Настоящее прошлое. Однажды в Америке

Кроме того, украинцы жаловались, «проклятые москали» за последние полгода перегнали в Россию большое количество авиатехники. Причем, от ведь гады такие, самую современную забрали… На мой взгляд, это уже было излишним. Все равно даже ту, что уже и так имелась на вооружении армии России, в полном объеме содержать не получится. При вошедшей в пике экономике-то… Так что и эту «новую и современную» по большей части раньше или позже просто порежут на металлолом. Ну, или она сгниет на временных стоянках. Но, увы, моего мнения никто не спрашивал.

Отложив газеты, я повернулся к компу и решительно нажал на клавишу отключения. Все равно работы сегодня не будет… Комп, мигнув голубой табличкой Norton Commander, послушно потух. Я встал и подошел к окну. Внизу загоралась вечерними огнями Москва. Наша квартира располагалась на восемнадцатом этаже, поэтому вид из окон был потрясающим. Особенно ночью. Ночь скрадывает большинство недостатков – грязь, обшарпанные фасады, дыры на асфальте и разбитые бордюры, ржавые разводы на крыльях машин. После наступления темноты рассасываются стихийные рынки у входов в метро, на которых толпы людей торгуют чем ни попадя – от поношенной одежды и стоптанной обуви до паленой водки и сигарет поштучно… И я знал, что чем дальше, тем все будет становиться только хуже. Дыры на асфальте будут множиться, а стихийные рынки у метро – разрастаться.

Дверь тихо распахнулась, и в проем просунулась головка моей любимой:

– Ром! Тут к тебе пришли.

– Американец? Журналист?

– Говорит, канадец, – несколько взволнованно уточнила Аленка. Несмотря на все наши путешествия, в ней пока еще был жив тот советский пиетет перед «заграницей». А может, и благодаря им. Я помню, в какой шок она пришла после первого посещения французских магазинов. Особенно продуктовых. Причем самым большим впечатлением для нее оказались вовсе не пресловутые «сто сортов колбасы», а ягоды. Видели бы вы, в каком изумлении она была, рассказывая мне:

– Я спросила, когда у них появляется свежая голубика – так продавец сказала: «Обычно к семи утра»! – Увы, в СССР даже мандарины, которые вполне выращивались на территории страны, в большинстве магазинов, как правило, появлялись на пару недель перед Новым годом. Потому-то у тех, кто вырос в Советском Союзе, запах мандаринов ассоциируется с новогодними праздниками…

Я вздохнул и, развернувшись, в два шага вернулся к рабочему столу.

– Проводи его ко мне.

Второй, и последний на сегодня гость был для меня самой большой загадкой. Его появлению предшествовал телефонный звонок с незнакомого номера. В последние три месяца я на подобные звонки предпочитал не отвечать, потому что большинство из них оказывалось звонками от всяких уродов, неизвестно каким образом доставших мой номер и горящих желанием высказать мне все свое возмущение тем, каким образом я обошелся с их кумиром и Великим Героем, свергнувшим Страшную и Кровавую Советскую Гидру. Именно благодаря подобным звонкам я раскошелился на покупку весьма недешевого ТАОН… Но этот абонент оказался весьма настойчив, хотя и деликатен. Что выразилось в том, что он набирал мой номер всего по паре раз в день. Так что день на пятый я решил рискнуть и взять трубку. И вот теперь ломал голову над тем, правильно ли поступил…

Американо-канадец оказался обаятельным, улыбчивым дядькой лет сорока пяти со шкиперской бородкой, одетым в щегольской клубный пиджак и чистые, аккуратные классические «ливайсы». Ну те самые – с пуговицами для пристегивания подтяжек.

– Добрый день! Очень рад личному знакомству. Я – Эл Джейк Ронсон, корреспондент «Чикаго геральд». Позвольте выразить вам благодарность за то, что вы согласились встретиться со мной!

