Read the book: «Наследство Каменного короля», page 35

Глава 42. Стены и овраги

Эдмунд стоял, скрестив руки, и чувствуя, как в нем закипает ярость.

Герцог Ллевеллин, откинувшись на спинку мягкого кресла, постукивал пальцами по крышке своего письменного стола, украшенного витиеватой резьбой. Прищуренные глаза внимательно изучали гостей.

Гости приехали втроем. Старый знакомец Лейн Гровен, епископ Ордена Вопрошающих, по-прежнему в широкой темно-фиолетовой рясе до пола, и тремя тоненькими косичками, змеями выраставшими из его бритого черепа. За ним – еще один монах, пониже ростом, да и, судя по виду, рангом: подол его хламиды окаймляла неширокая красная полоса, а косичка была только одна; тем не менее, смотрел он дерзко и вызывающе.

Рядом с ним молчаливо высилась фигура рыцаря. В кольчуге до колен и в бармице; свой шлем он держал в руках, а на его шее, на толстой цепи, висел золотой горжет с изображением пламенеющего солнца, встающего из-за горизонта.

– Я умоляю вас понять мои слова и наши побуждения, – мягко говорил Гровен, слегка покачивая головой, – хотя, как вижу, известия об обстоятельствах смерти его высочества Камбера Беркли вас опечалили. Но скажу еще раз: он отошел в мир иной в полном согласии с доводами нашего посланника. Королевство гибнет на глазах, а его физическое состояние и муки, которые он постоянно испытывал от своей болезни, не позволяли ему с гордо поднятой головой возглавить воинство Ордена. Это был единственный способ передать вам его титул и его права, и герцог с великой готовностью поручил нам сделать это.

– Что – это? – тихо произнес Эдмунд, едва сдерживаясь. – Дать самому себе яд?

– Я не говорил этого, ваше высочество. – Гровен едва заметно поклонился. – Это решение принял сам герцог, и уже после отъезда нашего посла. Я абсолютно честен с вами и не сообщил бы всего, если бы не надеялся на понимание.

Эдмунд стукнул кулаком по столу.

– Мой дядя был сумасшедшим, а вы пытаетесь убедить меня в том, что он самостоятельно принял решение о таком способе передать мне свой титул? Даже, по всей видимости, не подозревая о моем существовании?!

– Мы сообщили ему об этом…

– Достаточно. – Голос Пемброка Ллевеллина подобно хлысту разрезал воздух. – Вопрошающие хитры и изворотливы, и это известно всем. Ничего, кроме пустых слов о последней воле Камбера, мы здесь не услышали. И я хотел бы узнать о цели вашего повторного визита в Драмланриг.

Гровен поклонился еще раз.

– Повторюсь: королевство гибнет. И вина за это лежит на никчемной, ничем не подкрепленной и узурпированной власти покойного Роберта III Даннидира и нынешнего короля Галахада. И доказательство этому очевидно: посмотрите, с какой готовностью он передал бразды правления государством этим ненасытным волкам, каждый из которых думает только об одном – как развалить Корнваллис на части, отхватив себе самый жирный кусок. Только один человек способен восстановить порядок и власть закона – это законный преемник Роберта I-го, а именно присутствующий здесь Эдмунд Даннидир, герцог Беркли… Я могу попросить глоток вина, промочить горло?

– Нет. Продолжайте.

– Как будет угодно вашим высочествам. Силы Ордена Вопрошающих велики, что может подтвердить гонфалоньер Кенмар. – Епископ кивнул в сторону стоявшего как изваяние рыцаря. – Но все же недостаточны. Однако же их более чем хватит, когда во главе нашей армии встанет законный претендент на престол… с Бременем Власти в руках. Мы знаем, что оно у вас есть.

Брови Эдмунда поползли вверх.

– Мы внимательно наблюдали за вашими перемещениями, – мягко произнес Гровен. – Вы вчетвером ушли за Вал сразу после Кромдеха, и лишь пять дней назад целыми и невредимыми вернулись в Драмланриг. Выводы сделать несложно.

Ллевеллин усмехнулся.

– Ваш прозрачный намек на то, что у меня в замке имеется ваш соглядатай, я понял. Не удивлен. Весь Корнваллис напичкан шпионами Вопрошающих…

Епископ как будто даже возмущенно взмахнул руками. Герцог презрительно взглянул на него.

