Read the book: «Не бери в голову», page 2

Font:

Но периода ухаживания, в том смысле, в каком представляют его многие, у Михаила просто не получилось, так как он мог приезжать к Лене только на каникулы. Двух каникул: зимних и весенних, им оказалось достаточно, чтобы принять решение. Их «Белый танец», т. е. тот день, когда Лена сказала ДА, состоялся в марте. Свадьбу решили сыграть в июне, когда Михаил приедет на летние каникулы. К тому времени Лена должна была защитить диплом. На весенних каникулах подали заявление в ЗАГС, и после окончания каникул Михаил отправился обратно в Чечню. На перроне вокзала его провожали мама и Лена. Мама еще не знала о стремительно приближающейся женитьбе своего сыночка. Пришлось сказать ей уже перед тем, как запрыгнуть на ступеньку отходящего вагона. «А что делать? Космический век», – пытался как-то оправдать себя новоиспеченный жених.

Два последних месяца холостяцкой жизни пролетели, и в конце мая Михаил приехал в Пятигорск. Через две недели должна была состояться свадьба.

Утром, в день свадьбы, когда Миша надевал свой финский костюм, купленный в Чечне за 150 рублей, и повязывал галстук, купленный за пять, он все еще не мог представить себе, что через несколько часов его жизнь круто изменится, что через несколько часов девушка, о которой он долго мечтал, станет его женой. Что думала она в этот момент, он не мог знать. Но в одном он был уверен – они оба очень волновались. Наконец, настало время отправляться за невестой. Свадебный кортеж тронулся в путь в дом невесты. В то время Лена жила в доме своих дяди и тети. Ее родители жили в Краснодаре.

Перед дверью, как и положено по традиции, жениха ждали подруги невесты и требовали выкуп. Этот вопрос быстро уладил дружка. Шампанское и конфеты открыли путь к невесте. В гостиной за накрытым столом ждали ее родители и близкие родственники. Невеста стояла в белом платье и фате рядом с отцом. Миша слышал высказывание, что все невесты красивые.

«Нет», – подумал Миша, – не хочу обидеть других невест, но моя невеста самая красивая!»

Когда он посмотрел ей в глаза, он не мог оторвать от них взгляда. Миша все еще не мог понять, в чем притягательность ее глаз. И только тут он сделал открытие, что красота ее глаз не только в тех волшебных, сногсшибательных серо-зеленоватых искорках, а прежде всего в том, что в них отражается целый каскад чувств и свойств души: застенчивость, нежность, чистота, смятение, радость. Это был один из тех моментов, когда хочется сказать: «Остановись мгновение. Ты прекрасно». Они оба были настолько взволнованы, что в загсе, на церемонии бракосочетания, прослушав речь представителя ЗАГСа, и услышав вопрос: «Какую фамилию вы решили взять?», – Лена незаметно толкнула Мишу в бок, очевидно, давая ему возможность сказать первым. Жених замешкался, не поняв, почему он должен отвечать на этот вопрос, и быстро сделал незаметный ответный толчок, дав невесте знак, что этот вопрос касается только ее. Она немного смутилась и назвала его фамилию: «Макарова».

Это в Америке принято репетировать свадебную церемонию, но в стране грандиозных экспериментов и экспромтов все привыкли все делать спонтанно. Молодые люди идут на собственную церемонию бракосочетания как студенты, не подготовившиеся к экзамену. Жизненный лозунг советского народа: «Ничего страшного. Прорвемся».

И вот, они уже муж и жена, носящие одну фамилию. Теперь их можно называть просто Макаровы.

Вскоре после свадьбы Михаилу Макарову пришлось ехать обратно в школу принимать экзамены. Несмотря на то, что это было расставание всего на две недели, это было первое расставание с женой. Она не могла поехать с ним, так как сдавала государственные экзамены. «В конце концов», – думал Михаил, – мы сами так спланировали нашу свадьбу, зная, что придется ненадолго расстаться».

А в конце августа они поехали в Чечню вместе.

Когда Михаил и Лена явились в то же районо, заведующий которого приезжал в их институт и приглашал на работу, и Михаил представил ему свою жену, тоже специалиста английского языка, зав. районо с некоторым разочарованием, а может быть, это был такой своеобразный юмор, сказал:

– Что, Макаров, не мог жениться на преподавателе математики? Нам сейчас очень нужны преподаватели математики.

