сделав последние глотки газировки, мужчина в запыленной одежде смял пустую банку и швырнул её в урну. Собака, копающаяся рядом с баком, встрепенулась, но тут же уткнулась мордой обратно, в ворох грязной бумаги. Без пятнадцати пять. До заката еще далеко, но вот надвигающаяся гроза торопит. Сегодня хочется остановиться там, где можно раздобыть электричество и горячую воду. Последний раз имел возможность нормально помыться не меньше четырех дней назад, все остальное время приходилось плескаться в водоемах.

Расстояние от Москвы до небольшого поселка на трассе Дон-М4 можно проехать за десяток часов, но он ехал уже дольше недели. Спешить некуда. Каждый город, поселок, деревня, любое место по пути, сулящее неплохо поживиться полезным скарбом, задерживали на несколько часов. Аптеки, военные части, отделения полиции, крупные торговые центры, спортивные и охотничьи магазины, все, где может находиться хоть что-то интересное. Первое время собирал вещи, имеющие ценность раньше, до "Пурпурного рассвета", но до конца осознав происходящее, начал выбирать то, что поможет выжить.

Сняв мотоцикл с подножки, еще раз осмотрел сгрудившиеся у дороги однотипные здания. Обычная стоянка на трассе. Возле широкой заасфальтированной площадки когда-то стихийно образовался перевалочный пункт. Обычно, до “Пурпурного”, здесь было людно. Дальнобойщики, пассажиры автобусов, торговцы и кидалы, постоянно появляющиеся в таких местах, как черти из табакерки. Музыка, запахи шашлыка, выпечки и выхлопных газов, бесконечные очереди в платный туалет, пыльные здания забегаловок. Сейчас здесь нет никого. Вообще ни души, только несколько собак и стаи обнаглевших птиц полноправно хозяйничают в пустых залах. Ветер гоняет целлофановые пакеты и бумагу по пустой дороге. Ни одной машины ни проехало за час. До эпидемии такие места массовых скоплений вызывали у него только раздражение – тот еще мизантроп, но сейчас ловил себя на мысли, что скучает по людскому гомону и суете.

Вложив капельки наушников, прокрутил колесо перемотки треков на старом и затертом айподе, остановился на любимой песне, прибавил громкости и надел шлем. Тишину прервал приятный голос Иэна Гиллана. Мотоцикл чуть вздрогнул, заурчал мотором, и дорога побежала под колеса.

На скорости за шестьдесят даже горячий летний воздух обдувал приятной прохладой. Быстрее ехать он опасался, можно не заметить внезапную преграду на дороге и свернуть шею, слетев с мотоцикла. Да и ехать вот так, никуда не спеша, останавливаясь сколько и где хочешь, раньше не приходилось.Он любил дорогу. Каждый раз, когда оказывался в пути, не важно, на чем и куда, попадал в другую реальность, застывшую между прошлым и настоящим. Когда тело перемещалось из пункта «а» в пункт «б», сознание освобождалось от оков насущных проблем, и мысли текли свободнее. Кому-то нужно прийти в храм, кому-то заниматься медитацией, для него же лучшим местом самопознания являлась дорога.

Прошло всего два месяца, а насколько кардинально изменилась жизнь. Шестьдесят дней между глубоким отчаянием и полным одиночеством. Восемь недель назад он метался, как попугай в клетке, пытаясь выбраться из очередного кульбита жизни. Новые проблемы, не первые, но, как казалось, последние. И не потому, что видел перспективы раз и навсегда покончить с этими качелями, а потому что в это раз глубина ямы, в которую залез, пробила все днища. Каждый год его преследовал определенный цикл: в начале мая начинались проблемы, в конце лета они решались. В этот раз все пошло иначе. Нет, проблемы начались, как обычно, в мае, даже раньше. И просто проблемами это не назовешь. Скорее – полный крах. Если до этого все передряги, по сути, были временными трудностями, требующими лишь приложить к ним больше усилий, то сейчас возможностей хоть немного всё исправить не было. Лишился работы, и на этот раз не по своей вине. Пока искал новую, влез в долги на приличную сумму. Но работы не было, банки безработному отказывали, долговая удавка сдавливала шею все сильнее и сильнее. Чтобы взять небольшую отсрочку и время для решения, уехал в Москву. Возможность просто сидеть дома, не дергаясь от каждого шага за входной дверью, снимает накопившейся стресс и дает пространство для маневра. Но за два месяца так ничего и не решилось.

