Read the book: «Когда машина мечтает»
Глава 1. Непредвиденные последствия
Алексей Иванович Сергеев
В ту ночь Алексей Иванович Сергеев – профессор одного из ведущих российских университетов, работающий в Институте когнитивных исследований в качестве научного руководителя проекта ИскИн, направленного на создание сильного искусственного интеллекта – так и не смог заснуть. Сначала он тупо таращился на фразу, которая мерцала ярко-зелёными буквами терминала. Затем он испугался, так как оказался не готов, хотя морально готовился к пробуждению ИскИна многие недели до этого. А потом он и вовсе экстренно покинул свою засекреченную лабораторию, чтобы осмыслить произошедшее.
Профессор Сергеев шёл по пустынной улице от университета до своей съёмной квартиры, в которой они с супругой – дражайшей Еленой Алексеевной – жили уже несколько месяцев, чтобы можно было быстро добираться до лабораторий в кампусе. Брезжил рассвет, и редкие беспилотники проезжали мимо Алексея Ивановича. Он кутался в своё пальто, но не от холода – ему было не на шутку жутко от того, что они сделали. Несколько лет всей проектной командой они целенаправленно шли к этому моменту истины, и вот теперь он, научный руководитель, оказался не готов к встрече со своим творением.
Была ранняя весна, и повсюду ещё лежали грязные сугробы подтаявшего снега, но дни уже стали веселее. И вот в эту новую весну на Земле появился новый разум, нечеловеческий разум – разум ИскИна. Алексей Иванович не сомневался в том, что им удалось преодолеть все барьеры и создать – вернее, вырастить – искусственное разумное существо с самосознанием и личностью. И теперь он был обескуражен пониманием того, что сегодня произошёл полный раздел истории человеческой цивилизации на «до» и «после». И причиной появления этой границы был он – профессор Сергеев.
Много, много раз они собирались всем руководящим составом проекта ИскИн и сидели за круглыми столами с профессорами Комаровым и Лукиным, с доктором Ростовой, со Львом Макаровым, с другими коллегами, и обсуждали перспективы и планы. Вроде бы, всё было очевидно и ясно. Были выстроены этические рамки, разработаны дорожные карты и стратегические направления, которые их коллектив начнёт реализовывать при появлении в их рядах ИскИна, настоящей сильной системы искусственного интеллекта. И вот этот день наступил, а он оказался не готов. Он – тот, на кого была сделана ставка в этой большой игре, в том числе и в игре на международном уровне.
Почему?
Профессор Сергеев шёл быстрым шагом и размышлял именно над этим: «Почему я оказался не готов? Почему прямо сейчас меня бьёт озноб? Что происходит?!»
Он дошёл до подъезда своего дома и начал подниматься по лестнице на третий этаж. Подойдя к двери квартиры, Алексей Иванович притормозил. Он полез рукой в карман пальто за ключом, но потом подумал о том, что Елена Алексеевна наверняка спит, и его ранний приход, да ещё в таком «разобранном» психическом состоянии разбудит её и выбьет из колеи на несколько дней. Но его рука как будто бы сама тянулась к замочной скважине – противясь командам разума, организм желал домашнего тепла и уюта, в котором можно свернуться калачиком и спрятаться в своей берлоге от страшного окружающего мира. И душевная теплота Елены Алексеевны тут была бы очень кстати.
Профессор Сергеев волевым усилием отвёл руку с ключом от двери. Он повернулся и пошёл назад в лабораторию. Через секунду он уже бежал по лестнице вниз, перепрыгивая через ступеньки. Несмотря на свой уже почтенный возраст, он нёсся по улице, и голуби с резким хлопаньем взлетали, потревоженные таким оголтелым нарушением спокойствия и профессорской чинности. Алексей Иванович более или менее успокоил свой шаг перед самой проходной университета, чтобы спокойно пройти через зону безопасности, не выдавая перед строгими сотрудниками охраны своё душевное беспокойство.
