Read the book: «Избранное (сборник)»

Владимир Курочкин

Font:

* * *

Предисловие

В 1937 году в журнале «Знамя» был опубликован роман в новеллах «Мои товарищи» молодого неизвестного автора Вл. Курочкина. В том же году этот роман вышел отдельной книжкой в издательстве «Советский писатель». Автору, Владимиру Курочкину было 26 лет, и это была его первая книга. В тот период жизни он активно занимался спортом, после окончания школы плавания играл в водное поло, прыгал в воду с вышки, был инструктором физкультуры, тренером по плаванию, окончил планерную школу при Центральном аэроклубе в Тушино. Не писал до того ни рассказов, ни повестей, а сразу начал писать роман о своих ровесниках: о юношах и девушках, с которыми работал на заводе, в газете, участвовал в соревнованиях по плаванию и планеризму, в альпинистских походах на Дальнем Востоке, в Крыму и на Кавказе. Молодежь, нежность ее чувств, любовь и ревность, преданность дружбе, радость и печаль отношений, серьезность, строгость и целомудрие, будничный героизм и испуг неокрепшего бойца, эгоизм, побежденный чувством долга, молодость с ее восхищением жизнью, мечтой об идеалах, патриотизмом – вот темы автора. Время было трудное, молодые люди в массе своей не знали правду о страшных событиях внутри страны, но были ориентированы на военно-патриотическое воспитание. А с начала 30-х годов «запахло» настоящей войной: Италия, Испания, Германия, Япония, что и отражалось на настроениях и образе жизни людей.

Роман вызвал бурные дискуссии: ровесники героев романа защищали авторский подход, жанр романа и его динамику, а оппоненты осуждали прозу автора за недостаток глубины, увлеченность эпизодами, ну и, конечно, за аполитичность, именно: за отсутствие фактов должной любви к партии большевиков и ее вождям, октябрьской революции и советской власти. Однако, чувство патриотизма в романе так сильно замешано на юношеской энергии, что воспринимается как компонента здорового молодого мироощущения. Роман был переведен на английский и французский языки. Ромен Роллан в своем письме в журнал «Интернациональная литература», опубликованном 21 января 1938 года, писал: «… Я с удовольствием отметил новеллы и фрагменты романов, которые опубликованы в последних номерах, а именно вещи Курочкина и Вишневского. В них чувствуется новый тон современной литературы – высокий героизм, радостный оптимизм. Это еще несколько молодо, несколько зелено, несколько угловато, но в них чувствуется радостный размах сверкающей юности. Вспоминаешь пламенность персонажей Дюма-отца и эпический тон Виктора Гюго в его романе „Девяносто третий год“…»

Владимир Сергеевич Курочкин родился 15 июня 1910 года в Москве в семье преподавателя рисования и черчения. После окончания Энерготехникума в 1931 году работал на Прожекторном заводе техником, а потом художником-карикатуристом в заводской газете-многотиражке. В семье с наследственными художественными склонностями – его отец и дядя были профессиональными художниками – интерес к журналистской деятельности пересилил: он работал в газетах «Электрозавод», «Большевик Казанки», был репортером в ежедневных газетах «Гудок» и «Труд», впоследствии сотрудничал (писал очерки) в газетах «Правда», «Известия», «Литературная газета». В литературу пришел из журналистики.

Жанр первого произведения Владимира Курочкина – роман в новеллах – исторически самая ранняя форма романа. Вся вещь состоит из 27 новелл, сквозь которые проходят одни и те же герои, но это совсем не то же самое, что главки традиционного романа. Особенность жанра фактурно связана со свежестью молодого мироощущения и незаконсервированностью судеб героев. Главный из них, начиная с первой новеллы, растет, учится, приобретает товарищей, с которыми пройдут его юношеские годы. Мальчики знакомятся, играют, лукавят, от игр переходят к серьезному спорту, развивают мышцы, приобретают сноровку. Знакомятся с девушками, испытывают первые чувства, сочетают увлеченность девушкой и спортом. Вот они проходят подготовку, а затем призываются в армию, медицинская готовность служить родине есть предмет честолюбия. Они живут в военных лагерях, участвуют в маневрах, выполняют боевые задания и постепенно втягиваются в военную компанию на Дальнем Востоке и в Карелии. И здесь этому сопутствуют обычные человеческие переживания: радость ответных чувств и горечь от измен. Герои взрослеют, становятся более серьезными, развиваются физически. Появляются новые интересы, новые виды спорта. Сквозь эгоизм прорастают новые чувства, чувства материнства и отцовства. Одни не мыслят себя вне холостяцкой жизни, другие женятся. Неизменна лишь дружба, которая укрепляется и развивается; в книге много примеров трогательной юношеской дружбы. Молодежь живет полноценной жизнью: планеристы становятся летчиками, пловцы – рекордсменами, альпинисты – курсантами военных школ. Войны еще нет, но фантазии автора недалеки от истины. Читатели вместе с героями романа чувствуют, как близок мир к войне. Критики воплощенной в ткани романа атмосферы еще неосуществленной войны в будущем зачислят молодого писателя в цех литературной фантастики.