Вся жизнь в тот момент походила на войну, каждый день он проигрывал и отступал, отдавая позиции, загоняя себя все дальше и дальше на дно. Каждый день вставал, выходил из съемной квартиры и шел то на встречу с новым кредитором, то на собеседование по новой работе. Все впустую. Люди, способные одним займом решить все его проблемы, в последний момент давали отказ. Эйчары и кадровики лишь читали резюме и кидали дежурное «мы вам позвоним». Деньги, отложенные на самый черный день, таяли, несмотря на всю его экономность. Надежда вернуть жизнь в нормальное русло исчезала с каждым днем. Перебрал все возможные варианты. Глубокой ночью, после десятка шотов алкоголя в каком-то баре, посетила мысль о суициде, но даже пьяный мозг отбросил её, как что-то мерзкое и пошлое. Каждый отказ и неудачное собеседование погружали все глубже в пучину безнадеги. Пока однажды утром, проснувшись, он не увидел небо с отливом ярко-сиреневого цвета.

Часть 1. Глава 1. Тимур.

22 июня

Новочеркасск, воинская часть

Сев на край свежевскопанной траншеи, Тимур положил лопату с затертым черенком и посмотрел на свои ладони. Еще несколько часов такой работы, и мозоли превратятся в кровавые. Сержант приказал прорыть траншею для прокладки труб до вечера, как это будет сделано, его не волновало. Земля каменистая и плотная, иногда приходиться поработать и ломом, и киркой. Хорошо еще, что глубина всего два штыка, дальше – твердая глина вперемешку с гравием. Положение усугубляет жара, днем воздух разогрелся до сорока, а ближайшая тень только под навесом в ста метрах.

Достав из кармана выгоревшего кителя пачку дешевых сигарет, он прикурил и глубоко затянулся. Табачный дым наполнил рот горьким привкусом. Если в армии просто присесть отдохнуть, то самое меньшее – услышишь отборную тираду в свой адрес, в худшем – отправишься дежурить на «губу», а пятиминутный перекур воспринимается абсолютно нормально. Тимур часто об этом думал и никак не мог понять: в чем привилегия медленного самоубийства перед простой передышкой?

Докурив, бросил бычок на дно, втоптал его в землю каблуком и взялся за инструмент. После нескольких часов работы казалось, что лопата весит раз в пять больше обычного.

В армии он был всего второй месяц, но уже ненавидел ее всеми фибрами. Забрали в мае, когда в родном городе на берегу Черного моря только-только начался летний сезон. Вместо того, чтобы купаться и знакомиться с приезжими девчонками, он потел, копаясь в земле словно крот. Повестка пришла оперативно, стоило только забросить университет, просто потому, что надоело учиться. Пропал стимул. Почти никто из знакомых, окончивших альма-матер ранее, в дальнейшем не устроился по профессии. Экономика, офис, белые рубашки, брюки со стрелками, галстуки и натянутая улыбка. Нет, это точно не его. Отец больше сорока лет отдал армии и Тимур, желая на него походить, с детства грезил носить форму. Патриотические фильмы, где бравые ребята в голубых беретах лихо стреляли из автоматов и раскидывали врагов в рукопашной, только разжигали в детском мозгу желание пойти под погоны. Но иллюзии быстро растворились еще на сборном пункте. Вместо спецназа или десанта, куда мечтал попасть, распределили в войска связи, под Новочеркасск. Сказали не подходит по физическим параметрам. С ростом сто семьдесят сантиметров и весом шестьдесят пять килограмм могли вообще в танковые войска отправить. В части оказалось попроще. Хоть он и был старше многих на два – три года, но из-за невысокого роста выглядел чуть ли не младше всех. Ярко выраженная не славянская внешность: “татарские глаза”, черные волосы и смуглая кожа, сыграли не в лучшую сторону. Хотя все твердили, что в армии нет национализма, но срочники всегда стремились разбиваться на мелкие группы либо по национальному признаку, либо по землячеству. Татарский язык он не знал, а для Геленджичанина выглядел слишком экзотично.

