Read the book: «Русские сказки»

Русские сказки

Font::

Серия «Сокровища мировой литературы для детей»

Иллюстрации Геннадия Новожилова

Про Лису и Котофей Иваныча

Жили-были старик со старухой. Жили бедно. Скотинку не имели, а был у них только один кот. Жил кот долго, остарел немного. Любил кот более всего на печи лежать, слушать, как старик со старухой его ругают.

– Ишь, бока все отлежал, – ругает старуха кота. – Мышей не ловит, только харч переводит.

«У вас корки плесневелой не допросисси», – огрызается про себя кот.

– Клочкастый он у нас какой-то. Ухо рваное, – соглашается со старухой дед.

«Смотри, какой красавец писаный», – щурится на деда кот.

– А мяучит, словно собака тявкает, – говорит дед и давай цигарку из ведомостей вертеть.

– Да сунь ты его, дармонда, в мешок и отволоки в лес! А там и выкинь! – советует старуха.

– И то, – отвечает дед. – Покурю маленько и снесу.

Поймал кота старик, сунул в мешок, отнёс в лес, а там вытряхнул в овражек и ушёл.

– Тьфу на вас! – плюнул вослед старику кот, а потом пригорюнился. – Делать-то чего теперича? А есть как охота. Кажись, кашу пустую дай, всю бы так и стрескал.

И чует кот, от пенька одного мышами шибко потянуло. Подкрался он, лапу в нору запустил, а там тепло, всё шевелится – столько мышей. Цап одного мыша, вытянул, а норку сучочком заткнул. Съел, затычку вынул, другого поймал. Наелся кот, но всё равно грустно, одиноко. «Запас, что ли, сделать?» – думает. Перекинул связку мышей через плечо и дальше побрёл.

Вот идёт он, идёт и видит лису. Лиса же котов никогда не встречала и спрашивает:

– Кто вы такие будете?

– Мы кот.

– А зачем вы тута?

– Как эт зачем? Главноначальником над вами поставлен. Прислали меня, значит, вами управлять, – надулся кот, а сам думает: «Как бы эта рыжая не покусала сдуру-то».

– Ух ты! – обомлела лиса. – А имечко какое имеете?

– Ну, Котофей Иваныч. А тебя по-каковски называть?

– Патрикевна я.

– Где-то слыхал, – кивнул кот важно.

А лиса думает, раз этот сморчок начальником прислан, так надо, пока не хватились, за него замуж идти.

– Пошлите ко мне, Котофей Иваныч. Покушаете с дороги.

– Я покушамши.

– Мышами, что ли, закусили?

– А что?

– А я вас курятинкой всласть попотчую.

– Ну, давай, что ли, пошли.

И окрутила кота лиса. Стали они вместе жить. Кот на печке целый день дрыхнет, только просыпается курятины поесть. А лиса кур натаскает, садится их щипать: пух по горнице так и летает. Кот гладкий стал, подшёрсток на холке появился, но на животе отчего-то шерсть поредела.

– Патрикевна, а Патрикевна! Чегой-то у меня на пузе шерсть лезет?

– Не знаю, Котофей Иваныч, я неграмотная.

– Может, от курятины? – предполагает кот.

– Давайте гусятинку попробуем, – предлагает лиса.

– Неси, что ли.

Зиму прожили хорошо. Запасов у лисы пропасть: курятина, гусятина, утятина, мяско всякое. Долгие зимние вечера тянутся, тянутся. Кот на печи похрапывает, лиса у шестка блюда готовит. Проснётся кот, на лису заплывшими глазками глядит и молчит. Щёки у кота стали, что твои сдобные плюшки. От сладкой жизни Котофей Иваныч даже подрос. Хлопочет лиса у печи, гремит заслонкой, ухватом чугунки ворочает.

– Обедать слазьте, а Котофей Иваныч!

– Опять обедать, – вздохнёт кот. – Уж обедали нонче.

– Это вчерась, Котофей Иваныч, было. Заспали вы.

Поскребёт кот под мышками, сползать с печи станет. Сядут обедать. Лиса пристаёт:

– Чегой-то вы меня не обожаете, а Котофей Иваныч?

Кот ложку оближет, ответствует:

– Займися делом, Патрикевна!

И опять на печь. Однажды лиса говорит:

– Раз вы начальники, так вам мундир полагается. В чём прохаживаться станете?