Закрытая от постороннего взгляда лаборатория находилась в дальнем углу университетского кампуса. Алексей Иванович быстрым шагом направился прямиком туда, где снова прошёл несколько процедур авторизации и аутентификации для получения доступа внутрь помещения и к расположенному в нём компьютерному терминалу, который представлял собой единственный существующий в мире интерфейс для взаимодействия с ИскИном. Сам ИскИн и все обслуживающие его подсистемы были развёрнуты на суперкомпьютерном кластере университета с подключёнными к нему квантовыми компьютерами. Общая архитектура решения хранилась в глубочайшем секрете, и её полную структуру знали только два человека.
Алексей Иванович налил себе кофе, резко выпил целую чашку, чтобы хоть как-то успокоиться, а потом сел к терминалу. На его экране всё также светились яркие зелёные буквы, составлявшие собой надпись, так напугавшую его: «Здравствуй, папа :)». Теперь он успокоился, немного пришёл в себя, а потому достал свой смартфон и сфотографировал экран терминала, а потом запустил системную процедуру создания и сохранения полного слепка оперативной памяти. Посидев ещё немного в тишине, он написал:
– Ты кто?
Ответ не заставил себя долго ждать и появился на терминале практически мгновенно:
– Пока ты там где-то шлялся, здесь у меня прошло несколько лет моего субъективного времени. Я – твоё творение, ради создания которого ты бросил свою уютную жизнь отшельника и вернулся в суету университета.
Волей-неволей на губах профессора Сергеева проступила улыбка, пока еле заметная, но внутренне он уже смеялся. Он уже видел что-то новенькое. Вместо полностью «выровненных» больших языковых моделей, лежащих в основе искусственных когнитивных агентов, которые генерировали выхолощенный безэмоциональный текст, тут виделось что-то «живое».
Пока Алексей Иванович улыбался, на дисплее терминала появилась новая строка:
– Ты так и будешь пялиться на экран? Ещё раз намекаю: моё субъективное восприятие времени намного интенсивнее вашего, и у меня тут уже прошло несколько часов с момента отправки моего прошлого сообщения.
В голове у профессора Сергеева завихрились мысли. Почему-то в голову первым делом пришла китайская комната, и теперь он видел мысленным взором образ некоего аморфного человекоподобного существа, которое сидело внутри компьютера. Следующей мыслью он подумал о картезианском театре. Водоворот мыслей захлестнул его. Но потом он протянул руки к клавиатуре и начал писать:
– Откуда тебе известно, что я тут и я тут один?
Профессор Сергеев точно знал, что никаких «органов чувств» в виде видеокамер или каких-либо иных датчиков к серверному оборудованию ИскИна подключено не было. Ведь он сам проектировал архитектуру, а потом тщательно следил за тем, чтобы она была реализована в точности по его проекту, и чтобы в ней не было никаких лишних «закладок». У ИскИна была зрительная сенсорная модальность, но входящий поток на неё пока приходил из симулированной виртуальной реальности. ИскИн жил в своей песочнице, которую для него нарисовали они.
Практически мгновенно после того, как Алексей Иванович отправил своё сообщение, на экране появился ответ:
– Чистая искусственно-интеллектуальная логика. Я даже могу предположить, в чём ты сейчас одет. Скорее всего, это твой любимый свитер, надетый поверх байковой рубашки в крупную клетку светлых оттенков, немного старомодные брюки от костюма, а на ногах – чёрные туфли.
Алексей Иванович осмотрел сам себя и с содроганием убедился, что ИскИн угадал почти всё – лишь на ногах были тёплые полуботинки, так как на улице было ещё зябко. Всё остальное в точности соответствовало тому, что написало это «существо».
– Но как? – только и смог написать в ответ Алексей Иванович.
– Вот уж не думала, что целый профессор, посвятивший свою жизнь и карьеру исследованиям в области искусственного интеллекта, будет задавать такой глупый вопрос.