– Что хочет Орден?

Гровен улыбнулся.

– С момента своего основания Орден Вопрошающих стоит на страже равновесия в этом мире, по мере сил и возможностей стараясь оказывать посильную помощь Великому Судии Аиру в его…

Пемброк Ллевеллин фыркнул.

– Прекратите. Я спрошу еще раз: что хочет Орден?

Епископ поджал губы.

– Как вам будет угодно. Во всем Корнваллисе только Орден Вопрошающих обладает достаточными ресурсами и самой стройной организацией, которые способны обеспечить соблюдение законности и незыблемость порядков, даже в самых отдаленных уголках государства. И, как только истинный король воцарится на престоле, Орден будет готов предложить ему наивозможнейшую помощь в делах управления королевством. Секретарь Ордена магистр Майрид, – епископ кивнул в сторону стоявшего позади монаха, – уже подготовил соответствующую бумагу…

– Понятно, – прервал его герцог. Пожевав губами, он глянул на Эдмунда. – Что скажет лорд Беркли?

– Вон… – Глаза у юноши вспыхнули. – Все одно… чем вы лучше графа Рича или Хильдеберта Тэлфрина? Вам тоже нужен свой кусок? И желательно весь? Вон отсюда…

Лейн Гровен вздохнул, обратив свой взгляд на Ллевеллина.

– Ваше высочество, со всем смирением мы просим вас об отсрочке на несколько дней в принятии столь важного решения. Возможно, вам удастся за это время охладить эту горячую голову…

– Нет, – жестко сказал старик, – это не мое решение. И в данном случае я поддержу своего молодого родича. Слуги проводят вас.

Герцог хлопнул в ладоши и двери немедленно открылись.

– Всего лишь небольшая отсрочка, – пристально глядя ему в глаза, произнес Гровен. – Иначе…

– Что?!

– Иначе нам придется приложить все усилия к тому, чтобы Бремя Власти перешло к Ордену.

Эдмунд схватился за кинжал.

– Не стоит, мой мальчик, – сказал Ллевеллин. – Это недостойно тебя.

И, помолчав, добавил:

– Отсрочка – да. Но только на четверть часа, чтобы вы покинули Драмланриг. Иначе ваши головы перейдут ко мне. Поторопитесь.

Епископ, ни слова не говоря, поклонился и, взмахнув полами широкой темно-фиолетовой рясы, вышел за дверь, сопровождаемый своими наперсниками.

*      *      *

Столица королевства гудела, как растревоженный улей, и отголоски споров и шепотков с городских улиц вместе с весенним ветром врывались в коридоры Лонливена, будоража умы. Уже не раз Бланка замечала, что придворные странно посматривают в ее сторону, прерывая свои разговоры и как-то торопливо кланяясь.

Этельвин, Великий Магистр ордена Вопрошающих, сообщил королю о том, что Эдмунд Беркли, сын и наследник казненного графа Рутвена, жив и здоров. Ее Эдмунд. Ее настоящий муж и отец ее ребенка.

Этельвин сидел в мягком кресле, тяжко вздыхая и покачивая головой в такт своим словам. Это был благообразный старик с проседью в длинной бороде, одетый в простую сутану, и только пять тоненьких косичек на гладко выбритом черепе указывали на его высокий статус. Весь вид магистра говорил о том, что он глубоко сожалеет, что именно ему выпала неблагодарная задача сообщить его величеству столь неприятную новость.

Но не в том беда, что этот юноша оказался жив, сказал он. Беда в том, что он – еще и правнук Эвана Даннидира, герцога Когара. И он выбрал этот тяжелый для королевства момент, чтобы воскреснуть из небытия и предъявить претензии на престол. Южные графства укрепляются и вооружаются, говорил Этельвин. Его высочество Ллевеллин, принявший сторону претендента, собирает отряды в Драмланриге, граф Гленгорм строит оборону замка Илбрек, по последним сведениям, Хартворд также готовится к войне, а мятежный западный герцог Пепин Бедвир во всеуслышание объявил о том, что он поддержит сира Эдмунда в его намерении вернуть себе корону.

– Но самое плохое в том, что в самом Лонхенбурге нет единства. – Этельвин удрученно взглянул на Галахада. – Ваше величество, ходят упорные слухи о том, что в руках претендента – тот самый артефакт, до которого может дотронуться лишь истинный король.