– С еполетами? – оживился кот.

– И пуговки светлые, – мечтает лиса.

– Можно, – улыбается с печи кот.

– А на штанах лампасики енеральские, – совсем умилилась лиса.

– Штанов не надоть!

– Как так? – удивилась Патрикевна.

– В штанах жарко будет. Один мундир надоть.

– Нехорошо, Котофей Иваныч, такому начальнику без штанов-то.

– Цыц, Патрикевна! Делом займися!

А сам на другой бок и храпака.

Стянула где-то лиса красного сукнеца. В другую ночь забралась к галантерейщику, нахватала прикладу всякого, еле дотащила. Уселась лиса коту мундир ладить.

– Котофей Иваныч!

– А! – просыпается кот.

– На примерку спускайтеся.

– Ох, всё-то нам по грехам нашим, – кряхтит кот и слезает. Вертит его лиса, булавки везде понавтыкала, рукавчики намётывает. И вот закончила лиса работу, в дальний угол устроилась, любуется. Крутится перед зеркалом кот, лапы в стороны поднимает.

– Вот тута как будто потягиват, – придирается кот, а самому нравится.

– Так, Котофей Иваныч, большой начальник ручек не подымат, он ножками ступает.

– Твоя правда, Патрикевна, ты у меня прям рубин яхонтовый, – млеёт кот.

– Да будет вам, Котофей Иваныч! – закрывается передником лиса.

– Пройтиться, что ли, пойти? – советуется кот.

– Дождит ноне, Котофей Иваныч. Ножки замочите. Через денёк пообсохнет, отправимся. А щас я вам потрошков в сметанке приготовлю. А вы ложитеся пока. Небось умаялись.

– Лучку, лучку, Патрикевна, поболе положи. И вот што, Патрикевна, ты мундир-то мой на виду пристрой, я глядеть стану.

Вот пошла наутро лиса поохотиться, сцапала утку на озере. Бежит с уткой, думает, как бы её почудней приготовить. А тут из кустов волк:

– Стоп машина! Становися лагом¹, Патрикевна, утку давай, а сама бежи, куда бегла.

– А вот энтого не хошь?

И суёт волку в нос кукиш.

– Ай, курятины объелася, а кума? Щас башку-то рыжую твою скушу, дале без причёски обходиться будешь.

– Скусил один такой! Твоя-то башка уж на ниточке дёржится!

– Чего так?

– А того! Котофей Иванычу нажалюсь, тута тебе, блохастому, и каюк!

– Ты чего! Чего фиги-то тута мне в нос пхаешь? Какому такому Иванычу? Кто таков Иваныч твой?

– Муженёк мой! Начальником сюда послан! С самого, то есть, верху! Порядок наводить среди вас, чертей. Он те скусит!

– Ой, рыжая, опять, небось, брешешь?

– Ты б, Левон, удалился с моей дороги. До греха недалеко.

– Ну, извиняйте, стало быть. Стало быть, ложимся в дрейф².

И полез волк обратно в кусты. Только лиса разбежалась, а тут медведь:

– Здорово живёшь, Трикевна! Ну, это, давай, что ли, птицу мне на поедание.

– Да вы что, сговорилися ноне, окаянные!

– Утку, говорю, мне отдавай.

– А две не хошь?

И медведю поведала лиса о страшном муже своём. Медведь слушал, слушал, даже слюну пустил.

– Слюни-то подбери, Потапыч! С женчиной толкуешь. Вы б с Левоном потрафили лучше начальнику-то вашему, глядишь, он вас и простит.

– Чаво это такое, Трикевна? – таращится медведь.

– Ох, моченьки моёй нету! Ты, темнота окромешная, тащи быка, а серому дураку скажи, пусть барана, что ли, зарежет. А как гостинцы приволокёте, так сами подале схоронитесь. Котофей Иванычев носок деликатный, ваших ароматов, боюсь, не стерпит. И порвёт Котофей Иваныч вашего брата.

– Каво порвёт-то, Трикевна? Хто это такое? Вишь, волнуюся я даже!

– Тьфу ты пропасть! – плюнула лиса и с уткой убежала. Прибежала домой, угощает кота уткой, рассказывает:

– Волк с медведем просют гостинцы принять.