– Так вы предупреждайте заранее, – ответил Михаил, приняв это за шутку. – Я передам всем неженатым коллегам ваше пожелание, Иван Тихонович. А поскольку вы не предупредили заранее, и я уже женился на преподавателе английского языка, то прошу оформить мою жену в нашу школу. У нас есть вакансия.

– Про какого это преподавателя математики спрашивал он? – в недоумении спросила Лена, когда они вышли из районо, закончив формальности с ее трудоустройством.

– Я думаю, это у него такой юмор, – ответил Михаил.

– Ты точно не встречался с математичкой? – продолжала допытываться Лена.

– Да ты что! Я математичек просто боюсь, – возмутился Михаил. – Это у меня еще со школьных времен. До сих пор снятся страшные сны как будто я не могу решить на уроке какое-то уравнение. Вообще наглый мужик. Мало того, что заманил меня в эту глухомань шашлыком, так еще требует, чтобы женились в соответствии с потребностями района в специалистах. Можешь себе представить, подходит к нему, например, Лиля и говорит: «Иван Тихонович, мне пора замуж, но я пока еще не знаю за кого выйду. Вам, вообще, какие специалисты нужны?»

– Каким еще шашлыком он заманил тебя? – не поняла Лена.

Пришлось ей рассказать, как его, так называемый, выбор пал на Чечню.

– А я все думала, почему ты согласился поехать сюда, – недоумевала Лена.

– Ну, теперь знаешь. Кстати, Чечня нас с тобой поженила. Если бы не Лиля, не знаю, решился бы я.

– Ты что, такой трусливый?

– Я бы сказал – нерешительный. Однажды я чуть не развернулся и не ушел, когда пришел к тебе в общежитие после Нового Год а. Не успел я рот открыть, чтобы сказать вахтеру, к кому я пришел, как впереди стоящий молодой человек спрашивает вахтера: «Можно пройти к Лене Соловьевой?» Я так и замер на месте. Я знаю, что братьев у тебя нет. На папу он не тянет по возрасту. Что остается?

– А, это тогда, когда Димка пришел сообщить, что Ольга родила? – засмеялась Лена.

– Тебе сейчас смешно, но откуда я знал тогда про Ольгу, про то, что она родила, и что этому обалдую приспичило бежать к тебе и хвастаться своим отцовством.

– Так ты меня тогда приревновал?

– У меня просто начало просыпаться здоровое чувство собственника. Я тебя никому не отдам.

* * *

Михаил и Лена проработали вместе в той школе один год, после которого он уже ничего не был должен государству и мог ехать на все четыре стороны. Они выбрали одну – в Краснодар. У них должен был родиться их первенец, а в Краснодаре жили родители Лены. Они были на пенсии и могли помочь с малышом.

В августе Лена родила девочку. Примчавшись в роддом, Миша подошел к окну палаты, где находилась жена, и позвал. Лена выглянула, сделала ему знак рукой подождать и исчезла за шторой. Через несколько секунд штора приоткрылась, и он увидел Мадонну с младенцем. Он быстро поморгал глазами, и на месте Мадонны он увидел Лену, поднимающую на руках и показывающую ему маленького человечка с черноволосой головкой. До сознания Михаила еще не доходило, что ему показывают его дочь. «Неужели у меня уже есть дочь? – восторженно думал молодой папаша, – и уже такая заросшая, как будто давно не стриглась. Она что, родилась уже с такой прической? Вот это да! Это просто как чудо. Вчера нас было двое, а сегодня трое».

Они назвали дочь Эллой. Просто потому, что им обоим нравилось это имя. Когда Лену выписали из роддома, и Михаил приехал забрать их домой, ему вручили ЕЕ, ту, которая станет его принцессой, смыслом его жизни, за кого он будет радоваться, о ком переживать, кем будет гордиться и хвалиться, из-за кого он будет ссориться с женой относительно методов воспитания, кого будет с удовольствием купать, кормить, носить на руках, целовать, и ради кого будет из кожи вон лезть, чтобы ее жизнь была достойной.