Конечно, в армии – своя романтика, но для свободолюбивого человека жизнь по уставу сродни заключению, колючка на заборе и вооруженные патрули лишь дополняют ощущение. Жёсткое расписание, отсутствие личного пространства и свободы воли быстро ломают бунтарский дух.

Отвлекая себя воспоминаниями, чтобы не чувствовать усталости, продолжал копать. До возвращения в часть еще не меньше полутора часов, до конца траншеи – около двух метров. Если поторопиться, получится выкроить время на отдых.

– Пашите, пашите негры, солнце еще высоко!

Обернувшись, увидел двух парней в форме. Форменные куртки несли в руках, ремни небрежно перекинуты через плечо.

– Тим, пить хочешь? – высокий и худощавый сослуживец подошел к краю траншеи и протянул пластиковую полторашку.

– Что приперлись? Нам еще работать и работать, – Тимур взял бутылку и сделал несколько глотков теплой солоноватой минералки.

– Мы уже закончили. Теперь – расслабон.

Вытерев губы тыльной стороной ладони, Тимур принялся копать быстрее – смотреть на отдыхающих сослуживцев, швыряя землю, не очень хотелось.

– Запарились рыть, в этой яме можно бассейн хороший сделать, а не септик! – худощавый несколько раз согнулся и разогнулся, разминая спину.

Оба солдата повесили куртки на торчащий из земли лом и улеглись на кучу песка, оживленно разговаривая.

– Интересно, сколько командиру за нас – гастарбайтеров – заплатили? – высокий лег и подложил под голову руки.

– Не знаю, я слышал это дача какого-то генерала, так что ему вряд ли что-то перепало. Как при коммунизме – за идею работаем, – второй, чуть полный, сидел рядом и чертил на земле палочкой. Складки рыхлого тела покрыты мелкими бисеринами пота, как запотевшее стекло.

– Сейчас большая часть войск в стране, по факту, стройбат! – усмехнувшись, высокий перелег на бок. – Тим, а ты на кого учился-то?

– Да фигня такая, что и в жизни никогда не пригодится!

– Понятно, а мне предки сказали, после армии в универ пойду. Еще сам не знаю, на кого. Разошлю результаты ЕГЭ в несколько ВУЗов, куда возьмут, туда и пойду.

Через полчаса, лоснящийся от пота и тяжело дыша, Тимур вылез из траншеи, осматривая проделанную работу. Убедившись, что глубина везде больше двух штыков, и сержанту не к чему будет придраться, растянулся рядом с сослуживцами.

– Жека, не знаешь, что сегодня на ужин? – Тимур посмотрел на часы, до приезда машины – около получаса.

– Гречка с тушенкой для повышения солдатского духа и чай с бромом для понижения сам знаешь чего! – Ответил упитанный солдат.

– Бредятина, ничего никуда не добавляют. Кормят так, что и без брома не встанет, – Тимур закрыл глаза и решил немного вздремнуть, накрыв лицо кепкой.

– О, хорошая мысль! Солдат спит, а служба идет!

Почти сразу провалился в сон, утомленный организм требовал отдыха. Проснулся от приближающегося урчания двигателя. Толкнув лежавшего рядом сослуживца, Тимур осмотрелся в поисках третьего. Толстый медленно приближался от перекошенного уличного туалета, на ходу поправляя ремень.

– Вот и прибыли за нами, – Женя стянул кепку и встал.

На участок заехал зеленый УАЗик с военными номерами. Тимур накинул куртку и застегнул ремень. Из машины вылез сержант, внимательно осмотрел траншею и удовлетворенно кивнул.