– А, к примеру, какие такие гостинцы?

– Медведь быка, волк барана.

– Не жирно ль будет?

– В запас пойдёт, Котофей Иваныч. У нас лишнего не бывает.

Ну а волк с медведем приволокли подарки, свалили на видном месте, а сами из-за бугра выглядывают.

– Слышь, Лявон, поди, скажи, так, мол, и так.

– Потапыч, ты вона у нас какой, прям броненосец³. Я рядом с тобой лайба⁴ чухонская. Стало, тебе идтить.

– Понимашь, Лявон, я сызмала энтих начальников опасаюся. Ты глянь-ка, вона косой куда-то чешет. Слышь, землячок, подь-ка, дело есть!

– Чего вам? – остановился заяц.

– Жить хошь? – оскалился волк.

– Да отцепись ты! – огрызается заяц. – Всё бы жрать да жрать. А толку никакого: кожа да кости. Лучше подох бы. Глядишь, и отмучился.

– Это ты, салага, мне, что ли? – рассвирепел волк.

– Годи, Лявонтий, – придавил волка лапой медведь. – Не время. Ты, сынок, поди, тукни в окошко, скажи лисе, мы тута с гостинцами. Кумекаешь?

– Кумекаю! – развеселился заяц. – Я гляжу, вам самим нониче не с руки!

– Ой, держи меня, Потапыч! Ой, я его грызть щас почну! – мотает башкой волк. – Ой, погано мне от энтих говорунов!

– Уймися! – гнёт своё медведь. – Не время, говорю. Гляди-ка лучшеё, чего там косой.

Заяц к избушке подскакал, в окошко постукал, а сам прыг подальше. На крылечко вышла лиса в цветастом фартуке, шерсть на лбу на бумажки накручена. В лапе у неё гусь: она его палила над огнём. Заяц стал передавать медвежий наказ, лапкой в сторону волка и медведя показывать. Рассказал и в чаще скрылся. А лиса в избушку вернулась.

– Потапыч, чегой-то оттель жгёным мясом тянет. Чуешь?

– Чую, – шепчет медведь. – Предполагаю, кого-то из наших изловили, сильно пытают, всё про нас хочут знать.

– Амба, Потапыч! Открывай кингстоны!⁵

– Похоже на то, Лявон.

Через малое время появился из дверей в красном мундире кот, а за ним лиса в пышной причёске.

– Ух, как я энтих начальников опасаюся, – опять шепчет медведь. – Весь даже волнуюся. Да вот скажи, Лявон, чегой-то энтот начальник так невелик? Поганенький какой-то. Мне б яво под пятку, так бы, кажись, об землю и растёр.

– Он те разотрёт, – шипит в ответ волк. – Вона, на ём золота, как на адмирале. На нас курс взял. Делать-то чего?

А кот учуял свежатину да как кинется на быка с бараном и давай их терзать. Мяукает, завывает, рычит, совсем из ума вышёл.

– Ишь как лютует, – шепчет медведь. – Уходить надоть, Лявон.

И полез медведь на дерево прятаться. А волк в хворост зарылся, но глядеть на кота хочется: морду высунул, пасть открыл.

– Ишь ты! Из всех калибров так и шпарит, – восхищается волк котом.

А лиса тут как тут:

– Котофей Иваныч, вона кого цапни! Он во всём виноватый.

И указывает на волка. А кот уж вовсе очумел, в глазах красно, кинулся, вцепился в волчью морду. Взвыл волк:

– Полундра! Братва, все за борт!

Мотает башкой волк, никак кота стряхнуть не может.

«Всё, Лявону крышка. Хоронить уж неча не останется, – трясётся на дереве медведь. – Теперича мой черёд. Ежели каво обидел, прощенья просю».

А кот вдруг сообразил, в кого вцепился, и от ужаса по стволу взлетел. Волка будто здесь и не было. А кот хочет выше спрятаться, головой что-то мягкое пихает, а выше не получается. Он возьми да со страху и укуси это мягкое. Дёрнулся медведь, полдерева обломал, вниз рухнул.

– Держи его, лохматого! – верещит вослед медведю лиса, подпрыгивает, лапами размахивает. Как утихло всё, подходит лиса к дереву, а там, где медведь обломал, кот в мундире своём.

– Слазьте, Котофей Иваныч, вы тута теперича наиглавнейший!