А пока ему вручили его первый главный приз в сложной викторине под названием жизнь. Когда он взглянул в подарочную упаковку в виде розового одеяла с белыми кружевами отворотов, он увидел, что из-за этих белоснежных отворотов на него с интересом взирают черные как маслины глаза и как бы спрашивают: «А кто ты такой?»

* * *

Михаил Макаров вспомнил ту ситуацию с «выбором» на распределении, когда через пять лет сидел в коридоре 10-го управления Министерства обороны СССР, куда он прибыл тоже для своего рода распределения, но на этот раз для поездки в загранкомандировку, куда он, в отличие от распределения после окончания института, решил поехать добровольно. За плечами были три года работы в чеченской школе и два года работы в институте. Кроме того, работа в авиационном училище, где обучались иностранные летчики и техники. Именно работа в училище дала толчок к принятию решения о поездке за рубеж.

Один за другим выходили молодые офицеры после собеседования, и сидящие в коридоре, ждущие своей очереди, спрашивали:

– Ну, что? Куда?

– Афганистан.

Шел 1982 год. Война в Афганистане в самом разгаре. «Похоже, здесь не предлагают даже Алтай», – подумал Михаил. «Ну да. Это же загранкомандировка. Сейчас мы нужны уже не на Алтае, а в Афганистане. Тем более, дело добровольное. А что делать? – рассуждал он. – Как жить? Как содержать семью? Надо как-то выбираться из этой нищеты. Афганистан, так Афганистан».

– Макаров, – раздался голос офицера, вызывающего для собеседования. «Я пас», – пришло в голову Михаилу, а ноги сами встали и понесли в кабинет. Войдя, он представился. Сидевший за столом полковник предложил сесть, а сам читал бумаги, видимо, его документы, лежащие на столе. Минуту-другую оба сидели, молча. Наконец, полковник оторвался от бумаг и взглянул на Михаила.

– Так вы работаете в в/ч 10 465? – уточнил полковник.

– Так точно.

– У меня там есть очень хороший друг. Полковник Круглов. Мы вместе повоевали во время арабо-израильской войны 1973 года. Вы его знаете?

– Так точно. Он преподает у нас в училище вооружение самолета, – ответил Михаил.

– Передавайте ему привет.

– Спасибо. Обязательно передам.

– Ну, что? Куда хотите поехать? – спросил полковник, отложив бумаги. – Есть Индия и Эфиопия.

(– А как же Афганистан? – чуть не вырвалось у Михаила.)

– Но я сразу скажу, – продолжал полковник, – в Индию нужны только два переводчика, а в Эфиопию 12. Кроме того, Индия оформляет документы год, а может, и дольше, а в Эфиопию вы уже через три месяца уедите.

– Мне бы конечно не хотелось долго ждать, – сказал Михаил.

– Ну, тогда Эфиопия, – подвел черту полковник.

Он был прав в том плане, что ждать долго не пришлось. Через три месяца Михаилу Макарову пришел вызов, и он начал собираться в дальнюю дорогу. В этот раз кроме родителей ему предстояло надолго расстаться еще с двумя дорогими ему людьми: женой и дочерью.

Глава 2. Железный занавес приоткрывается

Михаил прибыл в Москву поездом за две недели до вылета в Аддис-Абебу. Всем отъезжающим должны были сделать прививки от желтой лихорадки и от холеры, и, кроме того, провести инструктаж.

На это время Михаила приютили дядя и тетя Лены, проживающие в столице. В тот мартовский вечер, когда Михаил позвонил в дверь квартиры, где проживали дядя Боря и тетя Тоня, дверь ему открыла тетя Тоня. Дядя Боря был еще на работе. Тетя встретила его очень тепло, несмотря на то, что виделись они всего один раз, когда Михаил и Лена приезжали в столицу отдохнуть, развеяться и прибарахлиться в московских магазинах. Короткая стрижка, обрамляющая круглое, похожее на татарское лицо, ни с чем не сравнимый московский говорок и доброжелательная улыбка с легким прищуром глаз – тетя являла собой неисчерпаемый источник доброжелательности, чувства юмора и спокойствия.

