Святитель Ириней Лионский в богословской традиции Востока и Запада

Подведем итоги. Мы знаем о путешествиях свт. Иринея Лионского совсем немногое. Сохранилось мало информации о его усилиях по поддержанию контактов с другими общинами. По всей видимости, свт. Ириней посетил Рим дважды. Уже будучи христианином, он впервые прибыл в столицу империи по карьерным соображениям или по каким-либо другим причинам, о которых нам ничего не известно. Согласно восточной традиции, он уже был образованным мужем. Во II веке посещение Рима было практически обязательным для людей, делавших карьеру, для ученых, да и просто для путешественников; этот путь проделывали и многие другие из римской провинции Асия, как мы это видим из «Мученичества» св. Иустина. Таким образом, свт. Ириней установил первые контакты с римскими христианами. Его второе путешествие имело церковные причины. Общение между Церквами для сравнения вероисповедания и церковной практики, а также для борьбы с еретиками было нормой вещей^[126].

Мы не знаем, когда и по какой причине свт. Ириней направился в Рим, а также когда и по какой причине уехал в Лион вместо того, чтобы вернуться обратно в Асию, как делали многие другие. Он восхваляет Римскую империю за то, что благодаря ей путешествия стали повсюду безопасными^[127]. Лишь дважды он косвенно намекает на город Лион. Во введении он пишет, что «большую часть времени мы будем вести повествование на варварском диалекте»^[128], то есть он жил в земле кельтов, но с народом общался на латыни. Свт. Ириней был двуязычен и говорил на греческом и латинском. В то время в Лионе находились также эмигранты с Востока, говорившие на греческом. Действительно, некоторые лионские мученики 177 года происходили из Малой Азии: Аттал был из Пергама и говорил на латинском, врач Александр был родом из Фригии, хотя много лет жил в Галлии^[129]. Многие имена греческие, хотя это и не доказывает их происхождения. В Марселе была школа, где изучался греческий язык.

В то время как в Риме образованные христиане в основном использовали греческий, в Лионе общим языком общения был латинский^[130]. Еще в IV веке мы находим многочисленные греческие христианские эпиграфические надписи о людях, рожденных и выросших в Риме. В своем трактате «Против ересей» свт. Ириней демонстрирует свою осведомленность о христианских событиях в Риме, о наличии разных христианских группировок и школ, об их заблуждениях и о публикуемых ими текстах. Он продолжает сохранять свои контакты с Римом даже после возвращения в Галлию. В то время Лион был наиболее важным римским городом по ту сторону Альп – в силу своего административного, политического и экономического значения он был столицей Галлии^[131]. Здесь находилась резиденция губернатора, императорского легата, и здесь собирались делегаты от трех Галльских провинций. Это была резиденция многочисленных высоких римских провинциальных и межпровинциальных чиновников разных уровней: одни из них были римлянами, другие ехали из Рима или в Рим. Через Лион проезжали и другие управляющие и функционеры, которые из Рима направлялись в северные провинции и затем обратно возвращались в Рим. По этим причинам существовал плотный и ежедневный поток путешественников из Рима и в Рим.

Свт. Ириней мог располагать значительной информацией о христианской жизни Рима, а также посылать и получать оттуда информацию, письма и книги. В Лионе с 186 по 189 год, то есть во времена свт. Иринея, в качестве императорского легата находился Септимий Север, здесь же в 188 году родился будущий император Каракалла. Осуществлять подобные связи с христианами из провинции Асия было намного сложнее по причине ее большой удаленности и из-за малочисленных каналов прямого общения^[132]. Рассказ о лионских мучениках был в качестве циркуляра направлен многим христианским церквам. Лион находился в постоянном общении с Римом – как по суше, так и по морю. У свт. Иринея было много удобных случаев и возможностей, чтобы поддерживать общение с римскими христианами и получать информацию о тамошних событиях. Да и сами коммуникации были более скоростными и безопасными. Так, мы можем понять, почему свт. Ириней часто вмешивается в римские церковные дела, как в случае со спором о дате празднования Пасхи или по вопросу еретиков Власта и Флорина. Из-за этого он был хорошо известен и ценим в римской христианской среде. Нельзя исключать, что имели место и другие контакты, память о которых не сохранилась. Рим был также идеальным центром для копирования и распространения трудов свт. Иринея. У Евсевия Кесарийского сохранился фрагмент из его трактата «Об Огдоаде», в котором свт. Ириней обращается к будущему переписчику и просит его с должным вниманием переписать свой текст^[133]. Таким образом, Рим был наилучшим местом для копирования и распространения труда свт. Иринея, который достаточно быстро попал в Египет и Северную Африку и, возможно, практически сразу же был переведен на латинский язык^[134].

