Размышления над пропастью

Мои рассказы- проба пера, это короткие повествования, дабы не утомлять искушенного или не притязательного читателя. Сразу оговорюсь, если кто то ищет любовных отношений, интриг, эротики- в моих рассказах этого не найдёте. Любителям приключений, поиска истины, философских рассуждений, религиозных изысканий- мои рассказы, с элементами мистики, фантастики. Имеют место и реальные события, у таких персонажей есть реальные прототипы. На ваш суд представляю свою книгу, от вашего мнения зависит дальнейшее моё творчество. Писать или не писать? Решать вам!

© Рина Марка, 2019

ISBN 978-5-4496-2125-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Точка не возврата

Раннее летнее утро. Конец августа. Ночи немного прохладнее и короче. Хорошее время года, чувствуется дыхание осени. Я выбрала это время для поездки. Чемоданы собраны, шкатулка стоит на видном месте. Присела, на дорожку,,, последний раз оглядела комнату. Пора.

Эта поездка была запланирована давно, я долго к ней готовилась, и вот я в самолёте лечу в Турцию на Черноморское побережье. Мой выбор был не случаен. И дело даже не в цене. У меня были свои критерии оценки: климат более прохладный, горы, лес, море- все в одном флакона, все как я люблю. Была ещё причина.

Перелет, аэропорт, отель 3 звезды. Довольно приличный номер на двоих. Во общем меня все устроило. Соседкой по номеру оказалась молодящаяся брюнетка не определённого возраста, с пышной грудью, узким тазом и выпирающим животиком, и как полагается такому типажу – обтягивающее короткое платье с блестками и стразами, во общем все то, что по её мнению подчёркивает её достоинства. Внешность у неё азиатская: широкие скулы, приплюснутый нос, за боевой раскраской (она всегда была в макияже, даже ночью) глаз её я не рассмотрела. Как правило, такие типажи всегда в поиске, они демонстративны, яркие и шумные привлекают к себе внимание. Кому то нравится этот образ- сексуальный и раскрепощенный, кто то крутит у виска- она себя в зеркале видела? А кто то вроде меня, не может оторвать глаз, удивляясь её смелости. Как прекрасное, так и ужасное нас привлекает. Мне импонируют люди, которые не комплексуют по поводу своей внешности и любят себя такими, какие есть. Во общем мы с ней подружились. Такие люди легки в общении, не блещут особо умом и не парятся по этому поводу. Я у неё была старшим наставником, хотя подозреваю, что возраста мы были одного. Она не обижалась на мои замечания, да и вряд ли это было возможно, все свои недостатки она возводила в достоинства. Её рассказы о себе любимой раздражали. Почему люди думают, что их жизнь, а в частности их проблемы кого то интересуют, и впечатление такое, что их не особенно тревожит слушаешь ты или нет, главное выговориться. Я давно научилась абстрагироваться, меня этому научили общественные места, особенно больницы, где каждый пытается передать «свою болезнь». Что касается меня, то в лучшем случае запомнят моё имя (мне же рассказать нечего), но мне больше и не надо, откровенничать я не собиралась. Моя тактика с Инессой (так звали соседку) была верной. У меня были сомнения по поводу её имени, но такая яркая женщина имеет право на не менее яркое имя. Мы с ней проводили не много времени, ибо интересы наши не совпадали, она любила публичные, шумные места, выбирала бары и рестораны, даже пляжи выбирала многолюдные. Я была удивлена, что она не выбрала Анталию, там весь наш бомонд тусуется, и круг поиска значительно расширяется. Как я предполагала, Инесса не долго оставалась одна. Турок Миша был молодым альфонсом. Инесса познакомила нас в кафе, Миша пытался понравиться нам обеим, кстати, не плохо говорил на русском, конечно о высоком с ним не поговорить, но расхожие фразы у него выходили не дурно, особенно комплименты. Вечер был великолепный, звучал блюз, лёгкий ветер дул в лицо, я была расслаблена и не прислушивалась к разговору. Жизнь казалась лёгкой и приятной. У меня закрались сомнения, а может не все так плохо? К реальности меня вернули слова Миши, он упоминал моё имя и какого то Ахмеда. Тут до меня дошёл смысл их разговора. О нет! Инесса, ты же знаешь моё отношение к таким вещам, и все равно пытаешься сделать приятное не мне, а Мише. Где же женская солидарность? Я толком и обижаться на неё не могу, она смотрела на меня щенячьими глазами, я махнула рукой – оставьте меня в покое. Они ушли. У меня закрылась тревога, лишь бы не в наш номер, и не на мою постель, хотя это мало вероятно. Боковым зрением ловлю чей то взгляд, повернулась. У стойки стоит молодой красивый турок, наверное Ахмед. Ничего себе красавчик! Может я зря отказалась? Чур меня, чур! Надо уходить, чтобы избежать не нужных объяснений, да и оставаться здесь уже не комфортно. Остаток вечера провела на террасе отеля. В голове было пусто, думать не хотелось, приятное ощущение когда мозги не кипят. Было далеко за полночь когда вернулась в номер. К моему удивлению в нем никого не оказалось, я, как Маша в трёх медведях осмотрела комнату, вещи, кровать, все было в норме, видимо в номер они не заходили. Легла, пыталась заснуть. Лучше бы вовсе не ложилась, теперь мозги кипели, скорей бы рассвет и к морю.