Молчит кот. И так, и сяк зовёт лиса – ничего. Долго лиса палкой била по дереву, пока кот на землю не свалился. Домой понесла лиса муженька, там помыла, расчесала, на печь уложила.

– Покушайте, Котофей Иваныч, ослабли вы. Вам чего, курятинки, гусятинки? Может, желаете баранинки аль мяска бычьего?

Так и уснул Котофей Иваныч с куском мяса в пасти.

Битый небитого везёт

– Ах, премиленькая какая вещица, душегреечка эта. А как мне идёт. А что за шёрстка! Ничего не скажешь, удалась я на славу. И откуда только такая краса берётся! А хвостик, хвостик-то, кисточкой так плáви и выводит по снежку. Как обо всём этом задумаешься, аж головка заболит.

Так приговаривала лиса, вертясь над своим отражением во льду замёрзшей речки.

– Ой, чегой-то рыбки так нынче хочется! Вот хочется и хочется, ничего с собой поделать не могу. Вон она, негодная, под ледком прям-таки так и ходит. С ума сойду, если рыбки не покушаю.

Трусит лиса вдоль берега, хвостом следы заметает. Глядь, мужик в лунке рыбу удит, вокруг много уж пойманной рыбы валяется. У лисы сердце защемило от вида окушков, пескариков сладких, плотиц. Спряталась лиса за дерево, за мужиком подглядывает, ждёт, когда тот удить закончит.

– Ну будет, будет тебе на морозе торчать, мужичок. Мне так много не надо, – приговаривает лиса.

И правда, мужик вытянул последнего окуня и стал удочки сматывать. Собрал улов в берестяной короб и пошёл к берегу.

«Ага, – видит лиса, – у него там лошадка. Так, скидываем душегреечку, припрячем пока, без душегреечки ловчее».

Припустила лиса по сугробам, сделала большой крюк и выбежала к дороге. Сидит, ждёт. Вот голос послышался:

– Ну…у! Давай ходу, Савраска! Поди, застоялась на морозе!

Лиса прыг на дорогу, глаза закатила, на цыпочки приподнялась и растянулась поперёк дороги. Показалась лошадка, а из-за неё мужик выглядывает.

– Ой, чего это? Стой, Савраска! Никак лиса?

Слышит лиса, мужик из саней прыгает, валенками заскрипел по снегу, у самой морды затих. Тронул мужик лису кнутовищем, та ни гу-гу. За хвост мужик лису потянул – стерпела лиса.

– Чегой-то она? – удивляется мужик. – Вроде целая вся, ни царапинки. Неужто мне подфартило ноне? У бабе моей воротник будет, что у твоей купчихи.

Поднял мужик лису, у той и лапы, и хвост что тряпка болтаются. Положил мужик лису рядом с коробом, соломкой закидал.

– Ну…у, Савраска! Щас приедем с гостинцем, за то нас винцом попотчуют.

«Не подавись угощеньем-то», – думает лиса. Тихо-тихо повернулась, спиной в короб, а лапами в дно саней упёрлась, поднатужилась, короб и поехал. Пару раз перебрала лапами лиса, короб с саней на дорогу упал. Рыжая скатилась вслед коробу, подобрала рыбу, что от удара рассыпалась, короб в охапку и в чащу, только хвост мелькнул.

В это время шёл по лесу волк. В драном-предраном зипунишке, худющий, голоднющий. Идёт, остановился – кашель его бьёт. Выходит на опушку, глядь, под ёлкой лиса в душегрейке сидит, перед нею полный короб рыбы. Берёт рыбку лиса и – хрусть, хрусть. У волка всё перед глазами поплыло.

– Што те хотю сказать, здорово ли живёшь, кума? – сипит волк.

– Живу, не жалуюсь, – скосила на волка глаза лиса.

– Ай рыбой питаешься? – заходит издалека волк.

– Питаюсь, – щурится лиса.

– Не тухла рыба-то? – крутит волк.

– Не тухла. Далее чего? – облизывает лапу лиса, другую рыбку достаёт и – хрусть, хрусть.

Волк слюни проглотил, тявкнул:

– Где стянула?

– Не стянула, куманёк, а наловила.

– Это как так?

– Очень просто. Опускаешь хвост в прорубь, рыбка и цепляется.

