Read the book: «Муравьи на сахаре»
К звездам
(повесть)
Пролог
Они просто сдохли, три тысячи чертей! Может быть, можно попробовать… Нет, бессмысленно. Они мертвы. И мертвы безвозвратно! Так же, как и многое другое.
Беляков в сердцах ударил кулаком по подлокотнику кресла. А ведь все так хорошо начиналось!
Пятьдесят один час назад он вместе с экипажем из двух человек погрузился в «Гиперион». Старт, согласно инструкциям, был произведен силами двигателей Гефест–ТЗ. После чего осуществили выход на стартовую мощность ракетных двигателей нового поколения. Созданные для межзвездных перелетов Атом–М6, прозванные в кругах космолетчиков «надсветовыми», за считанные минуты разогнали «Гиперион» до невероятной скорости. Два часа назад был преодолен рубеж Солнечной системы. Еще через два стандартных земных часа маршевые двигатели были отключены и корабль развернулся. Все ликовали, как дети! Впервые в истории человечества родная система была пересечена за рекордный срок – двое суток! Уму непостижимо! После катастрофы «Байкала», произошедшей три года назад, многие ставили под сомнение возобновление попыток межзвездных полетов. Нужно было возвращаться к чертежным доскам. Нужно было заново проводить полевые испытания. Нужно было…
Беляков мысленно махнул рукой. Все нужно было, и все люди смогли преодолеть. Потому что без этого они уже не могут! В их сознании стойко укоренилась вера, впиталась через прожитые десятки поколений мужественных предков в саму генетическую структуру. Вера не в каких-то абстрактных богов, живущих только на иконах и на страницах книг. Не в богов, которых необходимо замаливать сладкими речами и задабривать дорогими подношениями. Нет! Все боги – лишь плод людской фантазии! Они оставались глухи к мольбам людей. И жили в умах лишь до тех пор, пока там не стала преобладать сила разума. Осознание того, что теперь почти все во Вселенной можно объяснить при помощи простых и понятных формул. Осознание того, что в ближайшем будущем для человека разумного не останется загадок. Именно сейчас на Земле наступает эра изобилия и человек наконец-то может шагнуть на новый виток своего развития.
Все те грехи, о которых писали забытые книжки, остались в прошлом. Чревоугодие, убийство, блуд и остальные пять ушли, как пережиток темного прошлого. И сейчас каждый из людей, пережив старых богов, идет путем совершенствования, постепенно создавая бога из самого себя. И возвеличивая в камне статуй и памятников не абстрактных чудовищ с головами шакалов или птиц, а тех, кто своими деяниями помог сделать еще один шаг навстречу к звездам.
Беляков бросил быстрый взгляд на систему координирования и навигации. Компьютер рассчитал многочисленные параметры и, выстроив траекторию, предложил человеку подтвердить решение задачи. Капитан бегло просмотрел заключение и недоверчиво усмехнулся. Курс был задан двумя способами: оптимальным и дополнительным, или, вернее сказать, альтернативным. На случай, если маршрут будет проходить в непосредственной близости от пролетающей где-то рядом кометы Антарто.
Обратно стартовали в рассчитанном временном интервале. И поначалу все проходило так, как и задумывалось. Окончание маневрирования, выход на стартовую точку, отключение маневренных и перевод импульса тяги на надсветовые, маршевые двигатели. А дальше…
Сигнал тревоги. Мигающий красный цвет индикатора экстренного отключения одного из двигателей. Перепад распределения энергии в хвостовой части. Уход корабля с заданной орбиты. Экстренное оповещение от искусственного интеллекта корабля. Корректировка курса и предложение капитану подтвердить новые данные. Еще один сигнал тревоги – от второго надсветового двигателя. А дальше произошло что-то совсем непонятное.
Часть бортовых систем, включающих аппаратуру дальней связи, просто перестала отвечать на запросы. Через пару секунд Беляков почувствовал, как его тело становится легче и невесомее. Возле него стали подниматься в воздух различные незакрепленные предметы. Вместе с ним. «Значит, система искусственной гравитации тоже вышла из строя, – пришла в голову первая мысль. А следом еще одна: – Надо проверить систему обогрева, защиты от космической радиации, кислородной и водной регенерации».