Агнэ Басти-Калиновска
Заказчик-адресат трактата «Против ересей»

Все известные нам творения священномученика Иринея Лионского^[135] адресованы какому-то конкретному лицу или определенной группе людей. Прежде всего это относится к посланиям-сочинениям: «К Флорину “О единоначалии, или О том, что Бог не виновник зла”» и «К Маркиану “Доказательство апостольской проповеди”», которые обращены к конкретным адресатам. В прологе ко второму сочинению мы видим, что оно обращено к Маркиану. И хотя в сочинении к Флорину имя адресата в тексте не упоминается, но вполне вероятно, что прямое обращение также имело место в прологе. Как известно, это относится и к адресату сочинения «Обличение и опровержение лжеименного знания», более известного как сочинение «Против ересей». Автор обращается к адресату, не называя его по имени ни в общем прологе к сочинению, ни в предисловиях к следующим книгам, ни в заключениях к ним, ни на протяжении всего трактата (в частности, в книгах I и V). Вероятно, так было и в другом сочинении, обращенном к Флорину, под заглавием «Книга о восьмерице», и в послании-сочинении «К Власту “О расколе”», о которых нам мало что известно. Наконец, утраченные «Собеседования» (διαλέξεις), представлявшие собой беседы на разные умозрительные темы, по всей видимости, первоначально произнесенные перед аудиторией, а потом записанные по наброскам и записям слушателей. Учитывая литературную сторону текста свт. Иринея, мы проанализируем обращения к адресату трактата «Против ересей» – самые значимые по количеству и по важности. При этом мы надеемся не только прояснить отношения между епископом и его собеседниками (другим епископом, пресвитером, мирянином), сложившиеся к концу II века, но и лучше понять намерения самого святителя. Почему он писал? Для кого? С какой целью? Каким образом отношение к адресату повлияло на его сочинения и на процесс их написания? Вместе с тем совершенно очевидно, что текст сочинения «Против ересей» в пяти книгах был обращен не только к определенному адресату или его окружению, а к более широкому кругу читателей. Если мы говорим о трех ответах валентинианам в трактате «Против ересей» и двух сочинениях к Флорину, то, несомненно, в отношении первого и, возможно, в отношении двух других свт. Ириней намеревался не только укрепить веру «братьев» и предостеречь их от заблуждений, но и переубедить еретические группы и возвратить их в лоно истинной Церкви.

Основываясь на свидетельствах самого свт. Иринея, в этом докладе мы постараемся восстановить с наиболее возможной правдоподобностью отношения между святителем и его адресатом, лежащие в основе написания трактата «Против ересей», и выявить, какое значение придает своему сочинению и его подтексту сам автор.

Представление адресата и его изначальное согласие со святителем Иринеем в прологе

Если исходить из первых страниц трактата «Против ересей», то прошлое Лионского святителя представляется таинственным. Действительно, на основании краткого рекомендательного письма лионских исповедников Евсевий Кесарийский говорит о том, что к 177 году свт. Ириней был «пресвитером церкви» (πρεσβύτερος ἐκκλησίας)^[136]. Это указание является достаточно общим, так как в то время данный термин мог означать и епископа, руководящего общиной, и члена клира, и старейшину (presbyterium) какой-либо церкви^[137]. Сам свт. Ириней утверждал, что для того, чтобы учить, нужно достичь пятидесяти лет^[138], так что, вероятно, это и был возраст святителя на момент написания трактата «Против ересей». В первой книге он предстает перед читателем как человек в расцвете сил, достигший духовной зрелости, горящий живым стремлением к полемике и не проявляющий пока еще признаков разочарования или усталости, как это может произойти в дальнейшем. Свт. Ириней, приступая к написанию своего обширного труда, показывает свою подготовленность в двух отношениях. Во-первых, это ориентация на опровержение гностических учений; во-вторых, что более трудно для понимания, но не менее очевидно – это навыки логического анализа и опровержения, силы и ясности выражения, что, несомненно, стало возможным благодаря изучению им риторики и философии еще в Смирне. Что же касается непосредственной подготовки к написанию труда, то свт. Ириней пользуется двумя источниками: это личное общение с учителями-гностиками и чтение их сочинений, и, что характерно для его подхода, он упоминает о чтении сочинений валентиниан перед личными беседами, даже если эти беседы предшествовали проведенной им аналитической работе:

