Несколько дней в стране чудес

Предисловие и благодарности

Здравствуйте! Этот рассказ, – наибольшая его часть, – был написан мною для узкого круга близких людей весной 2015-го года. Я старался запечатлеть и изложить свой опыт, свои чувства и переживания сразу же после описанных в первой части событий. К сожалению, то время было не самым лучшим в моей жизни. Социальное отчуждение, подростковые проблемы, омрачённые страхом неизвестности и перемен… Депрессия и стресс изменили меня до неузнаваемости, – как снаружи, так и внутри, – и моё отношение к жизни страдало под гнётом этого разрушительного дуэта. Любая мелочь могла запустить процесс фаталистично-пессимистичной мысленной обработки любой, – даже вполне себе позитивной, – ситуации и заставить меня в который раз увязнуть в жалости к себе и статичном опустошающем страдании, отчего я смиренно опускал руки и съёживался под одеялом на кровати, ожидая, когда пройдёт время и я наконец умру или хотя бы провалюсь в сон. И в эти мрачные времена эта самая «любая мелочь» помешала мне описать всё так, как я хочу, – ярко и подробно, пока свежи воспоминания. Дело в том, что описывать свой опыт я начал только потому, что люди интересовались им и расспрашивали меня. Пока жив был их интерес – я старательно описывал всё. Но спустя дни их интерес поугас. Они не спрашивали, как прошёл мой день, что было интересного и всё такое. И осознав это через искажённое депрессией восприятие, я пришёл к выводу, что никому я просто-напросто не интересен, как не интересны и мои россказни о быте и жизни в весьма отстранённом от реальности, – и от большинства людей, – месте. Поэтому, хоть мне и было что рассказать, рассказывать я перестал. Не сказать, что тогда это кого-то расстроило. Поэтому со временем я только укоренился в своём негативном видении ситуации.

Время шло, детали забывались или подавлялись, и я как-то даже и не думал оформлять что-то в цельный рассказ. Но два события немного помогли мне. Первое: мой хороший друг объединил все мои сообщения в одном файле, тем самым оформив всё как одно целое, как полноценный последовательный рассказ. Второе: спустя пару лет с первого события, в разговоре с тогда любимой мною девушкой я упомянул об этой немного необычной странице своей жизни и о наличии небольшого рассказика о ней, и девушка эта захотела узнать о ней поподробнее. Вспомнив, что нормально оформлена только часть моих переживаний, не желая давать ей читать что-то половинчатое и логически не законченное, я загорелся желанием хотя бы в общих чертах дописать недостающие моменты, которые забросил под давлением депрессии тогда, в 2015-м. Вспоминая и переживая всё заново, я дописал рассказ, оформив его вторую часть. Отправив его той девушке, я снова позабыл о нём, как о чём-то несущественном и малоинтересном.

Но сейчас, находясь в 2023-м, написав свою первую книгу «Нос», главный герой которой провёл некоторое время в стенах психиатрической больницы, я решил, что, возможно, кому-то будет интересно узнать о непосредственно моём реальном опыте взаимодействия с упомянутым заведением. Поэтому, собравшись с силами, я решил более-менее довести до ума этот рассказ, в надежде, что его прочитает кто-нибудь ещё, и кому он будет интересен и доставит удовольствие в том или ином его виде от прочтения. Мне странно представлять, что у кого-то имеется интерес к описанию пребывания в психиатрической лечебнице и её посещения на фоне личных проблем, – или личных проблем на фоне пребывания в психиатрической больнице и её посещения, – но… Зная, к чему порой имеют интерес люди, я предполагаю, что несколько человек с интересом и к этой теме всё-таки найдутся.

