Первый раз я прочитала повесть "Эдиков комплекс в 2014 г., после публикации в журнале « Дальний Восток». Сразу отметила сложный, разветвленный сюжет, разноплановую композицию, возможную неоднозначность истолкования. Сейчас перечитала текст. Восприятие не стало хуже, наоборот, многое прояснилось в структуре и персонажах произведения. Я подумала, что повесть содержит элементы гипертекста – ее можно читать в первый раз линейно, а перечитывать по-разному, благо объем у нее небольшой: допустим, вначале главы, относящиеся к XIX веку, а затем – к XX (или наоборот). А когда вы опять соедините текст, то почувствуете: сквозь настоящее персонажей посвечивает их прошлое. Эффект необычайный!
Мне было безумно интересно находить все новые и новые детали, сцепляющие разные времена и разных героев. Отгадывать, кто скрывается за кем, чрезвычайно увлекательно. Читатель может сделать свои наблюдения и выводы по тем деталям, которые щедрой рукой автора рассыпаны по страницам повести – например, мышь, бордовое японское кимоно, жасминовый чай, пианино с надписью «Надежда».
Все хабаровские главы, относящиеся к 1960-1970-м гг., нанизаны на одну нить – метафору " породить надежду ( миф о Пандоре и надежде рассказала маленькой Наде бабушка). Им противостоит глава о Порт- Артуре, где исчезает Майя – иллюзия, а также финальная глава, где 30-летняя Надя, утратив все свои иллюзии и надежды, почувствовала себя счастливой, потому что обрела свободу. Если при первом чтении повести я полагала, что финал открытый, и мне хотелось продолжения, то сейчас, пройдясь по лабиринтам сцеплений, я полагаю, что финал вполне определенный и автор расставил все точки над i.
Миф об Эдипе если и присутствует в повествовании, то достаточно трансформировано. Думается, что автору повести больше понравились фонетические созвучия «Эдипов-Эдиков» и мотив Судьбы, пронизывающий повествование от начала до конца. Сначала этот мотив реализуется в образе жены станционного смотрителя, принимавшей роды у матери будущего Эдика; повитуха носит имя Клото – так в греческой мифологии звали одну из трех мойр, которая пряла нить жизни. Она нечаянно сдавила голову новорожденного, что вызвало последствия: у Эдика периодически будет невыносимо болеть голова, предвещая онемение левой части тела. Крестным отцом младенца был сам М.И.Глинка, он и подсказал, как назвать ребенка, – Эдуардом. Эти события происходили в 1838 г. на станции Черная Грязь (отголоски А..Н. Радищева и А. С. Пушкина).
Еще раз миф о богинях судьбы будет включен в текст повести «Шахматово, 1844», насыщенной знаками. Глава начинается со сна 6-летнего Эдика – « странного предрассветного видения с белой птицей». Повторяющийся на протяжении 9 месяцев сон воплотился: Эдику сказали, что белый аист принес новорожденного брата Алешу. Событие настолько потрясло Эдика, что у него отнялась на время левая половина тела. А больше всего потрясло то, что мама, которая всегда обращалась к нему, как к взрослому, – Эдуард, – назвала брата домашним ласковым именем Алеша.
Философское обоснование повести содержится в московских главах 1853-55 гг., когда Эдик, желая освободиться от своей болезни, поступил в ученики к Василию Нелюдиму. В центре этих глав, да и, наверное, всей повести – «вечный сюжет» мировой литературы об искушении человека и о договоре человека с дьяволом ( венцом которого является «фаустиана»). Для Учителя существует только игровая концепция жизни, где человек всегда поставлен перед выбором, какой ход в игре ему сделать. Василий объясняет Эдику, что у него есть все шансы получить за счет брата Алеши « расчудесную жизнь»: «вместе со здоровьем братец охотно одолжит тебе и все свои природные дарования». Но болезнь вернется к Эдику со смертью брата – и снова Эдик будет искать, как « ускользнуть от судьбы». Учитель разъясняет Эдику и наказание, которое последует за исполнением желаний, – это одиночество и скитания (наверное, в родословной Учителя – Агасфер, Мельмот).Эдик делает свой выбор – безнравственный, преступный, чем и определяет череду перевоплощений в веках. Поэтому современный пласт повести содержит судьбы людей ХХ века, чьи двойники находились в прошлом в окружении Эдика.
Осталось добавить, что автор пародирует в постмодернистском стиле русскую и западноевропейскую романтическую повесть (пародия понимается, как творческая перекомпоновка текста).
.
Reviews
5