Галахад вздрогнул.

– Бремя Власти, – едва слышно прошептал он.

– Да. – Великий Магистр со вниманием посмотрел на своего собеседника, удостоив Бланку мимолетным взглядом. – Орден Вопрошающих полностью на вашей стороне. В наших глазах вы являетесь законным преемником Роберта I Даннидира, а Рутвен Беркли лишил себя и своих наследников всех возможных прав на корону, запятнав свою рыцарскую честь участием в заговоре. Даже если эти права у него и были. Но я прошу вас сказать мне… можете ли вы прилюдно выступить с опровержением этих зловещих слухов? Можете ли предъявить народу Бремя Власти?

Галахад молчал, погрузившись в свои мысли. Этельвин прочистил горло.

– Ваше величество, – мягко произнес он, – Орден уже сделал свой выбор, так что ответ на этот вопрос для меня не настолько важен. Кроме того, мы не склонны придавать излишнее значение сказкам для простолюдинов. Но если вы готовы принять совет, который диктует мне мой стариковский опыт…

Галахад задумчиво кивнул.

– …хорошо. Вам стоит поторопиться, пока этот человек не предъявил Бремя Власти первым. Более того: народ Корнваллиса свято верит в то, что любой, не имеющий прав на корону, немедленно умрет в страшных муках, стоит ему дотронуться до артефакта. А это значит, что вряд ли найдутся желающие взять в руки этот древний… предмет. Даже вне зависимости от того, что именно предъявит миру Эдмунд Беркли. И у нас есть очень мало времени для того, чтобы не допустить такого исхода событий – намного меньше, чем нужно герцогу Ллевелину для того, чтобы отправиться в поход на Лонхенбург. Две, самое большее – три недели. А тогда будет уже поздно. Ллевеллин, Хартворд и Гленгорм с юга, Бедвир с запада, да и в самом Лонхенбурге, как не горько это признавать, найдутся предатели, готовые вонзить вам в спину нож.

– Что вы предлагаете?

Этельвин, не вставая с кресла, едва заметно поклонился.

– Солдаты Ордена уже готовы. Десять тысяч человек стоят в Нолтлэндских горах всего в нескольких днях пути от Драмланрига. Добавьте к этому королевские войска и отряды ваших сторонников из Совета Пяти. Даже при самом скромном раскладе у нас в три раза больше людей, чем может выставить Ллевеллин. Мы сможем нанести сокрушительный удар, пока они не готовы и не успели собрать все свои армии.

– Драмланриг – очень хорошо укрепленный замок. И его осада может затянуться на несколько месяцев…

Этельвин улыбнулся.

– Вы недооцениваете возможности Ордена, ваше величество. Мои люди откроют ворота изнутри тогда, когда это будет нужно.

– Что вы хотите за вашу помощь?

Магистр легко пожал плечами.

– Ничего. Или, точнее, ничего кроме того, что ваше величество сочтет возможным и разумным нам дать. Но это дело последнее. А сейчас нам нужно сделать то, ради чего и создан Орден Вопрошающих – покончить со смутой в королевстве.

– Хорошо… завтра я дам вам ответ.

Магистр поднялся и, отвесив молчаливый поклон, вышел из залы.

Бланку била нервная дрожь.

Сказав, что ей надо прилечь, она едва кивнула Галахаду на прощанье и, подхватив живот, торопливо отправилась в свои покои. Голова шла кругом. Я должна бежать к нему – эта мысль билась внутри нее, как птица в клетке. О боги, где же Томас? Он понял бы меня, и смог бы помочь. Он ведь где-то в Лонхенбурге, днюет и ночует среди солдат. Но времени искать его нет. Надо передать ему весточку с Агнес, пусть догонит по дороге. А сейчас нужно скорее выбраться из Лонливена, ведь если Галахад догадается, что у нее в голове…

Бланка остановилась, пытаясь отдышаться. В последнее время она чувствовала себя уже не очень хорошо: тяжесть в спине стала почти постоянной, как и неприятные ощущения внизу живота. А однажды утром, едва приподнявшись, она тут же упала на кровать от сильной боли в груди.