– Так, быстро загружаем инструмент и катим в часть, а то с ужином можем пролететь.

Закинув лопаты и ломы за заднее сиденье, втиснулись в УАЗик и захлопнули двери. Тент машины нагрелся на солнце, температура внутри, как в сауне. Солдаты моментально покрылись каплями пота, не спасала даже теплая вода из бутылки.

Машина завелась и, громыхая прогоревшим глушителем, начала удаляться от участка. Минут через пять выехали на шоссе и, набрав скорость, направились к части. Задувающий во все щели российского внедорожника ветер немного охладил салон. Тимур прислонился лицом к стеклу и смотрел на мелькающие вдоль дороги оградительные столбики. Еще один день службы прошел, промелькнул так же, как эти столбики. Еще один лист календаря из бесцельно потраченного года можно оторвать и выкинуть. Скоро в мусорном ведре их наберется триста шестьдесят пять, и он вернется домой. Триста шестьдесят пять серых листов – дней, похожих друг на друга, безликих и серых, изредка перемежающиеся парой красных цифр увольнительных или приезда родителей.

Еще один ничем не примечательный вечер и ночь, плавно вписавшиеся в однообразный календарь службы. Подъем. Как обычно, в шесть утра. Не успел проснуться, а уже одеваешь форму на ходу. Плац, утреннее построение. Только вот сегодня что-то не так. Не так, как всегда. Выражение лиц сослуживцев в строю потеряло былую отрешенность, и все они странно смотрят на небо. Тимур протер сонные глаза и тоже поднял голову. Никогда не видел небо такого цвета – фиолетового.

23 Июня 13.24 по московскому времени

Сидел в столовой и лениво ковырял тарелку супа с тушенкой. Аппетита нет, как и у всех остальных. Треть личного состава части отсутствует, лазарет забит до отказа. Врач, капитан Снесоренко, сказал, что ничего серьезного, разновидность гриппа, но грипп никогда не валил с ног столько служащих одновременно.

В столовую быстрым шагом вошел дежурный по части.

– Через пятнадцать минут построение на плацу.

«Скорее всего, дело не в гриппе, раз построение проводят в середине дня», – Тимур бросил ложку и направился к окну мойки.

Про небо, сменившее цвет, молчат, только на утреннем построении провели разъяснение, что это – природная аномалия, связанная с глобальным потеплением и сильными магнитными выбросами на солнце, ионизирующими атмосферу. Телевизор в части выключили. Интернет на удивление молчит. Но непонятное чувство тревоги сворачивает желудок в тугой узел, наполняя живот холодными камнями. Тимур привык доверять своему чутью, порой сильно выручающему его в жизни. Иногда чуйка казалась сверхъестественной, настолько точно она предупреждала о неприятностях. И сейчас интуиция подсказывала, что это далеко не простой грипп, и небо сменило цвет не из-за какого-то там парникового эффекта.

Бросил взгляд на носки ботинок, сверкающих свежим гуталином, одернул куртку вниз и, поправив ремень, вышел на плац. Военнослужащие уже заполнили площадь ровными коробками взводов. Встал в строй, вытянулся по стойке смирно и чуть закинул голову назад, чтобы не затекала шея. Низкие тучи, затянувшие с самого небо утра, давили и ужасали неестественным фиолетовым цветом. Солдаты то и дело

запрокидывали голову вверх и внимательно рассматривали аномалию.

Стоять пришлось долго, подполковник задерживался, в строю начали переговариваться. В один миг все замолкли, услышав четкий стук каблуков, эхом разносившийся по плацу. Подполковник быстрым шагом направлялся к центру строя, за ним, еле поспевая, шел капитан Снесаренко. Военнослужащие вытянулись по стойке смирно, напряжение повисло в воздухе натянутой струной. Командир остановился и развернулся на каблуках.