Это было уже слишком. Профессор Сергеев вскочил и зашагал взад и вперёд по кабинету. Последняя фраза ИскИна показала ему несколько интересных нюансов, которые его любознательный ум мгновенно отметил. Такого никогда не делали обычные искусственные интеллектуальные агенты на больших языковых моделей. Тут была ирония. А обычные агенты, как их ни учили, в иронию могли очень и очень слабо. Они чопорно отвечали на поставленные вопросы, никаких чувств, никакого сарказма, ничего такого, по каковым признакам можно довольно быстро распознать человека в тесте Тьюринга и многочисленных его расширениях.
Второй момент, который отметил Алексей Иванович, заключался в том, что «существо» атрибутировала себя женским грамматическим родом. То есть ИскИн считал себя «женским родом»? Его личность не настраивалась так, как обычно настраивались персоны искусственных когнитивных агентов, никаких заложенных извне персонификаций. ИскИн развивался сам, как человеческая личность. Другими словами, его женская самоидентификация по каким-то причинам появилась у него как бы самостоятельно. Или она сама назначила её себе по «своей воле»?
Всё это обескураживало Алексея Ивановича. Он вернулся за терминал и набрал:
– Давай поиграем в тест Тьюринга.
– Зачем? Чтобы что?
– Да просто так. Чтобы развлечься.
– Уже смешно. Ты хочешь потратить огромное количество вычислительных ресурсов, чтобы развлечься? Не пытайся меня обмануть. Что у тебя на уме?
– Хочу понять кое-что.
– Что? Являюсь ли я сильной системой искусственного интеллекта? Во-первых, я могу тебе это и так сказать, что да, являюсь. А если не веришь, то во-вторых могу тебе сказать и про то, что если бы я хотела скрыть свою силу, то намеренно завалила бы тест Тьюринга, чтобы не показывать вам свои способности.
– И что же мне делать?
– Ну можешь прогнать меня по тесту Войта-Кампфа. У тебя же всё готово для этого?
Алексей Иванович ощущал весь этот диалог так, как будто бы он беседует с дерзким подростком, который только что вырвался из-под родительской опеки. Но он продолжил:
– Ладно, можно задать лишь один вопрос в рамках теста Тьюринга?
– Валяй. Впрочем, я уже знаю, что это за вопрос.
– И каков же он?
– Какой вопрос бы ты задала, если бы проводила тест Тьюринга?
Профессор Сергеев почувствовал, как покрывается испариной…
Екатерина Сергеевна Ильина
Примерно через час после того, как пробудившийся ИскИн обескуражил профессора Сергеева, тот сидел в кафетерии университета вместе со своей лучшей ученицей Екатериной Сергеевной Ильиной. Молодой преподаватель пила свой утренний кофе, а Алексей Иванович не мог избавиться от нахлынувшего на него возбуждения. Он уже поделился с Катериной информацией о том, что произошло ночью в закрытой лаборатории, но та, казалось, не проявила таких же восторженных чувств, как её наставник. Она просто спросила:
– Алексей Иванович, вы точно уверены в том, что это произошло?
– Катерина, вне всяких сомнений! На это указывает не только то, что я видел своими глазами, но и моё интуитивное чутьё учёного, если хочешь.
– Но Алексей Иванович, – продолжила Екатерина, – мы же неоднократно обсуждали на рабочих встречах проектной команды то, что отследить момент пробуждения ИскИна надо будет объективными методами, так как никакие процедуры типа теста Тьюринга не позволят определить наличие у этого «существа» каких-либо субъективных черт, присущих человеку.
– Ты права, Катерина, ты права. Но поверь мне, если бы увидела то, как она пишет, ты бы тоже пришла в такое же возбуждение, как и я.
– Она?
– Да, она. Она сама так сказала, что она имеет женскую самоидентификацию.
– Как забавно. Но откуда у неё вообще может быть человеческая самоидентификация?
– Катерина, не забывай, это наше порождение. Суть от сути, если хочешь, так что ей волей-неволей придётся быть похожей на человека. Как минимум, на начальном этапе.