– Так ты куда едешь? – спросила тетя Тоня.

– В Эфиопию.

– Шпионом будешь работать? – продолжила она, улыбаясь.

– Вы наверно тоже насмотрелись «Семнадцать мгновений весны»? Нет, просто переводчиком в группе военных советников, – ответил Михаил.

В это время в дверь позвонили, и тетя Тоня пошла открывать. В прихожей раздался приятный баритон дяди Бори. Миша встал и вышел в прихожую. Дядя Боря снимал элегантное пальто мышиного цвета. На нем был красивый темно-серый костюм, белоснежная рубашка и строгий галстук. Дядя Боря работал в каком-то важном ведомстве. На полу рядом с ним стоял кожаный портфель, с которым, по-видимому, он ходил на работу. «Наверное, носит домой документы, чтобы поработать», – подумал Михаил.

– А, привет Михаил, – сказал он так, как будто они только вчера расстались.

– Здравствуйте, дядя Боря.

Они обменялись рукопожатием. Слегка покрытые сединой волосы, аккуратно зачесанные назад, здоровый румянец мартовского вечера на щеках и довольная улыбка говорили о том, что человек доволен, если не всей своей жизнью, то, как минимум, прожитым днем. Привычно переобувшись в домашние тапочки и прихватив с собой портфель, дядя Боря прошествовал на кухню.

– Ну, садись, рассказывай, куда собрался? – спросил дядя Боря, ставя портфель на стол и вытаскивая бутылку «Столичной» и несколько банок каких-то консервов, которые Михаилу ничего не напоминали из того, что он привык видеть.

– Вот в Африку собрался. Представилась такая возможность, – кратко пояснил Михаил, усевшись за кухонный стол.

– Бечя, ты бы сначала переоделся, – раздался голос тети Тони.

– Одну минуту, – извинился дядя Боря и исчез в спальне. Через несколько минут он вышел в кухню в спортивном костюме. Тетя Тоня уже ставила на стол приборы, а из кастрюли доносился дурманящий запах пельменей.

– Курица, порежь-ка нам огурчик, – попросил дядя Боря, открывая бутылку «Столичной».

Миша, посмотрев на стол и не увидев никакой курицы, сначала не понял что к чему.

– Курица, а что у нас на ужин? О, пельмени. Замечательно.

Миша переводил взгляд с дяди на тетю и обратно, едва сдерживая готовый вырваться наружу смех. «Бечя» и «Курица»! Вот это да! Миша слышал разные клички и прозвища, на которые люди откликались, но таких никогда не слышал. По всему было видно, что прозвища устраивали обе стороны, поскольку и дядя и тетя с готовностью на них отзывались.

Тетя Тоня вытащила из холодильника банку с огурцами, а дядя, тем временем, открыл одну из консервных банок, которую он извлек из своего волшебного портфеля. При более близком рассмотрении Михаил увидел, что это была сельдь в винном соусе.

– Ну, давай, с приездом, – поднял дядя Боря рюмку. Захрустев огурцом, дядя Боря расспросил, как поживает Леночка и Эллочка.

Михаил на миг задумался, устремив взгляд в пространство перед собой, мысленно представив, что сейчас делает его дочь, чем занимается жена, и снова почувствовал невидимые узы, связывающие его со всем тем, что называется домом. Он знал, что Лена очень любит своего дядю и начал подробно рассказывать об их жизни, заботах, желании иметь свое гнездо. На лице дяди Бори сияла улыбка. Видно было, что и он расспрашивал о жизни племянницы не из банальной вежливости.

– А как Коля и Ксеня? – спросила тетя Тоня о родителях Лены.

– О, они очень заняты, несмотря на то, что на пенсии. Все внимание на воспитание внучки. Если бы не они, нам было бы очень трудно. И живем же пока у них. Вот поеду зарабатывать на свое жилье.

– Молодец, – похвалил дядя Боря. Тетя Тоня поставила на стол пельмени. Михаил после вынужденной сухомятки в поезде не мог дождаться, чтобы попробовать свое любимое блюдо в исполнении тети Тони. Пельмени таяли во рту.

Закончился вечер двумя партиями в шахматы, где приз в виде того же прозрачного напитка из зерна ждал и выигравшего, и проигравшего.