– Леша! Что случилось? – К капитану подлетел, неуклюже перевернувшись в воздухе, инженер-механик Скленичка.
– Оба надсветовых накрылись, Яромир. – Беляков приблизился к обзорному иллюминатору. Ничего не видно. Вернее, видны звезды. В космосе все-таки. Но вот планет Солнечной системы он разглядеть не смог. Куда же их отнесло? В какую сторону от первоначального курса ушел при аварии корабль?
– А часть систем вырубило после или одновременно?
– После. – Капитан отлетел от обзорного экрана. – Примерно через три секунды.
– Понял тебя. – Чех кивнул и, взмахнув сильными руками, поплыл в хвостовой отсек, собираясь, видимо, проверять какие-то свои догадки.
– Что говорит, компьютер? – В отсеке появился третий член экипажа, доктор Бабич.
– Борт! – подал голосовую команду Беляков. – Анализ объема повреждений систем корабля.
Ответа не последовало.
– Ориентировка в пространстве. Определить настоящие координаты.
Тишина.
– Активировать дальнюю связь. Соединение с орбитальной станцией «Королев».
Никакого ответа.
– Придется тестить вручную. – Алексей нахмурился.
– Принято. – Бабич коротко кивнул, направляясь к стойке систем управления.
Капитан проследил за ним взглядом. Потом вновь нахмурился. До него только сейчас дошел весь ужас сложившейся ситуации.
До момента ухода корабля с проложенного курса они находились на границе Солнечной системы. Четыре с половиной миллиарда километров от Солнца. Если не удастся починить надсветовые двигатели, со скоростью, которую они могут развить на Гефестах–ТЗ…
Беляков быстро прикинул в уме. Восемь лет. Почти три тысячи дней. Если по дороге не случится что-то еще…
Глава первая. Нерушимая
Утро было прохладным. Только появившееся из-за горизонта солнце еще не успело прогреть остывший, напитанный ночной влагой воздух. По полю стелился плотным белесым покрывалом туман. Укрывал собой русло речки и терялся между стволами сосен на противоположном берегу.
Травин поежился и тяжело вздохнул. Изо рта вылетело прозрачное, теплое облачко. Он в очередной раз потер глаза. Сейчас ему больше всего хотелось только одного: оказаться в комнате номер восемь первого этажа жилого корпуса номер три. Сладко потянуться под теплым одеялом и, закрыв глаза, доспать положенные его организму часы.
Вчера, а вернее, сегодня ночью ему куда интереснее было не думать о сне, а направлять все свое внимание, шарм и обаяние на хорошенькую девушку Юлю, с которой он познакомился вчера на танцах и провел несколько прекрасных часов, прогуливаясь по тихим дорожкам учебного городка. Затем были узенькие тропки полей и перелесков, изломанная ветром и течением лунная дорожка на черной поверхности речки. В жилые корпуса Юля и Владимир вернулись только тогда, когда оба продрогли настолько, что, как говорится, зуб на зуб не попадал.
Хорошо, что комната на первом этаже. Это позволяло ему нарушать распорядок дня, убегая после команды «отбой» старшего дежурного по корпусу. Будущим космолетчикам предписывалось строгое соблюдение режима. Неукоснительное. Особенно сейчас, на последнем году обучения, когда фундамент теоретических знаний заложен и полученная мозгом информация запоминается и оттачивается телом до автоматизма, въедаясь в память мышц и связок. Теперь они приучали молодые, только начинающие крепнуть тела к новым нагрузкам. Новым не только для каждого из них, но и для всего человечества.
И всему учебно-командному составу школы вменялось в обязанности следить за исполнением предписаний. Если мальчишки не выспятся или будут себя плохо чувствовать, нагрузки, максимально приближенные к уровню взрослых, могут нанести непоправимый вред здоровью. Все это неоднократно просчитывалось на кафедрах всевозможных медицинских и биологических факультетов. И все это неоднократно подтверждалось на полигонах и в школах. Опытным путем. Как и вообще весь путь освоения человечеством космического пространства.