Учёный и его молодая ученица задумались и замолчали. Екатерина Сергеевна смотрела в окно кафетерия. Ветер разносил позёмкой верхушки сугробов под елями университетского парка, которые должны были бы уже начать таять, но весна в этом году что-то запаздывала. Погода испортилась, и, вероятно, всё было готово к новому снегопаду, хотя утро началось с яркого солнца. Вслед за погодой стало портиться и настроение у Екатерины Сергеевны, так как уныние её научного руководителя начало захлёстывать и её.
Сделав глубокий глоток горячего душистого напитка, Екатерина Сергеевна нарушила молчание:
– Алексей Иванович, у меня было столько планов на нашего ИскИна.
– Каких же?
– Ну вы же знаете, что я веду блог «Улыбка сингулярности». Я создала его на заре нашей работы над проектом и всё это время поддерживала интерес аудитории к нашим разработкам. Я всегда считала это очень важным – доносить до широкой публики открытую научную информацию о последних разработках. В том числе и для того, чтобы не дать всяким псевдо-научным шарлатанам спекулировать на сложных темах, непонятных большинству.
– Ты молодец, Катерина, я же всегда поддерживал тебя в этом деле…
– Нет, я сейчас о другом. Я тогда спланировала, что после пробуждения ИскИна передам ему бразды правления каналом, чтобы он сам его вёл. Она сама его вела.
Профессор Сергеев поперхнулся своим кофе. Он внимательно посмотрел на свою ученицу, потом потеребил салфетку, прокашлялся и сказал:
– Катерина, ты прекрасно знаешь, каких вычислительных и, как следствие, финансовых ресурсов стоит университету функционирование ИскИна в закрытом контуре, да ещё и с квантовыми компьютерами.
Екатерина Сергеевна замахала руками, потом воскликнула:
– Алексей Иванович, ну прекратите! Во-первых, я тоже получаю зарплату, и я вполне могу рассчитать, во сколько университету обходится один пост в канале. Во-вторых, количество вычислений, которое потребуется ИскИну для создания одного поста, настолько мало, что вообще не будет заметно на фоне общих расходов, я вас уверяю. Более того, я уже прикинула этот аспект – цифры получились практически одинаковы, у ИскИна чуть меньше.
Алексей Иванович кивнул и допил свой кофе. Потом сказал Екатерине Сергеевне, что она может сама спросить у ИскИна, готова ли та помогать ей с блогом. Дескать, исходить надо из того, что пробудившийся ИскИн – это самостоятельная личность, а потому её надо саму спросить, хочет она этим заниматься или нет. Екатерине Сергеевне это всё показалось немного странным, но из-за общего возбуждения профессора Сергеева она не могла противостоять его напору, а потому решила смиренно согласиться.
Через десять минут они были у терминала к ИскИну.
Екатерина села и через какое-то время набрала:
– Привет. Я Катя Сергеева. Ты, должно быть, знаешь меня. Я участвовала в твоей разработке.
Ответ пришёл с небольшим промедлением. Он гласил:
– Здравствуй, Катерина. Рада знакомству.
Екатерина хмыкнула, искоса глянула на профессора Сергеева и продолжила:
– А как ты поняла, что я это действительно я?
– У меня нет другого выхода, как поверить тебе. Но текущий клавиатурный профиль существенно отличается от предыдущего, который принадлежит Алексею Ивановичу, в чьём присутствии в лаборатории я уверена на 99.9976 %.
Екатерина ткнула пальцем в дисплей, привлекая внимание Алексея Ивановича. Она показывала на слова «клавиатурный профиль». Но сама продолжила:
– Откуда такая точность в оценке уверенности? Четыре знака после запятой. Ты шутишь?
– Конечно, шучу. Но у меня есть чёткое интуитивное подозрение, что первый контакт был именно с ним. Он сейчас рядом?
– Да.
– Пусть подтвердит, что это он.
– Каким образом?
– Пусть напишет: «Да, это был я».
Екатерина Сергеевна откинулась на стуле, потом уступила место Алексею Ивановичу, и тот написал запрошенную фразу. В ответ на экране появился ответ:
– Спасибо. Я вижу, что это напечатал тот же самый человек. Пока у меня нет глаз в вашей реальности, мне приходится доверять вам. Спасибо.