На следующее утро Михаил отправился на инструктаж. Там он познакомился с некоторыми офицерами, которые направлялись туда же, куда и он. На инструктаже они узнали о ситуации в стране, о том, что там одновременно имеются два очага конфликтов: с одной стороны с Сомали, с другой – с сепаратистской провинцией Эритрея. Рассчитывать на то, что будешь жить в отеле и заказывать кофе в номер не приходилось. Один из офицеров, проводивших инструктаж, так и заявил: «Я не знаю, кто из вас куда попадет, но могу дать гарантию, что большинство из вас будут спать с автоматами».

Михаилу с самого начала принятия решения о поездке за границу ситуация напоминала игру втемную. Необычно было то, что сначала ты соглашаешься, а только потом узнаешь куда поедешь, и что будешь спать с автоматом. То есть, получается, что тебе безразлично, где и как тебя используют, – ты на все согласен. Михаил до этого никогда не спал ни с автоматом, ни с пистолетом, ни даже с рогаткой, и поэтому именно эта перспектива вызывала в голове наибольшее напряжение. Миша знал, что первой в списке заповедей стоит «Не убий». А раз она первая в списке, значит она самая главная. Как бы образно ни выразился тот офицер на инструктаже, получалось, что самая главная заповедь может быть нарушена. В Мишины планы не входило стрелять, тем более за тысячи километров от родины. Он просто хотел заработать денег, чтобы обеспечить семью жильем. Поездка за рубеж была, на его взгляд, единственной реальной возможностью честно заработать достаточно денег, чтобы купить квартиру или дом. Но если ради этого придется стрелять, то это уже совсем другое дело, рассуждал Михаил. А тем более, если будут стрелять в тебя.

В тот вечер он вернулся несколько задумчивый. Ситуация чем-то напоминала вербовку в какой-то Африканский легион. Тетя Тоня возилась на кухне. Михаил включил телевизор и с наслаждением откинулся в кресле. Но он не мог сосредоточиться на том, что показывали по телевидению. Фраза, сказанная офицером, проводившим инструктаж, не выходила из головы. Раздался звонок в дверь, а через несколько секунд баритон дяди Бори возвестил о его приходе. По голосу из прихожей можно было сделать вывод, что он и сегодня доволен прожитым днем, а в подтверждение этому на кухонном столе появился неизменный портфель – самобранка, из которого дядя Боря извлек тот же самый набор. Судя по всему, портфель вообще не предназначался для переноски документов.

– Ну, как прошел день? – поинтересовался дядя.

– Нормально, – лаконично ответил Михаил, понимая, что не стоит вдаваться во все подробности. Казалось, дядя Боря тоже вник в специфику ситуации и удовлетворился таким ответом.

– Ну и слава богу. Курица, как насчет ужина? – крикнул он жене.

– У меня все готово, – ответила добрейшая тетя Тоня. Они уселись за стол.

– А какую запись тебе сделают в трудовую книжку? – поинтересовался дядя Боря.

– Я, честно говоря, не задумывался, – искренне ответил Михаил.

– А интересно, как записывают в трудовой книжке, если работаешь шпионом? – включилась в разговор юморная тетя Тоня.

– Об этом лучше спросить у самих шпионов, – сказал дядя Боря.

– Да, я как-то не задумывался, какую запись мне сделают в трудовую книжку. С вами всегда интересно, тетя Тоня. Вы на такие мелочи обращаете внимание. Может быть, это и не мелочи, но об этом как-то не думаешь.

– Ладно, ладно, я шучу. Надо же тебя немного расслабить, а то, я смотрю, ты какой-то напряженный, – ответила тетя, вызывая очередное Мишино умиление своим московским диалектом.

– Просто сегодня проводили с нами беседу, и из всего этого я понял, что в фильмах, даже о том же Штирлице, нам показывают только романтическую часть жизни. А кто ему стирал трусы и носки? Или он сам их стирал?

– А почему это ты об этом задумался? – спросил дядя Боря.

– Ну, вот сегодня на инструктаже кто-то спросил, что брать с собой за границу. Офицер, который проводил инструктаж, дал целый список, в котором такие вещи, как тазик для стирки, стиральный порошок и прочие далеко не романтические вещи.