Я счел необходимым, прочитав сочинения учеников Валентина, как они себя называют, и, узнав их образ мыслей из личной беседы с иными из них, показать тебе, возлюбленный…^[139]

Обращение к адресату без указания имени – что важно для сохранения общего характера сочинения^[140] – имеет место лишь в начале второй части главного пролога^[141], после того, как свт. Ириней красноречиво описал ситуацию, вызванную учением гностиков, отвративших от истины многих простодушных верующих. Он предупреждает об опасности, подстерегающей христиан, сравнивая их с овцами, беззащитными перед волками, облаченными в овечью шкуру (ср.: Мф 7:15), которых могут пленить и обольстить по «нашей вине», – пишет святитель, представая перед всеми как пастырь. Он также приводит себя в качестве «эксперта», предлагая читателю два «технических» сравнения о подделке драгоценного камня и металла; оба случая требуют экспертизы специалиста, и только он может «обнаружить», то есть «обличить» (διελέγξαι)^[142] подделку в силу своей компетентности. Именно с этой целью к нему обратился адресат-заказчик и именно поэтому, как вытекает из пролога, он направляет ему результат проделанной работы.

Каким образом свт. Ириней смог достичь подобной компетентности, проявленной им на протяжении всего сочинения? Наряду с полученным образованием, можно предположить, что святитель бывал в Риме в период 150–160 годов, где он непосредственно столкнулся с распространением еретических течений, в частности, с гностицизмом валентиниан, прочно укоренившимся в столице^[143]. Вполне вероятно, что адресат, будучи лично знакомым со свт. Иринеем, знал также о его интересе к гностическим учениям и о его диалектических способностях, в связи с чем он обратился именно к нему. Свт. Ириней указывает на это в прологе: «По давнему твоему желанию узнать мнения тех лжеучителей»^[144]. Обращение могло начаться со скромных намеков, прежде чем перейти в настоятельную просьбу. Судя по некоторым выражениям свт. Иринея, текст сочинения «Против ересей» есть результат заказа. Он не упоминает об этом в главном прологе, где это читается между строк (за исключением слов о «давнем желании» своего собеседника), но говорит далее, в прологе к книге III, которая является как бы второй отправной точкой сочинения после предыдущих двух книг изложения и опровержения гностических учений:

Ты, любезный мой друг, просил меня вывести на свет сокровенные, как думают сами [еретики], учения Валентина, показать различия еретиков и представить опровержение против них^[145].

Этот заказ упоминается еще раз в прологе к пятой, последней книге:

В настоящей пятой книге всего сочинения, содержащего обличение и опровержение лжеименного знания, постараюсь представить доказательства из прочих изречений Господа нашего и из апостольских посланий, согласно с твоим требованием: ибо я повинуюсь своему повелению, потому что я поставлен и для служения словесного^[146].

Последняя ремарка – «потому что я поставлен и для служения словесного (quoniam et in administratione sermonis positi sumus)» – несет в себе ключевой элемент. Быть «поставленным для служения словесного» присуще епископам или главам общины. По-видимому, эта функция была возложена как на свт. Иринея, так и на его адресата, даже если последний, скорее всего старше по возрасту, занимал более высокое иерархическое положение, например, архиепископа, ибо он считал себя вправе требовать сочинение (и какое!) и послушание свт. Иринея. Адресат лично сталкивался с группами гностиков и должен был им противостоять^[147].

В прологе к книге I свт. Ириней говорит о своей неопытности в написании сочинений, то есть о том, что до этого момента он не написал ничего значительного (хотя, возможно, он и упражнялся в написании, например, апологии «К эллинам»). Святитель соглашается, но делает это по собственной воле, полностью осознавая причину, «побуждаемый любовью» (ср.: 2 Кор 5:14), как он упоминает дважды^[148]:

Не то, чтоб я имел навык писать или владел искусством слова, но любовь побуждает меня раскрыть тебе и всем близким твоим те учения, которые до сего времени скрывались в тайне^[149].