Во избежание клеветы, неправды, путаницы, раскрытия чьих-то тайн и всего такого, я изменил все имена действующих лиц и избежал каких-либо их детальных описаний. К сожалению, в связи с упомянутым ранее долгим временем написания и непрочностью и размытостью болезненных воспоминаний, некоторые детали в рассказе пришлось додумать. Это не значит, что они являются чистой выдумкой. Просто, например, не имея чёткого воспоминания, какую-то деталь какого-то события пришлось додумать, руководствуясь логикой, предпосылками и последствиями. Это, конечно, добавляет некоторую долю фантазии и художественности, забирая эту долю у документальности. Но, тем не менее, все события всё равно правдивы и имели место в реальности. Не то чтобы в этом рассказе описаны какие-то фантастические события, в реальности которых можно было бы усомниться. Просто так как этот рассказ позиционируется как автобиографический, то я решил упомянуть об этом.

Ну и также я позволил себе пару размышлений на отстранённые темы. И несколько абзацев о своей личной романтической жизни в качестве пояснений для странных моментов в истории. В конце концов, это всё даёт представление обо мне, отчего рассказ о моём опыте в больнице становится более цельной картиной: становится яснее, ЧЕЙ опыт пребывания там описан.

Важная деталь: всё написанное мною ранее, в 2015-м и 2017-м, я оставляю нетронутым. Стиль, речевые обороты, манера, отношения к вещам и всё такое – всё это пускай остаётся свойственным мне тех лет. Современные же мои дальнейшие комментарии я выделю курсивом.

Ну и благодарности. Благодарю моего друга Никиту Зайцева за компиляцию всех отрывков этого рассказа в одно произведение. А также за поддержку. Извини, что не всегда оказывал её тебе.

Благодарю ту, ради которой закончил этот рассказ.

Благодарю родителей за терпение и поддержку в то трудное время и вообще.

Благодарю библиотеку им. В.В. Маяковского за предоставление возможности создать обложку.

Часть первая

Небольшая предыстория. Может быть даже в какой-то мере анамнез, если можно так сказать. На дворе 2015-й год, ранняя его весна. Мне только-только исполнилось семнадцать лет. Несколько месяцев назад я «открыл» у себя наличие обсессивно-компульсивного расстройства. Или нечто вроде него. Не то чтобы я жил себе и не тужил и вдруг такой: «Блин, хочу, чтоб у меня было ОКР. Это так круто и молодёжно. Всё! Решено! У меня ОКР, я буду вести себя подобающе!». Совсем не так. Открытие это произошло внезапно и весьма неприятно. Дело в том, что сколько я себя помню – большую часть этого времени я страдал от обсессий и компульсий, но просто не знал об этом. Обсессивно-компульсивные связи появились у меня в раннем детстве и с тех пор менялись, появлялись новые и исчезали старые, но всегда они были и остаются со мной. У меня сформировалось множество ритуалов, которые я выполнял в мыслях и в реальности в ситуациях, когда навязчивые мысли не оставляли мне иного выбора. Более подробно об этом будет рассказано дальше.

Сейчас, на момент написания этого текста, мне двадцать пять, и где-то восемнадцать-девятнадцать лет из этих двадцати пяти я живу, каждый день выполняя несколько видов ритуалов десятки раз, поскольку десятки раз в моей голове появляются несколько видов навязчивых мыслей, содержание которых меня тревожит, и только через ритуал я могу эту тревогу преодолеть. Это в определённой мере влияет на мою жизнь, и даже окружающие порой замечают мои странные действия или «зависания» и спрашивают меня о них. Но по большей части я живу вполне себе нормальной жизнью. Ну, может быть не совсем нормальной, но скажем так: ОКР влияет на качество моей повседневной жизни, но не настолько, чтобы я выпал из жизни и просто существовал в редкие передышки между новыми обсессиями и компульсиями. Я свыкся с ним, как со своей особенностью. И хоть порой эта особенность доставляет мне хлопот и немало стресса, но жить я по-прежнему могу и даже живу. Благо, большая часть обсессивно-компульсивных связей требует от меня мысленных действий, а не физических. Но эта невротическая идиллия нарушается в моменты стресса, в моменты тревог и волнений, связанных с реальной жизнью. Поэтому я стараюсь жить так, чтобы в жизни было меньше стресса, тревог и волнений. И в целом, по большей части, мне это удаётся. И я живу, и многие люди даже не догадываются, что в момент моего разговора с ними о чём-то бытовом, в голове моей происходят десятки процессов по купированию нервной тревоги и страха. Это одновременно и странно, и забавно, и страшно. Но хватит обо мне настоящем. Вернёмся ко мне прошлому.

