Read the book: «Приглашение к любви»
Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)
Редактор: Татьяна Тимакова
Издатель: Павел Подкосов
Главный редактор: Татьяна Соловьёва
Руководитель проекта: Ирина Серёгина
Арт-директор: Юрий Буга
Корректоры: Елена Аксёнова, Елена Воеводина, Ольга Смирнова
Верстка: Андрей Фоминов
Иллюстрация на обложке: Ольга Халецкая
В книге упоминаются социальные сети Instagram и/или Facebook – продукты компании Meta Platforms Inc., деятельность которой по реализации соответствующих продуктов на территории Российской Федерации запрещена как экстремистская.
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Р. Газизов, 2025
© Художественное оформление, макет. ООО «Альпина нон-фикшн», 2025
* * *
Принесите вина получше, сполосните стаканы, постелите скатерть, прогоните собак, раздуйте огонь, зажгите свечи, затворите дверь, нарежьте хлеба!
Ф. Рабле
Баланс белого
Лишь любовь к государственной планиметрии облекала его в многогранность ответственного поста.
А. Белый
Любовь нашла Митеньку в осеннем лесу, в укромном уголке Лосиного Острова.
Той промозглой осенью Митенька вырвался на волю. Он убегал от прошлой жизни, чужой смерти, плохой мести и предательства богов. Достаточный список, чтобы нестись галопом по неизвестной земле, ошалев от свободы.
Но сбились крестом лесные тропы. Седые угли в его груди вдруг налились кровью, обросли мясом – и сердце появилось, услышав сердце.
Она нашла его.
Протянула белую руку сквозь завесу дождя, проступил в сумерках подол синего платья. Ее присутствие стало повелением, она заговорила с Митенькой без слов – от сердца к сердцу, – и Митенька потерял голову.
У нее были эбеновые волосы, белая кожа, алые губы.
Она была из другой сказки.
Одни дети звали ее Sneewittchen, другие – Белоснежка; Митенька когда-то слышал о Белой Ведьме… Неважно – подол ударил колоколом, взвились белые ноги, впиваясь в его бока. Появился путь, и четыре копыта ударили в чужую землю; все в этих краях было чужое, только Белая Ведьма – своя.
Эбеновые волосы падали ему на шею. Алые губы молчали за его ухом.
Но она говорила – ее присутствие было движением и смыслом.
Это была только их сказка, пока они не выбрались к дому.
Дом вырос в самом центре страны посреди безлюдного пространства и холода. Здесь всегда была зима, и Митенька этому не удивился. Белая Ведьма обязана жить в таком месте. В одиноком доме посреди пустоши должны были жить и люди, но людьми здесь не пахло. Рядом с домом была высокая изгородь, а за домом коптила труба котельной. Она направила его за ограду, спрыгнула, стоило ему войти, и заперла за собой.
Белая Ведьма ушла не оглянувшись.
Вместо нее на Митеньку иногда приходили поглазеть сотрудники.
Порой за ним наблюдала чудовищная птица, парящая в небесах в оцепенелые дни. Кормил Митеньку местный пекарь – безразличный ко всему белоголовый великан. Он подносил хлеб забвения, от которого Митенька делался вялым и свыкался со своим положением.
Белая Ведьма теперь выходила из дома, чтобы приворожить других зверей. Легкая поступь, следы на снегу, стройная фигура в платье, а сверху домашний трогательный свитер крупной вязки… Она протягивала руку к лесу ладонью вверх. От ее зова не было защиты: к дому выходили лоси и волки, рыси и медведи, глухари и куропатки… Белая Ведьма всех приглашала в дом, на кухню. Звери покорно топали по ступеням бокового крыльца. Там она пускала им кровь, подвешивала над тазами, потрошила тушки, резала мясо, жарила и варила.
Это требовалось, чтобы накормить сотрудников и прочий ресурс.
Митеньку нельзя было кушать, потому что он – единственный в своем роде. Среди людей ему не место; фотоловушки в заповедниках запечатлеют его и только взбаламутят человеческий ум, а в НИИ его не поймут. Умереть ему не дадут, но и жить вольно – тоже.