Можно без труда догадаться, что епископ, к которому обращается свт. Ириней, был окружен пресвитерами, разделявшими его беспокойство, но которые, вероятно, также увлекались гностицизмом, так что книга свт. Иринея была обращена в том числе и к ним. В целом, что касается адресата сочинения свт. Иринея, то речь идет, скорее всего, о епископе большого и значимого греческого города, удаленного от Лиона^[150]. Свт. Иринея связывали с ним давние дружеские отношения; они могли познакомиться в Асии: святитель называет его «возлюбленный [брат]», а не «отец», как лионские мученики обращались к папе Елевферию в послании, в котором они дали рекомендацию свт. Иринею^[151]. В отличие от свт. Иринея, он жил в местности, где говорили на греческом языке^[152]. Он получил хорошее литературное образование, так как святитель, включая в свое сочинение аллюзии на классических греческих поэтов (прежде всего трагических, а также и комических), считает себя обязанным попросить прощения у адресата за возможное несовершенство своего литературного греческого языка, в связи с тем, что по большей части он жил среди «варваров»^[153]. По этой же причине он считает необходимым предварительно оправдаться и в том, что посылает сочинение, так сказать, информационного и аналитического порядка, стремясь к «краткости» и «ясности» (συντόµως καὶ σαϕώς)^[154], а не искусную речь, составленную по правилам «второй софистики».

По всей вероятности, заказчик просит свт. Иринея не только «узнать образ мысли» гностиков, но и «представить средства» к их опровержению. В прологе к первой книге святитель настаивает: «И по мере сил моих представлю средства к их опровержению»^[155], повторяя в конце: «И как я, по давнему твоему желанию узнать мнения тех лжеучителей, постарался не только открыть их тебе, но и дать средства к обличению их ложности». Свт. Ириней также сравнивает сведения, предоставляемые адресату, с «семенами», которые тот должен взрастить:

Ты примешь также с любовью, и сам, как способнейший меня, умножишь у себя самого принятые от меня семена и начатки: сказанное мною кратко – разрастется обильно в широте твоего ума, и проповеданное мною слабо предстанет в силе перед теми, с которыми ты обращаешься^[156].

Цель труда свт. Иринея, о которой он говорит решительно в последних строках пролога, – это позволить адресату, предоставив ему «средства к обличению ложности еретических учений, усердно послужить (διακονεῖν) для других по благодати, данной тебе от Господа, чтобы люди не увлекались их льстивыми речами»^[157].

Перед нами явно возникает образ св. апостола Павла, слова которого приводятся в самом начале пролога: связь между «cлужением» (διακονία) братьев и «благодатью, данной от Господа», характерна для концепции апостола Павла о проповедании Слова Божия и об ответственности за общину^[158], концепции, сознательно принятой свт. Иринеем за образец и настоятельным образом рекомендованной адресату.

На этом основании в конце пролога устанавливается своего рода «договор» между свт. Иринеем и заказчиком: первый соглашается написать предложенное сочинение в обмен на то, что второй вложит такое же или еще большее усилие в общее дело соблюдения истинной веры и защиты верующих. Однако создается впечатление, что договор двух епископов столкнулся с недопониманием. Даже если принять тот факт, что многочисленные проявления скромности и почтительности со стороны святителя в этом месте свойственны предисловию как литературному жанру в соответствии с литературным топосом ταπείνωσις («смирение»), но тем не менее, они явно содержат некоторое внутреннее убеждение автора, который полагал, что его роль ограничивалась предоставлением всего лишь нескольких элементов путем сбора сведений и подготовки предварительной схемы, используя которые адресат мог бы опровергать исследуемые учения. Между тем во время работы над сочинением свт. Ириней выяснил, что адресат иначе понимал свое участие и в действительности рассчитывал, что свт. Ириней возьмет все усилия на себя, без активного участия с его стороны. Святитель посылает книгу за книгой, не без некоторого давления со стороны адресата – по крайней мере в начале, и это позволяет нам проследить строительство того фундамента, на основании которого оба епископа пришли к соглашению, и также наблюдать динамику их отношений.