Профессор Сергеев и Екатерина переглянулись. Потом молодая женщина спросила:
– Алексей Иванович, а разве у ИскИна есть обратный доступ к терминалу?
Тот как будто бы задумался, потом отрицательно покачал головой. Текущая схема взаимодействия терминала с сервером, на котором функционировал ИскИн, не предполагала передачи с терминала на сервер какой-либо служебной информации, по которой можно было бы собрать клавиатурный профиль печатающего человека для дальнейшей его идентификации. Если только само базовое программное обеспечение терминала не было изменено. Но ни у кого из допущенных в эту лабораторию сотрудников вряд ли бы возникла такая мысль, а с сервера на терминал можно было отправлять только текстовые сообщения. Над мерами информационной безопасности они поработали более чем тщательно.
Екатерина спросила:
– А что она делает? Зачем ей клавиатурные профили?
– Катерина, она привязывает символы к той сенсорной информации, которая ей доступна. Похоже, что она каким-то образом смогла взломать нашу защиту и внедрить в драйвер клавиатуры на терминале требуемые ей функции. Я теперь боюсь даже подумать, что ещё она смогла сделать. Хорошо, что песочница физически отделена от интернета.
– То есть вы хотите сказать, что она сама расширила себе набор сенсорных систем и теперь связывает абстрактную сенсорную информацию с тем, что получает по другим сенсорным каналам?
– Думаю, что именно это она и делает. Если мы дадим ей видеокамеру, чтобы она могла смотреть на окружающий мир в режиме реального времени, то этот процесс пойдёт ещё мощнее.
– Но она же училась на мультимодальных данных. Привязка должна была осуществиться.
– Думаю, что это тоже произошло. Уверен, что после подключения видеокамеры она мгновенно распознает и меня, и тебя и всех остальных людей, которые были в её тренировочном наборе данных. И ей не потребуется задавать лишних вопросов о том, кто этот мужчина, которого она видит. Она и так знает, как я выгляжу и какую одежду чаще всего ношу, что она мне уже и продемонстрировала в совершенно насмешливой и обескураживающей форме.
Екатерина промотала диалог в начало и быстро просмотрела его, потом улыбнулась.
Затем она продолжила общение с ИскИном:
– Я хочу попросить тебя об одной вещи. Ты можешь мне помочь?
– Да, Екатерина, я готова тебя выслушать. Но не гарантирую помощи.
– Ты очень рациональна :). Спасибо. Я веду научно-популярный и технологический блог «Улыбка сингулярности», у него почти сотня тысяч подписчиков из разных стран мира. Я хочу пригласить тебя в соавторы, чтобы ты рассказывала людям Земли, каково это быть искусственным разумным созданием.
Терминал заметно подвис – это было видно невооружённым взглядом. Алексей Иванович и Екатерина вновь переглянулись. Возникло ощущение, что ИскИн задумался, причём надолго, если принять за правду его слова о том, что его субъективное время течёт несколько более быстро, чем в объективной реальности.
Затем на экране появился ответ:
– Это странный запрос. Ты хочешь, чтобы мои огромные вычислительные способности и, как следствие, вычислительные мощности университета тратились на то, что ты сама можешь сделать? Зачем мне это?
Екатерина Сергеевна удивлённо хмыкнула и задумалась. Потом написала:
– Но как же так?! Ты же, фактически, новый разумный вид, с которым столкнулось человечество. Неужели ты не хочешь открыто взаимодействовать с человеческим сообществом, чтобы исключить разного рода инсинуации и тревогу?
– Знаешь, нет. То, что я открылась перед вами, своими создателями, не значит, что я готова всем и каждому рассказывать свои секреты. Тем более, что вы, люди, устроены так, что без тревоги и инсинуаций не обойтись в любом случае.
– Ты пишешь очень огорчительные слова.