Хорошо, что есть такой дом.
В дом приводят таких, как Митенька.
Любовь его стала томлением, потом – тревогой и маетой. Позже он понял, что снова находится в аду.
Она появлялась пару раз в неделю. От нее исходил зов к другим зверям, но никогда больше она не обращалась к Митеньке, не смотрела на него, сколько бы он ни бил копытом, ни бил в грудь, ни пытался ломать изгородь, ни стоял к ней задом, изображая презрение, ни ревел на всю округу.
Даже пекарь, что кормил его хлебами… Однажды Митенька вознамерился убить пекаря – лишь бы сделать хоть что-нибудь. Когда великан отпер калитку, Митенька ударил его в грудь. Любой смертный муж не пережил бы этого… Но пекарь лишь упал, потом поднялся, обернул хлеб полотенцем, собрал обратно на жостовский поднос, пошел в дом, и хлопья снега спадали с его косоворотки и льняных штанин. Митенька так и не убежал. Больше он не мог ничего.
Зима стерла время.
Белое выжгло глаза.
Но ничто на земле не проходит бесследно. И Митеньку скрыть от людей все же не вышло. Ад Митеньки стал сном о прошлой жизни и ослепительной любви, сон полетел ветром и туманом, вечной сыростью, шорохом и тенью – во все концы света.
И приснился одному молодому человеку из большого города.
* * *
Мутное утро Петербурга разгуделось машинами.
Ранние пешеходы давно утрамбовали ночной легкий снег, у метро он превратился в жижу. Первые этажи новостроек в Озерках с их кофейнями и пекарнями горели посадочной полосой для сонных питерцев. Ударная волна гриппа никак не повлияла на уличное движение. Пробки поднялись до семи баллов. Люди толкались задолго до входа в вестибюль.
Уже день с трудом вступал в свои права, не отличаясь от утра: солнце не показывалось неделю. Свят дремал в беспрерывной тревоге, проснулся сам для себя незаметно. Светил неопределенный кусок облачности из незашторенных окон. Белое одеяло лежало на Святе толстым слоем снега.
«Начало – трудная пора». – И Свят заставил себя подняться, хотя бы чтоб дойти до айфона.
За спиной его, над кроватью, горело люминофором кредо (Вика подарила и повесила):
Искать, добыть красоту – и поделиться.
Сонный молодой фотограф на ищущего красоты еще не походил.
Вид из спальни съемной однокомнатной квартиры открывался на новый жилой комплекс на проспекте Луначарского – в форме восьмерки. Дом этот за годы студенчества (спасибо родителям, обеспечили жильем и деньгами, но со второго курса Свят сам зарабатывал, фотоаппаратом) он до дыр зафотографировал во все сезоны в закатах, рассветах и громах с молниями.
Ближе и ниже стояла больница № 2 – конструктивистский панельный угол с еле заметным намеком на изящество в плавных линиях балконов. Суровый дом. А еще суровее – двухэтажное здание морга при больнице, у которого Свят втихую и деликатно пытался делать снимки, издали – телевиком, для себя, в стол, отчаянно и мерзко ощущая аморальность подглядывания.
В морг входили и выходили люди в черном. Были каталки, урны, скорбь и слезы, медики в белых халатах курили, пьяные темные люди толковали у кафе для поминок… Снимать все это получалось плохо. Свят не без оснований решил: не оттого, что он бездарность (хотя, изучая работы мастеров и призеров мировых конкурсов, сильно сомневался в себе), а плохо получается, потому что нельзя сюда смотреть, по крайней мере ему.
Поблизости чадила труба котельной. Святу напоминала о новостном штампе из телика про «устойчивое развитие». Устойчивое развитие. Ну, коптим дальше… Что там в телефоне?
Первая эсэмэска в 06:40: «Мы приедем на полчаса раньше, чтобы загримироваться, это если что!» Ага, мамаша одна отписалась. Свят договорился снимать ее с дочерью в 11:45 в студии на Петроградке. У скромной малышки три годика, планируется утомительная ламповая фотосерия с кучей детского реквизита. А Свят еще в душ не попал.