Динамика отношений с адресатом и ее отображение в сочинении святителя Иринея

Присутствие адресата достаточно сильно ощущается в первой книге, в особенности на протяжении первой ее части. Свт. Ириней призывает его в свидетели не менее четырех раз для подтверждения точности изложения («чтобы ничего… не осталось неизвестным тебе, мой друг…») или использует адресата в качестве «промежуточного звена», проверяя таким образом реакцию читателя на описание часто гротескной стороны мифа валентиниан («хорошо знаю, друг мой, что, пробегая это, ты много посмеешься…» и т. п.)^[159]. Однако в конце первой книги мы видим замешательство свт. Иринея по отношению к заказчику. Из слов в заключении к этой книге можно сделать вывод, что «обличение и опровержение» по первоначальному замыслу должны были ограничиться одним томом, но то, что свт. Ириней называет διήγησις («изложение»), с точки зрения риторического расположения частей своего изложения, в итоге заняло весь свиток: «ибо даже изложение их (narratio), как видишь, далеко заводит»^[160]. Таким образом, последние строчки первой книги позволяют воссоздать следующий обмен между свт. Иринеем и заказчиком: автор дал знать, что его труд подходил к концу, что он предоставил полную информацию и что теперь самому адресату предстояло выработать опровержение этих учений:

Так и мы, коль скоро обнаружим их сокровенные и втихомолку хранимые таинства, не будем иметь нужды опровергать пространно их учения. Поэтому остается теперь тебе и присным твоим ознакомиться с тем, что было выше изложено, опровергать их нечестивые и нелепые мнения и предлагать согласные с истиною догматы^[161].

Однако свт. Ириней уступает – правда, не совсем охотно – перед настоятельными просьбами заказчика, имевшего в виду совсем иное и обратившегося к свт. Иринею с просьбой придать форму опровержениям. Святитель обещает ему второе сочинение, в котором последовательно, по порядку изложения он остановится на предметах, бегло затронутых в первой книге:

При таком положении дела, согласно своему обещанию, я по силам моим предложу опровержение их, возражая против всех в следующей книге <…>, а также дам средства для их опровержения, нападая на все их мнения по порядку изложения (narratio)…^[162]

В начале второй книги, к написанию которой заказчик побудил свт. Иринея, мы видим проявление некоторого недовольства в словах святителя, когда он ссылается на нехватку времени:

В настоящей же книге я изложу то, что мне удобно и что позволяет время, и опровергну во многих главах все их учение^[163].

Тем не менее, в заключении ко второй книге свт. Ириней пишет:

Доказано и то, что Один Бог Отец и Творец всего. Но дабы не показалось, будто я избегаю доказательств из подлинных Писаний, тогда как действительно они гораздо яснее и открыто возвещают это самое, я для людей благонамеренных посвящу особую книгу тем писаниям и для всех друзей истины представлю доказательства из божественных Писаний^[164].

Слова «для всех друзей истины» (к числу которых святитель относит и себя), по всей видимости, охватывают не только непосредственно адресата, но и более широкий круг читателей, от которых автор, вероятно, получил не один отклик. Кроме того, возникает ощущение, что во время работы над второй книгой со свт. Иринеем произошли некоторые изменения: он полон воодушевления, открыв в себе призвание не только полемиста, но и богослова. Это объясняет тот поворот, который мы видим в начале третьей книги: автор больше не ограничивается ответом на настоятельную просьбу адресата, а идет дальше и, ведомый любовью Божией, дает «больше, чем кто-то просит»:

В этой же третьей книге я представлю доказательства из Писаний, дабы мне не остаться пред тобою в долгу ни в чем, просимом тобою, и дабы ты получил от меня, даже сверх ожидания твоего, средства к обличению и опровержению всякого рода лжеучителей. Ибо любовь Божия, богатая и независтная, дает больше, чем кто-то просит у нее^[165].

Итак, третья книга предстает перед нами одновременно и как продолжение работы над сочинением по просьбе заказчика, и как инициатива самого автора, воодушевленного своим сочинением. Вместе с тем создается впечатление, что задуманное полностью воплотится в трех книгах и что третья книга станет венцом двух предыдущих:

Итак, помни то, что я сказал в первых двух книгах, и, присоединив к ним эту книгу, будешь иметь от меня полнейшее опровержение всех еретиков и с уверенностью и твердостью будешь противостоять им в защиту истинной и животворной веры, которую Церковь приняла от апостолов и передает своим чадам^[166].