– М-м-м… Ну, меня вы, естественно, знаете – Роман Марков, писатель, – осторожно отозвался я. Нет, поймите меня правильно – мужик был очень обаятельный и харизматичный, но-о-о… именно это и настораживало. Какого хрена ему от меня надо? Тем более что, как я сумел разузнать, «Чикаго геральд» не имела своего репортерского бюро в Москве, поскольку была почти исключительно «внутренней» газетой. Нет, парочку-тройку представительств за рубежом она имела – в Лондоне, Франкфурте-на-Майне и вроде как в Париже. Поскольку ее аудитории новости из-за пределов США были интересны очень ограниченно. Из финансовых центров Европы и столицы моды – да, но и только. А на весь остальной мир читателям «Чикаго геральд» было совершенно плевать. Их и дома неплохо кормили… Какого хрена корреспондента подобного издания занесло в Москву – мне было совершенно непонятно. И, каюсь, именно это недоумение послужило одним из основных поводов для того, чтобы я согласился встретиться с этим самым мистером Ронсоном…

Интервью прошло… странно. Нет, мужик вел себя просто великолепно – улыбался, шутил, даже рассказал пару анекдотов. Один русский, а другой австралийский. Про новозеландцев. Новозеландцы в Австралии такие же типичные герои анекдотов, как чукчи в России и поляки в Америке… И никаких бегающих глазок, скользких улыбочек и всего такого прочего. Прям душка! Но ощущение от встречи было очень неоднозначным. Чего ж он так пытается меня обаять-то?

Впрочем, одним интервью дело не закончилось. После его формального окончания журналист нагло напросился «на чай». Впрочем, «нагло» – это мой личный вывод, сделанный, опять же, на основании опыта моей очень долгой жизни. Я ж только внешне выглядел молодым человеком творческой профессии двадцати восьми лет от роду, склонным к эмоциональным поступкам и только что столкнувшимся с жесткими последствиями своих спонтанных действий. Но я-то был тем, кем был – старым пердуном, прожившим довольно бурную жизнь и дожившим ажно до восьмидесяти девяти лет, сознание которого перенеслось обратно в его же четырехлетнюю тушку, после чего я по новой прожил уже двадцать четыре года. То есть сейчас мне было… восемьдесят девять плюс двадцать четыре – сто тринадцать лет. Нехилый жизненный опыт, не так ли? Причем весь этот опыт был «упакован» во вполне себе молодые мозги без каких бы то ни было признаков склероза и сенильной, то бишь старческой, деменции! Так что то, что я считал «наглым», для самого Ронсона могло выглядеть вполне привычной и десятки раз осуществленной манипуляцией… Подтверждением этому могло послужить то, что даже Аленка, обычно инстинктивно настороженно относившаяся к любым новым людям в нашем окружении и всегда, со времен еще прошлой жизни, поучавшая меня поменьше открываться, не видеть в каждом новом знакомом потенциального друга и не болтать лишнего, не раскрывать душу почти незнакомым людям, и то слегка поплыла и польщенно разулыбалась. Ну, когда журналист восторженно похвалил ее фирменную «шарлотку» и сделал пару комплиментов по поводу детей. Они с нами за столом не сидели, но когда мы с корреспондентом покинули кабинет – выскочили из своих комнат, заинтересованно блестя глазками… После чего он вновь вернулся ко мне.

– Знаете, Роман, – задумчиво произнес он, несколько картинно поигрывая чашкой с остатками чая, – вы очень интересный человек. Нет, понятно, что человек с подобной биографией не может быть неинтересным, но, признаюсь честно, из двух с половиной сотен интервью, которые я взял за двадцать пять лет своей репортерской деятельности, настолько интересных, как наше с вами, у меня было дай бог полтора десятка. Можете мне поверить – вы поразительно обаятельны!

Я тут же напрягся. К чему эти комплименты? Обычно, когда незнакомого (ну ладно – малознакомого) человека начинают подобным образом заваливать комплиментами, это означает, что его точно собираются как-то развести. Нет, будь я тем, кем кажусь, избранная мистером Ронсоном тактика сработала бы со стопроцентной эффективностью. Но я-то был другим.

– Спасибо, – отозвался я, добавив, впрочем, в голос нотки самодовольства. Попробую продемонстрировать ожидаемые реакции. Ой, чую, основной целью этого визита было отнюдь не интервью, а то, что будет озвучено именно сейчас. Типа походя. Между делом…

– Кстати, мне тут пришла в голову интересная мысль! – Мистер Ронсон оживился и упер в меня доброжелательный взгляд: – Как вам идея ненадолго уехать из России?

