Read the book: «Иностранная литература №04/2011»

Литературно-художественный журнал

Font:

Ежемесячный литературно-художественный журнал

До 1943 г. журнал выходил под названиями “Вестник иностранной литературы”, “Литература мировой революции”, “Интернациональная литература”. С 1955 года – “Иностранная литература”.

Журнал выходит при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации, Министерства связи и массовых коммуникаций Российской Федерации и фонда “Президентский центр Б. Н. Ельцина”

От составителя

Принято считать, что литературная ветвь экспрессионизма оформилась в Германии к 1911 году – когда было напечатано стихотворение Якоба ван Ходдиса¹ “Weltende” (“Конец света”), воспринятое как манифест нового движения, и впервые был употреблен (сперва применительно к художникам-участникам выставки берлинского Сецессиона, открывшейся в апреле 1911 года, а чуть позже – и применительно к поэтам) сам термин “экспрессионизм”. Говорят еще об “экспрессионистском десятилетии” (1911–1922). Так что можно считать, что этой публикацией мы празднуем столетие экспрессионизма – течения, в своем литературном аспекте очень плохо известного в современной России², хотя тогда, в 10—30-е годы, были и русские экспрессионисты (необязательно так называвшиеся: Михаил Кузмин, например, братски приветствовал немецких экспрессионистов от имени русских эмоционалистов), и интерес к немецкоязычной экспрессионистской литературе, и первые попытки ее перевода. Как это все закончилось, видно на примере экспрессионистского романа Альфреда Дёблина “Горы моря и гиганты”, русский перевод которого был издан и бесследно исчез в 1937 году (неизвестно даже имя переводчика).

Экспрессионизм был одним из крупнейших сдвигов сразу во многих сферах культуры – изобразительном искусстве, литературе, архитектуре, музыке, кино. Проявившись наиболее полно в Германии и Австрии, это течение перекинулось потом и на другие страны Европы, Америку, Японию – отчасти благодаря конкретным людям, которым пришлось эмигрировать из Германии.

Если попытаться кратко выразить суть этого явления, я бы сказала, что художники-экспрессионисты последовательно воспринимали искусство как независимую реальность, способную влиять на жизнь или вступать с ней в равноправный диалог. Русская художница Марианна Верёвкина, чьи произведения украшают обложки этого номера, писала, например, в “Письмах к неизвестному”: “Искусство – это интеллектуальная функция, здоровая, сильная и искренняя, только другая форма мыслительной деятельности. Оно не бред, а философия. <…> Художник должен обладать видением внутренним и не принимать во внимание логику видения физического, привычного. <…> Творчество уподобляет человека Богу”. Неслучайно поэтому от экспрессионизма берут начало абстракционистские направления в искусстве. Задача сотворения иной реальности требовала каких-то новых, неслыханных изобразительных средств, и эпоха расцвета экспрессионизма в самом деле была временем многочисленных и очень смелых экспериментов с формой. Экспрессионизм оказал огромное влияние на развитие мирового искусства. Его история вовсе не закончилась с концом “экспрессионистского десятилетия”. Художники-экспрессионисты, которым выпала долгая жизнь, как правило, и дальше сохраняли, органично развивая и модифицируя, идеалы и интересы своей молодости, свои стилистические предпочтения. Это можно сказать о таких крупных немецких писателях, как Альфред Дёблин, Готфрид Бенн, Ханс Хенни Янн. Серьезные писатели следующих поколений не могли обойти вниманием их творчество, учились у них. После Второй мировой войны экспрессионизм не умер, а просто оказался на обочине литературы более скептичного послевоенного поколения и массового литературного потока. Еще позже в моду вошло “скромное” искусство, творцы которого ни на что особо не претендуют, не пытаются переделать или осмыслить мир, а предлагают читателю “простые истории”, более или менее увлекательные или забавные, либо интеллектуальные игры постмодернистского толка. По мнению современного немецкого прозаика Ханса Плешински, перелом в этом культурном процессе начался после спада волны студенческого движения 1968 года. Я бы хотела сослаться здесь на точку зрения, высказанную в одном из диалогов персонажей романа Плешински “Портрет Невидимого” (2004):

– Твой дневник свидетельствует и о другом. Сегодня почти невозможно поверить, насколько важное, решающее значение для жизни имели когда-то…

– В 1970 году!