– Плохо? – Кирилл с тревогой посмотрел на Вову.
– Есть немного. – Травин попытался улыбнуться. Улыбка вышла кислая. – Да нет, – он постарался придать своему голосу уверенности и бодрости, – нормально все будет.
– Может, не стоит? – Днепровский с сомнением посмотрел на Травина. – Будет же еще шанс.
– Да когда он будет? Ты же сам понимаешь.
– Понимаю, – кивнул Сергей. – Но тебе же может стать плохо.
– Ничего. Справлюсь.
– Серега прав, – поддержал друга Кирилл. – Может быть, тебе стоит отказаться от сегодняшнего отбора? Все равно у них шансов чуть больше, чем у нас. – Капустин мотнул головой вперед. – Думаю, вы все со мной согласитесь.
Взгляд троицы теперь был обращен к оставшимся двум членам их команды. Неразлучным на протяжении всех лет обучения в школе.
Димка Махов и Илья Беляков стояли чуть поодаль, не обращая внимания на разговор, молча глядя через укрытую туманом реку в сторону темно-зеленого хвойного леса. И мысли обоих были уже не здесь. Не на учебной площадке школы, а за лесом. Там, где за верхушками хвойных исполинов, за много миль от этого места, располагалась первая на Земле стартовая площадка кораблей дальнего следования. Межзвездных гигантов, созданных человеком с одной единственной целью: постараться наконец утолить его жажду открытий и позволить осуществить то, о чем мечтало не одно поколение, о чем грезили далекие предки тех, кто в эти самые дни делает свой первый шаг в космос.
– Да, – кивнул Травин. – У них двоих шанс чуть-чуть, но больше.
– Так всегда бывает. – Днепровский решил пофилософствовать. – Кто-то изначально предрасположен к какому-то виду деятельности чуть больше, чем другой. Если бы они оба перестали заниматься вместе с нами, скажем, в прошлом учебном году, то их природные данные ничего уже не значили бы. Так как мы, благодаря ежедневным тренировкам, смогли бы легко уделать и Илюху и Димку на первом же тренажере. Но мы все в равных условиях.
– Да это понятно, – кивнул Кирилл. – Не всем же, в конце концов, быть космолетчиками. Есть множество других замечательных профессий. Агроном. Врач. Инженер. Токарь. Генетик. Зоолог. Есть из чего выбрать.
– И все эти профессии можно, так или иначе, в ближайшем будущем совмещать с профессией космолетчика, – заявил Днепровский. – Все, чем мы занимаемся на Земле, будет возможно делать и на других планетах. Скоро все станут космолетчиками, а уже потом врачами, биологами, инженерами и поварами.
– Мы-то точно будем космолетчиками, – вздохнул Вова. – Мне сон снился, я ж говорил. Помнишь? А у меня сны всегда сбываются.
– Не помню, – пожал плечами Сергей. – Давно, видимо, было.
– Года два или три назад. Но не суть. А дело в том, что снится мне наша комната. Там я, ты, Сережа, Кирюха. Димка и Илюха. В общем, мы все пятеро. Сидим вечером после ужина, и каждый занимается чем-то своим, обычным. И только ты сидишь и складываешь в чемодан вещи. Старательно так, неспешно. Димка такой тебе говорит: ты что, мол, делаешь? А ты ему в ответ: мы же космолетчиками будем, надо заранее все подготовить. Собрать вещи и ждать команды.
– Да. Это верно. – Днепровский кивнул. – Я всегда все заранее делаю.
– Ну, а Димка тебе, значит, отвечает: а с чего это ты взял, что станешь космолетчиком? Учиться-то еще столько лет! Аж до восемнадцати годков. И так обиженно, со злостью даже, что не его первого выбрали на это почетное звание, а тебя. А ты такой преспокойно киваешь головой на стол. Там, мол, все написано, смотрите сами. И возвращаешься к своим вещам. Мы все поворачиваем головы в указанную сторону и просто теряем дар речи: на столе лежит список команды первого межзвездного полета! Причем, ни я, ни Димка, ни Кирилл с Ильей, которые сидели за столом и играли в шахматы, словом, никто не видел этого списка еще минуту назад. Махов берет его в руки, смотрит на него недоверчиво, а потом зачитывает все наши пять имен. Вот такой это был сон.