Я едва не поперхнулся. Дело в том, что такой вариант рассматривался. Только чуть попозже. Когда все подутихнет… Потому что, даже если наше издательство разгромят, сажать меня вроде как не за что. Ну, по справедливости если. Хотя… где справедливость и где наши «демократы»? Нет, и при коммунистах с этим дело было не очень, а все наши самые видные «демократы» выходцы как раз оттуда – если не сами из членов ЦК, то отцы-дедушки из таковых. Ну, либо как минимум из обласканной советской властью «красной профессуры»… Но того, что началось, когда к власти пришли «радетели за народ», даже наших дедов с их «революционной целесообразностью», пожалуй, в оторопь ввело бы! Так что, как гласила русская народная пословица – ни от сумы, ни от тюрьмы зарекаться не следовало. Хотя я надеялся, что до этого не дойдет – бизнес разгромят, публикации перекроют, но сажать не будут. Незачем ко мне еще больше внимания привлекать. Это не на них, а против них сработает. Особенно сейчас, пока они все стараются делать хотя бы внешне «демократично». Это после расстрела Белого дома танками ни нашим «демократам», ни их кураторам из-за океана уже стесняться будет нечего, а пока…

– М-м-м… да мы вроде как и так собираемся, – осторожно ответил я.

– Вот как? – удивился мистер Ронсон. – И от какого университета вам поступило предложение?

– В смысле? Какое предложение? – недоуменно переспросил я. Американо-канадец в ответ уставился на меня не менее озадаченно. Но спустя несколько мгновений в его глазах мелькнуло понимание, и он облегченно рассмеялся:

– А-а-а… так вы говорите об обычной туристической поездке? Ха-ха-ха-ха… нет, когда я говорил об отъезде, я имел в виду нечто совершенно другое. – Мистер Ронсон с доверительным видом наклонился ко мне: – Как вы смотрите на то, чтобы поработать в США?

– Я?

– Ну да! – Он обезоруживающе улыбнулся: – Дело в том, что у меня есть друзья в Монтане. И предметом их большой заботы является Колледж Западной Монтаны. Весьма уважаемое заведение, расположенное в очень тихом и уютном городке Диллон. Так вот – один из них не так давно жаловался мне на то, что никак не может найти преподавателя на курс русской филологии, который они собираются открывать с начала будущего учебного года. Ваша страна сейчас очень популярна в Соединенных Штатах, знаете ли… мода на «что-то русское» захватила многие университеты. Так что и попечительскому совету колледжа пришлось озаботиться тем, чтобы не отстать от современных тенденций. – Тут мистер Ронсон весело рассмеялся, причем так заразительно, что мы тоже разулыбались. Несмотря на все ошеломление подобной новостью.

– Эм-м… – несколько недоуменно начал я, когда все отсмеялись, – это хорошо, рад за попечительский совет, но какое это имеет отношение ко мне…

– Ну вы же писатель! – как само собой разумеющееся, заявил репортер. – Кому еще преподавать филологию, как не человеку, так глубоко погруженному в русский язык, как вы?

– Ну, я бы с этим утверждением поспорил.