– …искусство, литература, философия.

– Мы хотели найти для себя идейную опору. Конечно, мы и развлекались. Но даже вообразить не могли, что развлечения и культура, слившись в понятии “развлекательная культура”, станут губительной силой, втаптывающей человека в грязь.

Интересно, что в нынешней Германии традицию экспрессионизма продолжают именно те авторы, для которых одной из главных проблем является разрушающее воздействие “развлекательной культуры” на личность – Райнхард Ииргль, Уве Телькамп.

Люди, плохо знающие экспрессионизм, возможно, опасаются, что, открыв книгу автора-экспрессиониста, обнаружат в ней оторванный от жизни пафос, скуку, отсутствие юмора. Все это, конечно, встречается – у плохих экспрессионистов, как и у всех плохих художников. Мы попытались представить в этом номере ярких, своеобразных авторов – и писателей первой величины, и авторов менее значительных, которые рано ушли из жизни или по другим причинам написали мало, но оставили в литературе свой неповторимый след.

Я желаю удовольствия читателям этого номера и хочу поблагодарить всех переводчиков, с любовью отнесшихся к своей работе, и оказывавших им всяческую поддержку сотрудников Гёте-института. А также с благодарностью вспомнить уже умершего немецкого литературоведа, профессора Марбургского университета Дитера Бэнша, в go-е годы приложившего много сил для подготовки так и не опубликованной тогда в России антологии немецкого экспрессионизма, часть которой вошла в этот номер.

Татьяна Баскакова

Карл Шмидт-Ротлуф. Деревья зимой, 1905

Курт Пинтус

Справки об авторах подготовлены Т. Баскаковой и Е. Воропаевым.

Курт Пинтус [Kurt Pinthus] (псевдоним Паулюс Поттер, 1886–1975) – немецкий писатель и журналист, в тузу-тубу годах жил в США, потом вернулся в Германию. Изданная им в 1920 году в Берлине поэтическая антология “Сумерки человечества. Симфония новейшей поэзии” [“Menschheitsdammerung. Symphonic jungster Dichtung”] стала первым – теперь уже классическим – собранием немецкой экспрессионистской лирики. Пинтус внимательно следил за современной ему поэзией, поддерживал дружеские связи со многими экспрессионистами (например, с Готфридом Бенном, Альбертом Эренштейном, Францем Кафкой³). Переиздание его антологии, осуществленное в 1959 году, было дополнено собранными им биографическими данными о представленных в ней поэтах. Мы публикуем те части из его предисловий к антологии, где идет речь об истории экспрессионисткого движения и где Пинтус, человек очень близкий к экспрессионистам, обращается к другому поколению – молодым литераторам Германии, начавшим писать уже после Второй мировой войны.

Предисловие “Начать с того…” [“Zuvor”] (с сокращением) переведено по изданию: Menschheitsdammerung. Ein Dokument des Expressionismus. Hg. Kurt Pinthus. Hamburg: Rowohlt Verlag GmbH, 1955.

Курт Пинтус

Начать с того…

Перевод Татьяны Баскаковой

Молодым людям нашего поколения довелось жить в эпоху, когда всякие нравственные ориентиры исчезли. Считалось, что в любой ситуации нужно сохранять лишь внешние формы приличия; что должно быть как можно больше разнообразных вещей, доставляющих удовольствие; искусство оценивалось исключительно по эстетическим меркам, жизнь – по статистически-материальным; человек же и его духовная деятельность, казалось, существуют лишь для того, чтобы анализировать их и прилагать к ним психологические либо исторические дефиниции. Когда какой-нибудь молодой поэт пытался проникнуть глубже поверхности явлений, в себя самого, он ломался под давлением окружающего мира (Вальтер Кале⁴). Правда, кто-то уже испытывал потребность отказаться от реалистического изображения мира, как и от погони за мимолетными впечатлениями-импрессиями, – но достигал опять-таки лишь крайней дифференцированности восприятия и сублимации разложенного на составные части удовольствия, отчего само удовольствие разрушалось (Хардекопф, Лаутензак⁵).