– Красиво, – мечтательно протянул Кирилл. – Жаль, что это только сон.
– Это не только сон, – обиженно насупился Вова. – Это мой сон. А у меня сны всегда сбываются. Вот увидите. Все мы станем космолетчиками.
– И часто тебе снятся сны? – Капустин посмотрел на Травина. – Извини, я просто не помню, говорил ты или нет. Столько времени прошло.
– Нечасто. Раз или два за полгода.
– А если снится какой-нибудь дикий абстракционизм? Помнишь, как у Сальвадора Дали? Часы стекают по веткам, и прочее такое.
– Нет, – покачал головой Травин. – Такого не бывает. Всегда только конкретика. Не понимаю я этих непонятных стилей.
– Полностью с тобой согласен. – Днепровский присоединился к разговору. – Картина должна быть картиной. Она должна быть понятной сразу и каждому, не оставляя никаких недомолвок или расхождения мнений. Я вот люблю, когда все понятно.
– Доброе утро! – раздался за спинами парней бодрый голос. Троица обернулась. К ним легкой, пружинящей походкой приближался Корнеев. Невысокий человек с бесцветными глазами и уже проявившимися в его молодом возрасте залысинами.
– Доброе утро, Иван Алексеевич! – нестройным хором ответили они и присоединившиеся к ним с появлением учителя Беляков и Махов.
– Готовы?
– Всегда готовы.
– Рад слышать это, мальчики. – Выцветшие глаза Корнеева прошлись равнодушным, ничего не выражающим взглядом по лицам каждого из учеников. – Володя, ты готов?
– Всегда готов, Иван Алексеевич, – уверенно повторил Травин.
– Хорошо. – Учитель кивнул. – Напоминаю всем, что на первом этапе выпускного экзамена вас ожидает сдача общефизических нормативов. Бег на шесть километров, заплыв на тысячу шестьсот метров, подтягивание, прыжок в длину и ныряние под воду. После сдачи каждого из пунктов с обязательной укладкой во временные рамки встречаемся в тренировочном корпусе. Там вас ждут центрифуга, барокамера и тренажеры Барани, Хилова и Кавасаки. Вопросы есть? – Вопросов не последовало, и Корнеев, удовлетворительно кивнув, посмотрел на Махова: – Дим, ты первый.
Парень сосредоточенно кивнул и быстрым шагом направился в сторону линии старта. Корнеев дал отмашку, и Димка рванул со стартовой черты вперед, мгновенно скрываясь в утренней дымке.
Корнеев задумчиво покачал головой. Условия учебно-тренировочного полигона мало напоминали даже обстановку внутри межпланетарного корабля, что уж говорить о выстроенном межзвездном титане, который вот-вот совершит свой первый полет к Проксима Центавре. Что придется пережить первому межзвездному экипажу космолетчиков? Все только на бумаге, в теоретических расчетах и выкладках, которые придется проверять на себе отчаянным смельчакам. Своими жизнями им придется доказывать верность и состоятельность теорий, а также упорство в стремлении к цели. Он мысленно вздохнул.
Мальчишек надо пускать днем, в самый солнцепек и в полных летных скафандрах. Но комиссия вкупе с министерством космического развития и министерством образования встали на дыбы: мол, нельзя сразу подвергать неокрепший юношеский организм максимальным нагрузкам. Нагрузкам, которые, по сути, являются предельными для физических возможностей человека. Всему свое время. А в процессе обучения организм должен развиваться гармонично, а не изнашиваться до безобразного состояния за пару-тройку лет.
Корнеев вздохнул. Возможно, они тоже правы, в какой-то степени. Но он точно знал, что в том злополучном полете не смог бы выжить, если бы со школьной скамьи не работал на тренировках до полуобморочного состояния.