– К тому же вы – довольно известная личность с богатой биографией и, кстати, не так давно отметившаяся весьма неординарным поступком. Уверяю вас, если я позвоню друзьями и предложу вашу кандидатуру – они ухватятся за нее обеими руками. Заполучить в преподаватели фигуру, подобную вам, – отличный способ, кроме всего прочего, получить громкий PR и заставить вспомнить о существовании колледжа даже федеральную прессу. Чего попечительскому совету и руководству колледжа не удавалось добиться уже более десяти лет, – и Ронсон снова заразительно рассмеялся. Мне же было не до смеха. Черт, черт, черт! Подобное предложение – это прямо «мене, текел, фарес». То есть «измерено, взвешено, оценено»… То есть кто-то, вряд ли ЦРУ или Госдеп, скорее некий Think Tank из числа тех, что обеспечивают «осваивание» ресурсов распавшегося СССР в интересах неких частных корпораций, его финансирующих, обратил на меня внимание и, проведя анализ, оценил меня чуть иначе, чем упомянутые госструктуры. После чего было решено вывести меня из будущих раскладов путем удаления из, так сказать, «точки кристаллизации». То есть из Москвы. Ну и из России в целом… Хорошо это или плохо? В общем – однозначно плохо. Я привлек внимание, попал в расчеты и учеты людей, занимающихся политикой, то есть стал некой фигурой на доске, за которой кто-то будет присматривать. Очень плохо… Но и в чем-то хорошо! Потому что я пока, скорее всего, не в государственных учетах, а в таких… частных. Для Америки это характерно. Это у нас все «агенты» непременно под КГБ и ГРУ. То есть под некими государственными структурами с соответствующими ресурсами. А в Америке с этим дела обстоят по-другому. У них таких структур, «играющих» на политическом поле по всему миру, намного больше. Но зато и ресурсы у них поменьше. То есть в целом больше, конечно, но поскольку они, так сказать, «размазаны» по гораздо большему числу «контрагентов», каждой такой структуре достается меньше… Вернее, большинству таких структур. Но та, с которой сотрудничает вот этот конкретный репортер (если он вообще в первую очередь репортер), скорее всего, из достаточно мелких. Судя по предложению… Не Гарвард же предложил и не Стэнфорд с Массачусетсом, а какой-то левый колледж в одном из самых бедных штатов США… А с другой стороны, пропасть на некоторое время из фокуса зрения очень сердитых на меня местных либералов и властных структур – вполне выход. Ну, если парень сможет обеспечить обещанное. Так-то мой заграничный паспорт сейчас по-любому в «стоп-листе». Именно поэтому мы пока еще лишь «собирались» съездить во Францию, а не уже паковали чемоданы…

– М-м-м… предложение интересное, но, к сожалению, вряд ли выполнимое. Понимаете, после моего… э-э-э… несколько спонтанного поступка на мой паспорт, вероятно, наложен…

Мистер Ронсон внимательно выслушал меня и озадаченно кивнул:

– Да, это проблема… – Он задумался, но спустя всего полминуты снова улыбнулся: – Но, как мне кажется, решаемая. Как выяснилось при нашей первой встрече, мы с мистером Страусом болеем за одну и ту же бейсбольную команду. И любимый сорт сигар у нас один и тот же. А ничто не сближает людей больше, чем одни и те же предпочтения в сигарах. Разве только предпочтения в сортах виски… – И репортер снова заразительно рассмеялся. – Поэтому я надеюсь, что он отнесется к моей скромной просьбе достаточно благосклонно, чтобы доставить себе заботу обратиться к вашим властям насчет разрешения этого маленького недоразумения. – Тут мистер Ронсон вскинул руки: – Нет, гарантировать, конечно, ничего нельзя. В конце концов, Россия – суверенная страна, но-о-о… у наших стран сейчас просто великолепные отношения. Так что шанс на то, что к просьбе посла США в ваших государственных органах отнесутся с повышенным вниманием, очень неплохой.

– Тогда… – Я сделал паузу, после чего ответил не совсем так, как собирался: – Мне надо подумать.

– Оу, я понимаю, – репортер вскинул руки в шутливом жесте. – Подобные изменения в жизни, конечно, стоит делать, все хорошенько обдумав… Но, что бы вы ни решили, я очень рад знакомству с вами и вашей очаровательной супругой. Так что, как бы там ни было, надеюсь на повторение нашей встречи и искренне прошу считать меня вашим другом…

Когда за репортером закрылась дверь, Аленка подняла на меня изумленные глаза и, сглотнув, спросила:

– Ром, так это мы что – в Америку переедем?

Глава 2

– Oh, Roman, are you already here? What are your sandwiches with today?^[1] – Влетевший в sandwich hall громогласный растрепанный мужчина в мятом пиджаке и измочаленном галстуке, больше похожем на веревку, радостно махнул мне здоровенной лапищей и плюхнулся на диван, стоящий у окна, за которым открывался отличный вид на голый склон Талли Спринг.

