Алтарь Отечества. Альманах. Том I
TextКатюша
Разлетелись головы и туши,
Дрожь колотит «Фрицев» за рекой —
Это песнь свою поёт Катюша»,
Посылая немцев на покой.
В страхе немец в яму прыгать станет,
Головой зароется в сугроб.
Но и здесь его мотив достанет, —
И станцует немец прямо в гроб.
Ты лети-лети, как говорится,
На куличики, к чёрту на обед,
И в аду таким же дохлым «фрицам»
От «Катюши» передай привет!
Расскажи, как песню заводила,
Расскажи про Катины дела,
Про того, которого лупила,
Про того, чьи кости разнесла.
Все мы любим душеньку «Катюшу»,
Любо слушать, как она поёт,
Из врага вытряхивает душу,
А друзьям – отвагу придаёт.
Октябрь 1942
Нина Федоровна Гришина-Рыжих
Нина Гришина. Лейтенант медицинской службы. 1943 год.
Нина Фёдоровна Гришина (Рыжих) – поэтесса, писательница.
Живёт в Москве, но часто приезжает в Муром, где она родилась в праздничный день 23 февраля. Там прошли ей детство и юность.
После окончания школы работала в госпитале города Муром. Ей приходилось дежурить на аэродроме во время боевых вылетов, заниматься эвакуацией раненых лётчиков, совершать долгие поездки на санитарной машине – в пургу, холод, мороз.
Нина Фёдоровна вспоминает:
– Думаю, что девушки на войне потому и вынесли немыслимую нагрузку, что были подготовлены физически. Я в школьные годы занималась физкультурой и спортом, сдавала нормы БГТО и ПО, училась стрелять.
С 1943 года – по личной просьбе через Муромский военкомат – я была в действующей армии, в авиации дальнего действия. Служила начальником аптеки батальона 12-го Гвардейского (впоследствии Гатчинского) полка авиации дальнего действия. Участвовала в оказании помощи раненым лётчикам, занималась доставкой медикаментов, витаминов и продуктов питания для лётного состава.
Около тридцати лет эта необычайно энергичная и молодая душой женщина занимается «ветеранской» работой. Член президиума совета ветеранов авиации дальнего действия, человек удивительный, потому что никогда не сидит без дела, потому что посвятила себя поиску пропавших на фронтах войны.
В Муроме, благодаря её хлопотам, была открыта мемориальная доска на школе – скорбный список тех, кто здесь учился и работал и кто не вернулся с войны.
Она продолжает поиск погибших, чтобы увековечить их память.
Ещё одна знаменательная акция: Ни на Фёдоровна долго хлопотала, чтобы Муромской школе № 16 было присвоено имя её земляка – Героя Советского Союза Леонида ТЮРИНА, искала родственников Героя, посещала улицу и дом, разговаривала с соседями…
Нина Фёдоровна Гришина (Рыжих) – получила звание «Человек года» 2003 за доблестный труд по служению Муромскому краю. Награждена многими медалями за боевые заслуги и орденом Отечественной войны 2 степени.
В одной из подмосковных школ есть стенд, посвящённый Нине Фёдоровне.
Нина Гришина (Рыжих) – автор сборника «Я родом из Мурома», которая получила поощрительный диплом Правительства Российской Федерации, и только что вышедшей книги «Патриарх отечественной проктологии» – о профессоре, докторе медицинских наук Рыжих А. Н., о знаменитом, ныне покойном, муже Нины Фёдоровны. Примечательно, что издательство Рекламно-информационного агентства на «КМВ» этой книгой открыло серию «Жизнь замечательных врачей».
Партизанская любовь
Стоял сентябрь 1943 года. В лесу было тихо. За два с половиной года Вадим впервые ощутил прелесть Брянских лесов. Ему бесконечно дороги красивые места с лесными братьями. Природа дорога не только своей красотой, но и тем, что отвлекала, согревала, побуждала к воспоминаниям. Вадим и Мария сидели, обнявшись, на лесной поляне и молча любовались окружавшей их красотой. Они грустили о тех, кто лежал в земле, так тепло и мягко укутанной жёлто-красными листьями. Но это была светлая печаль. Молодые сердца их стучали радостно, впереди была жизнь, впереди было счастье, впереди была Победа!