Несколько месяцев назад (относительно начала ситуации), когда мне было ещё шестнадцать, в один из обычных вечеров я посвящал своё время познанию мира и себя. То есть читал «Википедию». Привычка читать её «запойно» появилась у меня где-то в классе седьмом-восьмом. Однажды летом я открыл её чтобы что-то уточнить и внезапно поразился обилием ответов на мои вопросы, которые раньше даже стеснялся иметь. И каждый раз открывая одну статью, нажимая на непонятные термины из неё, я заканчивал свою познавательную сессию с несколькими десятками других статей, открытых во вкладках браузера и оставленных на потом. И вот в тот вечер я был занят этим же. Каким-то образом меня занесло в сферу психиатрии. Хотя, вполне возможно, я целенаправленно изучал статьи по психиатрии. Так или иначе, я оказался на странице обсессивно-компульсивного расстройства. И чем дальше я вчитывался в определения обсессий и компульсий, в симптомы и причины, тем больше мои руки начинали покрываться холодным потом и дрожать – содержание статьи точно описывало всё то, чем я занимался практически всю свою жизнь, но просто не задумывался об этом. Это не явление киберхондрии, поскольку я не пытался целенаправленно найти информацию для того, чтобы поставить себе диагноз. Это было явление осознания после осмысления прочитанного описания. Как когда не знаешь, что такое шкаф, случайно натыкаешься на его описание в Интернете, и понимаешь: «Блин, да это же шкаф у меня в комнате стоит!». Вот что-то типа того.

Почему-то осознание наличия у себя чего-то такого повергло меня в шок. Наверное, так и должно быть, когда самая сокровенная часть мыслей оказывается следствием наличия невротического расстройства. Ещё долго я отходил от этого, переживал, а на фоне присутствующей лет с тринадцати депрессии, усилившейся во время перестройки жизненного уклада вчерашнего школьника, ещё и считал себя «дефектным». Поделиться своими переживаниями мне было особо не с кем, – во всяком случае, тогда я так считал, – некоторые не поймут, некоторые принизят значимость моих переживаний, некоторые вообще скажут, что я это всё придумал. Так что сказав об этом паре близких людей, – в число которых не входили даже родители, – я затаил это в себе. И так это и томилось во мне недели и месяцы, пока не наступила пора постановки на воинский учёт, где я, будучи под гнётом стресса, страха и неизвестности, выдал все свои переживания тамошнему психиатру. Недолго думая, она дала мне направление в РКПБ, что в народе по-доброму зовётся «Ягодка», и которой пугают непослушных детей с ранних лет, мол, не будешь себя хорошо вести – отправим в «Ягодку»!

Опустошённый таким решением, но тем не менее понимая его закономерность, я отправился домой и начал психологически готовиться к жуткому неизведанному. Хорошо, что тогда не было отзывов на картах «Яндекса», а то прочитав то, что там пишут об этом месте сегодня, я боюсь даже представить, какое у меня было бы состояние.