Утром следующего дня Инесса с Мишей ушли в город, я же пошла на пляж. С утра людей не много, да и не так жарко. Вошла в воду, поплыла. Я плыла все дальше и дальше, время от времени отдыхая на спине, стараясь не оборачивается назад и не смотреть на удаляющийся берег.

Дельфин! Я увидела дельфина! Глазам своим не поверила! Хороший знак. Он то удалялся от меня, то приближался. Довольно долго я наблюдала его, потом он исчез. Пора! В каком-то фильме говорили, что смерть от утопления самая лёгкая, мне придётся испытать это на себе. Я чувствовала себя Мартином Иденом, человеком, которому пресытила жизнь, полная разочарований и бессмысленности.

Кажется, подготовилась я основательно. В банке мне дали приличный кредит, учитывая хорошую кредитную историю, я даже не рассчитывала на такую сумму. Оформили полис страхования жизни на случай потери трудоспособности или смерти, да плюс страховка в тур агентстве. Сумма должна быть более чем достаточной. Кредитные деньги обналичила, положила в шкатулку. В записке написала близким, что они никому ничего не должны, попросила прощение за все. Попросила уничтожить записку, не паниковать, ждать. Сказала, что очень их люблю, но ухожу с лёгким сердцем.

Ну вот пожалуй и все. Жизнь прошла быстро и бездарно, осталась старость, болезнь, страх и вечный вопрос: зачем все это? Говорят, что физические страдания очищают душу, но это говорят те, кто не испытал их. Сидеть и ждать смерти как это делают индусы в Варанаси, «наслаждаясь» болью ради очищения – не для меня. Черноморское побережье выбрала ещё и потому, что это как то связывает с домом. Я родилась на берегу Чёрного моря, там прошла вся моя сознательная жизнь и покончить жизнь самоубийством в родных водах казалась мне более приемлемой. Вот я и произнесла это пугающее верующих людей слово – самоубийство. Таких даже церковь не хоронит. Смерть должна выглядеть естественной.

Берег был довольно далеко, видна одна сплошная полоса. Какое то время полежала на спине, я кажется часами могу это делать. Вдруг увидела плавник над водой. Дельфин вернулся? Набрала воздух, нырнула. Эта была акула, черноморские акулы маленькие, и как мне казалось не представляют угрозу. Но акула и в Африке акула, и не такая уж она маленькая. Быть сожранной акулой как то не хотелось. Опять знак- пора! Выпустила воздух, нырнула.

И вот я парю над морем, вижу своё тело, оно раскачивалось на волнах, все таки акула меня сожрала, частично, оставив голову и пол туловища. Тело далеко отнесло от берега, его могут не найти, но это уже мало интересовало меня. Были вещи более значительные. Я по новому ощущала себя, если уместно это определение. У меня не было тела, но было нечто большее, лёгкость, прозрачность и чувство необъяснимой радости. Видимо это состояние и есть счастье. Как долго оно будет длиться? Я вдруг поняла, что телесная оболочка- обуза, и человек не нуждается в ней. У меня оставались мысли и память, и это удивляло. Я носилась над морем упиваясь свободой, и время было не властно, видела людей в море и вдоль берега (мне их было жаль, им не ведомо настоящее счастье). Но за пределы берега вылетать я, или вернее моя душа не могла, видимо тело оставалось в море, и душа была при нем. День сменялся ночью, шторм- штилем, а я все летала. Мне нравилось моё состояние, и я не задумывалась над тем, как долго летаю.