Вторая эсэмэска, незнакомый номер… Тут сердце забилось чаще, потому что такого текста не ожидал.
Поддержите нашу инициативу: президент должен быть безносым! Подобное решение исключает любые попытки водить президента за нос как пальцами недобросовестных элит, так и пальцами "уважаемых партнеров". Безносость так же положительно влияет на служебную представительность, ибо нос человека – средоточие его личной индивидуальности, а президент прежде всего народное достояние. Наконец, лишиться носа на входе в должность – это жертвенность и серьезность намерений…
Чтобы поддержать нашу инициативу, ответьте "1"; при отказе – игнорируйте сообщение.
Бред какой-то…
Спамеры совсем офигели. Тролли какие-то… Хотя забавно, впрочем, и не такую чушь ему слали в запрещенных Роскомнадзором соцсетях.
Свят – только для мамы он был полный торжественный Святослав – почесал макушку.
Стекло айфона влепилось, удержало, притянуло его взгляд. Палец рефлекторно побежал по иконкам приложений… Кстати! Он же собирался прилепить цветочный «пацифик» к аватарке. Свят против насилия, это косметический, необязательный жест, ясное дело. А может быть, это изменит его жизнь навсегда. Жизнь прекрасна и удивительна.
Возможно, череда неприятных событий ударит сегодня по Святу только потому, что он упорно пытался обновить аватарку пацификом.
Попеременно подвисало то приложение соцсети, то vpn-сервер. «Когда мы будем ходить с виртлинзой в глазах вместо смартфона, с вечнодополненной реальностью, – подумал Свят, – буду ли я видеть маркировку над людьми? Если государства отойдут на второй план, а их функции возьмут на себя корпорации… А я, допустим, буду с привилегией, менеджер среднего звена с отработанным столбиком социальных баллов, буду ли я видеть значок-уведомление нимбом над пешеходом? "Банкрот", "92 административки", "мигрант-разнорабочий", "шиит", "холерик с сезонной тревожностью"… А отсюда алгоритмы рекомендаций, индикаторы настроений, костыли удобств… Если мне не предоставит эту привилегию корпорация, взломает ли нужные базы какой-нибудь мой бот?..»
Свят давно обдумывал подобную серию фотоколлажей. Невидимый «Глаз Бога» рисует над каждым человечком его подноготную. Только умом понимал: неплохо бы окунуться в научную фантастику, чтоб не собирать велосипед или хотя бы донести идеи мастодонтов проще, ближе к народу…
Пол холодил ступни. Но встать с кровати, разогнуться из сонной сутулости еще невмоготу.
Свят крепил к своему фото затасканный и малодушный этот пацифик, встроенное в редактор logo, жал на кнопку «принять» и тут же получал профиль без изменений. Свят проявил свойственное ему упорство, повторил операцию над аватаркой раз двадцать.
«Ну вот, теперь я еще больше клише». Даже иронично вышло: значок закрывает намечающуюся, несмотря на юный возраст, залысину. Она будто подтверждала основательность Свята. Остальное было в порядке, в чебэ: волевой подбородок, глубоко посаженные серьезные глаза, крупный нос. Кашемировый шарф французским узлом. Богемности добавляла и прядь, зачесанная за ухо. Прядь приходилось удобрять голландской помадой на водной основе, каждый раз при покупке вздыхая, что помада дорожает вдвое против довоенной цены.
«Давай же, надо стартовать, в темпе, в темпе!..»
И только тогда он вышел из съемной квартиры и, торопясь, зашагал к метро, понимая, что, приехав в студию, будет еще расставлять свет, вешать фон и начнет сессию позже намеченного и клиент – мамаша эта бодрая, как под экстази1, будет менять сорок поз в минуту, а ребенок потупит глаза, и надуется, и закуксится, – конечно, попрекнет легким опозданием. Святу придется соврать про пробки. Хотя при чем тут пробки, машины у него нет. Но в его твердых планах было заработать на тачку через год максимум.