Межпланетный корабль третьего поколения «Феникс-5» возвращался к околоземной орбитальной базе. Задание было выполнено, и экипаж находился в предвкушении момента, когда один из двух пилотов, несших посменную вахту, объявит по громкой связи долгожданное слово «Земля!» В задачу экипажа входило испытание поставленных на корабль новых двигателей, созданных для первого запланированного межзвездного полета. Это был третий полет с использованием доработанных и усовершенствованных надсветовых маршевых двигателей Атом–М6.
Запуск и выход на максимально разрешенную мощность прошли по плану. «Феникс» совершил виток вокруг Нептуна, покрыв заданное расстояние за меньшее, чем планировалось, время.
Все произошедшее потом было отображено в информационной заметке, разлетевшейся по новостным каналам. В ней говорилось о том, что межпланетный корабль третьего поколения «Феникс-5» совершил экстренную посадку на Титанию. Орбитальная станция «Королев» приняла сигнал бедствия. Первые корабли класса «Разведчик» прибыли на место катастрофы спустя трое суток…
Как все сухо и совсем не страшно. В то время как внутри умершего корабля каждый час неудержимо рос уровень радиации и температуры. И не было ни одного шанса выбраться наружу. Из всего экипажа к тому моменту выжил только он один. Сидел в тесном, замкнутом пространстве, которое еще не успело нагреться до состояния раскаленной сковородки. А за переборкой еще два часа назад были слышны дикие крики того, кого «сковородка» захватила в свои объятия…
– Иван Алексеевич! – Махов еще не восстановил дыхание. Его грудная клетка двигалась часто, по раскрасневшемуся лицу стекали крупные, грязные капли пота. – Когда же старт? – Махов вытер лицо рукой и указал в сторону леса.
– Скоро, Дима. На него ты точно уже не успеешь.
– Очень жаль, Иван Алексеевич.
– Не надо ни о чем жалеть. Все идет так, как должно идти. Никогда не торопи время и не жалей о том, что не сбылось. Во-первых, есть шанс, что эта неудача – всего лишь временная отсрочка. А может быть, судьба бережет тебя от чего-то более ужасного, чем твои обида и досада. Подумай об этом.
– Кого в итоге выбрали? – слабым голосом поинтересовался Владимир.
Он лежал на койке в палате больничного корпуса и до сих пор был бледно-зеленого цвета. От закрепленных на теле Травина всевозможных датчиков к нескольким настенным мониторам отходили целые пучки проводов. Днепровский, стащив накинутый на плечи белый халат, с интересом изучал мигающие на дисплеях цифры и разноцветные линии.
– А неизвестно пока, – пожал плечами Сергей, не отрываясь от своего исследования. – Комиссия решит. К нашим школьным учителям прилетела группа из города. Вот они все вместе и объявят завтра предварительные результаты.
– Илюха или Димка?
– Скорее всего, – ответил Днепровский после небольшой паузы. – Я вот удивляюсь, – он, наконец, отлип от аппаратуры и плюхнулся на кровать, усевшись на Вовины ноги. – Такой уровень технического прогресса, победа над мировым голодом, освоение космоса. Ежедневные открытия, о которых наши предки не смели даже мечтать. Но почему нельзя придумать волшебную таблетку сразу от всех болезней? Выпил ее – и сразу полностью здоров. – Сергей улыбнулся, демонстрируя прекрасное расположение духа. Весь его внешний вид излучал позитив, давая понять, как всегда, что ничего страшного и непоправимого не произошло.
Травин ничего не сказал, отвернулся к стене и какое-то время молчал. Наконец вздохнул, повернулся и тихо спросил:
– Как думаешь, Сереж, я сильно попал с этой своей выходкой?
– Нет, конечно! – Днепровский буквально воспрянул, нарушая затянувшееся молчание. – Подумаешь, не прошел! В конце лета все сдашь.
– Правда? Полагаешь, еще не все потеряно?
– Ничего не потеряно. О чем ты вообще?
– Спасибо. – Вова перестал хмуриться и как-то даже повеселел. – Мне прямо легче стало.