– А как же ты хотел? Тебе, скорее всего, самому придется стирать и свои трусы, и носки.

– Что, и вешать все это на веревке на глазах у всех? – недоуменно спросил Михаил.

– Ну, а где же? А вам посоветовали и веревку прихватить с собой? – опять с ухмылочкой спросил дядя Боря.

– Нет, про веревку ничего не сказали. Так, завтра придется пойти по хозяйственным магазинам. Нет, ну как я буду везти тазик? Куда я его засуну? В чемодан, что ли? – недоумевал Михаил.

– А ты замерь размеры чемодана и подбери такой тазик, чтобы поместился, – предложила тетя Тоня.

– Хорошая идея, – согласился Миша.

– А что, все эти вещи нельзя купить там? – недоуменно спросила тетя Тоня.

– Во-первых, как нам сказали, там все очень дорого, а во-вторых, у нас не будет денег, – объяснил ситуацию Михаил.

– Как это не будет денег? – не поняла тетя.

– Ну, зарплату будут платить только через месяц. В общем, все покупают эти вещи здесь и везут с собой, тем более, что можно бесплатно везти 100 кг.

– Во всей этой ситуации я вижу один положительный момент, – включился в беседу дядя Боря. – Раз нет денег, значит не надо их прятать и беспокоиться, что их украдут.

– Вы большой оптимист, дядя Боря.

Романтический угар начал потихоньку угасать. «Это еще ничего, – успокаивал себя Михаил, – купить и пронести тазик по столице, а вот как я буду себя ощущать, когда буду на глазах эфиопов вешать на веревку свои трусы и носки? А может быть, эфиопы переняли обычаи народов Кавказа, и мне просто не позволят местные женщины стоять возле тазика, как не позволяла хозяйка дома, в котором я жил в Чечне. Может быть, они так же уважают мужчин, как на Кавказе. Не надо раньше времени паниковать. Ситуация сама подскажет, что делать. В крайнем случае, придется улыбаться, пожимать плечом и разводить руками, мол, что поделаешь, дело житейское. Я не думаю, что меня будут забрасывать гнилыми помидорами за это. Тем более, как нам сказали, там с продуктами трудно. Надо сходить в библиотеку, в читальный зал и посмотреть, что там есть по обычаям и культуре Эфиопии. То, что говорят на инструктаже, в основном, касается будущей работы и политической обстановки в стране. Поэтому было бы полезно понять, чем живет народ, какие у них традиции и прочее».

В читальном зале библиотеки иностранных языков Михаил попросил что-нибудь об Эфиопии. Ему предложили географический справочник по странам Африки. Открыв раздел, посвященный Эфиопии, и прочитав довольно сжатую справку об этой стране, он понял, что ему придется открывать для себя эту страну. Михаила немного ошарашила информация о количестве языков, на которых говорят в Эфиопии. Оказывается, там говорят более чем на 80 языках. «Раз там столько племен и народностей, то значит и столько же разновидностей традиций, или примерно столько же – подумал Михаил. – Хотелось бы, чтобы были и какие-то общие традиции». Михаила обнадеживало то, что Эфиопия приняла православие в 4 веке, т. е. задолго до Руси. «Может быть, есть что-то схожее с нашими обычаями или, точнее, у нас с их традициями», – с надеждой подумал Михаил. Но ничего похожего на кавказские обычаи он, к сожалению, в справочнике не нашел. Единственное, что невольно отложилось в памяти из небольшой главы, посвященной культуре и традициям, это то, что в Эфиопии много уличных чистильщиков обуви. «Неужели там настолько грязно, – подумал Михаил. А, возможно, люди чистят обувь на улице просто, чтобы порисоваться?» Вспомнился кадр из фильма «Неуловимые мстители», где чистильщиком был связной Данька, а Буба Касторский под видом чистки обуви передавал ему информацию. «Не исключено, – подумал Михаил, – что в условиях военного времени эфиопские чистильщики обуви выполняли и специальные задания. Интересно, как далеко в прошлое уходит у них эта традиция? Может быть, прихватить с собой ящик сапожного крема и там двинуть оптом?»