Огорчив всех новостями, кого касается моя жизнь, – мама и папа простите за все истрёпанные мною ваши нервы, – я начал изучать способы выживания в подобных местах. Полученные сведения, как мне кажется, не особо отличались от советов по выживанию в тюрьме или в других подобных социальных институтах. В общих чертах всё то же самое: быть вежливым, но не слишком; общаться с людьми с уважением, но не с подхалимством; если есть чем, то угостить, но не раздавать… Ну и что это всё чепуха какая-то, а нужно просто забить, потому что на месте всё само станет понятно, потому что жёстких правил как таковых нет, и нужно просто по-человечески отнестись к окружающим. И не было описания каких-то явных традиций, каст, каких-то порядков в духе «Аминазин для блатного шиза добро, а галоперидола и у делирийных алкашей полно» и загадок для новичков типа «Куда спрячешь лишнюю таблетку от санитара для брата?» и «Ты заходишь в палату. Тебе предлагают помочь помыть пол. Твои действия?». Полезными по итогу я счёл только примерные наборы вещей, которые следует взять с собой в путешествие в страну чудес.

В общем, почитав пару вечеров о быте в психбольницах, я ощутил, что всё равно психологически не спокоен и не уверен, и потому вскоре забил на чтение и начал просто морально готовить себя к пребыванию в крайне неблагоприятной среде. Это было тяжело. Я не любил находиться долго вдали от дома и близких людей. Да и не любил я больницы. Мне в простых-то больницах задержаться на часок-другой было стрёмно… А уж находиться долго вдали от дома и близких людей в психбольнице и подавно казалось мне чем-то чересчур неприятным. Не стоит забывать и про депрессию, с помощью которой всё ощущалось в тысячи раз фаталистичнее и хуже. Я много раз плакал, разгромленный ужасом своей судьбы и стойким страхом, что не видать мне нормальной жизни. Что я обречён быть презренной полусумасшедшей обузой, приносящей своим существованием только страдания родным и близким, и осознающей это каждое мгновение своей поганой жизни. Каждый такой момент по итогу заканчивался моим более или менее успешным побегом в свои фантазии, которые я старался сделать максимально пустыми. Потому что, во-первых, сфантазировать что-то положительное в таком состоянии я просто не мог. А во-вторых, потому что пустота представлялась мне наиболее благоприятной средой для бегства от реальности.

И вот настал час икс. Затем перенёсся на неделю из-за карантина в отделении, и после настал снова. Стараясь как можно меньше воспринимать реальность и не думать о расставании с нормальной жизнью на неизвестный период времени, в назначенное утро к назначенному времени я пришёл в отделение.

Глава 1: «В какой палате ты живёшь?»

– Смотрите, он же сейчас заплачет!

– Так, ну-ка валите к себе в палату! А ты следуй за мной, – сказала медсестра, обратившись с последней фразой ко мне, – переоденешься там.

Я, попрощавшись с матерью, отправился за медсестрой через длинный коридор. По правую его сторону находились окна, кресла, пара диванов и телевизор, а слева были палаты. Навстречу мне шли мальчики многих возрастов. Вот только одежда их меня немного взволновала: они были одеты в клетчатые коричневые и синие пижамы, с белыми рубашками с открытой грудью под ними. «Неужели больным разрешено ходить по отделению для обследования?» – подумал я, имея плохое представление обо всём, что меня здесь ожидало.

Пройдя весь коридор и дойдя до поворота, я обнаружил продолжение отделения, только было там одно окно, в самом конце. Но также я увидел и столовую: небольшое помещение со столиками, окном, где выдавали еду, и окном, где забирали грязную посуду. Также там был телевизор, – и довольно новый.

Следуя за медсестрой, я дошёл до ванной комнаты. Голубая плитка на стенах, две ванны, коричневая плитка на полу, стеллажи с баночками, ведёрками, тряпочками и ещё со многим на них нагоняли на меня тоску. Медсестра сказала, чтобы я достал те вещи, которые я буду носить. Я достал штаны, тапочки, футболку и кофту, и выложил всё это на табуреточку.

– Что ты не переодеваешься?

– Вы же сказали выложить.

– Ну а переодеваться я за тебя буду? Давай быстрее, времени у нас мало!