– Ну, как он? – Беляков поставил на стол поднос с четырьмя стаканами томатного сока.
Друзья сидели в столовой. Обед подходил к концу, и большинство столиков были уже пусты.
– Грустит, – пожал плечами Сергей. – Переживает, что все потерял и теперь может остаться без полетов.
– Ты ему что-нибудь говорил?
– Ну, я его подбодрил, как мог. Сказал, что не все потеряно и что все будет хорошо. В общем, успокаивал по мере своих скромных сил.
– Хорошо, если так, – вздохнул Кирилл.
– Хорошо-то хорошо. Да не очень, – развел руками Днепровский. – Вовка действительно может остаться без дальнего космоса. Сейчас ведь будет выпуск. Всех, кто прошел итоговые экзамены, распределят на продолжение обучения в команды к «взрослым» межзвездникам и межпланетникам. Соответственно, все лучшие места будут разделены между первой волной выпускников. И Вове вполне может достаться место на совершенно неинтересном маршруте типа «Земля – Луна – Венера». Или вообще достаться место на орбите Земли.
– А через год? – поднял брови Кирилл.
– Не знаю, – пожал плечами Днепровский. – По идее, освобождающиеся места должны распределяться между вновь выпускающимися. Ведь формально все прошлогодние выпускники сидят при деле. Распределение же было. Как это ты остался без работы? Ты чем занимался целый год, простите?
– Но должен же быть вариант.
– Не знаю! – огрызнулся Сергей.
– Бред какой-то, – рассердился Капустин.
Он встал и, пройдясь вокруг стола, остановился возле окна столовой.
– Вова сам виноват, – упрямо бросил Сергей.
– Сам. Но теперь что, не нужно ему помочь?
– Нужно. – Днепровский нахмурился и как-то весь подобрался, словно готовясь к надвигающейся стычке. – Я не говорю, что нужно отказать ему в помощи.
– А кажется, будто ты уже решил все для себя.
– В каком смысле?
– В таком, что уже списал Вовку за борт нашей Нерушимой.
– Чушь не неси! Чтобы помочь, нужно сначала разработать план оказания этой самой помощи. Он у тебя есть?
– Нет, – угрюмо буркнул Кирилл.
– Вот и у меня нет. Придумаем план тогда и начнем помогать.
Капустин ничего не ответил. Отвернулся от ребят и, скрестив руки на груди, стал смотреть в окно.
Серега прав, как ни крути. Зря он так вспылил. Теперь даже как-то неудобно перед другими. Как будто действительно только он один беспокоится о Вовке.
В раскрытое окно вместе с птичьим щебетом ворвался теплый весенний ветерок, принесший с собой упоительный запах сирени. Вдалеке показалась компания старшеклассниц. Одетые в спортивные костюмы девушки, что-то весело обсуждая и смеясь, бежали в сторону спортивного комплекса. Одна из них, бегущая впереди, была очень хорошо знакома ребятам. Света, спортсменка, комсомолка и настоящая красавица. С Ильей они были парой, как говорится, на загляденье.
«Сборная школы по волейболу играет, должно быть, в последний раз», – подумалось Капустину, и в следующий миг ему стало невыразимо тоскливо от того, что это все скоро закончится. Еще каких-то пару месяцев – и все. Они навсегда покинут территорию школы, которая за столько лет стала им родной. Не будет больше вот этого открытого окна, этого подноса с опустевшими стаканами. Не будет столовой и этих прекрасных, таких веселых девчонок. Вернее, все будет. Из его жизни не исчезнут бесследно ни окно, ни девчонки, ни томатный сок, будь он неладен. Но все это будет уже другим. Возможно, даже таким же вкусным, веселым и свежим. И сирень будет пахнуть почти так же. Но все же не так.
Не будет больше его друзей. Их пятерка вскоре перестанет существовать. Разлетится в разные стороны. И тогда, по воле обстоятельств, они нарушат клятву, которую торжественно дали на первом году обучения: дружить до скончания времен и никогда не расставаться.