Несколько удрученный, он отправился в хозяйственный магазин за тазиком и стиральным порошком. По пути зашел в Дом Книги в канцелярский отдел, где продавали значки.

– Дайте мне, пожалуйста, 150 значков с изображением Ленина, – попросил он девушку за прилавком.

– Сколько? – переспросила она.

– 150. Только разных, пожалуйста.

– У нас всего 8 видов.

– Значит по 20 значков каждого вида. Пусть будет 160.

– Вы что, коллекционируете значки? – недоумевала продавщица.

– Если бы я их коллекционировал, зачем бы я покупал много одинаковых значков, – резонно заметил Михаил продавщице.

– Вот и я подумала. Может быть меняться?

– То, для чего я их покупаю, не подлежит огласке, – окончательно заинтриговал он продавщицу.

В хозяйственном магазине ему предстояло выбрать тазик строго по размерам чемодана. Размеры он знал, так как замерил его заранее после рекомендаций тети Тони.

– Скажите, пожалуйста, какие габариты этого тазика? – спросил Михаил продавца хозяйственного отдела.

– Не знаю, – честно ответила та.

– Как это не знаете? Вы же их продаете. Что, вы не знаете, что продаете? – возмущался он.

– Почему не знаем? Знаем, – убедительно отвечала продавщица.

– Как же знаете, если не можете мне сказать размеры тазика.

– У нас никто никогда не спрашивал размеров тазиков.

– Ну, вот, я спросил. Для меня это очень важно.

– У нас нечем замерять тазики, – отрезала продавщица.

Пришлось купить швейный сантиметр, чтобы замерить тазик. Наконец тазик нужных габаритов был выбран и, оплатив покупку, Михаил с облегчением двинулся к станции метро, загрузив тазик коробками со стиральным порошком и значками с изображением Ленина.

Он был уверен, что его вид далеко не украшал общую картину столицы. Начал даже зарождаться какой-то тазиковый комплекс. Впечатление, что на него все смотрят и задаются вопросом: «А зачем он идет в баню со своим тазиком?»

Придя на квартиру дяди и тети, он первым делом примерил тазик к чемодану. Слава богу, все сошлось.

Наконец настал день отъезда. Рейс на Аддис-Абебу отправлялся в 22.00. Тетя Тоня приготовила вкусный ужин. Дядя Боря пришел с работы, как всегда, со своим «волшебным» портфелем, из которого привычным жестом извлек бутылку «Столичной». За столом, как всегда, шутили.

Позвонила Лена. Михаил почувствовал, как она старалась держаться, не расплакаться.

– Ты напиши сразу, как только доберешься до места.

– Конечно. Но, на всякий случай, не переживай, если долго не будет письма. Я точно не знаю, как долго идут письма.

– Делай мне вызов. Я приеду к тебе.

– Уволишься с работы? Оставишь Эллочку?

– Да. Я уже решила.

– Ну, что ж. Как только смогу я тебя вызову, – заверил Михаил жену, хотя сам не знал, насколько это реально. – Ты, главное, пиши почаще. Не жди пока придет ответ от меня. Просто пиши, как живешь, как доченька. Я тоже буду стараться писать как можно чаще. Ну, все. Долгие расставания не для моих и не для твоих нервов. Целую. Пока.

– Счастливого пути.

– Спасибо.

В трубке раздались гудки, а в горле Михаила образовался какой-то ком.

Дядя Боря, как нельзя вовремя, предложил еще «на посошок», распечатав вторую бутылку «Столичной». «Посошок» плавно перешел в «Стременную», а затем в «Закурганную», что привело к опустошению второй бутылки, после чего у Миши появилось чувство какого-то безразличия ко всему происходящему, как будто бы он не участвует во всем, а только наблюдает. Но это была иллюзия.

Настало время встать из-за стола и отправиться в аэропорт.

– Присядем на дорожку, – услышал Миша голос тети Тони. Он послушно опустился на стул, пытаясь вспомнить для чего это нужно. В затуманенной голове вертелись две версии: по одной, это надо было сделать, чтобы ввести в заблуждение злых духов, как бы сбить их с толку, вроде бы ты никуда не едешь, чтобы они расслабились, отвлекли свое внимание от тебя, а ты в это время вышмыгнул бы из квартиры, а по другой, – чтобы дать возможность своей душе, если она вдруг замешкалась, блуждая где-то по квартире, заскочить все-таки в тело перед выходом.