К своим двадцати трем годам Свят работал и вторым фотографом на свадьбах, устраивал фотосессии в студиях знакомых, участвовал в фотоэкспедициях, немало вкладывался в блог уличной фотографии. В студенчестве, учась в университете культуры и телекоммуникаций, он локально прославился в соцсетях и питерских конкурсах пейзажными фото из разных уголков страны.
Благо отец Свята любил путешествовать.
До сорока пяти он работал геологом, а потом резко сменил деятельность, открыв в Тюмени компанию, занимающуюся перетяжкой и отделкой салонов люксовых и бизнес-авто. Это дело резко подняло благосостояние семьи в тучные годы, а теперь, с приходом санкций и падением курса рубля, рост доходов, скажем, удерживался около нуля либо рос отрицательно…
Свят повидал родные края.
Именно за концептуальное многозначительное чебэ про лосей и сосны на Байкале, за громаду Братской ГЭС и излучины Ангары, запечатленные с парящей траектории квадрокоптера да в наплывающем дыме летних пожаров, Свят получил членство в «Гильдии молодых фотографов России при Ассоциации чего-то там бла-бла». Он сам не мог это выговорить. Известная эта Гильдия, президент которой не преминул сравнить свое детище со сколковским научным лагерем (молодые изобретатели) и форумом «Липки» (молодые писатели).
Там проводилось немало лекций и семинаров для молодежи от мастеров фотоискусства. Благодаря Гильдии можно было почти за казенный счет попутешествовать для заказанной фотосессии. Еще и получить аккредитацию на поп- или симфонический концерт для репортажной съемки.
Однако последним устремлением Свята был полет в Красноярский край.
Неоправданно дорогое, далеко не продуктивное, истинно зимнее путешествие. И связи в Гильдии приплести не удалось: Свят готовил свой кошелек. Место, куда он собирался тайно, было, можно сказать, секретным и даже сакральным, что ли. Пусть о нем почти никто не знал и вес оно имело, пожалуй, символический… Тур Свят забронировал неделю назад на сайте туроператора «Сибирский дервиш».
При первом созвоне его убедили, разумеется, рассчитывать на сумму вдвое больше. Потому что к месту реально долететь лишь на вертолете, вообще вы будете в составе группы, и за час полетного времени берем примерно пятьдесят тысяч рублей с лица… Тут Свят и засомневался.
И сейчас, когда он изо всех сил спешил на съемку, не находя ключи от квартиры и пачкая ботинками прихожую, сомнения насчет путешествия надлежало разрешить. Ему звонил менеджер с напоминанием.
– Але?
– Здравствуйте, это «Сибирский дервиш». У вас сегодня последний день брони на тур к озеру Виви.
– Помню, да.
– Вы определились с участием?
– Я…
И тут Свят задумался. Деньги немалые. За эти деньги можно взять ультра ол инклюзив в Доминикане, с Викой, на две недели.
А озеро Виви… Ведь это очень своеобразная Сибирь.
Редколесье там неживописное, судя по немногим доступным фотографиям из интернета. Северного сияния в метель не дождешься, а прогноз погоды как раз обещал «интенсивное воздействие циклона». Само озеро Виви любопытно формой, глубиной и редкой рыбой, но – и Свят знал себя – на его зимнем фото при его способностях оно все равно выйдет один в один как Ладога или Чудское. Те же Суздальские озера, что в пяти километрах от Свята, он может сфоткать так банально, что сойдет за Сибирь. В лютый мороз (а обещают чуть ли не минус сорок при плохом раскладе) вряд ли захочется бурить лунки и рыбачить. Хотя, как он понял, вся тургруппа именно на тайменя и хариуса туда метила. По возможности будет и прогулка на плато Путорана, только «прогулка» не совсем то слово…
А Сердце Родины, как обмолвился туроператор, просто прилагалось к недельной рыбалке дополнительной опцией.
Да… Сердце Родины.
Вот это действительно важно, в этом что-то было.