Их дружная команда получила название «Цитадель» – его предложил Беляков, вычитав красивое слово в одной из книжек про сражения прошлых веков. В дальнейшем же, через пару лет, к слову «цитадель» намертво приросло слово «нерушимая», являющееся ключевым в определении судьбы и долговечности их дружбы.
Текст клятвы придумал Днепровский. Неутомимый и полный самых разных идей, он, казалось, был нескончаемым источником позитива и прекрасного настроения. Днепровский фонтанировал всевозможными замыслами. Застать его в унынии или чем-то подавленным было так же легко, как повстречать в лесу сказочного единорога. Нельзя сказать, что у Сергея никогда не возникало проблем. Но он все переживал внутри себя, не делясь никогда и ни с кем своими тревогами. И выдавал друзьям только финальный результат, как правило, являвшийся очередной победой.
Илья Беляков. Самый немногословный и тихий участник Нерушимой. Показывающий прекрасные результаты во всем, что касалось учебы, будь то теоретические знания или же физическая подготовка. Он был самым крупным среди всей пятерки. Всегда встречал каждого из друзей неизменной приветливой улыбкой, резко контрастирующей с грустными глазами, ставшими такими семь лет назад, когда его отец пропал в космосе. Поиски, проводимые в течение года, успехом не увенчались, и экипаж космического корабля «Гиперион» был признан сначала пропавшим без вести, а по прошествии пяти лет – погибшим. Илья с тех пор на эту тему ни с кем особо не разговаривал, но было видно, что единственной его мечтой с того времени стало получение звания космолетчика. Возможно, он до конца не верил в официальный отчет о смерти Алексея Белякова и надеялся собственными силами разыскать пропавшего без вести отца.
Вова Травин. Такой же неунывающий и оптимистично настроенный, как и Днепровский, так же целенаправленно идущий к своей цели, как и каждый из ребят. Единственное, что он любил больше, чем космос, это свои увлечения, занимающие все его немногочисленное свободное время. Первым его хобби была кулинария. Вова готовил, как Ватель, Огюст Эскофье, Люсьен Оливье и Вильям Похлебкин в одном лице. Его мозг постоянно изобретал различные рецепты, которые он умудрялся опробовать на друзьях. Второй же его страстью были и оставались девушки. Вова любил их. Казалось, он любил их всех, восхищаясь красотой всего женского рода и каждой из его представительниц в отдельности.
Дима Махов, стремящийся во всем и всегда быть первым. Он появился на второй или третий месяц после начала обучения. Вошел в их комнату в каком-то дурацком пиджаке и чуть ли не с порога стал пытаться установить свои правила и демонстрировать замашки на лидерство. Успевшие к тому времени крепко сплотиться четверо друзей хорошенько его поколотили. Махова спас проходящий мимо восьмой комнаты преподаватель Николай Германович. Спрятав за свою широкую спину раскрасневшегося и потрепанного новичка, учитель поинтересовался, что тут, собственно, происходит. И, убедившись в своих догадках, устроил долгую беседу с каждым из четырех «защитников Цитадели».
Несмотря на то, что инцидент был исчерпан, в первые несколько месяцев Махову пришлось несладко. Четверка друзей упорно не желала видеть нового соседа по комнате одним из членов своей тайной организации. То, что это тайная организация, Диме было объявлено открыто. Но в чем заключалась ее суть и что предстояло сделать для того, чтобы стать ее полноправным участником, для Махова оставалось тайной за семью печатями. Можно только представить, что творилось в душе у мальчишки, который, по сути, стал изгоем маленького социума.
В конце концов, отношения между ними медленно, но верно начали налаживаться. Во-первых, их объединяла одна зона обитания, а во-вторых, Махов оказался на удивление способным учеником. Он легко преодолевал физические нагрузки, а своей усидчивостью и целеустремленностью не оставлял ни единого шанса даже самым трудным задачам из учебников. Со временем между ним и Беляковым установилось некое неафишируемое соперничество. Что, впрочем, обоим им было только на пользу.
Да. Все они скоро уйдут из жизни Кирилла.
Он усмехнулся про себя. А как бы охарактеризовал его, Кирилла Капустина, кто-нибудь из его друзей?