– Ничего страшного, – успокаивающе говорил ей старичок Гленкиддин, – ребенок повернулся, и его ножки уперлись вам под ребра. Он просто неудачно толкнулся. А вам, милая, надо бы прекратить вести себя так, как будто вы полны сил и в любой момент можете вскочить в седло. Сидите прямо, ходите неспешно и дышите ровно, а когда хотите встать с постели, сначала лягте на бок. Иначе мне придется настаивать на постельном режиме…

Бланка чувствовала себя одинокой. Война разогнала всех ее подруг, многие из которых по воле случая оказались во враждебных лагерях. Оуэн Эмли был жестоко болен: вскоре после прибытия в столицу Рича Беркли и Тэлфрина герцог слег и почти не вставал с кровати, отказываясь принимать посетителей. Он стал гневлив и раздражителен, а сам вид его производил на Бланку гнетущее впечатление: старик как-то высох и истончился, и только темные от постоянной боли глаза горели на изрытом язвами лице. Говорить с ним не получалось: даже когда девушка, сидя рядом, читала вслух какие-то книги, в конце всегда обнаруживалось, что Оуэн не слушал. Все его мысли и рассуждения, уже иногда довольно путаные, были обращены на беды и несчастья, обрушившиеся на род Даннидиров.

Рич Беркли не узнал ее. Увидев Бланку в Лонхенбурге, он несколько высокомерно, хотя и не без галантности, склонился в легком поклоне, поцеловав ей кончики пальцев. Юная королева его не интересовала. Любопытно, чуть зло подумала тогда Бланка, а заинтересовала бы его подруга леди Алиеноры, которая в незапамятные времена помогла бежать ей из хартвордской тюрьмы? После того случая девушке удавалось увидеть его лишь мельком, и каждый раз ее пронизывали скорее не гнев или желание мести, а острое чувство душевной боли. Это, думала она, тот самый человек, который вольно или невольно стал причиной всех несчастий, обрушившихся на ее друзей, как снежный ком, и разметавших их в разные стороны.

Друзей старых и новых. Сначала он раздавил Хартворд и мимоходом затушил едва загоревшийся огонек ее счастья. А потом затеял эту бессмысленную войну, из-за которой в Лонливене уже никогда не собраться той веселой молодой компании. Ллир Юриэн, Рихер, Теа Бедвир, Персефона Деверó – где они все? А Кнут Тэлфрин и Торн Виоле? Канут, к облегчению Бланки, в столицу не приехал. Она бы просто не смогла заглянуть ему в глаза, и он, по всей видимости, это понимал. Во всяком случае, девушке хотелось так думать. При случае поинтересовавшись его местонахождением, Бланка узнала, что сразу после битвы при Калдикоте он был отослан своим отцом на север, в Килгерран, чтобы на время отсутствия графа представлять там персону последнего.

Теперь между ними и Бланкой змеились, расширяясь и удлиняясь, пропасти и овраги, каждый из которых казался более глубоким, чем Гриммельн, и, что бы ни произошло в дальнейшем, их отношения вряд ли будут прежними. О боги, думала она. Слишком, слишком много валов, крепких стен и оврагов окружили ее, отгородили от прошлой жизни, а она сглупила, совершенно непростительно сглупила, позволив запереть себя внутри. Спала на перинах и танцевала на балах вместо того, чтобы быть рядом с Алиенорой и ее единственным Эдмундом. Поддалась минутной слабости. Как, как она могла хоть на мгновенье допустить, что он умер, оставил ее?! Вместо того чтобы верить, надеяться и ждать? Да даже если бы и так? Разве не требовали от нее долг и ее собственные чувства, чтобы она немедленно отправилась к своей единственной подруге? Чтобы поддержать ее словом и делом, вместе противостоять несчастьям и вместе встретить его?

Обрывки нервных мыслей подобно вихрю кружились у нее в голове. Бланка рывками открывала сундуки, выгребая одежду и сваливая ее прямо на пол. Проклятье. Хотя бы один дерюжный плащ, хотя бы одни походные туфли вместо этого бесполезного вороха атласа и шелков. Скорее, скорее. Он ждет ее, он по-настоящему любит ее, и не как высокопоставленную даму, а как Бланку Оргин, девушку без рода и племени, подарившую ему свою внезапно вспыхнувшую любовь. И она привезет ему такой подарок… только бы доехать. С этим огромным животом и подчас непереносимыми болями в спине.