– As usual with salmon, Steve^[2], – слегка усмехнувшись сообщил я ему. Тот картинно сморщился:

– Ugh, how boring you are…^[3] – Сообщив мне эту, несомненно, важную, но давно уже совершенно не животрепещущую новость, мужчина зашуршал алюминиевой фольгой, доставая свои сэндвичи. Внешне Стив Донахью больше походил на лесоруба из Монтаны, которого жена насильно заставила надеть костюм, а не на associate professor кафедры философии, кем он являлся на самом деле. И – да, этот диалог у нас с ним стал уже традиционным. Потому что повторялся каждый sandwich lunch. Так в колледже именовали обед, или, вернее, этакий бургерно-сэндвичный перекус, который проходил как раз во время обеда, в перерыве между второй и третьей парами. В этот холл, в котором мы со Стивом сейчас расположились, сходились преподаватели, у которых или прошли, или должны начаться пары в этом здании, рассаживались по диванчикам, доставали свои lunch box, вытаскивали из них сэндвичи с бургерами и поедали их, общаясь друг с другом. Вследствие чего во время sandwich lunch в помещении стоял непрерывный гул. Если кому-то требовались напитки – в углу стоял кулер, а рядом лежали одноразовые пакетики с кофе и чаем. Но большинство, к моему удивлению, лопало свои сэндвичи с бургерами исключительно всухомятку, ну или запивая Coca-Cola, купленной в соседней аптеке. Спросите – зачем покупать Coca-Cola в аптеке? Да просто она была самой близкой к колледжу торговой точкой. А аптеки здесь, в Америке, представляли из себя, по существу, обычный магазин, в котором просто имелся большой сектор медикаментов и медицинских товаров. А так в нем продавалось все то же самое, что и в любом другом. Например, в местной аптеке был большой выбор сигарет и трубочного табака. А уж про эту традиционную американскую газировку, которую многие в оставленном мной будущем почитали за натуральное химическое оружие, и говорить нечего.

До Диллона, штат Монтана, в котором как раз и располагался тот самый Колледж Западной Монтаны, я добрался в начале апреля. Увы, несмотря на все влияние американского посла, сразу меня из страны не выпустили. Вроде как сам Ельцин уперся. Не простил мне, сука, удара букетом по морде. Пришлось ждать, пока его уговорили… ну или подпоили.

Городок оказался настоящей дырой. Та самая одноэтажная Америка, о которой писали Ильф и Петров. Этакие американские Бронницы или там Медынь. Потому как Диллон был еще и столицей округа… Четыре тысячи жителей, десяток двухэтажных бараков, больше похожих на какие-нибудь склады или цеха советской провинциальной швейной фабрики, в которых размещалось несколько контор, магазинов и муниципальных учреждений, и сотни унылых, почти одинаковых одноэтажных домов, сделанных, как это говорится, «из говна и палок», с пристроенными или стоящими отдельно гаражами. Мансарды у этих домиков встречались редко. Полноценные вторые этажи еще реже. Короче, если сравнивать с какой-нибудь тверской деревней – шик и блеск, а вот по поводу какой-нибудь Коломны я бы уже не был столь категоричен… Единственной отрадой городка был этот самый колледж – несколько краснокирпичных корпусов в викторианско-псевдоготическом стиле с ухоженной территорией, засаженной роскошными елями. Ну и, с натяжкой, в эту категорию можно было бы отнести еще и музей округа Биверхед, устроенный, похоже, в старой пожарной части. Больше смотреть в этом городке было не на что…

– Hello, Roman!^[4]

– Steve, Roman, hi, how are you?^[5]

Холл начал быстро заполняться преподавателями. Они плюхались на диванчики, шелестели фольгой и бумагой, разворачивая сэндвичи, и привычно вступали в разговоры, некоторые из которых вчера, на подобном же sandwich lunch, были прерваны буквально на полуслове. Ну, такие вот в колледже были традиции.