– Будя врать-то!

– Не смей со мной так говорить!

– Што так-то?

– С красавицами так не говорят!

– Подумаешь, фря какая тут нашлася.

– Скушно мне с тобой, пень лесной, – отвернулась лиса.

Волк тоже отвернулся, чтобы рыбу не видеть.

– Ну, будешь ловить-то? Так и быть, научу.

– Да ну, нябось рыба-то твоя не вкусна.

– На, попробуй! – кинула рыбку лиса. Волк только зубами щёлк, проглотил – не заметил.

– Ну как? – спрашивает лиса.

– Што те хотю сказать, не распробовал я.

– Ишь хитрец. Ну, шут с тобой, лови ещё!

Волк опять проглотил, не заметил.

– Ты, куманёк, жуй, не глотай сразу.

Веселится лиса, рыбок самых мелких волку кидает, да норовит в разные стороны. Волк мечется, на лету рыбу ловит.

– Ну? – спрашивает лиса.

– Чаво там, сладка твоя рыба. Ты это, кума, пошли на реку, учить меня давай.

Лиса короб припрятала, и отправились они к реке. Привела лиса волка к деревне, туда, где бабы воду черпают, проткнула сучком ледок в проруби и говорит:

– Я тебе своё место даю, так ты гляди, меня своими грубостями боле не тревожь. Вишь, как я те потрафляю?

– А я-то, слышь, кума, давно хотю те сказать… Да ить я, кума, который год по тебе сохну, – совсем смутился волк. – Во сне тя видю.

У лисы в голосе слеза:

– А я, кум, жалезная, что ли? Да заместо ласки одне хамски грубости от вас имеём.

Волк от стыда покраснел:

– Да ладно, чего там, кума. Я твою ласку чую и прежню свою позицию сдаю навеки. А ежели кто тя обидит – загрызу, вот те хрест!

– То-то же, куманёк. Давай садись на краешек, хвост в воду. Сиди тихо, рыба шуму не любит. Долго посидишь, много рыбы прицепится. Мало посидишь, шиш с маслом поймаешь.

Страшно чего-то волку, сердце беду чует.

– Садись, куманёк, садись. Давай я те хвост-то сучочком притоплю. Ну, способно?

– Вроде способно. Да вот што те хотю сказать, как это рыба-то прицепится к хвосту?

– Чего спрашиваешь, кум, не пойму я?

– Как, говорю, рыба прицепится? Не рак ведь рыба-то.

– Как прицепится. Обыкновенно, зубками.

– А не больно это, кума?

– Мне ж не больно было. Гляди, какой у меня хвостик.

– Да, кума, хвост цельный, не кусаный.

– Ну, вот и всё. Побегла я. Луна вон взошла. Умаялась я с тобой. Утром вынай рыбу, да не забудь меня на угощенье кликнуть.

– Што ты, кума, как забыть! Век добро твоё помнить буду.

Остался волк один. Сидит, глазищами ворочает. Час проходит, другой. Потянул волк хвост, не тянется. «Это скока ж там уже рыбов-то понасело!» – радуется волк, и разные приятные мысли стали его одолевать. «Вот наловлю рыбы воз. Съем. Потом ещё воз. Съем. Потом ещё. Продам. Потом ещё. Опять продам. Разбогатею. Шубу купецкую справлю. Старую ведьму свою покину, на лисе женюся. В городу жить станем. Деток народим. Пяток. Не, десяток. Патент выправлю, рыбную лавку открою. А там глядишь, в какие не то начальники выйду. А што, к примеру, в городничие, али там, в энтого, как он у них прозывается…»

Сидит волк, носом клюёт. Вот уж заря занимается, над крышами дымы из печных труб поднялись. И слышит волк, бабы по воду идут, перекрикиваются, пересмеиваются. «Надоть рыбу вынать и убираться», – решил волк. Дёргает хвост – ни туда, ни сюда. А на берегу визг поднялся, это бабы волка увидели. Переполох в деревне поднялся, мужики со сна из домов повыпрыгивали, к реке припустились.

– Ах ты, горе-то какая! – взвыл волк. – Вот оно, всё жадность наша! На кой мне, старому дураку, столько рыбы? Не вынается хвост, и вся арихметика! Стало быть, пропадаем!