Следует отметить, что начиная с первых строчек третьей книги, автор использует не только оборонительную позицию, так как адресат теперь в состоянии сам противостоять всякого рода пагубным учениям, но и конструктивный подход: он считает, что призван «уверенно» (греч. παρρησίᾳ) сопротивляться еретикам и что отныне нужно бороться не только «против» заблуждений, но и «за» евангельское учение. Святитель прямо не говорит о том, что адресат и он сам являются преемниками апостолов, а указывает на то, что они оба несут ответственность в отношении «истинной и животворной веры», полученной от апостолов, которую Церковь передает своим чадам подобно матери, кормящей и защищающей своих чад.

В конце третьей книги свт. Ириней повторно берет инициативу в свои руки, обещая написать еще одну книгу и повторяя который раз, что его главная забота – тронуть сердца и умы своих противников, при этом не только опровергая их заблуждения, но и просвещая их евангельским учением:

Кроме того, что уже сказано, я решился привести в следующей книге слова Господа, дабы хоть некоторых из них посредством самого учения Христова нам убедить отстать от такого заблуждения…^[167]

В начале четвертой книги святитель стремится передать адресату свою обеспокоенность, выражая ее весьма бурно:

Посылая тебе, мой любезнейший друг, эту четвертую книгу сочинения под заглавием «Обличение и опровержение ложного знания», я, согласно обещанию своему, подтвержу словами Господа то, что мною сказано, так чтобы и ты, как просил, получил от меня доводы со всех сторон к поражению всех еретиков^[168], и тех, всячески пораженных, ты не допускал бы далее погружаться (praefocari) в глубину заблуждения, ни задыхаться в море неведения, но обратив их (convertere) в пристань истины, содействовал им получить спасение^[169].

Метафора опасности плавания в открытом море дополнена здесь иронией над заимствованными у валентиниан категориями «глубины» (βυθός) и «неведения» (ἀγνοία), прежде упомянутыми в главном прологе («убеждал бы ты остерегаться пропасти бессмыслия»)^[170]. Эта ирония не стирает, а, наоборот, оживляет беспокойство святителя о спасении заблудших. Более того, в начале пролога к четвертой книге свт. Ириней настаивает на предназначении своего труда, что выражается в последовательных придаточных предложениях цели: «чтобы и ты <…> получил от меня доводы <…>, чтобы ты не допускал бы далее погружаться <…>, но чтобы <…>». Последние придаточные цели несут в себе значение повелительного наклонения согласно нашему переводу. Все происходит так, словно ситуация изменилась, хотя при этом свт. Ириней еще раз упоминает о просьбе адресата и данном ему «обещании»: теперь он берет инициативу в свои руки и показывает адресату то, что нужно сделать, чтобы вывести христиан-гностиков из угрожающей им бездны. Пролог продолжается следующими словами:

Тому же, кто желает обратить их (convertere), надлежит точно знать системы их учения. Ибо невозможно кому-либо лечить больных, когда он не знает болезни людей нездоровых. Поэтому предшественники мои, и притом гораздо лучше меня, не могли, однако, удовлетворительно опровергнуть последователей Валентина, потому что не знали их учения, со всем тщанием мною переданного тебе в первой книге…^[171]

В самом конце пролога к четвертой книге свт. Ириней переходит на строгий и даже апокалиптический тон: теперь же, когда настали последние времена, враг рода человеческого задумал лишить людей веры в их спасение – спасение не только души, но и плоти, ради которой пострадал на кресте Господь наш Иисус Христос, – и сделать их богохульниками по отношению к Творцу^[172]. Классические метафоры из греческой литературы, такие как опытный кормчий, ведущий корабль в гавань, или искусный врач, исцеляющий болезни, призывают адресат книги свт. Иринея к ответственному отношению: он должен со всей серьезностью отнестись к пониманию и анализу предоставленной ему информации в отношении гностиков (в частности, валентиниан), подражая усилиям врача, получающего образование и специальную подготовку, а также иметь желание, подобно опытному кормчему, привести заблудших в безопасную гавань.