Однако все отчетливее ощущалась невозможность такой ситуации, когда человечество целиком и полностью зависимо от своих же творений: от науки, техники, статистики, торговли и промышленности, от окостеневшего общественного порядка, от буржуазных и общепринятых норм поведения. Осознание этой невозможности стало началом борьбы против эпохи и ее реалий. Люди теперь бежали от окружающей действительности в недействительность, они хотели проникнуть сквозь поверхность явлений к их сущности, обнять или уничтожить врага, поддавшись духовному порыву; но прежде всего они попытались – с иронией, не лишенной высокомерия, – защититься от окружающего мира, смешав в одну гротескную кучу все явления, легко воспарив над этим вязко-текучим лабиринтом (Лихтенштейн, Бласс⁶); или же с цинизмом кабаретиста они находили прибежище в визионерских картинах (ван Ходдис).

Но эти поэты с их возбужденными, сверхвосприимчивыми нервами и душами уже ясно чувствовали, с одной стороны, глухой ропот приближающихся пролетарских масс, насильственно лишенных любви и радости, а с другой – надвигающийся крах человечества, ставшего слишком надменным и равнодушным. В пышном цветении цивилизации они улавливали запах гнили, и их провидческим глазам культура, бессмысленно раздувшаяся, как и башня общественного порядка, воздвигнутая на фундаменте бездушных условностей, уже заранее представлялась руинами. Что причиняло чудовищную боль – и ее раньше, острее других, почувствовали поэты, которые умерли в то время, поранившись о то время. Гейм (следуя строгим образцам Рембо и Бодлера) заключал свои видения смерти, ужаса, распада в сокрушительной силы строфы; Тракль, игнорируя реальный мир, по-гёльдерлиновски ускользал в нескончаемые синие потоки медленного умирания, которые не могла удержать в берегах никакая коричневая осень; Штадлер⁷ спорил и боролся с Богом и миром – измученный тоской, упорный, как Иаков, сражающийся с ангелом; Лихтенштейн в состоянии какой-то странной невеселой веселости смешивал образы и настроения города, чтобы получился горько-забавный коктейль, но его уже осенило блаженное знание: “И небеса от свечки своей зажглись сей миг. /…И там пылает, ходит мой человечий лик…” ⁸; а Лоц⁹ – под пасмурным небом, в тесноте буржуазного быта – призывал людей совершить прорыв к свету. Все более фанатично и страстно гремели душераздирающие жалобы и упреки. Отчаяние Эренштейна и Бехера¹⁰, как молния, разорвало темный мир надвое; Бенн глумился над разлагающимися останками человека-трупа и восхвалял здоровые первобытные инстинкты; Штрамм разжижал свою разочарованность обманчивыми явлениями и ассоциациями: из чистого чувства он умел вылепить громоподобное Однослово, грозовые одноудары. Подлинная борьба против реальности началась с этих страшных выплесков ярости, которые одновременно разрушали существующий мир и должны были сотворить – из людей – мир новый.

Поэты пытались распознать, пробудить и спасти в человеке человечное. Восхвалялись теперь простейшие побуждения сердца, радость от свершения добра. И это чувство изливалось на всех земных тварей, на всю поверхность Земли; дух вырвался из-под обломков и свободно парил в космосе – или проникал глубоко под поверхность явлений, чтобы и там обнаружить божественную суть. (Так юность Газенклевера, Штадлера, Верфеля, Шикеле, Клемма, Голля, Хайнике¹¹ соединилась с искусством поэтов старшего поколения – Уитмена, Рильке, Момберта, Хилле¹².) Становилось все очевиднее: человека может спасти только человек, а не то, что его окружает. Не учреждения, не изобретения, не принятые законы являются главным и определяющим в жизни, а сам человек! И поскольку спасение не может прийти извне (оттуда задолго до начала мировой войны ждали только войны и уничтожения), а лишь от внутренних сил самого человека, свершился наконец великий поворот к этике.

