Read the book: «961 час в Бейруте (и 321 блюдо, которое их сопровождало)»

Font:

Перевод: Ольга Акимова

Оформление: Степан Липатов

Published by arrangement with SAS Lester Literary Agency & Associates

Вспоминая Бейрут, я всегда вижу город, залитый светом.

Эта книга во многом отличается от предыдущих моих работ. Начну с того, что идея создать ее принадлежала не мне. Получив приглашение от Дома писателей в Бейруте, я не сомневалась ни минуты, хотя еще ничего не знала о городе. Это всё равно что отправиться в путешествие с незнакомым попутчиком. Я немедленно ответила, что готова создать портрет города сквозь призму кулинарии: движения рук поваров, кулинарные байки, рассказанные местными жителями… Кухня – главный инструмент, которым я пользуюсь, чтобы сблизиться с городом.

Я пробыла в Бейруте почти полтора месяца, с 6 апреля по 15 мая 2018 года, в сумме 961 час. Это чистое совпадение, но, когда я в шутку назвала эту цифру своей ливанской подруге, та воскликнула: «Знаешь, а ведь 961 – это телефонный код страны!» Значит, по чистой случайности я пробыла в Бейруте ровно столько, сколько нужно, чтобы набрать его номер… Столь же случайно я попробовала в Бейруте 321 блюдо, что и отражено в названии книги (к тому же есть марка пива «961», но это уже не так интересно).

И наконец, это моя первая «кулинарная книга». Вернее, то, какой она должна быть в моем представлении. Другие авторы уже не раз пытались привнести кулинарное искусство в мир большой литературы. Мне же захотелось написать поваренную книгу так же, как я писала бы роман. Надеюсь, у меня получилось: попробуйте пролистать эту книгу так же, как листаете книгу рецептов.

* * *

Такое предисловие было в первом варианте рукописи, который я отправила издателю весной 2020 года. Между моей поездкой в Бейрут и завершением работы над книгой в Ливане грянула революция. Это было в октябре 2019-го. В ноябре я вернулась туда еще на несколько дней. Закончить книгу осенью, как я предполагала вначале, было невозможно: мне потребовалось еще несколько месяцев, чтобы дописать последние абзацы.

Получив рукопись, мой издатель Фредерик Буайе сказал, что книга выйдет в апреле 2021 года. Летом я принялась неспешно править рукопись, но 4 августа в бейрутском порту прогремел взрыв.

Порой книгу сотрясает реальность. На этих страницах я не раз повторяю, что в Бейрут меня пригласил Шариф Маждалани, председатель Дома писателей в Бейруте – ему понравилась моя хроника Это не случайно, написанная по следам тройного бедствия, разразившегося в Японии 11 марта 2011 года: землетрясения, цунами и аварии на атомной станции. В той книге я часто возвращаюсь в канун катастрофы, ведь о беде узнаёшь, лишь когда она уже случилась, и всегда хочется вернуться назад, отмотать время. Пока я была в Бейруте, ничто еще не предвещало грядущей катастрофы.

Получается, что в моей нынешней книге показан канун двух трагедий – революции и взрыва в порту. И это не случайно. В октябре 2019 года все думали, что революция «уже» позади. Тогда никто и представить себе не мог, что оказался сразу между двумя событиями: одно «уже» произошло, а другое «еще» надвигалось. И сейчас, когда обе катастрофы «уже» свершились, я лишь надеюсь, что нас не настигнет очередное бедствие.

В Это не случайно я говорю, что было бы лучше, если бы некоторые книги вообще не приходилось писать. Когда я приступала к нынешней работе, у меня вовсе не было такого ощущения. Моя встреча с Бейрутом походила на любовный роман, и мысленно я представляла, как однажды вернусь туда, сниму на пару месяцев квартиру. Меня даже хвалили за то, что я не пишу о войнах и бедах, которые обрушивались на Бейрут раньше: никто и представить себе не мог, сколько трагедий нас ждет впереди.

После 4 августа я уже не понимала, что делать с этой рукописью. Когда произошла революция, я почувствовала, что надо добавить какие-то замечания по поводу тех событий, ведь увиденное мной во время поездки как-то с ними связано. Но на сей раз я не могла рассказать о произошедшем. Будто нож пронзил живое тело – память города, его надежды, неуемную энергию людей, населявших Бейрут… Я увидела, что они, всегда так горячо любившие родной край, любившие жизнь, любившие любить, вдруг оказались в растерянности. Картина взрыва навсегда отпечаталась в их памяти.