В более поздних рассказах и повестях, опубликованных в 30-40-е годы в «Знамени» и «Новом мире» автор увлечен сугубо литературными приемами описания – он больше внимания уделяет подробностям жизни, переживаниям героев, сложностям их характеров, которые проявляются в общении с другими людьми и с природой. Но отношения автора с властью остаются на сравнительно «детском» – комсомольском – уровне. Его критики выступают под флагами «аполитичного» подхода к описанию «молодости страны Советов», и это постепенно сокращает шансы на публикации. Так, сказка – фантазия для детей и подростков «Главный путешественник», предложенная Детгизу в 1939, а затем в 1945 году, направляется на переработку, а впоследствии отклоняется. В 1940 году Владимир Курочкин уходит сначала на войну с «белофиннами», а потом в годы Великой Отечественной войны служит специальным военным корреспондентом на Карельском фронте. На многие годы темой произведений Владимира Курочкина становится война, жизнь и смерть ее участников. Из-за разразившихся войн многие произведения автора о молодых людях и подростках не были напечатаны вовремя, хотя он и стал членом Союза писателей в 1943 году. Написанный во время войны на севере цикл рассказов «Сказки северных гор» так и не увидел свет. После войны Владимир Курочкин опубликовал книги «Бригада смышленых» и «Строители мира» о трудовых исканиях подростков. Долгое время заведовал отделом в «Литературной газете». Последние десятилетия посвятил активным занятиям с молодыми писателями. Сначала он руководил литобъединением при газете «Московский комсомолец», и здесь среди его учеников – ставшие со временем известными писатели и сценаристы Эдуард Володарский и Эдгар Дубровский. А далее свыше 20 лет он преподавал в Литературном институте, вел творческий семинар по прозе, а последние десять лет исполнял обязанности заведующего кафедрой литературного мастерства, все свободное время отдавая молодым талантам.

Александр Прохоров

Мои товарищи
Роман в новеллах

Начало книги

В ту ночь все и решилось.

В июльскую душную московскую ночь 1936 года словно какой-то маленький, но упругий, сильный и свежий родничок забил специально для меня. Мысли и чувства, переполнявшие человека до краев, вырвались, нашли себе простой и естественный выход.

Да, да, я задумывался и раньше: долго ли буду пробавляться короткими, не больше пятидесяти строк, репортерскими заметками на четвертой полосе газеты «Труд»? «Надо браться за книгу, надо дерзать!» – подхлестывал я себя. Мне не терпелось. Но не так-то это просто: сесть за стол и начать вдруг писать книгу. Как клял я себя за бледную маленькую биографию! Сын учителя рисования, почти никуда не выезжавший из Москвы, ничего особенного не повидавший… Ни одного даже мимолетного соприкосновения с подвигом, никакой романтики! И вместе с тем, черт возьми, такая назойливая, такая тревожная, постоянно дающая себя знать, опустошающая душу жажда сказать всем что-то особенное, что-то важное, не пустое, волнующее!..

В жаркую летнюю ночь даже родная Москва-река не дает городу прохлады. Накаленные за день каменные громады домов, размягченный асфальт улиц, нажарившиеся ладони площадей медленно отдают свое живое тепло. Неторопливо уходят вверх воздушные токи, в которых, кажется, дрожит над городом, переливается своим блеском далекое звездное небо. В домах распахнуты окна, город жадно, всеми порами ждет прохлады. К утру, возможно, полегчает…

Я с третьего этажа квартиры своих родителей слушаю ровное дыхание спящей Москвы. В соседних комнатах спят отец и мать, сестры, брат. Если слабый ветерок доносит до моего лица в окне движение теплых своих струй, то для меня, горожанина, и этого достаточно. Я доволен.