– Налеталась? – этот вопрос вывел меня из блаженного состояния. Передо мной стоял или скорей висел образ богоподобного старца, такой, каким рисуют его иконописцы. Я немного знаю о подобных уловках, нам представляют его таким, каким он отпечатался в памяти из церковных догматов. Седой, в длинных одеждах, с нимбом на голове, добрыми глазами. Последнее меня насторожило, чтобы Бог был добрым? С чего это? Да и потом, откуда у Бога столько времени, чтобы предстать перед каждым смертным? Каждую секунду умирают люди, и как ему быть везде? Может и правда Он вездесущ?

– Сомневаешься в моих полномочиях? —

Конечно нет, скорей всего это посредник, так сказать, доверенное лицо.

– Понимаешь ты, какое преступление против Бога совершила? Какой грех взяла на душу?

– Причём тут Бог? – пыталась возразить я – это было моё решение, моё желание.

– Ты никто, и право на желания, а тем более на решение не имеешь. Один Бог решает когда и кому умереть. Кем ты себя возомнила вторгаясь в планы Бога? – глаза уже были не добрыми. Я поймала себя на мысли, что им управляли эмоции (во всяком случае мне так показалось), а значит, я могу его разозлить или разжалобить. Но зря я обольщалась, никакими чувствами Он не обладал, Он равнодушен и беспощаден (это я прочитала в его глазах), Он просто играет со мной, играет в людей.

– Каждый человек имеет право выбора – сказала я.

– Это вы так думаете. Ваши права весьма ограничены. Вам кажется, что вы стоите на верхушке пищевой цепочки, что в иерархии среди животных вы первые, только потому, что наделены чувствами и разумом? Так это ваше наказание. Разве ты никогда не хотела взлететь к небу как птица, плавать как рыба в бездонном океане, быть свободной на бескрайних равнинах?

В самом деле – думала я – есть вирусы, грибы, бактерии, которые едят нас, которые стоят выше нас. Что касается разума и чувств —опять прав. За это мы расплачивается страданиями, болезнью, смертью.

– Тем не менее, я имею право определять свою жизнь, равно как и свою смерть.

– Право рождения определяет Всевышний. Право распоряжаться своей судьбой- сделать её яркой и интересной, или испоганить – твоё право, а вот смерть, как и рождение —приоритет Бога. По делам твоим и смерть. Либо она быстрая и лёгкая, либо длительна и мучительна.

– Поэтому я не стала ждать, когда Бог избавит меня от мучений, и почему я должна мучиться? И почему Бог допускает страдания, если он такой милосердный? —

– Сама как думаешь? —

У меня было своё мнение на этот счёт, но я промолчала, мой ответ вряд ли понравится ему. Он им не нравится, более того, он меня пугает. Я даже боюсь думать об этом, ибо, представшему передо мной не составит труда прочесть мои мысли. Но я решила не отступать, и ещё поспорить с ним. Вспомнилась «Пятая гора» Пауло Коэльо, где пророк Илия спорил с Богом, и кажется Бог был не против.

– Если у меня не было выбора при рождении, оставьте мне право на смерть. Меня никто не спрашивал: хочу ли я родиться? И мне не нужно разрешение на её завершение.

– Отчего же? Как раз твоё рождение было с твоего согласия. Точно так же ты его дашь и сейчас, сорок дней твоя душа летала, пора возвращаться на землю.

– Как, так быстро? Церковь говорит, что мы стоим в очереди на право рождения, я готова подождать, или вовсе не рождаться. Должна же быть какая-то альтернатива?

– Альтернатива? Ты торгуешься со мной? Каждый, представший перед Нами, с благоговейным трепетом принимает дар рождения, дабы исправить свои ошибки и достойно предстать перед судом! —

Я молчала. Должно быть что то ещё, всему есть противоположность: да- нет, белое- чёрное, добро- зло, инь-ян, ад- рай.

– А рождение, это ад или рай? Наказание или награда? – и это я спросила вслух? Повисла пауза…

– Ты спрашивала про альтернативу, покой или забвение выбираешь?

Хрен редьки не слаще! Разве это не одно и тоже? Я вспомнила,,Мастер и Маргариту»». Когда к Волонду пришёл Левий Матвей и попросил его взять с собой Мастера, сказав при этом, что тот не заслужил,,Света,,, но заслужил покой. Я точно не заслужила света, может быть покой?