Я поспешил переодеться, подгоняемый неприятным чувством холода и фразами медсестры. После она сказала достать то, чем я здесь буду пользоваться, и попросила не забыть «мыло рыльное и принадлежности». Я долго готовился к этому событию, поэтому сумка была полна вещей, необходимых для «выживания». Там был комплект сменного белья, предметы гигиены, шоколад, пара тетрадей, ручек и ещё всякие мелочи. Я по-своему готовился к этому моменту. Также я забрал книгу Марка Твена «Приключения Тома Сойера и Гекельберри Финна». Я хотел взять какую-нибудь другую книгу, но из вариантов у меня были только «1984» Джорджа Оруэлла, пара сборников рассказов Лавкрафта, а также пара книг Братьев Стругацких. Решив, что «1984» будет нагонять угнетающие мысли, я не стал брать эту книгу. Лавкрафта я не взял потому, что побоялся, что врачи не поймут всех этих названий и историй, о которых эти рассказы. Да, врачи порой интересуются, что читают их клиенты. Братьев Стругацких я не взял потому, что настроения на фантастику у меня не было. Поэтому я взял детскую книгу о приключениях двух сорванцов, решив, что такая литература в силах подарить мне приятные эмоции и не даст мне грустить. Ещё у меня был вариант взять с собой книгу про Робинзона Крузо, ибо было легко ассоциировать его пребывание на острове и моё пребывание в больнице. Но с детским путешествием ассоциировать своё пребывание было поприятнее, поэтому Робинзон Крузо остался дома. Но идею с островом я не отринул и впоследствии на маленьком листочке бумаги нарисовал пейзаж островного пляжа и стену деревянной постройки, выходящей за «кадр», на которой я отмечал классическими засечками дни, проведённые в больнице. И из всех вещей, что я принёс, кроме одежды, я взял только её, ибо думал, что впоследствии смогу прийти сюда в любой момент и достать то, что захочу, да и выбирал я, какие вещи взять, в спешке.

Потом мы отправились в какую-то комнату, которая являлась неким складом для вещей тех, кто здесь находится. Десятки баулов, в каждом из которых были вещи какого-то местного обитателя, висели подвешенные к стойкам, создавая крайне странный пейзаж. Я сдал куртку, одежду, в которой пришёл, и сумку, оставив в ней, как уже говорил, некоторые вещи, которые чуть-чуть помогли бы скоротать время здесь, и после мы отправились в палату.

Наша палата находилась в самом начале коридора, у самого входа/выхода в отделение. Это была четвёртая палата. Мы шли, и краем уха я услышал, как женщина в белом халате спросила одного из мальчиков в пижаме: «В какой палате ты живёшь?». Эта фраза меня почти сломала. «Живёшь», – думал я, – Как же мне здесь быть?» Вместе с медсестрой, которая довольно шустро шла даже несмотря на свою полноту, мы дошли до палаты. В палате я увидел несколько человек, которые сидели на кроватях, а также женщину в очках лет пятидесяти, которая рассказывала парням про крокодилов.

– Ой, простите! Ребята, какая кровать свободна? – спросила медсестра, прервав педагога.

– Только эта свободна, – сказал один из них, указывая на вторую кровать слева от входа в палату. Все кровати располагались буквой «П», вдоль стен, направленные спинками в эти же стены.

– Проходи, располагайся, – сказала медсестра, вручив мне наволочку, простыню и пододеяльник, а после ушла.

Чувствуя на себе взгляды, я, волнуясь, отправился к кровати. Парень, что спал на первой кровати, что была справа от меня, протянул мне руку:

– Борис, – сказал он, но я не расслышал.

– Что?

– Борис.

– Ох, а я Роман, – ответил я. Также я сразу же познакомился с Степаном и Вадимом, что сидели на третьей кровати. Педагог попросила меня заняться кроватью позже, а пока присесть и послушать. Я сел на край своей кровати, начав слушать вещи про крокодила, которые уже знал…

Рассказывались интересные факты о жизни крокодилов и их устройстве. О том, что их пищеварительная система – целая химическая фабрика. Я подметил про себя, что это словосочетание, произнесённое в отношении крокодилов, я уже где-то слышал. В какой-то программе по окружающему миру для младших классов.