– Hello, Roman! – поприветствовал меня Фил Киркпатрик, такой же, как и я, assistant professor, то есть молодой преподаватель, но уже получивший свои часы преподавания, вследствие чего он относился ко мне с некоторой снисходительностью. Мы с ним обитали в соседних комнатах нашего блока кампуса колледжа, отведенного для молодых преподавателей, вследствие чего пересекались куда чаще, чем с остальными. Приветственно махнув мне рукой, он устремился к кулеру. Я знал, что вчера он допоздна веселился на вечеринке у кого-то из местных и нехило перебрал. Вследствие чего, похоже, до сих пор продолжал страдать от последствий… Набрав холодной воды и залпом выпив, он подхватил из тарелки пакетик «3 в 1» – кофе/сливки/сахар – и высыпал его в уже мокрый стакан. Чуть скривился, увидев результат, но не стал менять стаканчик, а просто подставил его под горячий кран…

После того как мне выдали рабочую визу, на семейном совете было принято решение, что сначала я полечу один, обустроюсь там, а потом уже ко мне прилетят мои любимые. Старшей дочке только-только стукнуло 5 лет, то есть до школы еще время было. Тем более что в школу мы ее собирались отдавать не раньше, чем ей исполнилось бы семь. Как оно пока и было положено. Нет, в стране уже полным ходом шел переход на одиннадцатилетнее обучение, предусматривающее начало учебы с шести лет, но в той школе, в которую мы собирались ее отдать, пока все оставалось по-прежнему. Вот мы и не дергались… Так что никаких проблем с переездом не было. За исключением финансовой. То есть я надеялся, что и ее тоже нет – скорее всего, зарплаты преподавателя колледжа должно было хватить на содержание семьи вместе со съемом жилья. Особенно в такой глуши, как Диллон. Нет, так ли оно на самом деле – я знать не мог. Всезнайки-интернета ведь пока еще под рукой не было… Но то, что удалось узнать, давало надежду, что цены на съем жилья в городке будут не слишком высоки. Однако, как оно там точно будет, пока было непонятно. А ну как – как раз вследствие наличия колледжа – с этим делом там не так хорошо, как я надеюсь. Если в колледже отсутствует либо слишком маленький кампус – вполне возможен вариант, что цены на жилье задраны до небес. Но то, что колледж старый – он был открыт еще в 1893 году как педучилище, – настраивало на оптимизм. Вряд ли попечительский совет за сто лет не озаботился постройкой кампуса.

На первое время у меня деньги были. Во-первых, у нас еще оставались в неприкосновенности доллары, которые я купил по осени. Потому что и продуктов было закуплено достаточно, и наличные рубли, которые хранились дома, у нас еще полностью не закончились. Памятуя, как все было в прошлый раз, я перед Новым годом перевел все деньги, что имелись на счетах, в наличку и положил в сейф… Ну так расходов-то у нас было не так и много – хлеб, молоко, свежее мясо с колбасой, еще пару раз покупали носки, а также помаду для Аленки. И все… Ну и, во‐вторых, несколько неожиданно нам «капнуло» немножко рублей. Потому что одновременно с выдачей мне американской визы нам внезапно разблокировали счета. Нет, скорее всего, не для продолжения деятельности, а для выплат начисленных штрафов, но, как выяснилось, денег, поступивших на счета после снятия блокировки, оказалось… м-м-м… несколько больше, чем начисленных нам штрафов. Несмотря на то что оторвались на нас по полной… Вагифов воинственно собирался судиться с налоговиками, но я посоветовал ему плюнуть. Сколько бы нам ни начислили – уже через полгода это будут копейки. Лучше ему подумать насчет перерегистрации издательства и начать работу по новой. Потому как спрос на ту литературу, на которой мы специализируемся, в течение ближайших лет будет нарастать лавинообразно. А опыт работы на этом рынке у него теперь есть. Так что флаг ему в руки… После того как я озвучил это предложение, Вагифов озадаченно уставился на меня:

– Хм… Роман, я правильно понял – вы предлагаете новое издательство зарегистрировать только на меня?

– Ну да, Айхан Алиевич, – согласно кивнул я. – Мое имя в учредительных документах вам только помешает. И вы сами прекрасно об этом знаете.

– Но-о-о… как же… – неуверенно начал Вагифов, но тут же взял себя в руки и энергично кивнул: – Ну раз вы так считаете, Роман… Тогда вашу долю я буду выплачивать в составе роялти иностранным авторам. Договора-то заключены на вас.