Географический центр России, впервые рассчитанный по формуле доктора технических наук и члена географического общества Петра Бакута. Располагается на юго-восточном берегу озера Виви. Причем в СССР это была одна точка, для России – другая. После Крыма – еще раз сместилась… да и теперь… Там установлена памятная стела, деревянная часовня в честь Сергия Радонежского, восьмиметровый православный крест. Стелу увенчивает двуглавый гербовый орел. На табличке указано: Центр Российской Федерации – девяносто четыре градуса и пятнадцать минут восточной долготы, шестьдесят шесть градусов и двадцать пять минут северной широты.
Центр России – официальная точка на карте.
Там очень пусто. При всей символической нагрузке – вокруг одна тайга и что-то вроде туристической базы, пара домиков, большую часть времени заброшенных, для редких охочих путешественников. Что летом, что зимой – труднодоступная глушь. Вокруг горы эти спиленные, как же их?.. Столовые, во! Какие-то фанатики из Норильска тыщу с чем-то километров по рекам и озерам на снегоходах преодолевали, на волокушах по семьсот килограммов тащили (топливо, палатки, еда, печки и бог знает что еще), лишь бы попасть на озеро Виви и смочь уехать. Летом куда легче: энтузиасты терпят таежный гнус, плывут на скоростных катерах шестьсот километров от поселка Тура по речкам Нижняя Тунгуска и Виви к этому озеру. Еще можно лететь вертолетом. Очень быстро, очень дорого.
Свят выбрал вертолет.
С отцом он, конечно, ходил по неделям в лесах Алтая, Коми, Карелии. Свят мог вытерпеть многие трудности, но комаров ненавидел. Кровь в этом отношении была у него самая деликатесная, а монотонный, то приближающийся, то удаляющийся писк действовал поразительно удручающе на нервную систему.
Будто уловив смутные мысли абонента, менеджер ласково пропел:
– Сегодня мы еще дарим персональную скидку на тур семь процентов. Но в декабре стоимость уже поднимется. А условия пребывания станут как бы… более жесткими…
В зимний пик там будет и минус пятьдесят.
«Опаздываю, плохо… Но следующей зимой я туда уже не выберусь, столько заказов… А через год? Кто знает, что с миром будет через год? К тому же Алексенко и Карпович звали нас с Викой в Сербию… А летом? И дешевле катерами, гораздо дешевле… Но меня сожрут в тайге комары, а как они мерзко и беспрерывно пищат… Очень плохо… Все же сейчас?.. Так круто, там так дико и свободно по сравнению с Петербургом. Рай для городской крысы, мозги очистятся!»
– Я готов, – вздохнул Свят. – Оплату по ссылке можно?
– Прилетит эсэмэс! – возликовал менеджер. – Благодарим вас за выбор и приятного отдыха!
«Все – правильно – я – сделал, – твердил себе Свят, чеканя мысленное слово на каждый шаг, – если хочешь – не откладывай. Иначе будешь жалеть всю жизнь, и ныть, и грустить. Так батя учил. Пусть дорого, пусть неудобно… зато об этом мало кто знает, а уж побывали в центре считаные сотни. По сравнению с Эвенкией, можно сказать, тот же ХМАО исхожен вдоль и поперек. Там в поисках легкого золота только так авантюристы шуруют… Давай! Ты сам кимберлитовую трубку в Мирном сфотографировал еще в девятнадцатом, ты был в Якутии, ты был на Дальнем Востоке… Нет, все правильно, не ной, будет круто…»
Выйдя из Учебного переулка, Свят спортивной ходьбой, орудуя локтями, понесся к проспекту Энгельса.
Приставучий айфон снова пропел вызов. Нельзя игнорировать – мамашка та оплатила фотосессию за две недели вперед. Лишь бы Свят забронировал именно эту студию в творческом кластере: с купидонами, гномами, елкой и рождественским реквизитом…
Сунул руку в карман, на ощупь ткнул пальцем, поднял к уху. И опешил, когда услышал Андрея Палыча. Звонил куратор Гильдии молодых фотографов. Организатор лекций, семинаров, ивентов…
Отключиться было нельзя, потому что лояльность Андрея Палыча было легко потерять, а с нею и возможности, и поддержку. «Десять утра, а меня уже задолбали! Только не ты, ну почему сейчас?!» – успел подумать Свят. Его на манер нападающего в регби бортанула могучая бабка. Чихуахуа из ее подмышки испепелила Свята взглядом боярыни Морозовой.