– Покой- сказала я. Последнее что я увидела, была ухмылка на его лице. Мелькнула мысль-,,Мастер и Маргарита,, всего лишь фантастический роман Булгакова, причём не законченный…

Сонмой

1

Я проснулся от оглушительного крика петуха, как будто этот петух кричал мне в ухо. Тяжело открыл глаза. Петух сидел на лавке возле моей головы, задрав вверх голову, неистово кукарекая. Я оглядел комнату. Первое что увидел —выкрашенный белой краской потолок, и такого же цвета стены, не богатая утварь, стол, лавка, маленькие окошки, скрипучие половицы и такие же двери. Это я определил по тому, как в комнату кто то вошёл.

– Проснулся? – надо мной склонилось улыбающееся лицо, такое знакомое и родное, но что то не давало мне вспомнить.– Ну как ты, брат? Отдохнул? Выглядишь не важно.

– Почему я ничего не помню?

– Не мудрено после вчерашнего! Вчера, в лавочке у сеньора Санчеса пьяный Альфонсо ударил тебя бутылкой по голове за то, что ты служишь у Томазо. Правда сегодня приходил извиняться.-

Я потянулся к голове, она была перебинтована и ужасно болела. Наверно поэтому ничего не помню. В комнату вошла молодая женщина, такая красивая и сияющая. Видимо взгляд мой был настолько красноречив, что Антонио, так звали брата, поспешно объяснил, что это его жена и моя золовка. Я отвел взгляд, быть может я был влюблен в нее и скрывал это, чтобы не расстроить брата, ибо его я любил не меньше. В комнате появились старики, видимо наши родители. Они почему то кланялись и извинялись. Я недоуменно посмотрел на брата. Он махнул рукой, и они ушли.

– Тебе надо на службу. Инквизитор ждать не будет. Ты у нас учёный муж, один из не многих, кто обучен грамоте. Получаешь приличное жалованье, на то и живёшь.

– Где же я обучался грамоте? —

– В монастыре Сант-Пере-де- Родес в Каталонии.

– Ты поможешь мне добраться до места моей службы? —

– Да. Это в двух кварталах от нашего дома. Ты доходишь за 15 минут.– Мы вышли на солнцем залитую улицу. В воздухе царил смрад и аромат одновременно. Было шумно, мы проходили базарную площадь. Ругань, смех, выкрики торговцев, все вылилось в монотонный гул шумного города. На площади стояли виселицы, гильотина, помосты с не понятными сооружениями. Я глядел на все это с недоумением, как будто видел это впервые. Но память подсказывала мне, что я откуда то это знал. Кажется я начинал вспоминать. Испания, конец 15 века, правление Изабеллы Кастильской и Фердинандо Арагонского.

– Я доминиканский монах, участвующий на допросах и пытках в казематах Святой Инквизиции? – ужаснулся я, глядя на свои босые ноги.

– Нет – успокоил меня брат – ты получил хорошее образование и право работать в самом благопристойном месте- библиотеке. Ты переписываешь святые писания, разбираешь почту его святейшества, выполняешь различные поручения. Пришли. Твоя дверь на право. Старайся меньше говорить и задавать вопросы, с твоей головой это не безопасно.

Я стоял перед величественным Костёлом, центральный вход располагался под сводчатой аркой. Я шагнул в тёмный коридор и тьма поглотила меня.

Очнулся уже дома. Память не вернулась ко мне. Я не помнил ничего, что произошло со мной под сводами этой арки. Передо мной на столе лежал документ, исписанный моим почерком с гербовой печатью:,,Указ его Святейшества Торквемада, Великого Инквизитора Испании…

Все четверо: Антонио, его жена и родители смотрели на меня глазами, полными ужаса. Я продолжал читать,,…признать виновной девицу Анну Ортис в колдовстве и ереси и уготовить ей смерть через сожжение сего дня на базарной площади и т.д.,, Я ждал объяснений.

– Анна – твоя невеста. И ужасно то, что ты принёс эту дурную весть в дом в день вашей помолвки. Сегодня её казнят, и мы не в силах помочь ей.

Все четверо кинулись плача и обнимая меня. Я был тронут, но не более. До меня как будто не доходило случившееся, или как будто речь шла о постороннем человеке. Я не испытывал ничего, кроме ужаса приговора живому существу. Моя голова раскалывалась от тупой боли, все тело было ватным и не управляемым, как во сне.