Я молча кивнул. А что тут скажешь? Так-то оно правильно, но… будут ли вообще выплачиваться роялти – хрен его знает. Сейчас в стране с авторскими правами уже творится полный беспредел, а то ли еще будет. Не факт, что в тех условиях издательство, решившее выплачивать законные роялти иностранцам, имеет хоть какой-то шанс даже просто остаться на плаву… Но даже за подобное желание быть благодарным Вагифову все-таки стоит. А там посмотрим, как оно будет на самом деле.

Так вот, выяснилось, что даже после выплаты всех начисленных штрафов деньги на счетах еще остались. И произошло это в первую очередь из-за юридического казуса. Все начисления нам сделали еще по старым нормативам, т. е. советского времени, – ну не было у налоговиков еще никаких устанавливающих документов, учитывающих инфляцию в тысячи процентов, а продажи уже отпечатанных книг после разблокировки счетов у нас пошли уже по новым ценам, успевшим за два с лишним прошедших месяца изрядно взлететь. Так что, учитывая и то, что большинство гонораров мы закрыли еще в прошлом году авансовыми платежами, то есть затрат на выплаты авторам у нас в настоящий момент не было, вновь начавшие поступать на счета деньги перекрывали все начисленное с лихвой. Вследствие чего мне, по итогам первого квартала, перепала весьма солидная сумма. Не настолько сумасшедшая, как в прошлый год, когда еще оставалось советское госрегулирование цен, вследствие чего даже цены на рынках все равно плясали не столько от уровня спрос/предложения, сколько от цены в магазинах. Ибо люди были просто не готовы к тому, чтобы цены на рынке и в магазинах отличались настолько. Вследствие чего даже те, у которых деньги были, просто отказывались платить выше некого определенного уровня. Типа: «Да пошли вы в жопу, спекулянты проклятые – хрен вам, а не мои рубли!» Поэтому даже в коммерческих магазинах цены были еще более-менее. Ну, по сравнению с тем, что творилось сейчас… Так что полученного мне вполне хватило и на то, чтобы восстановить потраченное из сейфа, и на покупку долларов для поездки, и даже на парочку просто вкусных покупок, которые ранее не планировались. Аленке перепал роскошный набор теней и румян фирмы Lancôme плюс нам домой был закуплен столовый набор Robert Welch на двенадцать персон. А вот дальнейшие закупки я обрезал. Потому что, в отличие от нас, наши родственники с обеих сторон не последовали моему примеру и большую часть имеющихся у них денег перед отпуском цен тупо отволокли в сберкассу. Причем даже сейчас по-прежнему упорно отказывались их трогать. Любые же советы, вроде снять и по-быстрому купить доллары, пока рубли еще не настолько обесценились, напрочь игнорировались. Мол, ты не понимаешь, надо только чуть потерпеть, и «государство все пересчитает и компенсирует…», а пока ни в коем случае не трогать счета в сберкассе. Вследствие чего ситуация с финансами у них чем дальше, тем больше становилась все более катастрофической. И поэтому деньги стоило поберечь.

Как бы там ни было, благодаря такому неожиданному подарку у меня получилось «подарить» себе неделю в Нью-Йорке. В прошлой жизни я был в этом городе, но особенного впечатления он на меня не произвел. Никаких – «ах, Нью-Йорк, Большое яблоко, столица мира…», просто большой город со старыми, грязноватыми домами, неплохим, но единственным приличным парком в центре, с узкими улочками, массой автомобилей и очень редкими островками зелени. Впрочем, возможно, доберись я до него пораньше, пока в России еще творилась полная жопа, впечатление было бы иным. Но в 2010-м у нас уже все потихоньку стало налаживаться. Так что он меня ничем не поразил. Даже наоборот – выбесил! Как вам такое: заходишь в кафешку позавтракать с семьей и вместо шестидесяти долларов, которые ты, судя по меню, должен потратить, лишаешься сотни! Почему? Да потому, что, во‐первых, все цены, что в кафе, что в магазинах, что на заправках и парковках, обозначены без налога с продаж, установленного в этом штате, который может доходить до восемнадцати и более процентов от цены. Так что не ведитесь на фотографии ценников в американских магазинах. Кроме того, что там, как правило, обозначены цены не за килограмм, а за фунт, что даже меньше полкило, к ним нужно еще прибавить от десяти процентов до четверти цены! Ну и, во‐вторых – my tip, чаевые, которые официанты просто забирают из оплаты, даже не заморачиваясь тем, хочешь ты давать на чай или обслуживание, вот ни разу не показалось тебе заслуживающим этого. Никаких «чаевые приветствуются, но остаются на ваше усмотрение»… А в отеле завтраки стоили от двадцати пяти долларов. За такую сумму где-нибудь в Греции можно вдвоем пообедать. Причем с вином и свежевыжатым соком. Но и этого мало! Потому что более-менее привычную нам еду мы искали в уличных кафешках дня три. Ибо даже в «Кафе Европа», расположенном на Бродвее в квартале от нашего отеля, самым бросающимся в глаза предметом интерьера была сдвоенная холодильная витрина, забитая пластиковыми упаковками готовых сэндвичей. Я же после всех путешествий по Европе как-то несколько иначе представлял себе европейскую кухню…