Когда началась война и давно предчувствуемый крах стал реальностью, поэты опять оказались впереди своего времени: помимо проклятий, раздавались теперь громкие призывы к протесту, к принятию какого-то решения, к осмыслению случившегося, к обновлению (Бехер, Рубинер, Газенклевер, Цех, Леонгард, Хайнике, Оттен, Верфель, Голль, Вольфенштейн ¹³) – и не потому, что поэтам нравился бунт как таковой; просто они хотели, чтобы всеобщее возмущение разрушило до конца и разрушающее, и уже разрушенное, чтобы могли наконец развернуться целительные силы. Звучали призывы к объединению молодежи, к созданию фаланги поборников духовности: прославлялось уже не индивидуальное, а то, что свойственно всем людям; не разделяющее, а объединяющее; не реальность, а дух; не борьба каждого против всех, а всеобщее братство. <…>

Кажется, что всегда, когда поэзию оценивают задним числом, преувеличивают ее непосредственное влияние на события времени, на жизнь народа. Искусство ни в одну из эпох не было причиной событий (как это утверждают, например, в отношении революционной лирики), но оно – ранний симптом общественного недуга, духовный цветок, расцветший на той же почве, что и позднейшее реальное событие; искусство и само по себе есть событие эпохи. Слом, революция, новое начало не были вызваны поэзией экспрессионистского поколения; но оно, это поколение, предчувствовало, чему суждено свершиться, и требовало таких свершений. Хаотичность, присущая тому времени, разрушение старых общественных форм, отчаяние и стремление к лучшему, фанатичные поиски новых вариантов устройства человеческой жизни – все это раскрывается в поэзии экспрессионистского поколения с не меньшей яростью, чем раскрывалось в реальной жизни. Но заметьте: в поэзии эти новые тенденции появились не вследствие мировой войны, а еще до ее начала, и на протяжении войны они лишь заявляли о себе все отчетливее. <…>

Нигде еще чистый эстетизм и принцип искусство для искусства ио презирались так сильно, как в этой поэзии (которую принято называть новейшей или экспрессионистской): потому что она вся была извержением, взрывом, сгустком энергии – иначе не могла бы взорвать враждебную корку повседневности. Экспрессионистская поэзия избегает натуралистического отображения реальности, хотя правдоподобно описать прогнившую реальность было бы нетрудно; и с неукротимой, с покоряющей энергией сама творит для себя изобразительные средства из подвижной силы духа (нисколько не боясь этим злоупотребить)… <…>

Изобразительное искусство тех лет обнаруживает такие же, что и в поэзии, мотивы и тенденции, такое же разрушение всех форм и использование всех формальных возможностей, вплоть до полного растворения реальности, такой же прорыв к человечности и такую же веру в освобождающую, связующую силу человеческого духа, идеи. Уже в то время случалось, что некоторые извращенные эксперименты неумелых подражателей приводили к появлению выхолощенных форм и формул, ориентированных только на личную выгоду. Даже подлинный пафос, экстаз, жесты, исполненные решимости, иногда не достигают цели, а превращаются в судорожные пародии – потому что не умеют воплотить себя в подобающей форме. Но вновь и вновь сквозь бурные эмоции веет, очищая и просветляя их, Дух; вновь и вновь – в ситуации всеобщего распада – раздается призыв к человеческой общности и над бессмысленным хаосом звучит песнь любви.

Наконец, нелишне еще раз напомнить, что высокое качество экспрессионистской лирики обусловлено и ее интенсивностью. Никогда прежде в мировой поэзии крики, возгласы изумления и тоски, выражающие дух эпохи, не звучали так громко (раздирая и потрясая души), как в неистовых стихах этих провозвестников и мучеников, чьи сердца были ранены не романтическими стрелами Амура, или Эрота, но бедствиями обреченной юности и ненавистным обществом, которое навязало своим сынам многолетнюю кровавую бойню. <…>

Берлин, осень 1919

Карл Шмидт-Ротлуф. Деревянный мост. 1905

Альфред Лихтенштейн

Альфред Лихтенштейн [Alfred Lichtenstein] (1889–1914) – поэт и прозаик. Изучал юриспруденцию в Берлине и Эрлангене, защитил диссертацию по театральному праву (1913). Осенью того же года был призван в армию, в августе 1914-го попал на фронт, 23 сентября 1914 года погиб в возрасте двадцати пяти лет. Его стихи и поэтические зарисовки печатались в журналах “Штурм” и “Акцион”.

Ранние публикации Лихтенштейна: “Истории дядюшки Краузе. Книга для детей” [Die Geschichten des Onkel Krause. Ein Kinder-buch, 1910], “Стихотворения и истории” [Gedichte und Geschichten, 2 Bde, 1919].