Здоровье Вадима давало о себе знать. Ныли раны. Болело плечо. Одолевал затяжной кашель. Командование решило дать ему отсрочку от службы, настояло, чтобы он ехал домой. Радость предстоящей встречи с родителями окрыляла его.
Марии предстояло покинуть родные места. Как примут её родители Вадима?
И тут начались новые испытания. С трудом добрались они до Тулы, которая была проверочным пунктом. Здесь царила толчея и неразбериха. Из местных властей им никто не мог или не хотел помочь. Дело в том, что у Вадима были проездные документы. А у Марии – нет.
– Мы муж и жена, – говорил Вадим.
– Где документы, подтверждающие сказанное? – С холодом вопрошал один из тех, от кого зависело выдать пропуск или нет?
– В партизанском отряде нет ЗАГСов, – отвечал Вадим.
Марии пришлось возвращаться в свою Соловьёвку. От ближайшей станции она шла пешком. Ласковые лучи солнца, осеннее разноцветье родного края почему – то навевали грусть. Сёстры встретили Марию с радостью.
Тем временем Качалов прибыл в родной город Муром. Мать Вадима была на работе. Соседи поспешили на завод и просили идти домой.
«Тебя ждёт радость!». Она ответила: «Моей радостью может быть только сын, а его нет, он – погиб…». У порога дома её встретил муж, отец Вадима. На нём был галстук. Но не было верхней сорочки и пиджака. Он ходил взад и вперёд в носках, а новые ботинки держал в руках. Был как будто потерянный.
– Сын вернулся! – Проговорил он. Изумлённая мать зарыдала от счастья.
Вадим был назначен на медицинскую комиссию, которая признала его ограниченно годным.
Эпопея устройства на работу заслуживает особого разговора. Ему не верили в родном городе, подозревали, а здоровья тем временем не прибавлялось. Усилились кашель, головные боли. Он плохо спал. В бессонных ночах, оставаясь наедине со своими мыслями, он думал о Марии. Как же быть? Кто поможет?
Помог устроиться на работу отец одноклассника Володи Заболотского – Павел Ильич. Володя ЗАБОЛОТСКИЙ погиб в феврале 1944 года, и первым, кто пришёл разделить горе семьи Заболотских, был Вадим Качалов. Вадим был принят на работу начальником штаба ПВО завода им. Орджоникидзе, где работала мать Вадима.
В Соловьёвке у Марии родился ребёнок. Слабенький, он так и не поднял головку и через три недели умер. Мария заболела и пролежала месяц в постели. Она жила надеждой. Она верила Вадиму. Верила в их любовь. Вера помогла встать на ноги, обрести и восстановить силы и дух. Ещё шла война, и Мария, как и весь народ, терпеливо ждала победы. Вадим и его родители посылали вызов Марии, но тщетно. Нужны были документы, чтобы поехать в Муром. Справка, которую ей выдали ещё в отряде, что они с Вадимом муж и жена, вызывала у людей просто усмешку. Она поселилась отдельно на краю села. Устроилась на работу. А когда заполняла анкету для поступления в члены ВКП(б), написала – замужем. Секретарь райкома пожалел Марию и выписал ей командировку… в Муром.
Почти сорок пять лет прожили Вадим и Мария в Муроме. Бесконечно дорога каждому из них медаль «Партизану Великой Отечественной войны» первой степени.
…Спустя много лет после войны довелось Вадиму обратится к бывшему командиру соединения за жизненным советом. Не гладко шло устройство с бытом, с получением квартиры…
Хранит наш партизан, как память, внимание прославленного вожака, дважды героя Советского Союза Фёдорова. Письмо подписанное им лично.
…В моей домашней библиотеке есть небольшая книжка «Земля Брянская», издательства "Искусство", 1972 года. Автор книги Михаил Цапленко рекомендует побывать на древней Брянской земле и посетить "Мемориальный комплекс на партизанской поляне", воздвигнутый в честь павших и живых участников партизанского движения.
Этой чести по праву удостоены и наши земляки – партизаны Великой Отечественной – Вадим и Мария ИКОННИКОВЫ.