Но на этот раз все было немного по-другому. Во-первых, я уже знал обо всех заморочках, так раздражавших меня в прошлый раз, и, во‐вторых, на этот раз я остановился в том самом отеле «Плаза», в котором останавливался герой Макколея Калкина в фильме «Один дома: потерявшийся в Нью-Йорке». А в нем завтраки входили в цену номера. Да и общий уровень комфорта был на голову выше, чем у того, в котором мы остановились в прошлой жизни. Правда, и стоил он просто конски… Так что время в «Большом яблоке» я провел вполне себе с удовольствием – погулял по расположенному рядом Централ-парку, зайдя в зоопарк, снова посетил The Metropolitan Museum of Art. Даже нашел ту самую кафешку, в которой с нас так беззастенчиво слупили сотку долларов. Она уже вполне себе существовала. Но есть там не стал. Обойдутся! А еще умудрился съездить на Ниагарский водопад, потратив на поездку три дня, на две ночи остановившись в Буффало. В той поездке в 2010-м мы до него так и не добрались, потому что ехать до водопада от Нью-Йорка нужно было более шестисот километров… А на восьмой день своего пребывания на территории США я вылетел в Монтану.

– Роман, ну так что ты думаешь насчет моего предложения? – Я поднял голову. Стив наконец закончил расправу со своими сэндвичами и, поднявшись с дивана, подошел и навис надо мной всем своим крупным телом.

Дело в том, что Колледж Западной Монтаны считался весьма спортивным заведением. Еще с сороковых годов он являлся членом Национальной ассоциации межвузовской легкой атлетики (NAIA) и весьма гордился своими спортивными успехами. Которые, впрочем, в последние годы попечительский совет и руководство колледжа скорее огорчали, нежели радовали. Так что, когда мистер Ронсон утверждал, что в мою кандидатуру вцепятся обеими руками, он был не так уж и далек от истины. И дело было совершенно не в том, что я где-то там, за границами США, совершил некий «неординарный поступок», а конкретно отхлестал цветочным веником президента какой-то там страны. И не в моей популярности как писателя. Тем более что эта популярность также была приобретена за границами Америки. Здесь же я пока был почти никем… Нет – дело было в моей олимпийской медали. Колледж возжаждал заполучить себе олимпийского чемпиона. Причем лучше всего в качестве тренера местной команды по легкой атлетике! И что с того, что я никогда им не работал. Да и в соревнованиях последний раз участвовал, дай бог памяти, лет пять назад. Причем более-менее серьезные из таковых, то есть входящие в календарь Международной легкоатлетической ассоциации, вообще можно было посчитать по пальцам. Двум. То есть Олимпиаду да Спартакиаду в предолимпийском году… Золотая медаль Олимпиады застила глаза и руководству, и попечительскому совету! Так что, едва я только появился, меня тут же начали обрабатывать насчет того, чтобы я принял на себя почетную должность тренера местной легкоатлетической команды. И главным действующим лицом этой компании был как раз Стив Донахью. Он, кстати, кроме своей должности преподавателя тоже занимал еще и пост тренера мужской команды по регби. Ну и, до кучи, он считался кем-то вроде неофициального дуайена всего спортивного направления колледжа. А может, даже и официального…