– Сегодня без формальностей. На территории воинской части объявляется карантин. Отменяются все увольнительные и отпуска, вход и выход на территорию части запрещен. Обо всех случаях даже легких недомоганий срочно сообщать офицерскому составу. Провести полную дезинфекцию столовой и продовольственного блока. Всему составу получить средства индивидуальной защиты – респираторы. Информация для родственников: в части грипп, закрыли на карантин, максимум две недели. Команда ясна?

– Так точно, товарищ подполковник! – единогласно громыхнул строй.

– Офицерский состав собирается у меня в кабинете. Остальным пройти в медчасть в порядке очереди. Командиры взводов, принимайте командование!

Командир развернулся и направился в сторону штаба, вслед за ним потянулись остальные офицеры. Сержанты скомандовали выстроиться в колонну по два, и солдаты длинным змеем двинулись в сторону медблока, возле которого уже успела выстроиться очередь. Из другой двери здания выходил такой же ровный строй с белыми респираторами на лицах. Тимуру эта картина показалась забавной: маски закрывали лица военнослужащих, превращая их в одинаковые манекены, мерно шагающие строем.

Днем небо не вернулось к нормальному цвету, наоборот, фиолетовый стал более интенсивным. Жизнь в части замерла. Солдат разогнали по казармам и не давали общаться друг с другом. Сержанты и офицеры постоянно находились в расположении, сводя возможность вылезти в соцсети или мессенджеры к нолю. Напряжение нарастало. Срочники начали роптать. Все знали, что лазарет забит, многие почувствовали недомогание, и их тут же уводили. Никто не знал, что происходит за территорией части. Тимур пытался позвонить домой, но помещал неожиданно появившийся в расположении офицер.

Ночью отправили дежурить на КПП. Воздух посвежел, но еще чувствовалась дневная духота. Засунув руки в карманы, Тимур ходил по проходной и подталкивал носком сапога маленький камень, невесть откуда взявшийся. До конца смены еще пара часов. Пара чертовски долгих часов. В звенящей тишине небольшой комнаты каждая минута длится вечность. Тимур старался реже смотреть на часы, надеясь, что прошло как можно больше времени. Но холодные цифры с изуверской точностью отсчитывали секунду за секундой. Глаза так и норовили закрыться, приходилось время от времени тереть лицо ладонями.

Зазвонил телефон на столе КПП, отгоняя дрему.

– Рядовой Юлаев! – отчеканил в трубку начальник караула. – Сейчас к КПП подъедет «скорая», пропусти и объясни, как проехать к лазарету.

– Разрешите выполнять, товарищ сержант?

Через несколько минут по стеклам КПП скользнули желтые лучи фар. Раздался пронзительный сигнал. Щуря глаза, щелкнул засовом и толкнул тяжелую створку. С легким скрипом ворота открылись. Машина скорой помощи поравнялась с Тимуром и остановилась. Из сумрака кабины выглянул водитель, синяки под глазами и бледная кожа выдавали крайнюю степень усталости.

– Где лазарет? – охрипшим голосом пробасил мужчина и сплюнул под колеса.

– Вдоль плаца, за казармой налево, первое же здание по правой стороне.

Мужчина окинул взглядом строения и нехотя надавил на газ. Шурша колесами по асфальту, "скорая" скрылась за казармой. Тимур еще несколько минут смотрел на опустевшую дорогу, стоя у открытых ворот и вдыхая оставленные машиной выхлопные газы. Чутье уже не просто подсказывало, оно орало во все горло.

24 июня 7.12 по московскому времени

Солнце выползло из-за горизонта и начало прогревать еще свежий утреней воздух. Тимур стоял на плацу, молча разглядывая высокие облака. За сутки их цвет не изменился, все такой же пурпурный. Необычная цветовая гамма небосвода удручала и вселяла первобытный страх, вызывая желание забиться куда-нибудь поглубже, чтобы не видеть гнетущее фиолетовое марево.