И вдруг высоко в небе, со стороны мерцающих звезд, доносится монотонное металлическое жужжание. Оно приближается, становится отчетливее. Самолет? Ну да, вон его красные и зеленые бортовые огни! В то время ночные полеты не были новинкой, но все же самолет над спящим городом был редкостью и привлекал невольное внимание. Вот он, невидимый, прошел над домом, и звук оборвался, скраденный завесой стен. Какой-то неугомонный труженик-летчик, наш мирный самолет!..

И тут что-то дрогнуло в моей душе, повернулось в самом сознании. Я не знаю, я и сейчас еще не могу достаточно точно проанализировать и представить, как и какую работу совершил в тот миг мозг. Как от одной только неопределенной, совсем еще неоформленной мысли о возможном враге над спящим городом, словно от искры, вспыхнул, хлынул целый поток ассоциаций? Как сразу собралось в одно целое все разрозненное, о чем случайно и не всегда до конца правильно думалось в те годы? Как откристаллизовалась мгновенно нужная четкая мысль?

Вот молния так в сыпучем, инертном песке, ударив, оставляет вдруг сплавленный кремнистый крепкий камень, который можно далеко и метко бросить…

Поворот выключателя – брызнул на бумагу свет настольной лампы. Я буду писать о себе, о своих чувствах, о своих сверстниках – моих товарищах. О тех, с кем рос и учился, с кем плавал на соревнованиях в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького, с кем работал на Электрозаводе, с кем летал на планерах Тушинского аэроклуба. Мое поколение! Я хочу рассказать о жизни своих сверстников, об их буднях и праздниках, о воспитании воли и мужества. Мы знали – нашему поколению многое дано, но мы еще не прокалены в огне испытаний. Как-то поведем себя в бою и будем защищать свою страну, если случится самое грозное – враг нападет на нас? Мои сверстники – двадцатишестилетние, именно их судьба волновала меня, и мне хотелось свою уверенность в их моральной силе и беззаветной преданности своей Родине выразить в литературных образах.

Еще не было столкновения с японцами у озера Хасан и тем более на Халхин-Голе. Еще не начинались события в Испании. Но уже накален был воздух, пахло грозой, копились враждебные силы в Берлине, Токио и Риме. Уже легко было догадаться, что нападение врага может произойти с любой из сторон: с востока, запада и севера.

Так я начал писать книгу о моих товарищах, которые были всегда рядом со мной, которых я хорошо знал – все их привязанности, желания, мечты, успехи и неудачи. Я старался представить себе, как поведут они себя, если вот так же ночью, над спящим городом появится в воздухе враг. Нет, никто тогда еще и мысли допустить не мог, чтобы враг проник так далеко и прорвался к самой столице! Ну, а если все же к границе подкрадется враг, если его воздушные армады появятся над нашими землями? Тогда мои товарищи должны выполнить свой воинский долг так, как это представилось мне в эту жаркую мирную московскую ночь…

Книга была написана, и судьба самого автора переплелась с судьбами его героев. Газета «Красная звезда» послала меня на Дальний восток – круг моих товарищей сразу расширился. Пришла суровая пора зимней войны с белофиннами – и снова открытие лучших качеств моих сверстников, надевших военную форму, таких качеств, о которых в 1936 году я имел только смутное представление.

Наконец Великая Отечественная война 1941–1945 годов! Как не похожа она была на ту, что я представлял себе в виде сурового испытания для своих героев – моих товарищей! Насколько тяжелее было нашим воинам, насколько неожиданнее и серьезнее были удары врага, и как мужественнее и суровее вели себя люди, отдавая жизни за будущее своей Родины!

И вот сегодня я думаю, что молодое и сильное чувство патриотизма, которое я ощущал у своих товарищей в те далекие годы, то чувство, которое я хотел вдохнуть в души героев книги, – так же сильно и сейчас, так же руководит помыслами и поступками сегодняшней молодежи. И это роднит моих товарищей прошлого с живыми героями сегодняшнего дня!