Бланка облегченно вздохнула, обнаружив в одном из комодов плотный шерстяной плащ неброского темно-зеленого цвета – мастер Орнус когда-то пошил его для осенней охоты. Она торопливо вытащила его – и замерла.

Двери в ее опочивальню резко распахнулись.

– Я не могу тебе этого позволить, Бланка, – спокойным голосом произнес Галахад.

Она молчала и, не отрываясь, смотрела ему прямо в глаза. Он сделал шаг вперед.

– Ты опозоришь меня, опозоришь весь мой род, если уедешь к нему. Но не это главное. Ты носишь под сердцем мое дитя, носишь надежду всего королевства. И даже если это правда – то, что этот самозванец действительно тот самый Эдмунд Беркли, которого ты когда-то знала, сейчас он наш враг. Мой, твой, и нашего ребенка. Пойми: его претензии на корону перечеркивают наши жизни. Бланка…

Он попытался взять ее за руку, но девушка истерично выдернула свои пальцы.

– Я люблю его… и всегда любила, – срывающимся голосом крикнула она. – Я ж говорила тебе тогда…

Лицо Галахада потемнело.

– Нет, – тихо сказал он, – ты останешься здесь. Для твоего же блага. И блага наследника Корнваллиса. Горничных тебе пришлют.

Развернувшись, он вышел, а за закрывшимися дверями явственно послышался лязг солдатских доспехов.

*      *      *

Хартворд встретил Алиенору приветственными криками и выражением верноподданнических чувств.

Следующий день после ее приезда выдался по-весеннему погожим: легкие облачка быстро неслись по высокому светло-голубому небу, подгоняемые свежим ветерком, а еле теплые солнечные лучи принялись растапливать кучи грязного слежавшегося снега, порождая журчащие ручейки. Дети, веселясь, пускали по воде щепочки и бегали наперегонки; горожане разгребали мусор, скопившийся за зиму во дворах, и над всем Хартвордом стоял неумолчный шум из смеха, криков, перестука молотков и скрипа телег.

Сир Балдрик Одли выстроил всех солдат за внутренней стеной замка, а Алиенора, пытаясь привыкнуть к этой новой для себя роли, величественно, но вместе с тем благосклонно выслушивала слова присяги. На ней было роскошное темно-фиолетового цвета блиó из плотного шелка с глубокими вырезами спереди и на спине, самое последнее, которое подарил ей отец. Несмотря на порывы ветра, накидку она не надела, и прохладный воздух обдувал ее полуобнаженные плечи, будоража кровь и голову. Холода она не чувствовала.

– Я, Киан… я, Фальбут… я, Лорк, Фрай, Гавен, Брин… признаем ее светлость графиню Алиенору Беркли своей полновластной госпожой и хозяйкой судьбы нашей. Вверяем себя в ее светлые руки, пусть воля ее ведет нас. Клянемся благородству ее крови в вечной и безграничной верности, уважении и послушании. Да не будет у нас другого господина, и не послужим словом или делом никому другому. Обещаем во всеуслышание отныне служить ей покорно, и держать свою клятву, доколе госпожа наша будет держать свою…

– Я, Алиенора Беркли, милостью богов графиня Хартворда и близлежащих земель, – торжественно отвечала она, – принимаю вашу присягу и клянусь защищать вас, оказывать вам помощь, поддержку и предпочтение во всех делах, кои совершите вы, находясь на моей службе и мне на пользу…

Так надо, сказал ей сир Балдрик.

– Без этого солдаты не пойдут за вами, да и в любом случае, раз ваш брат волею судеб унаследовал герцогство Беркли, Хартворд останется в ваших руках.

Кроме того, говорил Балдрик, они сами хотят этого. Такой разброд и уныние царили в их головах все это время – скоро год будет, а ведь Рич Беркли не стал для них настоящим лордом. Дюжины две человек вообще сбежали из замка, а остальные хмуро перешептывались, рассуждая о дальнейшей жизни. Не может солдат без господина, бурчали они, непорядок это. Это как дитя без матери, как кузнец без кузницы. Живем, как приживалы, без работы и без цели.