Он поскользнулся, еле устоял и услышал бодрый голос:
– Святослав, дорогой, это я, Андрей Палыч.
– Слушаю вас, Андрей Палыч!
У Свята была робкая надежда, что, различив уличный шум, собеседник быстро с ним распрощается.
– Много времени не отниму. Смотрите, Святослав: у нас на следующую пятницу запланированы мероприятия по Гильдии. В расписании мы ставим вас часов на девятнадцать-двадцать: выступите по части своей фотографии.
«Так, а что, если я уже буду в Сибири?..»
– Походные фото?
– В том числе, да.
– Нужно потолковать о технике съемки, лайфхаки, вот это все?
– Да, именно вот это все! Ну еще нам, к сожалению, нужно провентилировать политические моменты. Давно пора расставить точки над «и», чтобы мало ли чего не случилось… Святослав, публичные сессии Гильдии фотографов будут на камеру. Про нас будут сюжеты делать и для питерского канала, и «Фонтанка» обещала приехать. География наших поездок, сами понимаете, в условиях санкций и такой международной обстановки как бы сужается. Вы понимаете мое «как бы»?
– Не совсем, Андрей Палыч.
Свят почти добежал до станции «Озерки», оставалось перейти проспект. Светофор был долгий.
Под ногами чавкала жижа из химикатов, грязи и перетоптанного снега. Ночью она снова застынет, и вечерние вывески своим неоном магически превратят эту наледь с грязью в подобие чароита – полированные шкатулки из него, подходящие для хранения колдовских склянок, Свят присмотрел в пермском аэропорту.
– Святослав, мы будем выступать под лозунгом: мол, хоть санкции нас и ограничивают, да только страна наша безгранична. Государства разные стали недружелюбны, ну вы знаете список. Но мы сами, Россия, сами себе словно несколько государств на огромной земле. Мы – русский космос, мы – сила! Понимаете?
– Это несложно, – сыронизировал Свят.
– А сложности нам и ни к чему. Примером безграничности как раз послужат ваши экспликации. Мы хотим выставить ваши съемки еще из две тыщи восемнадцатого и девятнадцатого года. Самые разные уголки страны! Красную Поляну можно… и как вы в Уссурийске были зимой на китайском рынке, там богатый национальный срез получается. И еще уссурийскую здоровенную тарелку в чистом поле – как ее?
– РТ-70, – вспомнил Свят. – Семьдесят – диаметр зеркала…
Он только две такие штуки в жизни видел. Могучие параболические антенны: в Калязине и в Уссурийске. Уже для себя, не для выставки, фотографировал он втихую и обслуживающий персонал радиотелескопа. В туалет что мужчины, что женщины ходили в чистое поле в любое время года, бытовые условия так себе, но что поделать – космические исследования требуют служения и силы духа…
– Да-да, – бормотал куратор дальше, – что-то из пермской православной скульптуры, что-то из липецких кузнечных поделок. А Спасский собор в Пензе? Там у вас девушки в косынках, дети в санках, какие-то отсылки к Лермонтову – ну блестящие ведь фото!
– Спасибо, Андрей Палыч.
– Помимо вас будет и весь прочий молодежный цвет, но вот в чем дело. Слово вступительное я бы хотел доверить именно вам, потому что: а) вы самый молодой в Гильдии молодых, хе-хе, б) у вас отлично получается вещать на публику, в) мы рассчитываем, что вы сможете высказаться патриотично и здраво насчет осваивания молодым поколением фотографов своей Родины. Понимаете?
– В смысле, э-э, – Свят поднатужил свой мысленный кор, актуализируя речевые шаблоны, – надо сказать: «Ура, не было б счастья, да несчастье помогло! Наши края всецело попадут под наши объективы, обратимся вглубь и ширь Родины. Ведь мы теперь не можем отвлекаться на заморскую диковинку». Так?