Мужики уж с берега скатываются, кто в исподнем, кто даже босиком. В руках слеги, оглобли, вилы. Взвыл волк медведем, тянет хвост, лапами скребёт, по льду скользит. А из-за сугроба лиса морду высунула, уши прижала, смотрит. Вся деревня на берег к волку спешит, лиса и смекает: «Все тут, в избах пусто. Надо слетать, пошарить чего не то».

Сиганула лиса к деревне. В первую избу нырнула, скок на лавку, с лавки на стол. Тут блины пекли. Смотрит лиса, вот сметана, вот плошка с мёдом. Сколько лапа ухватила, лиса цап стопку блинов, трубочкой скатала, в сметану сунула, потом в мёд и в рот. Давится лиса, избу оглядывает, чего бы такого с собой прихватить. А это там чего, на шестке в чугунке? Лиса со стола, подковырнула крышку на чугунке, поварёшкой в чугунке покрутила, курицу выудила. Откусила, бросила. Отомкнула ларь с припасами: «Ага, тут конфетки розовеньки, пряники мятные. Всё моё!» Вдруг слышит лиса голоса, это толпа с реки возвращается. Уже близко. Душа у лисы в пятки, и она шасть к двери. Да лапы сами ухватили горшок со сметаной. Лиса по сугробам к лесу на трёх лапах скачет, четвёртой горшок придерживает. И слышит лиса вопль истошный:

– Фроська…а! Глянь, кто твою душегрею спёр! А ты на меня грешишь!

Но лиса уж на опушке, и вот уж нет её. Долго петляла лиса по лесу, наконец присела, горшок перед собой поставила. Дышала, дышала – отдышалась. Вдруг за спиной сучья затрещали. Припала к земле рыжая, тихонько оглянулась, видит, волк ковыляет, на дубину опирается, кашляет, плюётся, ругает всё на свете последними словами. И хвоста нет у волка. Стало быть, остался хвост в проруби.

«Ой, щас порешит меня серый за всё! – испугалась лиса. – Надо что-то придумать. Думай, думай, думай!» – твердит себе лиса. И, будто само придумалось, лиса хвать горшок и опрокинула себе на голову. Потекло по морде. Лизнула лиса – кисло. Вместо, значит, сметаны горшок с тестом впопыхах стянула. «И это очень хорошо!» – обрадовалась лиса. Швырнула горшок в сугроб, сама же красиво улеглась на снегу и стонет:

– Ох, жизня моя на кончике держится. Помирать мне, девушке, неохота. Дивный маков цвет ноне увянет. Ох!

Волк остановился, глядит. Подходит к лисе, и та сквозь щёлки глядит, волка не узнаёт: вся башка у волка седая стала.

– Ты что ль, кума? – наклонился к лисе волк.

– Ох, дайте мне, бедной, спокойно помереть.

– Годи, годи, кума! Чой-то у тебя по глазам текёт?

– Мозги, чего! – огрызнулась лиса.

– Кто эт тебя?

– Кто, кто! Добрые люди, вот кто!

– Што я те хотю сказать-то, обоприся ты давай на меня.

– Нет мочи, здеся помру.

– Надоть итить, кума! Надоть жить. Шабашить нам с тобой ещё рано. Ты вот што, залазь ко мне на закорки, тут до твоей норы рукой подать.

Тянет волк лису, та встала, шатается, коленки подгибаются.

– Вы кто? – ощупывает лиса волка. – Не вижу я вас. Ослепла, видно, я во цвете лет. Всё в глазоньках черным-черно. Ты что ли, куманёк?

– Я, я, кума! Живы мы. А живы, не помрём.

Держит волк лису, упасть не даёт.

– За что мне такое? – заплакала лиса и полезла волку на спину.

Идёт волк, в сугробах проваливается. На спине лиса едет.

– Кума, што те хотю сказать, хвост-то я утерял, – повернул голову к лисе волк. – А всё чего? А всё жадность наша, а кума? Немного поймал и сытой. А то всё златые горы нам подай. По грехам, по грехам всё нам, а кума?

– Ты кум, што те хотю сказать, вперёд бы глядел. Так и завалиться недолго. А мне жить, может, самую малость осталося.

– Да…а, кума, привалило те горюшка! Но ништо, мы с тобой живучие. Ещё рыбки потрескаем, а, кума?