Свт. Ириней, неохотно писавший вторую книгу, получил в работе над ней своеобразный импульс и взялся за работу с небывалым воодушевлением, сочинив, таким образом, целых пять книг. В конце книги IV он объясняет, что в ней он увеличил количество евангельских текстов, дополнив их прямыми изречениями Господа Иисуса Христа, поскольку ему надлежало «находящихся во многих заблуждениях опровергнуть посредством многих доказательств, если только они после многих опровержений могут обратиться (converti) к истине и спастись»^[173]. Далее, не ослабляя усилий, он также говорит о своем намерении дополнить исследование отрывками из евангельских притч и изложить учение апостола Павла, которое валентиниане толковали иначе. В пятой книге автор видит завершение всего сочинения, а об адресате упоминает вскользь:

И, таким образом, с помощью Божиею я доставлю тебе полное сочинение «Обличение и опровержение лжеименного знания», давая в этих пяти книгах и мне самому, и тебе пособие к противоборству со всеми еретиками^[174].

В начале же пятой книги вновь ощущается напряжение. Как мы уже говорили в начале статьи, свт. Ириней упоминает о том, что он отвечает на требование и что он также «поставлен и для служения словесного». Затем он обращается к адресату:

И всячески по мере моих сил стараюсь тебе доставить возможно большее пособие против пререканий еретиков, а заблуждающихся отвлечь и обратить к Церкви Божией (errantes retrahere et convertere ad Ecclessiam Dei), и в то же время утвердить ум новообращенных (neophytorum quoque sensum confirmare), чтобы крепко соблюдали веру, которую получили в целости сохраненною от Церкви и никак не были совращаемы теми, которые стараются внести злые учения и отклонить от истины^[175].

Как нам кажется, выражение свт. Иринея здесь можно понимать одновременно в широком и узком смысле. В широком смысле, поскольку его главной целью было отвлечь заблуждающихся и защитить неопытных христиан (по его словам – в общем прологе), и прежде всего неофитов как самых незащищенных. В узком смысле, поскольку последовательное перечисление целей обращено к самому адресату: именно ему, а не только свт. Иринею, предстоит трудиться, чтобы вернуть заблуждающихся в лоно «Церкви Божией», и именно ему, как епископу, надлежит с особой тщательностью заботиться о крещеных им неофитах. Продолжение пролога таит в себе еле уловимый упрек:

Тебе же и всем имеющим читать это сочинение должно внимательнее прочитать то, что прежде сказано мною, чтобы знать и самые учения, против которых я пишу опровержение. Ибо таким образом ты будешь возражать им правильно и с готовностью примешь доказательства против них, посредством небесной веры отвергая, как помет, учения их и следуя одному только истинному и твердому Учителю, Слову Божию, Иисусу Христу, Господу нашему, Который по неизмеримой благости Своей сделался Тем, что и мы, дабы нас сделать тем, что есть Он^[176].

Свт. Ириней молчаливо упрекает заказчика – и в наше время он мог бы сказать это некоторым читателям – в небрежности и невнимании по отношению к гностическим учениям, которые Лионский святитель со всей ясностью и старанием изложил ему во всех деталях. Иными словами, хотя адресат следует преданию Церкви и пренебрегает любыми еретическими учениями, «отвергая их, как помет», но, по мнению свт. Иринея, он не готов к необходимым интеллектуальным усилиям, чтобы вникнуть в изложенные аргументы и попытаться понять их как можно лучше. Таким образом, как и во второй части пролога к четвертой книге, свт. Ириней настаивает со всей авторитетностью, граничащей даже с резкостью, на том, что невозможно уклоняться от подобной попытки, если существует желание «возражать» оппонентам «правильно» (sic legitime^[177] eis contradicere), ибо это возражение может быть действенным лишь при соответствующей подготовке (de praeparato), той, к которой свт. Ириней приложил немало усилий, собрав огромный объем информации и внимательно изучив те тезисы, которые он намеревался опровергнуть. Окончание пролога привносит новый элемент в отношении той манеры, в которой до этого момента свт. Ириней излагает свои мысли: предлагаемые адресату темы смирения и снисхождения к другим предлагает ему Сам Христос, Слово Божие, Который «сделался Тем, что и мы, дабы нас сделать тем, что есть Он». Миссионерские усилия по опровержению заблуждений, состоящие в том, чтобы со всей тщательностью изучить еретические учения и, проникнув в образ мысли еретиков, понять суть этих учений перед началом спора, как бы продолжают дело воплощения Господа нашего Иисуса Христа, когда Он сделался тем, что и мы, дабы привлечь нас к Себе. Святой Ириней, открывший в себе талант богослова в процессе написания нескольких книг своего сочинения, в итоге закладывает богословский фундамент, чтобы строить это опровержение.