А еще я поняла, что моя книга стала вдвойне пророческой. До 4 августа я уже писала о разбитых стеклах, о голоде, какого жители Бейрута доселе не знали. Словно это было предсказание.

Пророчество. Я не знала, какой смысл и какое место займет это двойное предвестие в разгар новой беды.

Затем, когда все мы с нетерпением ждали новостей от ливанских друзей, Надин Шенад, член Дома писателей, с которой я познакомилась в Бейруте, сказала мне: «Как хорошо, что ты видела прежний Бейрут и таким он останется в книге».

Именно так все и думают, когда приходит беда: «Хорошо, что мы помним то, что было до катастрофы». Или даже: «Хорошо, что NN умер раньше и не видел этого ужаса».

«Как хорошо, что ты видела прежний Бейрут и таким он останется в книге», – сказала она.

Почему-то именно в этот момент я как никогда раньше ясно осознала: моя книга будет «кулинарной».

Что такое кулинарная книга? Это не просто учебник по приготовлению блюд. В ней одновременно проявляются все основные вкусы времени и сугубо личная или семейная память, если человек захочет приготовить блюдо по какому-то из рецептов.

Это архив, хранящий все пять чувств эпохи.

Вот почему порой кулинарная книга становится настоящим литературным произведением для тех, кто умеет ее читать.

Как предрекла Надин, эта книга получилась кулинарной. Я сохранила в нетронутом виде все основные вкусы города. Здесь он только оправляется после революции, и тон повествования скорее радостный, ведь мы по-прежнему в том Бейруте, который знали и любили, до взрыва в порту.

Надеюсь, моя книга станет не только слепком 2018 года, но и сохранит, как банка хороших консервов, все городские блюда; краски, запахи, голоса, вкусы и движения рук людей, готовящих еду. Крайне важно, чтобы этот образ оставался живым и цельным. Надеюсь, я смогу подарить вам несколько рецептов, которые воскресят картину Бейрута, залитого светом; и, может быть, однажды с помощью дошедших до нас рецептов мы по-настоящему восстановим тот город, который так любили и продолжаем любить.

1
Гостеприимство

Еще до отъезда меня поразил один факт, как мне показалось, символически отражавший суть города, куда я направлялась.

Я объявила в соцсетях, что перед поездкой в Ливан ищу информацию о Бейруте. В тот же день мне пришли десятки сообщений, причем не только от близких, но и от людей, которых я едва знала. Они присылали контакты друзей, предлагали показать город и накидывали множество полезных адресов…

Как легко впасть в банальность, используя слово «гостеприимство». Я сама из страны омотэнаси («гостеприимство» по-японски) и хорошо знакома с правилами этикета других восточных стран, например с таароф («этикет» по-персидски), поэтому знаю, о чем говорю. Я не первая, кого удивило радушие жителей Востока, которым иногда так злоупотребляют французы.

И всё же, если бы француз объявил в соцсети о том, что собирается в Киото, он не получил бы столько откликов от японцев. Тем не менее, в отличие от городов вроде Тегерана, где местные жители не раз признавались мне в недостатке внешних контактов, Бейрут, как мне казалось, был открыт для международных связей и не испытывал недостатка в гостях, прибывающих издалека.

После того как снимки их изуродованного города и страны облетели весь мир, ливанцы, вероятно, нуждаются в том, чтобы иностранцы приехали и увидели, как всё обстоит на самом деле. Но разве Бейрут не способен сам восстановить собственный образ, если его исказили?

Откуда же столь удивительная отзывчивость? Оставалось выяснить это уже на месте.

2
«Этот город остается несбыточной мечтой»

Реакция окружающих оказалась неожиданной: все или почти все с энтузиазмом отзывались о моей предстоящей поездке. «Чудесный город!» «Город моей мечты!» Один из друзей даже бросил мне такую фразу: «Завидую! Бейрут остается для меня несбыточной мечтой».