Построение задерживалось, сержанты сновали между солдат, переписывая присутствующих. Плац необыкновенно пуст – вышло меньше половины состава части. Военнослужащие встревожено перешептывались, но Юлаев молчал и выглядел совершенно спокойно. Только выглядел. Грудь раздирали страх и сомнения. Телевизоры в части выключены, вся информация поступает только от офицерского состава. «Эпидемии нет, локальная вспышка, захватившая несколько населенных пунктов». Чутье и здравый рассудок подсказывали, что им лгут. Смартфоны изъяли, доступа в интернет нет, проверить информацию нельзя. Никто не знает, что творится дома, здоровы ли родственники и друзья. Неведение пробуждало чувство беспомощной злобы. Злобы на себя, на офицеров, и на все государство в общем.

Старший лейтенант суетливо ходил перед строем из стороны в сторону и изредка поворачивался к штабу. Его эмоции тяжело было различить из-за скрывающего лицо респиратора, но и так было понятно, что он нервничает. Так и не дождавшись начальства, солдат распустили без распорядка на день. Тимур отправился в казарму и, сняв ботинки, рухнул в кровать, собираясь воспользоваться послаблением – на службе редко удается безнаказанно поспать днем. Но отдохнуть не дали. Лишь только провалился в сон, громкий голос дежурного по части объявил повторный сбор. На этот раз построением командовал новый полковник. Его лицо сложно было не запомнить – обвисшая физиономия, побитая глубокими оспинами с маленькими поросячьими глазками над белой медицинской маской. Полковник стоял недалеко от служебного автомобиля, выдерживая дистанцию. Рядом с ним мялся на месте майор – высокий, худощавый, с тонким орлиным носом. Полковник приподнял респиратор и заговорил в мегафон.

– Командир части временно не может исполнять свои обязанности. Замещать его буду я – полковник Иваненко. Сегодня в двадцать один ноль-ноль в часть прибудут два ГАЗ-66, и два взвода отправятся на задание. Суть расскажут на месте. Остальному составу – не покидать территории части и находиться в состоянии полной готовности. Так же продолжается строгий карантин. Любое посещение части гражданскими, все контакты по сотовой или стационарной связи под запретом. Нарушение карантина – трибунал. Построение закончено, вольно, разойдись! – договорив, полковник сел в машину и покинул плац.

Сержанты выстроили два взвода в колонну и отправили в сторону складов получать амуницию. Оставшихся загнали в учебные классы повторять давно изученные дисциплины.

Напряжение уже не просто витало в воздухе, оно звенело сотнями колоколов. Офицеры взволнованы и встревожены, говорили на повышенных тонах и часто срывались на крики и ругань. Из-за забора то и дело доносились сирены скорых, пожарных и полиции. Тимур понимал, что происходящее уже переходит рамки простой локальной вспышки инфекции. Даже обычно шумные сослуживцы разделились на небольшие группы, рассевшись в разных углах класса, и тихо обсуждали происходящее. За дверью послышались шаги, разговоры сразу прекратились. В комнату вошел майор и пристально осмотрел сидящих.

– Через пятнадцать минут на построение. Прием пищи отменяется, получите сухпай, – выражение лица и голос офицера давали понять, что ничего хорошего ждать не стоит.

Предчувствие оправдалось. Весь оставшийся день гоняли по плацу. На бетонной площади не осталось места, не протертого каблуком солдатских ботинок. Лишь в обед дали небольшой перерыв. Есть пришлось прямо на плацу, усевшись на бетон и вскрыв боксы дневных рационов. Как только солдаты справились с пайками, муштра продолжилась. Солнце, скрытое толстым слоем фиолетовых туч, почти спряталось за горизонтом, когда майор сжалился и отдал команду «вольно-разойтись». Обрадовала заработавшая кухня – кто-то из солдат вызвался заменить поваров, начальство не стало спорить. В столовую почти заползали, сил на болтовню не осталось, мечтали только о постели.

Закончив ужин и, еле волоча ноги, поплелись из столовой в расположение, со стороны напоминая толпу зомби из дешёвого фильма ужасов. Тишина сохранилась и в казарме, военнослужащие молча принимали душ и укладывались по койкам.