В конце мая 1989 года Вадим скончался, сказались старые раны. От горя Мария не могла говорить. Казалось, оборвалась частица её жизни. Вадим был инвалидом второй группы. Нелегко было Марии всю жизнь ухаживать за ним, но их отношения были светом для всех, кто их окружал – близких, родных, соседей, друзей. Их партизанская любовь прошла через все испытания.
Помню
Вновь война не даёт мне покоя,
Эпизодами входит в мой стих.
Может нынче об этом не стоит —
О погибших, а надо ль о них?
Помню город военной тревоги.
Все – на фронт. Толчея. И вокзал.
От него по казанской дороге
И меня на войну поезд мчал.
Миг прощанья. Заискрились слёзы.
Причитала напутствие мать
– Одевайся теплее в морозы
И не вздумай без шапки гулять!
Скрежет старых холодных вагонов
И гудка паровозного свист.
Помню, как на знакомом перроне
Незнакомый играл гармонист…
И помчались по рельсам колёса
Им – родные пейзажи во след.
На полях боевых, смертоносных
Земляки оставляли свой след.
Я о них, о живых – в сорок первом
Воевавших на разных фронтах,
Вспоминаю недремлющим нервом
И скорблю в девяностых годах.
Муром – Москва, 1991
Время неумолимо и безжалостно. В свой стремительный вихрь оно вовлекает и людей: всего неделю назад не стало Нины Фёдоровны… Остались её талантливые строки, как свидетеля войны, войны, у которой. Говорят, не женское лицо…
Январь 2010
Девушки сороковых
Милые девушки в серых шинелях —
Их нежные руки в боях загрубели…
И серебром ваши косы, подруги,
Украсили рано военные вьюги.
Вас годы суровые сороковые
Обули в обмотки – ботинки мужские
И горем хрусталь ваших глаз затянуло
То грозное двадцать второе июня…
А вашим глазам бы – тепло излучать,
А вашим рукам бы – любимых ласкать, —
Но вместо кудрей держат пальцы девчонок
Злой вестник смертей – скорбный прах похоронок.
В холодной и тесной землянке вам снятся
Неспетые песни и школьные вальсы,
Красивые платья, балы выпускные…
Навек в вашей памяти сороковые!
1987. Валентина Колесникова (Крым, Украина)
Дмитрий Тимофеевич Калинин
Вспоминая защитников Родины
Дмитрий Тимофеевич Калинин родился в 1918 году. Как и многие его сверстники, он испытал все тяготы послереволюционного времени, страшную нужду и голод. Нетрудно представить, сколько усилий и настойчивости пришлось ему приложить, чтобы поступить в Ивановский мединститут.
Жизнь постепенно налаживалась. Студент Дмитрий Калинин строил планы на будущее. Уверенность в своих знаниях и необыкновенное трудолюбие служили основанием для того, чтобы эти планы сбылись. Всё перечеркнула война.
Вместе со своими однокурсниками Дмитрий ушёл на фронт. 23 февраля 1942 года он принял присягу, а с июня того же года стал старшим врачом полка. На его плечи легла большая ответственность. Можно считать большой удачей, что рядом с ним в одном медсанбате оказался известный хирург Николай АМОСОВ. Всю жизнь Дмитрий Тимофеевич гордился знакомством с этим замечательным человеком.
Нам трудно представить себе, сколько боли и страданий пришлось увидеть и испытать любому участнику войны, особенно врачу. Недаром, спустя годы, в стихах Калинина часто присутствует суровый лик войны.
Я помню всё в былых сраженьях —
Шрапнельный смерч и смерть солдат,
Морозный снег при наступленьях,
Залитый кровью маскхалат.
Всё повидал на белом свете —
Снарядный рёв и едкий дым.
Я был в армейском лазарете
Лечебным богом фронтовым.
С тех пор мне снятся вдовьи беды,
В дыму коричневый рейхстаг,
И тот счастливый день Победы,
И над Берлином алый стяг.
Военный хирург Дмитрий Тимофеевич Калинин дошёл до Берлина в звании майора медицинской службы. Памятью о «роковых сороковых» являются боевые награды – ордена Красной Звезды и Великой Отечественной войны, медали «За взятие Берлина», «За взятие Варшавы», «За боевые заслуги» и многие другие.