В аэропорт поехали на такси с дядей Борей. Тетя Тоня расцеловала Михаила на пороге квартиры и перекрестила.

В Шереметьево Михаил сразу понял, и с довольно-таки большого расстояния, где их группа. Все мужики, как на какой-то сюрреалистической картине, были окружены тазиками, как будто в очереди в баню. Никто не догадался или просто не захотел прятать их в чемодан. Подойдя поближе и поздоровавшись, он понял, что в том состоянии, в котором они находились, они, не колеблясь, пойдут через таможню, держа в руках не только тазики, но и ночные горшки. «Все-таки не зря во время войны перед атакой давали по 100 г спирта, – подумал Михаил. – А что, если бы давали по 200? Наверно разорвали бы всех врагов голыми руками».

Непредсказуемые, как характер русского народа, свойства напитка из зерна, в данном случае «Столичной», к моменту прибытия Михаила в международный аэропорт Шереметьево-2, видимо, достигли своего пика, трансформировав его взгляды и убеждения, которых он твердо придерживался до этого момента, можно сказать, даже кардинально изменив их. Теперь он был, пожалуй, готов вытащить тазик из чемодана посреди зала, название которого он уже точно и не смог бы сформулировать: то ли зал отлета, то ли вылета, а может быть улета? Он даже был готов уверенно идти через таможню, держа тазик под мышкой, что совсем недавно казалось поступком постыдным и недостойным джентльмена или штандартенфюрера СС Штирлица.

Попрощавшись с дядей Борей, Михаил присоединился к группе. Таможенники, видимо, уже насмотревшись на подобные отъезжающие группы, не задавали лишних вопросов.

В самолете предстояло лететь 12 часов. Сразу после взлета самолет превратился в летающий офицерский клуб, где все ходили друг к другу пообщаться и принять предлагаемый стаканчик. В проходе между креслами офицеры кое-где стояли, как в автобусе, держась за полки, а кое-где сидели на корточках, чтобы удобнее было разговаривать с сидящим товарищем. Михаилу нравились самолеты, но не тогда, когда в них летел он. Он больше любил смотреть на летящий самолет, находясь на земле. Но он ничего не имел против летающих клубов вроде того, что увозил их многочисленную группу далеко в незнакомую страну. Он буквально через полчаса после взлета уже изменил свое мнение о самолетах, когда, набрав нужную высоту, пассажирам был предложен ужин, который незаметно перешел в многочисленные частные вечеринки, продолжавшиеся чуть ли не до утра.

Для тех, кто предпочитает спокойную беседу на приглушенных тонах ресторанной массовке с танцами, потными партнерами и партнершами или сауне с водкой, пивом и всяческими массажами, самолет идеальное место. Не надо беспокоиться, как добраться домой, чтобы тебя не обчистили, или что тебя после помывки в сауне посадят в самолет вместо кого-то. Ты уже в самолете и уже летишь.

Через 4 часа, как раз, когда уже были убраны объедки аэрофлотовского ужина и некоторые пассажиры начали смыкать глаза, отчасти от того, что больше ничего не предлагалось, и отчасти от того, что уже ничего и не хотелось, лайнер пошел на снижение. Вскоре он приземлился в аэропорту Каира для дозаправки. И только тут Михаил ощутил все последствия охлаждения отношений между СССР и Египтом, о которых писали советские средства массовой информации. По причине напряженных отношений пассажиров не выпускали из самолета в течение часа, пока его баки заправляли топливом. Даже транзитным залом не дали воспользоваться. Туалеты в самолете во время стоянки были закрыты. «И это такая благодарность за Асуанскую плотину? – возмущался про себя Михаил, – и за помощь во время арабо-израильских войн 1967 и 1973 годов? Напрасно наши пилоты решительно садились в кабины египетских МиГов и летели наперехват израильских истребителей, пока арабские летчики совершали намаз. Если бы сейчас один из тех пилотов был на борту, – думал он, – то ему, наверно, было бы особенно обидно».