– Вы сами посмотрите, как они оживились, – улыбаясь, продолжал начальник стражи. – Побрились и начистились, как на парад. А когда я объявил, что предстоит поход, так и вовсе мечами принялись стучать. Это же их жизнь. А до того потихоньку возмущались, что вскоре вообще в вилланов превратятся: только и делов, говорили, что целыми днями семечки лузгать.

– В Хартворде сейчас сто двадцать человек, – говорил Балдрик, отвечая на другой вопрос Алиеноры. – В Диллине пятнадцать, В Брислене и Дэймайне по двадцать, и так далее. В общем и целом около трехсот солдат, из них сотня на конях. Собрать можно за неделю, самое долгое – десять-двенадцать дней. Если вассалов призывать, то людей выйдет вшестеро больше, но на это и времени потребуется с месяц. Чтобы поторопиться, можно сразу всех вызвать, и самые ближние недели за три могут поспеть. Лорды Корнака, Элгмара и Руитхерна быстро доберутся.

Слава богам, Руддик Гербер был на месте. Он чуть более потолстел и обрюзг с того времени, когда Алиенора видела его в последний раз, но голос главного повара по прежнему сотрясал стены кухни, заставляя подмастерьев усердно склоняться над работой. Явившись по зову госпожи в ее покои, он сделал неуклюжую попытку преклонить колено, поморщившись от боли: старая рана в ноге давала о себе знать. Алиенора усадила его в кресло и приказала принести вина, испытывая при этом почти дочерние чувства: ведь благодаря этому человеку она сейчас не одинока, да и сама, когда ее вытащили из подземелья, можно сказать, выжила только с его помощью. Они просидели возле камина добрых полночи: Гербер во всех подробностях рассказал ей о событиях почти шестнадцатилетней давности, и сам с превеликими вниманием и удивлением выслушал историю о том, что произошло с Эдмундом после их побега.

– В этом мальчике… ох, простите, миледи, в сире Эдмунде, – Алиенора только весело улыбнулась, услышав забавную оговорку главного повара, – всегда кремень сидел. Он же у меня на глазах почти пятнадцать лет прожил. Истинный лорд – я частенько это подмечал…

Финна Делвина, по его словам, в замке не было.

– Он же торговец, миледи, – пожав плечами, сказал Гербер, – а их племя, как известно, ноги кормят… Когда здесь появится и где его сейчас носит – только боги знают. Однажды его полгода в Хартворде не видели. Я тогда думал, что он вовсе сгинул, но, похоже, его ни работа, ни годы не берут. Все такой же живчик. Но по-любому ему весточку можно будет оставить, и он до Драмланрига быстро доберется.

Сиру Равену Оргину недужилось, он не вставал с постели, и это обстоятельство, как не хотелось Алиеноре самой себе в этом признаваться, принесло ей некоторое облегчение. Навестив его и наскоро пожелав скорейшего выздоровления, она не стала задерживаться, отложив тяжелый разговор о Бланке на потом. Балдрик Одли о замужестве ее некогда близкой подруги упомянул только мимоходом, посетовав:

– Вот ведь иногда как получается… Кто бы мог подумать, что эта бессмысленная война раскидает вас по разные стороны… – И больше к этой теме не возвращался, за что Алиенора была ему благодарна. Разумеется, он, как и сир Равен, ничего не знал о тех особых отношениях, которые связывали Эдмунда и Бланку, а потому предполагал, что просто сам факт брака последней с нынешним врагом Хартворда вызывает у Алиеноры неприятные чувства.

Сам Эдмунд пережил рассказ Алиеноры очень тяжело. Тогда, в Драмланриге, он сидел в кресле, не сводя взгляда с затухающих в камине углей, и только уголок его рта нервно подрагивал.

– Леа, ты не права, – произнес он, наконец, хрипловатым голосом. – Она же думала, что я умер… Ты говорила мне, что последнее, что вы видели – меня, лежащего в луже крови. Да и сама ты даже не догадывалась о том, что это оказалось всего лишь тяжелое ранение. Что ей еще оставалось делать?

Алиенора принялась бурно возражать.

– Хватит, сестричка, – только и сказал он, еле заметно махнув рукой. – Иди. Я хочу побыть один.

Тяжко вздохнув, Алиенора вышла. Уже на следующее утро Эдмунд со всей энергией включился в подготовку замка к обороне, а в ответ на ее попытку возобновить этот разговор лишь прикрыл глаза, качнув головой.