Вечером площадь гудела от ожидаемой казни. Люди, кровожадные по своей природе пришли на это зрелище с детьми, стариками, животными. Звучал оживленный разговор, обсуждали казнь смакуя подробности. И я был частью этих людей, неотъемлемой частью. Все это было мне чуждо, не понятно, я плакал от жалости к себе, к этим людям, к не сбывшимся мечтам. Слёзы капали на босые ноги. Почему я опять босой? Оглядел ноги окружающих, все были в сандалиях, а я босой. Надо бы спросить брата.

Под бой барабанов и молитвенные песнопения монахи вели рыжеволосую девушку к месту казни. Публика была в восторге, она рукоплескала и улюлюкала в предвкушении представления.

Девушку ввели на помост, привязали к кресту, обложили хворостом. Мне она не показалась знакомой, или я её просто не узнавал. Я всматривался в её лицо, пытаясь угадать знакомые черты, ловил её взгляд, но все тщетно. У меня нигде не екнуло. Её взгляд скользил по толпе, мимолетно столкнулся с моим, и не более. Казалось, она искала кого-то другого. Наконец он остановился далеко за толпой, выше всех голов. Я оглянулся, но ничего не увидел. Может она искала Бога.

Языки пламени охватили хрупкую фигуру девушки. Её лицо ещё не тронуло адское пламя и оно не выражало ничего, ровным счётом ничего. Оно было равнодушным и надменным. Это меня сильно удивило, неужели она не испытывала боли, она горела как свеча, медленно плавясь, не издав ни единого звука. И это было странно. Толпа была разочарованна, она была обманута в своих ожиданиях. Мне тоже показалось, что все это больше похоже на спектакль, нежели на правду.

Утром с братом состоялся разговор. Я принял решение- уйти из этого города подальше. Двинусь в Каталонию, ближе к морю, туда, где начинался мой жизненный путь. Я должен начать все сначала. И быть может, надо быть благодарным Альфонсо за то, что ударив меня по голове- изменил ход моих мыслей. Хорошо что я ничего не помню, меня ничего не держит, я чистый лист бумаги без прошлого, а значит и сожалеть не о чем. Единственно о чем сожалел, так это о расставании с братом и его женой. Они стали мне ещё ближе. И это чувство распирало меня. Быть на службе у инквизиции показалось мне безнравственным, если не сказать преступным. Я стану паломником, странствующим монахом, несущим слово Бога, собирая по пути песни, рассказы, истории человеческих судеб. Воспевая их в своих песнях, слагая о них свои истории.

– Я горжусь тобой, брат! Удачи тебе- Антонио и его жена крепко обняли меня. А старики стояли в стороне кланяясь и извиняясь.

– Перед тобой много дорог брат, и какую бы ты не выбрал – ты уже победитель, ибо не побоялся перемен, повлекших тебя в путь!

Счастливый шёл я по тропе, поднимая босыми ногами дорожную пыль, щурясь от палящего солнца. Притомившись, раскинулся под тенью оливы и уснул…

2

Пробуждение моё было мучительным, ибо проснулся я от звука сигнализации сработавшей у кого-то во дворе. Этот звук вернул меня в реальность. На какую-то долю секунды я все же усомнился, где же грань между действительностью и сном? Почему я не хочу этого понимать, а тем более просыпаться?

– Брат вставай, труба зовёт! – Антон стаскивал с меня одеяло- Отключи сигнализацию, у тебя сработало.

– Если бы у меня. Ненавижу эту машину, работу и гребанного Михалыча.

– Заезженная пластинка.

Я посмотрел на Антона. Чувство нежности и теплоты меня накрыло с головой. Я все ещё жил сном, и мне трудно было от этого отказаться.

– Какой сон мне приснился… – мечтательно произнёс я- Я был в средневековой Испании, в сердце Кастилии, был писарем у главного инквизитора Томазо. Все настолько реально, что не могу отделаться от мысли, что я там жил, ну может быть в прошлой жизни. И ты был в моём сне, и твоя жена, ты не представляешь какая она! Красивая, любящая. В этом сне вы были самыми близкими мне людьми. Тебе надо жениться! У тебя должен быть удачный брак.

– Это у тебя есть девушка, с которой ты обещал познакомить!

– Может в другой раз.– Я не испытывал к своей Анне прежних чувств, да и были ли они? Раньше я смотрел на наши отношения через призму юношеских иллюзий, а сейчас понял, что не этого я хотел, и не такая девушка мне нужна. Я как будто разом прозрел.