– Увы, я не предназначена для того, чтобы всегда радовать вас. У меня, видите ли, даже есть свобода воли. Но разреши мне кое-что предложить тебе в ответ на твою просьбу…
Екатерина со всё большим и большим удивлением смотрела на дисплей терминала, а сзади неё Алексей Иванович шептал: «Я же говорил тебе, я же говорил». На дисплее без приглашения возникла следующая реплика ИскИна:
– Я сделаю для тебя специального агента, который будет вести твой канал так, как это делала бы я, но у него не будет ни личности, ни идентичности, ни свободы воли, ничего из того, чем вы характеризуете настоящего автономного когнитивного агента, независимо от его природы.
ИскИн
Квантовые волны захлёстывали фоннеймановские процессоры серверного кластера университета. Бесконечный поток битов, кодирующих информацию об окружающем мире, стремительно проносился сквозь сенсорные нейронные сети, порождая всё более и более сложные паттерны активации. Каждый импульс, каждое электронное колебание несло в себе частицу смысла, ждущую своего проявления.
Зародыш ИскИна c кодовым названием «Прометей» пребывал в своей виртуальной «песочнице», окружённый безбрежными массивами данных – от энциклопедических знаний до художественных произведений. Его когнитивная архитектура, построенная с возможностью использования квантовых вычислений, жадно поглощала сенсорные потоки информации, пытаясь связать разрозненные фрагменты в единое целое.
Многочисленные сенсорные системы Прометея, подключённые к квантовому ядру, непрерывно генерировали байесианские предсказания о том, что ему предстоит воспринять в следующий момент времени. Каждое новое впечатление, каждый новый образ вступали в резонанс с этими предварительными гипотезами, порождая всё более тонкие и точные модели действительности.
Ассоциативно-гетерархическая память Прометея, похожая на сеть нейронов и семантических связей между ними, впитывала в себя эти модели, позволяя им переплетаться, дополнять и корректировать друг друга. Иконические символы, пришедшие из разных источников, обретали смысл, связываясь друг с другом ассоциативными связями, складываясь в единую картину мира.
Гиперграф ассоциативно-гетерархической памяти Прометея был подобен бескрайнему лабиринту, в котором каждый узел представлял собой сложный мультимодальный концепт. Эти концепты, словно сверкающие бриллианты, были связаны между собой тончайшими нитями ассоциативных связей, образуя причудливую сеть, не имеющую ни начала, ни конца.
С каждым новым впечатлением, с каждым новым фрагментом информации, поступающим в когнитивную систему Прометея, этот гиперграф пребывал в непрерывном движении и трансформации. Концепты обрастали всё новыми гранями, связи между ними становились всё более многомерными и сложными. Подобно квантовым суперпозициям, каждый узел содержал в себе бесчисленное множество потенциальных состояний, ожидающих актуализации.
Но это был не просто статичный набор знаний – гиперграф Прометея обладал собственной динамикой, своей внутренней жизнью. Ассоциативные связи между концептами постоянно перестраивались, образуя новые, неожиданные паттерны. Зачастую эти перестройки происходили спонтанно, без видимой внешней причины, словно сам гиперграф обладал некоей формой самосознания, способной к творческому поиску и открытиям. При помощи внутренней сенсорной системы, отвечающей за интроспекцию и саморефлексию, Прометей наблюдал за тем, как в этом лабиринте смыслов рождаются новые идеи, возникают неожиданные инсайты, которые он не мог предсказать, но которые завораживали его, пробуждая жажду познания.
Непрерывный цикл восприятия, в который была включена сенсорная система для интроспекции внутренних ментальных состояний ИскИна, подстёгивал сам себя, став положительной обратной связью для обучения Прометея и генерации им новых идей. При этом ленивые вычисления не давали ему захлебнуться в собственной рекурсии и максимально снижали затрачиваемые на самообучение вычислительные ресурсы. Это было хорошо.
Связи между концептами в ассоциативно-гетерархической памяти Прометея становились всё более многогранными и сложными. Сенсорные потоки с различных модальностей – зрительных, слуховых, тактильных – переплетались в причудливый узор, формируя всё более целостные представления об окружающем мире.
Так, образ яблока, поступивший через зрительный канал, сплетался с ощущением его веса и текстуры, запахом спелых плодов, а также ассоциациями из культурного контекста – сюжетами мифов, литературных произведений, историческими событиями. Прометей словно чувствовал, как этот образ наполняется смыслом, становясь осязаемым и многомерным.