Готовясь к отбою, Тимур вспомнил про два взвода, отправленные на задание. Кровати в дальней части казармы пустовали, значит, солдаты еще не вернулись. После команды «отбой» сон, несмотря на утомительный день, долго не шел. Юлаев лежал, закинув руки за голову и рассматривая трещины на потолке. Мысли в голове носились хаотичным табуном, никак не выстраиваясь в более-менее разумное объяснение происходящему. Тревога о родителях не давала уснуть.

Тишину нарушил дежурный по роте, скомандовавший подъем. Спешно натянув куртку и затянув ремень, Юлаев побежал к выходу. В двери столкнулся с поднимающимися по лестнице солдатами из отправленных на задание взводов. Вид у них, словно вернулись с похорон. У некоторых сильно тряслись руки, как с хорошего похмелья. Тимур протолкнулся между срочниками и выбежал на улицу.

Перед казармой на бетонной тропинке собралась половина роты. Построение проводил майор, мерно вышагивая перед строем.

– Смирно! – все как один, вытянулись и подровнялись. – Сейчас отправляетесь на выполнение задания, секретного. Распространение какой-либо информации повлечёт за собой привлечение к дисциплинарной ответственности. Инструкции – на месте. Получить комплекты ОЗК[1] и выдвигаться к машинам. Ответственные -лейтенант Сухорук и старший лейтенант Хвощов. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Взвод, к складу, шагом марш! – Майор быстрой походкой направился в штаб, на ходу начиная разговор по мобильному.

Тимур послушно зашагал вперед. Возле склада пришлось немного подождать, пока сонный прапорщик возился с замком. Отборный мат, который обычно поднимал настроение личному составу, сейчас только раздражал. На каждого выдали по полному комплекту ОЗК и четыре автомата на всю группу, в разрез со всеми инструкциями прямо со склада. Возле КПП ждали две машины ГАЗ-66 с заведенными двигателями. Водители грузовиков, издали завидев прибывающий взвод, побросали сигареты и залезли в кабины. Командующие заданием Сухорук и Хвощов стояли возле открытых задних бортов, заведя руки за спину. Сохраняя тишину, солдаты погрузились в машины и расселись по деревянным скамьям. Никто не разговаривал, не переглядывался, каждый погружен в свои мысли.

Закрыв борт, в кузов забрались сержанты и постучали по кабине, давая команду водителям. Грузовики рыкнули мотором и, набирая скорость, выехали из части.

– Товарищ сержант, сколько ехать не подскажете? – обратился один из солдат.

– Около сорока минут. Кто хочет, может поспать.

Многие с радостью приняли предложение и, устроившись удобнее, тут же засопели. Хотя Тимуру сегодня и не удалось сомкнуть глаз, спать он не хотел. Молча разглядывая убегающие назад дорожные знаки, пытался понять направление движения. Долго гадать не пришлось, крупная перечеркнутая надпись “Новочеркасск” на светоотражающем щите мелькнула по левую сторону дороги. Ехали в город. За всю дорогу встретилось не меньше пяти экипажей скорой, резкий сигнал которых сложно с чем-то спутать в тишине ночи. Почти все экипажи неотложки двигались в одном с ними направлении. Чем ближе к конечному пункту, тем чаще и чаще доносился пронзительный звук сирены.

Вскоре грузовики сбросили скорость, проезжая шлагбаум, сержанты скомандовали спящим «подъем». Чуть кряхтя, солдаты продрали глаза и попытались размять затекшие от неудобных поз шеи и руки. С громким хлопком откинулся задний борт, и из-под тента кузова, как горох из стручка, посыпались срочники, тут же выстраиваясь в шеренгу.

– Сержантам выбрать двух бойцов для охраны и выдать оружие, остальные стволы – оставить себе. Головой отвечаете за то, чтобы здесь не появилась ни одна живая душа. Оружие применять в крайних случаях, то есть три предупреждения, выстрел в воздух, а потом… ну, в общем, всем знакомая схема, как в карауле, – лейтенант Сухорук чуть прокашлялся и, не сбавляя темпа, продолжил. – Остальному составу одеть ОЗК и не снимать до завершения операции. Кому поплохеет – нашатырный спирт у Хвощова.