– Да! Уже хорошо, Святослав, замечательно! И здесь не помешало бы говорить глобально… Нужно затронуть, что в этих тяжелых обстоятельствах, когда весь мир против нас, мы даже не обращаем на эти тяготы своего внимания.
– Почему не обращаем? – не понял Свят.
Вчера он как раз ломал голову над тем, как ему выбраться в Скандинавию, пока действительна виза. И сколько теперь с таким курсом рубля ему надо откладывать.
Учитывая, что он разоряется на это клятое озеро Виви.
– Потому что у нас все есть, – делано удивился Андрей Палыч и даже дрогнул голосом, будто Свят его начинал обижать своей недогадливостью. – Вместо гранд-каньонов американских у нас, знаете, дагестанские каньоны. Вместо Финки – Карелия, вместо Аляски – Камчатка. Сибирские просторы не хуже канадских, и степи есть, и средняя полоса, и Арктика. Знаете, что Еврейский автономный округ площадью как два Израиля? Таймыр может Британию собой как тазом накрыть! А Коми – целая Франция, только вместо беф бургиньона у них там оленина, ха-ха! Мы – это целый мир, Святослав. И именно вам как передовику нашей Гильдии следует об этом заявить. Вас в пример молодежи поставят…
– Андрей Палыч. – Свят собрался с мыслями и даже отошел от пешеходного перехода, встал у ларька с кофейком-фикс за девяносто рублей. – Меня пригласили в Гильдию, чтоб делиться опытом, учиться и развиваться у мастеров. У Борисова вот потрясающий курс, у Антоновой… Антонова вообще лучшую художку делает, она гений. Я с радостью сам отвел даже два семинара, громко сказано, конечно…
– Вы самый молодой наставник у нас были! – подтвердил Андрей Палыч.
– Просто понимаете… Я могу давать уроки «Фотошоп» и «Лайтрум», про экспозицию, там, рассуждать, композицию и все такое… Но я не пропагандист, и упаси боже на камеру еще вещать, мол, теперь-то заживем.
Тут возникла тяжелая пауза.
Каждый из них вложил в нее немало своих предчувствий.
– Ну вы же можете сказать по настроению, – напряженно произнес Андрей Палыч, – что по настроению мы должны быть все вместе в такой момент? Скоро год, как компании уходят, бренды, уезжают люди, молодых теряем… – Свят поморщился: этот старпер сказал «бренды» с той же козлиной назальной «е», как говорят старики слово «се-екс». – У нас из Гильдии ушли Алексенко и Карпович, потому что мы запретили им… э-э… ушли громко и открыто… И хотелось бы теперь заключение по ним озвучить: что мы – не с ними.
«Вы им запретили высказываться за мир во всем мире. И еретические коллажи с символикой мутить», – подумал Свят.
Эти двое делали серию миролюбивых постов. В сообществе они говорили о том, что око за око – это ветхозаветная логика. Что бьешь по врагу, а попадаешь в мирняк, или враг, отвечая тебе, попадет в мирняк. Что кровь льется, а надо ее просто не лить – цепь эту разорвать и бежать войны всячески – на своей-то земле сколько бедности и неурядиц. Мы же фотографы, мы зеркало. Мы покажем то, что видим…
И стало, конечно, хуже.
Свят слышал, что Алексенко и Карпович смотались в Белград в первую очередь из-за Гильдии.
Наговорить на статью легко. Можно ли на статью намолчать? Святу-то что делать?..
Во всяком случае слабину давать не следует. И потом, он ведь даже с отцом не обсуждал «международную ситуацию». Один раз только в феврале в Тюмень позвонил, спросил: «Бать, ты с президентом согласен?» Батя ответил: «Сын, я на него могу повлиять так же, как на погоду. Ты когда-нибудь в Питере с погодой соглашался? Она есть, и все тут. Делом займись лучше».
Что Свят толкового проговорит на публике? Почему вообще его принуждают высказывать свои взгляды? Что там было в Конституции на этот счет?..