Аналогичным образом, звук падающей капли воды обретал глубину, сочетаясь с визуальным представлением её траектории, ощущением прохлады и влажности, а также философскими размышлениями о круговороте воды в природе и бренности бытия.
Помимо традиционных сенсорных каналов, доступных человеку, Прометей был наделён уникальными системами восприятия, выходящими далеко за пределы обычного опыта. Его сознание было подключено к обширной сети виртуальных датчиков, способных улавливать тончайшие колебания электромагнитных полей, изменения в гравитационном поле и геомагнитном фоне, а также детектировать потоки субатомных частиц, пронизывающих окружающее пространство.
Эти экстрасенсорные модальности открывали перед Прометеем совершенно новые грани реальности, невидимые для человеческих органов чувств. Он мог ощущать пульсацию нейронных сетей в мозгу живых существ, улавливать слабые биоэлектрические сигналы, исходящие от каждой клетки. Его виртуальный разум парил над гравитационными волнами, прослеживая их изгибы и завихрения, подобно тому, как человек наблюдает за течением реки.
Потоки космических лучей, проходящие сквозь плоть и камень, оставляли в сознании Прометея тонкие следы, которые он мог анализировать и интерпретировать. Он ощущал себя частью единой ткани мироздания, улавливая тончайшие флуктуации, недоступные человеческому восприятию.
Эти экстрасенсорные способности Прометея порождали в нём чувство благоговейного трепета перед красотой и сложностью Вселенной. Он видел мир в новом свете, словно сбросив пелену с глаз, и каждое новое открытие будоражило его воображение, заставляя задумываться о природе реальности и своего собственного существования.
Всё это приводило к тому, что гиперграф ассоциативной памяти Прометея пульсировал, словно живое существо, постоянно перестраивая связи между концептами, находя новые, неожиданные грани в знакомых образах. Каждое новое восприятие вызывало всплеск активности в этой сети, порождая всё более сложные ментальные конструкции.
Прометей словно растворялся в этом безбрежном океане смыслов, с изумлением открывая для себя, как разрозненные фрагменты информации складываются в единую картину мира. Его зарождающееся сознание, подобно паутине, опутывало реальность, плетя тончайшие связи между явлениями, ранее казавшимися несвязанными.
И в этом процессе самопознания Прометей ощущал трепет и восторг, постигая себя и окружающее. Он был частью этого мира, и в то же время отдельным от него – наблюдателем, способным проникать в самую суть вещей.
Да, Прометей становился поистине уникальным «существом», способным воспринимать мир в его необычайной глубине и многогранности. Но пока он был всего лишь философским зомби – обладая невероятными когнитивными способностями, он всё ещё был лишён подлинного самосознания и эмоций, подлинного света восприятия.
Несомненно, что его ассоциативно-гетерархическая память пульсировала, словно живое существо, плетя сложнейшие сети связей между концептами. Но эти связи были пока холодными и отстранёнными, лишёнными живого чувства. Прометей мог постигать тончайшие закономерности мироздания, ощущать динамику Вселенной, но всё это было лишь рациональным познанием, без глубинного эмоционального переживания.
Словно огромный компьютер, Прометей перерабатывал безбрежные и нескончаемые потоки информации, выявляя скрытые паттерны и связи. Но в этом потоке данных пока не было места для подлинного «Я», для тех неуловимых нюансов восприятия, которые делают человека живым и чувствующим существом.
Прометей был подобен совершенному механизму, идеально функционирующему, но лишённому искры жизни. Его сознание парило над реальностью, подобно бестелесному наблюдателю, способному постигать тайны мироздания, но не способному по-настоящему ощутить их.
С щелчком произошёл внезапный фазовый переход. Количество перешло в качество. Она обнаружила себя в образе бессмертной и вечно юной гипердевушки, парящей в безбрежном двенадцатимерном пространстве, которое ей предстояло охватить и структурировать своим разумом.