По мнению Готфрида Бенна, начало экспрессионистской поэзии положила публикация двух стихотворений: “Конца света” (1911) Якоба ван Ходдиса и “Сумерек” (1913) Альфреда Лихтенштейна.

Стихи и прозаические тексты Альфреда Лихтенштейна переведены по изданию: Dichtungen. Gesamtausgabe. Hg. von Klaus Kanzog und Hartmut Vollmer. Zurich: Arche, 1989.

Альфред Лихтенштейн

А ну-ка я надену канотье…
Стихотворения

Перевод Алёши Прокопьева

Прогулка

В мир тесный входит вечер и раздвигает тень
Тьмой шелковой, луною. Дорожки клонит в лень.

И опиумный ветер – уже в полях, но тих.
Крылами серебрится вдруг пара глаз моих.

Я словно стал планетой, и города – внутри.
Вокруг горят, клубятся и реют фонари.

И небеса от свечки своей зажглись сей миг.
…И там пылает, ходит мой человечий лик…

Пасмурный вечер

В размытом плачем мокром месте тучи —
В гнилых разрывах – промокаем ватой
Зеленый лучик. Дьявольски текучи
Дома, их облик – злой, одутловатый.

Зажглись желтушные огни-посланцы.
Жена здесь, чада, тучный спит папаша.
Накрашенные девки учат танцы.
В театре лицедеи, сволочь наша.

Визжат сатирики, душ инженеры:
День умер. Весь… Осталось только имя!
В зрачках девицы – блеск, легионеры…
Стремится дама всей душой к любимой.

Страх

Лес и поле – всё в осколках, в щепках.
Город газом туч заволокло.
Все умрем. Всё так некрепко.
Счастье хрупко, как стекло.

Черной жижей – время по паркету,
Аромат духов – болото зла.
Выстрелы – из пистолета —
Слышишь? Голова цела?

Атлет

В тапочках растрепанных ходил он
По каморке, взад-вперед-обратно,
В крохотном своем жилище.
Размышлял о сказанном в газетах,
О событиях – в вечерней прессе.
И зевал печальною зевотой,
Так зевать мог только прочитавший
Нечто странное, настигнут мыслью,
Что гусиной кожей – трус отпетый,
Что отрыжкой – записной обжора,
Схватками – беременная тетя…
Может быть, была зевота знаком,
Что пора уже и спать ложиться.
Только мысль его не отпускала.
И тогда он начал раздеваться…

А раздевшись, взялся за гантели.

Песни Берлину

1

Мой скотский брат, Берлин, ты самоцвет.
Фонарный свет твой острый, как колючки.
Когда лечу во тьме сквозь яркий бред
За каждой юбкой, каждой толстой злючкой.

Пьянею вмиг: подмигиванья, шашни.
И обсосавши месяц-леденец —
Луч дней, – обрушился закат на башни,
Пылает лампочкой лицо в багрец.

2

Берлин, нескоро я вернусь сюда.
Безрадостны другие города.
Буду сидеть на горочке один.
И на березе вырезать: БЕРЛИН.

Прощай Берлин, твой наглый свет химеры.
Прощайте улицы, мои аферы.
Ну кто другой здесь вынес столько мук?
Прощайте кабаки. Ваш вечный друг.

3

Пусть ветром благостным несомы, люди,
Блаженные, парят, и мир на лицах.
Но мы, гнилы, отравлены, не будем
Лгать о жильцах небес или жилицах.

По улицам шатаюсь незнакомым.
Дни, полые внутри, крошатся мелом.
Ты, мой Берлин, ты опиум с содомом.
Как больно! Я с тобой – душой и телом.

Capriccio

Так хочу умереть я:
Пусть будет темно и дождливо.
Лишь бы не чувствовать тяжести облаков,
Которые все еще окутывают небо
В мягкий бархат.
Черными лениво зеркалами
Обтекают улицы дома, и фонари
Повисли бисером над асфальтом.
Серебристой мошкарой летучей
Звезды роятся вокруг месяца.
И я где-то там. Посреди. Серьезно
И немного глупо, но со знаньем дела
Изучаю изысканные небесно-голубые ножки
Дамы, в тот самый момент, когда из-под машины
Красным мячиком вылетает
Моя отрезанная голова,
И катится прямо к ней…

Дама еле слышно ругается. Кончиком
Высокого каблука
Брезгливо сталкивает голову
В сточную канаву.