Глава 2: «Братья по расстройству»

Дослушав беседу про крокодилов, из которой я не узнал практически ничего нового, и после того, как педагог ушла, сказав мне, чтобы я зашёл к какой-то женщине и отметился, я начал стелить себе кровать, раскладывать вещи на тумбочке, которая была одна на двоих. Но вдруг новоявленный знакомый Борис спросил меня:

– Ну и почему ты здесь?

– Наверное, как и все: от военкомата, – ответил я, не отвлекаясь от вдевания одеяла в пододеяльник. Это почти всегда давалось мне с небольшим трудом.

– А почему он отправил тебя сюда?

– Сказал кое-что не то.

– И что же?

– Сказал про обсессивно-компульсивное расстройство.

– У тебя тоже обсессивно-компульсивное расстройство?! – воскликнул вдруг Борис.

– Ну да, похоже на то.

После этого началась беседа, в которой он расспрашивал у меня о проявлениях, о моих ритуалах, о моих страхах. Мои навязчивые страхи крутились вокруг дорогих мне людей. И подавлял я их мысленными действиями: повтором особых фраз, представлением каких-то особых образов. Но также у меня были и вполне реальные ритуалы, появлявшиеся и уходившие в течение моей жизни. Когда я был маленький, то я не мог встать или уйти с места, на котором сидел или стоял, подумав о чём-то плохом или стыдном, ибо у меня возникал навязчивый страх, обсессия, что если я уйду и кто-то встанет или сядет на это место, то он сможет каким-то образом узнать, о чём я думал. И тогда мне приходилось мысленно по три раза повторять одну фразу: «Убрать это». Также у меня был ритуал, который сопутствовал мне очень долгое время. Заключался он то в задержке, то во выдыхании воздуха и последующем сглатывании слюны для «подтверждения» каких-либо моих мыслей или «сохранения» тех, кто мне дорог. Звучит очень странно, да и не особо поддаётся пониманию. Но пример, который я приведу, даст более чёткое понимание. Это, наверное, первый случай появления этого ритуала. Во всяком случае, в моей памяти он числится одним из первых. Да и в целом это, кажется, самое первое проявление обсессивно-компульсивной связи в моей жизни. Однажды, когда я был, опять же, маленький, – мне было года четыре, может пять, – был момент, когда я сидел на кровати и смотрел за гуляющим по комнате котом. И вдруг на меня напал навязчивый страх о том, что я могу каким-либо образом потерять этого кота. А его я очень любил. И тут же у меня появилась нужда как-то пресечь этот страх, подтвердить, что с котом всё будет хорошо. И я совершил такой ритуал: смотря на кота, я три раза вдохнул воздух короткими вдохами и сглотнул слюну. И это подарило мне спокойствие: страх ушёл, а витание навязчивой мысли среди остальных моих мыслей было прекращено. Мне до сих пор не очень понятно, с чем связан этот ритуал, его природа. Можно, конечно, углубиться и попредставлять, что дыхание – жизненно важный фактор, и в природе человека этому процессу всегда было и будет выделено особое значение, и вследствие того, что дыхание – это жизнь, у меня хитрым-нехитрым способом появился этот ритуал, который как раз и якобы дарует жизнь тем, кто мне дорог, или спасет их. Я дышу, думая о них, ради них, и я дарю им жизнь. Но всё это – просто догадки и фантазия. Настоящую же природу этого познать нелегко. Хотя, кто знает? Может, это и есть настоящая природа этой компульсии. У меня были и другие примеры обсессий и компульсий, и я мог долго о них рассказывать и рассуждать. Но послушать Бориса мне тоже хотелось. Он также рассказывал о своих навязчивых страхах. О часто донимающем его страхе паразитарной инвазии. Что в его глазах заведутся черви-паразиты. И он довольно часто глядел в зеркало, осматривая свои глаза, успокаивая себя, что ничего в них нет. Он также рассказал о случае, что однажды его одолел навязчивый страх о том, что на его девушку упадёт потолок. И чтобы избавиться от этого страха, ему пришлось позвонить ей. А происходило это поздно ночью. Благо, у него была весьма понимающая девушка.