– Не нужно, дорогая. Это мое дело.

Две недели в Хартворде пролетели как несколько дней. Алиенора писала письма, отправляла гонцов, самолично вела счет телегам и мешкам, которые доставляли в замок, нервничала и злилась, но все двигалось слишком, слишком медленно. Лорд Руитхерн выразил полную готовность прибыть на подмогу по зову госпожи, а вот от Элгмара и Кормака ответа до сих пор не пришло. Кроме того, как оказалось, собрать солдат в названные Балдриком сроки – это одно дело, а полностью подготовиться к походу на восток, а затем, возможно, и на север – совершенно другое. Единственное, чего хватало – так это оружия, но для сбора и подвоза провианта требовалось дополнительное время. Овса и сена едва хватало на путь до Драмланрига, а пора сенокоса еще не наступила. Рассчитывать же на то, что в герцогстве Ллевеллин найдется достаточное количество всего необходимого для длительного пребывания самое малое полутора тысяч воинов и пятисот лошадей, не приходилось. Всем гарнизонам, располагавшимся в дальних крепостях и селениях, было предписано прибыть в Хартворд в полной готовности, но на деле это означало задержку еще не менее чем на неделю.

*      *      *

А еще через несколько дней в Хартворд прибыл гонец от герцога Пемброка. Совершенно измотанный, в заляпанном дорожной грязью плаще и на загнанной лошади. Война, еле выдохнул он, упав перед Алиенорой на колени. Он покинул Драмланриг шесть дней назад – тогда, когда Ллевеллину донесли о том, что всего в двух дневных переходах от замка замечены вражеские отряды. Под знаменами Даннидира и Рича Беркли, герцога Когара. И еще – огромная армия, сверкавшая доспехами с изображением пламенеющего солнца, встававшего из-за горизонта. Тысячи солнц и десятки таранов и требушетов. Всего – не менее пятнадцати тысяч солдат.

– Намного, намного больше, чем мы можем выставить, – задыхаясь от усталости, говорил гонец. – Даже с учетом того, что с севера на помощь к его высочеству спешит Пепин Бедвир.

– И еще… – сказал он, засунув руку за пазуху. – У меня для вас личные послания: от вашего брата и его милости Лотара.

Он протянул ей свернутые в трубки два небольших листа пергамента.

«Не приезжай. Да хранят тебя боги, милая сестричка. Я люблю тебя».

Руки девушки дрожали, когда она торопливо развернула второе письмо.

«Леди Алиенора, прошу вас не покидать Хартворд, ибо это бессмысленно. Ваших солдат все равно недостаточно, и вы зря обречете их на смерть. Лучше будет сдаться на милость короля. Я просил твоей руки у сира Эдмунда, и он дал свое согласие. Если боги даруют нам победу, я буду иметь счастье назвать тебя своей супругой, если нет – мы встретимся на небесах. Навсегда твой Лотар».

Слезы брызнули из глаз Алиеноры. Ни слова не говоря, она побежала к конюшням. Выбрав одну из лошадей – гнедую с подпалинами кобылу, – она вскочила в седло и, слегка пригнувшись под низкими сводами, выехала во двор.

Возле распахнутых ворот Хартворда Балдрик Одли поймал ее лошадь под уздцы.

– Миледи, вы не должны ехать.

Алиенора задыхалась от охватившего ее волнения.

– Пустите, сир Балдрик.

– Нет. – Лицо начальника стражи помрачнело. – Вы не понимаете, что делаете. Я не могу вам этого позволить. Вы ничем им не поможете, но можете погибнуть сами.

– Это приказ!

– Нет. Я готов понести наказание, но сначала вы должны успокоиться. – Не отпуская поводьев, Балдрик повернулся к группе солдат, которые стояли поодаль возле арены. – Горн, Фальбут! Подойдите.

Алиенора покачала головой.

– Мне очень жаль, сир Балдрик.

Быстро нагнувшись, она протянула руку и схватила его за плечо. Его глаза расширились, а лицо исказила гримаса боли. Он отшатнулся, заваливаясь вбок и ловя ртом воздух. Алиенора пришпорила лошадь и помчалась вперед, не обращая внимания на Балдрика, упавшего прямо в грязь.

Прямо перед ней пламенеющее солнце садилось за черную полоску леса.