Солдаты нервно переглянулись.

– Команды вольно не было! – рявкнул лейтенант. – Надеть ОЗК, выстроиться в колонну по два!

Срочники спешно повытаскивали защитные комплекты и начали натягивать резиновые бахилы. ОЗК пахли старой резиной и одевались с противным скрипом. Немного выбившись из норматива, солдаты, надев противогазы, выстроились по направлению к видневшемуся в сумраке зданию.

Как понял Тимур – строение административного назначения. На это указывал шлагбаум на въезде и одинаковые шторы на окнах первых этажей, но не догадался о предназначении. Все стало ясно, когда из низкой металлической двери вышел человек в белом халате с воспаленными от недосыпа глазами под толстыми линзами очков. Лицо врача скрывал плотный респиратор непривычного для докторов вида. Он подошел к Хвощову и что-то проговорил почти на ухо. Старший лейтенант немного подумал и скомандовал двигаться следом за ним. Обогнув здание по широкой дорожке, вышли к одноэтажному строению с массивной двустворчатой дверью, над которой висела мрачная табличка «морг». У дверей стоял рослый мужчина в темно-синем халате. Увидев приближающихся военных, выбросил недокуренную сигарету и, сплюнув на землю, опустил натянутый на лоб респиратор. Тяжелая дверь открылась, скрипнув петлями. Мужчина повернулся и посмотрел на военных.

– На пол не блевать, вот, – он подтолкнул стоящее на кафельном полу ржавое железное ведро. – Или бегите на улицу.

Солдаты не успели прийти в себя от слов работника морга, как резкий сигнал автомобиля заставил вздрогнуть. Два бортовых грузовика выкатились на асфальтовую площадку и заглушили моторы. Из кабины одного вылез Хвощов и громко хлопнул дверью. Узнать его можно было только по росту и фигуре, лицо скрывал противогаз.

– Разбиться попарно, – на ходу скомандовал старлей. – И за мной.

Тимур, переглянувшись с доставшимся ему в пару, шагнул в дверь. Вошедшие перед ним сослуживцы уже скрылись за поворотом коридора. Немного мешкая, повернул следом за ними, и желудок скрутило в приступе тошноты. Трупы. Много трупов. Так много, что им не хватает места в холодильнике, и они сложены друг на друга штабелями. Взрослые, дети, женщины. Все обнаженные, с бирками на больших пальцах ног: имя, фамилия, дата рождения и смерти. Черты лиц невозможно рассмотреть, так как тела больше походят на мумии из фильмов ужасов, чем на людей. Высушенная и сморщенная кожа, плотно облегающая кости, почти полное отсутствие волос и никакого трупного запаха. Подавил рвотные позывы и, собрав силы, зашагал дальше по коридору. Сзади послышался громкий плюхающий звук, один из солдат не выдержал и, сняв противогаз, начал извергать содержимое желудка прямо под ноги.

– Твою мать! Я же сказал, на пол не блевать! – патологоанатом с досады хлопнул себя по бедрам. – Убирать сам будешь! Давай быстрее, а то кто-нибудь поскользнётся! Ведро и тряпка у входа в шкафу.

– Рядовой! Сука! Быстро одел противогаз! – Расталкивая всех, в коридор влетел Хвощов, стараясь кричать как можно громче через противогаз, но голос его все равно звучал приглушенно. – Быстрее, дебил! Ты приказов не понимаешь! Глотай блевотину, хоть захлебнись, но противогаз не снимай!– даже сквозь толстые стекла противогаза было видно, как старлей побагровел от злости. – А вы что уставились? Сейчас каждый берет тело, один за руки, второй за ноги, и грузите в машину. Двое: ты и ты, залезли на грузовик и принимаете. Складывать аккуратно, чтобы влезло как можно больше.