Я не осмелилась спросить его почему. Конечно, за последние годы средиземноморская и в том числе ливанская кухня набрала безумную популярность. Видимо, поэтому даже те, кто не особенно интересуются ливанской культурой, решили, что я выбрала модный гастротур и буду пробовать блюда, которые сейчас у всех на слуху.

Однако такие бравурные высказывания я слышала лишь от французов. Японцы, узнав, куда я отправляюсь, говорили: «Будь осторожна!», «А это не опасно?», «Надо же, куда тебя занесло…» Только те, кто был хорошо знаком с историей и культурой этого региона, искренне поздравляли меня с грядущим путешествием.

3
Выбор темы

Популярность ливанской кухни растет, но вся литература о Бейруте на французском по-прежнему посвящена войне.

Как будто у города не осталось ничего, кроме его трагедии… Уместно ли в таком контексте писать о том, что едят жители Бейрута? А вдруг тему ливанской кухни расценят как незначительную, вдруг сочтут, что она недостойна книги? Да и какую ценность может представлять кулинария и вообще еда в произведении, посвященном городу? Что кухня привнесет в литературу, или, если уж мы нарушаем правила, в чем ценность литературы для нашего отношения к пище?

4
Травма

Шариф Маждалани, председатель Дома писателей в Бейруте, предложивший мне эту поездку, объяснил, что ему хотелось пригласить автора, который «смотрит на мир совершенно иначе, чем французы», а затем добавил: «К тому же мне очень понравилась твоя книга Это не случайно».

В тот момент я никак не думала, что размышления о Токио, который в период написания моей книги пребывал в состоянии шока, когда-нибудь напомнят мне о днях, проведенных в Бейруте.

Книгу Это не случайно перевели на греческий в самый разгар экономического кризиса. Я спросила афинского издателя, что заставило его выпустить текст, коммерческий успех которого был столь неочевиден. Он ответил, что греки увидят в книге уязвимость другой страны, сочетание элементов, которые впоследствии привели к трагедии, и сплоченность людей перед лицом катастрофы… Трагедия Фукусимы могла быть прочитана как параллель с экономической и социальной драмой греков.

Шариф Маждалани оказался прозорлив: посетив Бейрут в 2018 году, за год до ливанской революции, я стала невольной свидетельницей «кануна трагедии», одной из главных тем книги Это не случайно.

5
Мой Восток

Шариф признался, что удивился моему быстрому и радостному отклику на его приглашение. Он не знал, насколько тесно моя жизнь раньше была связана с «Востоком». Студенткой я побывала во многих странах исламского мира, желая понаблюдать, как развивается и взаимодействует с государством искусство за пределами Европы. Я посетила Иран, Афганистан, Пакистан, Узбекистан, Турцию, Египет, а также страны Магриба. На протяжении пяти лет я в рамках своей работы регулярно приезжала в Мали по рабочим вопросам.

Немного выучив персидский, я перевела роман Земля и пепел Атика Рахими, написанный еще на дари, афгано-персидском языке. Я также ездила в Сирию и один раз – в Ливан.

Работы было много, и та прекрасная пора пролетела незаметно. Поэтому как же я могла не обрадоваться возможности пожить в Бейруте? Вдруг я сумею наконец исполнить там свою «миссию» и вернуть долг Востоку, которому я стольким обязана.

6
Всё мне о чем-то напоминает

Впрочем, это не просто один из «периодов» моей жизни. Можно сказать, что именно из-за стран Востока я решила обосноваться в Европе.

Когда я начала изучать французский, то находилась в плену простой дихотомии: Запад-Восток, Япония-Франция. Конечно, от этого только сложнее было понимать мир, который только-только открывался ничего не знавшей девочке с далекого острова на краю земли.

Только в девятнадцать лет, во время юношеской поездки по Средиземноморью, я впервые увидела страны, с которыми Францию исторически связывали глубокие узы, те узы, что сделали ее нынешней Францией. Это стало спасительным открытием. Страны Ближнего Востока развеяли старые предрассудки, воздвигнув в моей картине мира третий столп, и одновременно заинтриговали: чем же Восток так очаровывает французов? Да я и сама была очарована открытием «своего» Востока. Именно поэтому я выбрала историю искусств для изучения в университете. Вероятно, потом я забыла об изначальных причинах своего выбора, потому что со временем мой взгляд утратил былую широту, устремившись внутрь.