Read the book: «Последний Смысл»

Один

Кровь брызнула на грязь – и та мгновенно спрятала её, впитав в себя. Не оставив ни единого алого следа.

Первый удар прилетел сбоку, неожиданный, но слабый. Сквозь негромкий звон в ушах он услышал, как атакующий выругался. Увидел краем глаза, как тот прижал правую руку к груди и пригнулся. Лицо знакомое. Кажется, нападавший почувствовал боль острее, чем его жертва.

Второй удар обрушился справа. Уверенный и тяжелый. Этот большой кулак отлично знал свое дело. Хорошо, что удалось нагнуться и подставить лоб.

Третий удар выбил не только последние мысли, но и землю из-под ног. В глаз не попал, но рассек бровь. Из рассечения и вылетели первые капли крови, которую растворила грязь.

Он упал. В ход пошли ноги. Лежащий в грязи принимал на себя удары. Шесть, семь, восемь. Затем – ещё с десяток. Сознание не собиралось покидать его, поэтому пришлось имитировать.

Еще пара ударов прилетела в бок неподвижного тела, и атакующие, перебрасываясь матерными смешками, отступили. Их ярость, не встретив сопротивления, стала угасать. Лежа ничком, он слушал, как шаги удаляются, сливаясь с отдаленным гулом толпы.

Им требовалось снова стать частью той большой силы, от которой на время откололись. Слиться, чтобы опять зарядиться звериной жаждой к разрушению. Насладиться сопричастностью к чему-то большому и хаотичному. Заручиться чувством защищенности, безнаказанности и вседозволенности.

Для нападавших не имело значения, умер он или потерял сознание. А для него было важно лишь то, что удалось сравнительно легко отделаться. Ведь в Республике Гетто в эти дни не было ничего страшнее, чем оказаться одному напротив толпы.

Ради этой жестокой, пластмассовой эйфории слабые растворялись в массе себе подобных, а масса превращала сотни слабостей в мощь единого организма. Толпа сулила приют каждому трусливому шакалу. Она обещала силу, власть и адреналин всем, даже самым жалким.

Толпа позавчера выплеснулась из многих дверей на улицы Республики Гетто. И пусть сегодня её мощь уже была не такой, как днем ранее, но она сохранялась. Не до конца сытый монстр все еще рыскал в поисках жертв. Лениво, но искал их.

Обычно кровожадная масса окончательно распадалась в ночь на четвертый день. Но до этого она демонстрировала всю свою разрушительную и деструктивную мощь.

Толпа рождалась на сорок пятый день каждого месяца. Она властвовала четыре дня – до начала следующего месяца. Предварял это явление День Республиканского пособия. Народ получал его и праздновал. Употреблял. Кричал. Смеялся. Пел. Ссорился. Мирился.

Потом вместе с тяжелым похмельем приходила злость. За ней – желание выплеснуться на улицы с очередным протестом. И это желание было контролируемым. Ведь оно открывало установленную на законодательном уровне Неделю протестов. Официально разрешенное безумство. Одобряемое на всех уровнях насилие.

Только в этот период можно было без последствий сбрасывать с себя все человеческое. Жители Республики Гетто активно пользовались таким правом. Право не имело ничего против.

Два

Раздавленный катком протеста, он продолжал лежать без движения. Такая родная для Гетто непромокаемая черно-зеленая униформа пыталась слиться с грязью, но предательски выделялась на ее фоне. Нападавшие уже скрылись за одним из зданий.

Ювенс – худощавый подросток – наблюдал за сценой избиения из-за угла. Он несколько раз порывался броситься на защиту своего приемного отца, но помнил, что тот ему сказал. Пришлось дождаться, пока нападавшие совсем скроются из виду. Только потом сын подбежал к лежащему в грязи. Неуверенный голос мальчика робко нарушил тишину:

– Алиус, ты живой?

– Пока не знаю, – в этом ответе чувствовалась вся боль принятых на себя ударов.

– Живой! – облегченно выдохнул парнишка.

– Я бы не делал на твоем месте таких поспешных выводов, – сказал Алиус, поднимаясь. «Поспешных? Слово-то какое», – пронеслось у него в голове.

Сегодня, в сорок седьмой день четвертого месяца 2126 года, ему исполнилось 32 года. Кровь из рассеченного виска стекала к подбородку. Подбородок, словно брезгуя, сбрасывал её капли на одежду. Вот такой первый подарок от совершенно незнакомых людей.

Неестественно голубые глаза, которыми он всегда так гордился, смотрели на подростка. Два озера, окруженные грязью. Казалось, что голубой цвет украшал и небольшие участки лица вокруг самих глаз. Агрессивно короткая стрижка, как у большинства, шла клином, пытаясь перекинуться на лоб, а сбоку была атакована залысинами. Прямой нос с лёгкой, едва заметной горбинкой тяжело дышал. Верхняя губа была настолько тонкой, что ее со всей готовностью компенсировала губа нижняя. Кожа – бледная, как у всех.

Поднявшись, Алиус продемонстрировал свое крепкое телосложение и средний рост.

– Ювенс, ты понял, как нужно себя вести, когда на тебя нападает толпа агрессивных людей?

– Нужно просто не оказываться на пути у толпы. А лучше – всегда быть её частью.

– Частью толпы ты будешь до определенной поры. Толпа в любое время может тебя сожрать, если почувствует, что ты откалываешься.

Алиус опять удивился тем словам и мыслям, которыми сейчас разбрасывался.

– В толпе – сила, – небрежно бросил Ювенс, снова косясь на переулок.

– Сила стаи, – поправил его Алиус, с трудом разгибая спину. Острая боль в ребре заставила его вздохнуть. – Люди в толпе сбрасывают с себя всё – имена, страх… становятся одним большим ртом. А чтобы быть сытым, этому рту всегда нужен враг. Новая жертва.

– Ну и зачем мне это знать?

– Чтобы выжить и не растворяться в ней, – Алиус мотнул головой в сторону, куда скрылись нападавшие. – Не становиться частью этого монстра.

– Выживать, как ты сейчас, я не хочу.

– Сейчас я был уже реальной жертвой. Никто от этого не застрахован. Поэтому показал, как нужно действовать, если убежать не удается, а тебя начинают бить. Сразу падай, прикрывай голову руками. Свернись. Лицо к груди. И старайся перестать шевелиться, даже если очень больно. Не подавай признаков жизни. Стая постепенно потеряет к тебе интерес. Ей нужна сопротивляющаяся жертва.

– Это все?

– Не вздумай шевелиться, пока стая не скроется. Кто-то из шакалов может вернуться, чтобы тебя добить.

– Я не пойму, зачем ты мне это решил так наглядно показать? Тебя же могли покалечить или даже убить.

– Я поздно их увидел. Понял, что нам вдвоем не убежать. Решил принять весь удар на себя, чтобы спасти своего приемного сына. Тебе же соврал про наглядный пример, чтобы избежать ненужной паники и заставить спрятаться.

– Я догадывался.

– Почему же сначала убежал, а потом не вышел на помощь?

– Тогда нас могли бы обоих искалечить или даже убить.

– Правильно. Хороший ученик. Всегда думай головой.

– Я слушаю твои советы, хоть иногда и отрицаю это.

– Знаю. А теперь давай постараемся безопасно добраться до нашего дома.