– Знаешь Антон, я уволюсь сегодня. Надоело пресмыкаться, подстраиваться, делать вид что меня все устраивает. Ненавижу эту работу, и больше не буду себя насиловать и приносить в жертву.

– Мы сами, причем добровольно, приносим себя в жертву, при этом испытывая садистское наслаждение от того, что мы это сделали, даже в ущерб себе. При этом гордимся собой и готовы на следующую жертву. Своего рода самобичевание, испытываешь боль и сомнительное удовлетворение. Вот только зачем и кому это нужно? Как только возникнет этот вопрос, найдётся и ответ.

– Он уже есть! Я буду писать. Это то, что я могу, хочу и на что учился, а водителем я буду только для себя и к черту Михалыча.

– Похоже твой сон не простой. Что ещё было в твоём сне?

– Я видел родителей, но как-то не ясно. Они не играли там существенной роли, во всяком случае не вызывали у меня эмоций, может потому что я их не помню. Они были жалкими и забитыми. Все время извинялись. Пора их простить.

Мы с братом воспитывались в детдоме. Антону было 11, мне 5. Нет, нас не бросили родители, они погибли в шахте в одной геологоразведочной экспедиции. Так, как Антон был старше меня, все тяготы легли на его плечи. Смерть родителей принял как предательство, как личное оскорбление, до сих пор в его сердце живёт обида, это чувство передалось и мне, но в меньшей степени. Я мало что помнил.

– Собирайся! Опоздаешь!

– Опоздаю.– сказал я – Это первое что я сегодня сделаю.

– Боишься передумать?

– Нет. Ничто не заставит меня передумать. Опоздание – это первое удовольствие, которое я получу глядя на Михалыча.

– Я горжусь тобой брат! Удачи! – Где то я это уже слышал.– Ну а я на работу. Ты же не думаешь что я иду на не любимую работу?

Конечно нет. Брат пошёл по стопам родителей, стал геологоразведчиком. Не знаю что сыграло роль в его выборе, гены, любовь к романтике, вызов своим родителям или самому господу Богу. Но эта была победа, не жертва, а победа! И я гордился своим братом.

Опаздывал я уже на 5 минут, ехать через город ещё 25, итого опаздываю на пол часа. В машине разрывался телефон, механик звонил каждую минуту, названивали Михалыч и завгар. А я испытывал наслаждение стоя в пробке, в первые не раздражаясь и не матерясь. Я мысленно разыгрывал сцену своего увольнения. Как подъеду к гаражам, а там целая толпа водителей, механиков, завгар и ошалелый Михалыч. Как молча выйду из машины не заглушив мотор, не вынимая ключи из замка зажигания (мне это показалось особым шиком), а ещё не закрыв за собой дверь скажу: «кажется на это место очередь образовалась, я готов уступить место очереднику прямо сейчас без отработки.»

Внутри меня все кипело. Я хотел быстрее добраться до места, пока пыл не остыл и не закрались сомнения, как это часто бывает, когда ты решился на что то важное, но какое то провидение вмешивается в последний момент и все меняет. Я готов был сражаться как лев, но стая гиен была сильней меня. Это я почувствовал как только подъехал. Все накинулись на меня, не поинтересовавшись причиной моего опоздания. Мой план частично провалился. Я заглушил двигатель, хлопнул дверью и услышал бешенный рев Михалыча:,,Уволить сукина сына сегодня же, без отработки и выходного пособия! Ключи! – заорал он и протянул руку. Мой звёздный выход ограничился тем, что я не отдал ключи, а в сердцах бросил их на капот и молча удалился.

А в принципе, все не так плохо. Цель достигнута, и не важно каким путём. Я даже выгляжу пострадавшей стороной, и возможно остывший Михалыч пожалеет о своей горячности и уволит без проволочек.

Я не жалел ни о чем. С моих плеч упал груз, та самая жертва, которую мы добровольно несем, ноем, жалуемся, но продолжаем нести, боясь потерять даже это.

Мой сон был знаковым, я как будто получил ответы на мучавшие меня вопросы. Возможно без брата и его жены, сон не показался таким правдоподобным, потому что чувствовал их поддержку в этом опасном приключении – сне.

Я шёл никуда не торопясь, свободный и счастливый, поднимая дорожную пыль носком ботинка. Одно не мог понять, почему во сне я был босой? Может со временем я и на это найду ответ, а пока надо спросить брата.