1958

Мальчуган знакомится с отцом

Драгуны наступают справа, а кирасиры слева. И у тех и у других впереди барабанщики. Но не слышно барабанного треска, который бывает при атаке. Драгуны и кирасиры сделаны из олова, ими играет Тима. Он строит на полу из деревянных кубиков крепости, и оловянные солдатики нападают на нее. Уже сумерки. Они затеяли с мальчуганом игру. Темнота наступает из углов и теснит Тиму. Он передвигает свои игрушки ближе к окну. Крепости разрушаются, но он отстраивает их заново до тех пор, пока темнота не отнимает у него последнего метра пола. Тогда Тима оборачивается к кухне и кричит:

– Темно!

– Огонь зажигать нельзя. На улице стреляют, Тима, – отвечает из кухни мать.

Тима прислушивается. За окном действительно стреляют. Игра увлекла его, и он забыл о выстрелах, которые слышны на улице уже в течение недели. Игра окончена. А жалко! Тима встает и идет на кухню, к матери. Здесь не так страшно. Правда, тоже темно, но здесь печка, и она топится. Дверца печки немного открыта, и виден огонь. Это уже интересно! Тима останавливается у печки и хватается за материнскую юбку.

Мать занята, варит картошку. Она не говорит Тиме ни слова. И он не обижается.

Мать много за эти дни передумала. Молчала и думала. Потом начинала разговаривать сама с собой. Тиме только один раз сказала, что скоро приедет его отец. Это было в тот вечер, когда почтальон принес ей конверт, в котором лежала серая, исписанная карандашом бумага. Об отце Тима много от нее слышал раньше. Это он изображен на карточке, которая висит в комнате на стене. Бритый и веселый. Тима никогда не видел своего отца, но знает, что это нужный человек, такой же, как и мать. А без нее он совсем бы пропал, особенно после того, как началась стрельба на улице.

Тима нагибается и видит на полу бумажку. Он подбирает ее и кладет в печку. Она тотчас сгорает, и Тима наслаждается зрелищем: остатки бумажки, подхватываемые теплым воздухом, взвиваются и исчезают в самом центре огня, где белые языки пламени борются с оранжевыми.

У матери в кармане лежит письмо, и она иногда ощупывает его рукой. В нем написано: «Дорогие мои! Скоро я буду с вами. Кончается эта трижды проклятая жизнь. Мы уже не воюем. Нас заставляют драться, но мы братаемся. Наши бросают оружие, и немцы тоже, но я еще держу у себя винтовку. Как я счастлив, что скоро увижу вас. Я говорю с ребятами – к октябрю думаем быть дома».

Сейчас октябрь. А на улице – стрельба. Это потому, что в городе революция. Отчетливо слышны одиночные выстрелы и очереди из пулеметов. Стреляют почти рядом. Тима прислушивается к шуму на улице и спрашивает мать:

– А завтра будут стрелять?

– Да, Тима, и завтра.

– Кончится, когда папа приедет?

– Не знаю, детка.

– Они испугают его?

– Он не боится, золотко.

– А когда же он приедет?

– Скоро.

– Сегодня?

– Да. Может, и завтра.

Тима топчется на одном месте, потом нагибается. Он поднимает с пола березовую кору и бросает ее в огонь. Кора, как живая, свертывается в трубку, затем пузырится, вспыхивает и ярко горит.

– Какой пожар! – восхищается мальчуган.

В дверь с улицы раздается сильный стук. Стучат сапогом. Мать бежит к двери, а Тима остается у печки. Но ненадолго. Он идет за матерью и останавливается на пороге кухни и комнаты, отсюда ему видно все. Печка сильно разгорелась и бросает оранжевые отсветы прямо на раскрытую входную дверь, около нее стоят мать и солдат. У него старая затасканная папаха с пришитым к ней красным лоскутиком и рваная шинель. Некоторое время они разглядывают друг друга.

Потом солдат говорит:

– Вы гражданка Раушева? Да?

– Я, – отвечает мать.

– Тогда это вам. Документы! Это, наверно, ваш муж. Его убили сейчас юнкера.

И он протягивает ей тонкую пачку серых бумаг. У нее леденеет в груди. Она готова отшатнутся от этих документов и закричать на весь дом. Но ей так уж много приходилось сдерживать свои чувства за эти тяжелые военные годы, что это стало привычкой. И так на нее внимательно, с ожиданием чего-то для себя интересного, поглядывают карие глазки ее сына, что она находит в себе силы задержать свой крик в горле. Словно во сне, она протягивает руку и берет документы, раскрывает их. Видит солдатскую книжку мужа и опускает руку с документами вниз.