Прослужив в Германии ещё десять лет, Д. Т. Калинин вернулся в Россию, а в 1967 году вместе с семьёй приехал в наш город Мытищи Московской области. Он полюбил этот город, который стал для него второй малой родиной. Здесь он долгое время работал в центральной районной больнице врачом-дерматологом, здесь же познакомился с литературным объединением имени Дм. Кедрина, начал писать стихи. В них он вспоминает фронтовых друзей, «рисует» картины природы.
Вновь весна не за горами:
Стаял с крыш лежалый снег.
Вот и речка за холмами
Набирает быстрый бег.
Тучи мчатся вереницей,
Словно в небе журавли.
Мне б за ними вольной птицей
Улететь на край земли.
А в лесу на всех осинах
Разыгрался птичий спор,
Ручейки звенят в лощинах —
Тоже рвутся в общий хор.
Глухари поют на зорьке,
Пляшет звёздный хоровод.
Я стою один на горке
И дивлюсь на небосвод.
Вот и талая дорога
Обнажила санный путь…
Только зимняя тревога
Лихорадит часто грудь.
Чуткая отзывчивая душа поэта воспринимает пробуждающуюся от зимнего сна природу с лёгкой грустью. «Зимняя тревога»… Не отголосок ли давно прошедшей войны? В 2006 году исполнилось десять лет с того дня, как ушёл из жизни семидесяти восьмилетний ветеран Великой Отечественной войны. Но, благодаря его делам и стихам, мы помним о нём.
Татьяна Собещанская
Хирург Великой Отечественной. Дмитрий Тимофеевич Калинин
С этим человеком я познакомился в 1984 году перед свадьбой его сына Игоря. Он произвёл на меня впечатление человека порядочного, скромного, честного и очень отзывчивого. Впоследствии, примерно в течение десяти-двенадцати лет, мы время от времени периодически встречались, и он читал мне свои стихи, в основном посвящённые военному времени, но были и лирические.
В то время у нас в Мытищах действовало (оно и сейчас благополучно процветает) литературное сообщество – ЛИТО им. Дм. Кедрина. Дмитрий Тимофеевич посещал занятия литераторов, но его там воспринимали, как человека несколько неподготовленного в технике стихотворчества, но он не углублялся в эти тонкости и писал стихи сердцем, эмоциями своей открытой души, что мне очень нравилось. В тот период я не писал стихи, и мне казалось, что к нему напрасно придирались. Да, эти стихи с позиции сегодняшнего дня мне кажутся несовершенными, наивными, но эмоциональный накал, открытость души полностью компенсируют недочёты. Оглядываясь назад, я думаю, что этот человек построил мне мостик в будущую творческую жизнь, за что я ему благодарен.
И в мирное время Дмитрию Тимофеевичу тоже приходилось «воевать» за здоровье своих земляков-мытищинцев в городской больнице и только в поэзии он ощущал благотворное состояние покоя. Темы были разные: природа, патриотизм, история родного края и другое…
Посвящение Дмитрию Калинину
Хирург военных лет
Дмитрий Тимофеевич – хирург военных лет,
Ретро-фотография, твой памятный портрет,
Молодость, идущая по огненным путям,
Помощь, сострадание, стоны здесь и там,
На полях, окрашенных в ярко-красный цвет.
Наш хирург в готовности и даёт ответ
На вопрос решающий: «Жить или не жить?»,
Продолжая Родине клятвенно служить.
И война кончается, мир приходит вновь.
В сердце просыпается к творчеству любовь.
09 января 2010. Александр Медведев
Евгений Сергеевич Карташев
С другом – справа Евгений Карташёв. Курсанты Армавирского авиаучилища. 1941 год.
А вокруг цвели тюльпаны…
Очерк
Санаторий «Русский лес» располжен в лесу Владимирской области на живописном берегу реки Клязьмы. Место достойно кисти художника: сплошь сосны, ели, берёзы и другие деревья прямо у воды. Мне не приходилось видеть в Москве такого голубого, чистого, искристого снега – аж глазам больно смотреть! В это время года весь трудовой люд работает, а отдыхают, в основном, ВИП-персоны: ветераны, инвалиды, пенсионеры.