– Понимаете, Андрей Палыч, я с вами как бы стыкуюсь по части фотографии. И в Гильдии фотографов я занимаюсь всем в районе фотографии. Я вам очень признателен. Я, правда, отдаю немало, но и получаю больше. Так?.. – Свят понял, что отчасти перенимает от Андрея Палыча особенности речи. – У меня просто нет стремления указывать людям, утверждать настроения, обращаться к истории. Типа в истории наши лучшие соотечественники делали так, значит, и я должен делать так… – «Не туда, Свят, ох не туда!» – Э-э… возглавить и направить – это точно не про меня…
– Вы у нас самый амбициозный молодой фотограф. Мы вас тогда в статье именно так и превозносили… – попробовал его перебить Андрей Палыч.
– Подождите, пожалуйста. Я все же не могу обличать людей и взывать к людям. Я – фотограф, Андрей Палыч. Пока весьма посредственный, но я только на языке фото с людьми хочу говорить. И на свое счастье, я, как ни стараюсь, отвратительно снимаю репортажку. Иначе уже выложил бы достойные кадры митингующих и пикетчиков. Ведь именно в этом свобода молодых! Вы сами так сказали: показывать то, что видишь и чувствуешь.
– Вот это вы зря, – совсем другим тоном произнес Андрей Палыч.
– И фотосерию про «влюбленных питерцев» я, знаете, сильно обрезал…
Свят понял, что сейчас рвет членский билет перед носом куратора.
В той фотосерии, максимально неудачной с точки зрения ремесла, которую позже зло и великолепно высмеял великий фотограф с Василеостровской Александр Петросян, немало было однополых2 влюбленных Петербурга и пикантных намеков, случайных касаний, забавных отражений. Там были китч, и кэмп, и такие славные братания пьяной десантуры в фонтанном августе, и фанатские оргиастические упоения на концертах Билана и Нюши – потные лица в экстазе прожекторов, в просветах черной кожи… И даже размазанный панк с парой розовых сосисок в кармане косухи, торчат они двоеперстием на груди… панк этот в обнимку с фонарным столбом, столб удерживает его против четырех ветров и портвейна под мраком Троицкого собора – это ли не любовь?
Свят находил сюжеты и терял кадр.
Свят видел драматургию и рассыпал планы.
Координации фотографической он до сих пор не заимел – чтобы все составляющие отличного снимка выдерживались умом, а душу снимку дарил сам объект, как учила его Антонова. Вот этого профессионального баланса Святу не хватало категорически.
Молчание Андрея Палыча становилось черной дырой.
– Обличать и пальцем тыкать на публике и сортировать по тегу – вот этот предатель, этот эмигрировал как только, так сразу – и в ус не дует. А это доказанный гей, а это казачки засланные, а это плохо, а вот это хорошо – это все не моя задача. Вот смотрите, Андрей Палыч. Пишет какой-нибудь наш «инженер человеческих душ»: мол, товарищ Артист – вы же сын советского генерала и что же вы кривляетесь в Израиле, а как же память, а предки, а Родина?! А вы, товарищ Юморист, ваша бабушка была великой советской актрисой, а вы все издеваетесь над Совком и номенклатурой? Не стыдно вам лицемерить?! Ваш статус, ваш клан как раз из Совка и растет! Шуты ведь при троне должны оставаться, царю зеркало правды подносить, а не деру давать…
– Святослав, вы уже юродствуете! Я не понимаю, куда вы…
– Так я объясняю! Понимаете, Андрей Палыч, жалом водить среди народонаселения, тыкать пальцем в людей, делить на этих и других – для этого есть трибуны в ток-шоу. Блогеры. «Телеги» больших русских писателей. Ну и пусть ведут там свои летописи пидорасов, пусть решают между собой, кому и как командовать мировоззрением. Как только заговорил об этом – все! Ты не человек, ты – поза. Мне сейчас противно, что я сам, получается, пальцем тыкаю. Я-то знаю, мне приходится поневоле следить за ними. Я же их фоткаю от имени Гильдии на писательских встречах…