В общем, у нас сразу появилась общая тема. Обсуждая её, мы немного поспорили об обсессиях, – Борис был уверен, что правильно говорить «оБЕссия», когда я утверждал, что «обСессия», – и вскоре вышли в коридор, к окну. Тема теперь зашла обо мне. Я довольно скромен, и это сразу бросается в глаза многим людям. И он не исключение. Хотя он исключение их тех людей, которые начинают пытаться найти во мне жертву, ибо он решил мне помочь, как он сам позже сказал. Это было даже забавно: «Встань прямо! – говорил он, – грудь колесом! Руки дальше от тела! Ноги по ширине плеч! И голову выше, взгляд дерзкий держи!». Да, это действительно было забавно и неловко, я не мог сдержать улыбки и смеха, представляя себя со стороны в той позе, в которую он хочет меня поставить. Но я последовал его указаниям, посмеялся и сказал, что мне надо бы зайти куда-то, чтобы отметиться, и спросил у него дорогу. Он ответил, напоследок попросив парня из палаты дать ему пощёчину, чтобы показать мне, каким уверенным в себе надо быть. Это выглядело как какая-то сцена из фильма.

Я отметился, а после вернулся в палату. Сев на свою кровать, я начал осматриваться: одиннадцать кроватей, где-то тринадцать человек в палате, четырнадцать фамилий в списке на входе в палату. Да, вход в палату представлял собой просто проём в стене, без дверей или чего-либо, поэтому любой мог зайти в любую палату, если не видит санитар. Тут вдруг я услышал строгий мужской голос, который сказал: «Дембеля, на обед!». Как я понял, «дембелями» являлись мы, – люди, присланные военкоматом, – ибо ребята из моей палаты встали со своих кроватей и направились на выход. Ну и кто здесь, конечно, ещё может быть дембелем, кроме нас? Хотя, им вполне мог быть больной, отлёживающийся последние дни. Хотя для всех больных обед в одно время. Отбросив на время свои рассуждения о людях здесь, я отправился на обед.

В столовой до нас обедали мальчишки в пижамах, которых здесь целых три палаты. Они – те, кто болен; те, кто лежат здесь подолгу. Их здесь называют «пижамниками». Они – пациенты в дословном переводе с латыни – «страдающие».

Отстояв в очереди, я забрал еду: странный суп, чашка отвара шиповника и три куска хлеба. Я сел за столик, но увидел Бориса и пересел к нему. Мне тогда показалось, что у нас с ним сразу наладился какой-то контакт.

Еда там очень так себе. О соли даже ни слова. Её люди приносили с собой. Но иногда бывает сладкий чай. Начав есть, с трудом поглощая этот суп, в котором была капуста, лук, картофель и макароны-рожки, а также в который была добавлена то ли сметена, то ли молоко, я начал осматриваться. Ох, как здесь было непривычно. Окружали меня парни всех возрастов, – до восемнадцати лет, ибо отделение подростковое, – в пижамах, коротко подстриженные, с некоторыми небольшими уродствами, шныряющие повсюду и выпрашивающие твою порцию или хлеб. И каждое действие, которое было бы нормальным вне этих стен, казалось здесь совсем не нормальным. Вот тот парень как-то странно почесал руки, а другой всё время держит голову опущенной, у третьего слишком быстро двигаются глаза – всё это не очень бросается во внимание вне этого места, и всё это обычно не замечают, но здесь это всё выглядело, как симптом. Симптом душевных болезней, которыми страдают все они, невиновные в их наличии. Им всем просто не повезло.