Среди нас были артисты-любители, и мы решили подготовить вечер «Память» – недавно отмечался трагический юбилей: снятие блокады Ленинграда…
Вечер прошёл замечательно, а мы, группа любителей активного отдыха, очень подружились.
«В лесу» я нашла и Е. С. Карташёва: он оказался не только обладателем приятного голоса, но и замечательным танцором! Все призы были наши!
По возвращении домой, конечно же, Евгений Сергеевич с супругой Юлией Ивановной, стали членами ПараАртийского Центра «Иван да Марья». Часто на наших посиделках, выступлениях Евгений Сергеевич нет-нет да и вспоминал свою боевую юность.
Бывшие фронтовики для нас самые дорогие Иваны да Марьи! Им мы обязаны всей своей жизнью. Эти строки пишутся исключительно из благодарности тем, кто подарил возможность их писать.
Я стала расспрашивать своих старших коллег о том, какие события выпали на их долю. Понимаю, что тяжело вспоминать те годы, сердца до сих пор болят, раны терзают их, но… если они уйдут с этой Земли, – кто расскажет нашим потомкам о тех днях, которые по насыщенности, накалу, значимости можно назвать только как «Героические дни»!?
Каждый боец свершал чудеса – он ковал Победу. Отдавал жизнь за наше с тобой, Читатель, будущее. Такова была сила духа, любви к своей земле, а не потому, что жизнь человека была бесценна в отрицательном значении этого слова. Жизнь была дороже всего на свете, но её отдавали во имя другой жизни…
Компьютерный набор этой рукописи я попросила сделать молодую девушку Лиду, только что окончившую среднюю школу.
Лида возвратила набранный текст со словами:
– Ой, я так хохотала, когда печатала воспоминания Евгения Сергеевича!
– Почему? – Спрашиваю.
– Он так расписал всё, что можно подумать, они тогда все сплошь героями были…
Мне стало стыдно. Потом стало горько и обидно. Подумала: пройдёт ещё немного, ещё совсем немного лет, и не станет никого из тех прославленных творцов Победы, героев. Настоящих героев! Никто не сможет вызвать никаких добрых эмоций в душе юного поколения. Так сегодня читают о победителях армии Наполеона… Неужели выветрится дух высокого патриотизма?
С ещё большим стремлением и желанием выспрашиваю своих старших коллег о Великой Отечественной войне. Даже если, вдруг, они что-то и приукрасят в своём рассказе – освободившие полмира от всепоглощающего огня имеют на это право.
Итак, даю слово Евгению Сергеевичу Карташёву.
– Родился я в 1921 году. Увлекаться техникой начал ещё до школы.
Семья наша жила на территории меховой фабрики в районе Покровско-Стрешнево города Москвы. Рядом с нами шумела стройка канала «Москва – Волга», где основную работу выполняли заключённые. Там я познакомился с шофёром грузового самосвала и часто приносил ему что-нибудь поесть. В благодарность за это он брал меня в кабину грузовика и даже разрешал подержаться за руль.
В детстве я любил с пригорка наблюдать, как над Тушинским аэродромом летают самолёты, прыгают парашютисты. С восхищением вглядывался в небо, где кружили самолёты, словно исполинские птицы, выписывая разные фигуры, взлетали и приземлялись.
В душе я мечтал стать таким же бесстрашным, какте, кто бороздил небесные просторы, но меня всегда мучила мысль: а возьмут ли меня в авиацию? Ведь, наверное, все, кто там работает, – настоящие богатыри. Я же слишком худощав, если не сказать тощий, да уж больно высок.
После смерти отца наше семейство – я, мама и сестрёнка Галя – остались без средств к существованию. Мать не работала, всю жизнь была домохозяйкой. Мне ничего не оставалось, как идти работать на производство.
В конце 1939 года я стал учеником электромонтёра на автозаводе имени Сталина (ныне автозавод имени Лихачёва). За два года вырос от ученика до электромонтёра шестого разряда.
Однажды, в конце 1940 года, ко мне пришёл товарищ и позвал вступить с ним в аэроклуб Свердловского района города Москвы. Надо было только пройти медкомиссию. Я засомневался:
– Туда, наверняка, берут только крепких здоровяков, а я, как шпала, худой и длинный.