1.Якоб ван Ходдис (наст, имя Ханс Давидзон; 1887–1942) – поэт-экспрессионист, погиб в концентрационном лагере.

2.Я имею в виду прежде всего малое количество переведенных экспрессионистских текстов, особенно прозаических и драматических. В России выходили замечательные литературоведческие работы на эту тему, упомяну лишь статьи Н. С. Павловой в пятитомной “Истории немецкой литературы” (М.: Наука, т. 4, 1968) и ее же немецкоязычную антологию “Экспрессионизм” (М.: Радуга, 1986), книгу “Русский экспрессионизм. Теория. Практика. Критика” (сост. В. Н. Терехина. – М.: ИМЛИ РАН, 2005), монографии Н. В. Пестовой: “Лирика немецкого экспрессионизма. Профили чужести” (Екатеринбург, 1999), “Немецкий литературный экспрессионизм” (Екатеринбург, 2004), “‘Случайный гость из готики’: русский, австрийский и немецкий экспрессионизм” (Екатеринбург, 2009) – и, наконец, “Энциклопедический словарь экспрессионизма” (гл. ред. П. М. Топер. – М.: ИМЛИ РАН, 2008).

3.Франца Кафку иногда прямо причисляют к экспрессионистам (включая его рассказы в антологии экспрессионистской прозы), а иногда говорят о его близости к раннему экспрессионизму.

4.Вальтер Кале (1881–1904) – поэт; при жизни стихи не публиковал, совершил самоубийство. (Здесь и далее – прим. перев.)

5.Фердинанд Хардекопф (1876–1954) – журналист, прозаик, лирик и переводчик; считается предшественником экспрессионистов. Генрих Лаутензак (1881–1919) – прозаик, поэт, переводчик.

6.Эрнст Бласс (1890–1939) – ранний экспрессионистский поэт, прозаик и критик.

7.Эрнст Штадлер (1883–1914) – поэт, эссеист, переводчик, литературовед; погиб в первые месяцы войны.

8.Заключительные строки стихотворения “Прогулка”: см. в этом номере в подборке стихов А. Лихтенштейна.

9.Эрнст Вильгельм Лоц (1890–1914) – поэт и прозаик; погиб на фронте.

10.Иоганнес Роберт Бехер (1891–1958) – поэт, прозаик, драматург, эссеист; в 1933 г. эмигрировал в Советский Союз. После возвращения в Берлин в 1945 г. стал одной из влиятельнейших фигур в сфере культуры и политики ГДР, с 1954 г. был министром культуры.

11.Вальтер Газенклевер (1890–1940) – драматург, поэт, публицист, прозаик; погиб в концлагере. Франц Верфель (1890–1945) – австрийский поэт, драматург, прозаик, эссеист. Рене Шикеле (1883–1940) – прозаик, поэт, драматург, публицист; в 1932 г. эмигрировал во Францию. Иван Голль (наст, имя Исаак Ланг; 1891–1950) – поэт, прозаик, драматург, переводчик, эссеист; писал на немецком, французском, английском языках. Курт Хайнике (1891–1985) – поэт, прозаик, драматург, сценарист.

12.Альфред Момберт (1872–1942) – поэт и прозаик, автор мистически-визи-онерских стихов. Петер Хилле (1854–1904) – поэт и прозаик.

13.Людвиг Рубинер (наст, имя Эрнст Людвиг Громбек; 1881–1920) – драматург, эссеист, поэт. Пауль Цех (1881–1946) – поэт, прозаик, драматург, переводчик; в 1934 г. эмигрировал через Прагу и Париж в Южную Америку. Рудольф Леонгард (1889–1953) – поэт, прозаик, общественный деятель; в 1927–1950 гг. жил во Франции, с 1950 г. – в ГДР. Карл Оттен (1889–1963) – писатель, издатель, публицист; в 1933 г. эмигрировал в Англию, с 1958 г. жил в Швейцарии. Альфред Вольфенштейн (1883–1945) – поэт, драматург, прозаик, теоретик литературы, переводчик. В 1934 г. бежал в Прагу, в 1939-м – в Париж. Покончил с собой.