– Давайте, давайте, – говорит солдат кому-то.

В комнату входят еще трое солдат. На руках они несут человека в шинели. Солдатам неловко нести свою ношу, потому что через плечо у них висят на ремнях винтовки.

– Сюда, – говорит мать и показывает рукой на кровать.

Тиме становится страшно. Уж очень много солдат. Он бежит к матери и становится за нею, а солдаты уходят и закрывают за собой дверь. Остается только тот, который вошел первым. Он достает кисет и закуривает. Видимо, хочет тоже уйти, но не знает, как это сделать, и поэтому переступает с ноги на ногу.

Мать Тимы нарушает молчание:

– Вы видели, как его убили?

– Да, гражданка.

– И вы видели, как он упал?

– Да, гражданка.

– Он что-нибудь говорил?

– Нет, гражданка. Его убили наповал.

– А!

Мать молчит, Тима молчит, и солдат молчит. Но потом он говорит опять:

– Черт нас дернул ввязаться в это дело. Мы только что приехали с фронта. С вокзала сразу же хотели идти по домам. Ну и пошли все вместе, нам было по дороге. Ваш муж сказал: «Мне здесь недалеко, к речке». Ну, мы и провожали его.

Тима глядит на кровать, где лежит человек в шинели. Отец? Что же он молчит? Нет, отец веселый. Вон на портрете! А этот лежит и молчит.

Солдат рассказывает дальше:

– И черт бы их брал, этих юнкеров! Ваш муж сказал нам: «Поможем?» Ну что же, дело привычное. Мы залегли – и давай. То-то стало жарко. Тут его и убили. Мы видим, дело плохо – и смотались. По адресу на письме нашли дом.

Мать Тимы кладет документы мужа на стол и хочет что-то спросить у солдата, но он уже кончил курить. Поправляет папаху и говорит:

– Пойду-ка я, а то заждались там.

И уходит, а мать закрывает за ним дверь. Но к кровати не подходит. Может быть, она боится или чего-нибудь ждет? Бывает же так, что люди ошибаются. Убит наповал? А может, и нет! Прислушивается. Но человек на кровати лежит неподвижно. Тогда она идет к нему и откидывает шинель. И тут отблески из кухни освещают лицо человека. Видно очень хорошо, но мать не узнает его. Чужое лицо! Совершенно чужое лицо. Небритые и серые, словно натертые порохом, щеки. Кровоподтек на лбу. Широкие скулы. Мать кричит, хватаясь руками за голову. Что же это такое? Она бежит на кухню, зажигает керосиновую лампу и приносит ее в комнату. А Тима уже орет во все горло. Он ревет так же, как однажды плакал во дворе, когда ему разбили камнем нос.

Мать бросается к столу и начинает перебирать документы. Просматривает их от листа до листа. Все это – документы ее мужа. Но вот рука натыкается на письмо. Оно точно такое же, как и все письма от мужа, и адресовано ей. Она раскрывает грязный конверт и читает. Узнает почерк мужа, но ничего не может понять. Письмо побывало под дождем, и потом его долго мяли. Буквы расплылись так, что разобрать ничего нельзя. Она вертит в руках бумагу, подносит ее ближе к лампе. Вот улавливается смысл последней строки: «Прощайте, дорогие, навсегда». Это написано еще не совсем расплывшимися буквами. Больше разобрать нельзя. Но больше и не надо. Муж погиб! Погиб еще раньше на фронте. Убили немцы или расстреляли свои. Погиб – и все. А это лежит его друг. Он должен был передать документы и последний привет. Но его тоже убили.

Тима дергает ее за подол и кричит:

– Папа, папа, папа!

Мать берет мальчугана на руки и подносит к кровати. Что ему сказать? Как распутать клубок событий? Она прикрывает лицо товарища своего мужа чистым платком. Впереди еще много трудных дней! Нужно суметь все перенести стойко. Не теряться и не плакать. Делать свое дело и не унывать. Муж ее не унывал там, среди свиста и завываний шрапнели, ужаса и смерти.

– Твой отец умер, его уже нет, – говорит она. – Теперь мы похороним его, Тима.

На улице, не умолкая, трещат пулеметы. К этим звукам примешиваются еще выстрелы из пушки. В комнате на полу разбросаны оловянные драгуны и кирасиры. Они валяются около крепости Тимы.