Он заверил меня, что и здоровяков, бывает, бракуют.
Медкомиссию, к моей радости, удалось пройти, и я был зачислен в аэроклуб.
После работы, не заезжая домой (а жили мы тогда уже в Останкино), я ехал в аэроклуб осваивать технику по моделям, чертежам и теорию полёта.
Успешно сдав все экзамены по этим дисциплинам в аэроклубе, который находился рядом с платформой «Планерная», мы приступили к полётам.
Помню первое впечатление восторга и радости от ощущения полёта и всего увиденного в воздухе.
…Заканчивался 1940 год.
Я уже летал самостоятельно на самолёте «ПО-2», крутился и вертелся в небе голубем, выполняя задания моего лётчика-инструктора.
22 июня 1941 год… Разразилась война, нас для окончания учёбы срочно решили вывезти из Москвы в Рязанскую область, в город Тума, в котором как раз располагалось авиаучилище.
Я подал заявление об уходе с производства и с аэроклубом выехал в Туму. Через три месяца, успешно закончив обучение, получил удостоверение лётчика-пилота четвёртого класса. Меня направили в Армавирскую военную авиационную школу пилотов (АВАШП).
По прибытии нас, юнцов, «обкатали» на самолётах «УТИ-4» – это двухкабинный самолёт «И-16».
Шло время. Мы снова изучали теорию полётов, материальную часть самолёта, тактику ведения воздушного боя и часто ходили в караулы, занимались шагистикой.
А война, кровавая, беспощадная, разгоралась с каждым днём всё больше и больше: враг был коварен. Родина наша истекала кровью, палач приближался к Москве, а мы всё ещё не получили самолётов, не летали, так как самолёты шли только на фронт: их там очень не хватало.
В конце 1941 года пришёл приказ маршала Тимошенко, чтобы из нашего училища отправить на Крымский фронт в Махачкалу шестьсот человек курсантов в пехотные войска. А ведь мы уже были готовые пилоты, имели свидетельства!
Когда собрали всех курсантов и зачитали приказ, сказали:
– Желающие драться с фашистскими извергами, два шага вперёд!
Весь строй шагнул вперёд. Вместе со всеми стоял и я. Нас всех отправили в пехотную часть.
Учитывая то, что мы уже имели военную подготовку, умели стрелять, ползать по-пластунски, нас учили недолго, где-то двадцать-двадцать пять дней, и, вручив нам оружие – винтовки образца 1918 года, гранаты и патроны – отправили эшелоном на Крымский фронт.
Из города Махачкалы далее двигались быстро, доехали до Новороссийска всего за два дня. Выгрузились, а тут до фронта рукой подать.
Помню, прямо с марша нас бросили в атаку на наступающих фашистов.
Уцелело тогда нас мало. Каким-то чудом остался в живых и я.
…После неудачной атаки мы, оставшиеся в живых несколько человек, влились в 57-й стрелковый полк 417-й дивизии и продолжали воевать с наступающими частями Майнштейна.
Бои показали преимущество немцев в людском составе, в технике, особенно, в авиации. Немецкая авиация полностью господствовала в воздухе. Не давала нам подвезти ни боеприпасы, ни питание, ни что-либо другое.
Как-то, изрядно проголодавшись, мы, солдаты, нашли немного сухарей на разбитом авиацией грузовике. И, самое главное, – пулемёт «Максим», бывший в употреблении, с запасом патронов. Я, естественно, взялся за технику, быстро его освоил и стал пулемётчиком. Со мной было трое солдат: двое – подносчики патронов и третий из них помогал тащить пулемёт.
Наступал май 1942 года.
Нас фашисты прижали почти к самому городу Керчь.
Последний приказ командира роты: нам троим, по возможности, надо было задержать наступающих немцев, чтобы рота могла по небольшому оврагу отступить на подготовленные позади нас новые рубежи обороны.
Приказ, есть приказ. Мы развернули «свой» «Максим» в сторону наступающих немцев и приготовились к бою.
Погода стояла прекрасная. Южная теплынь. Небо синее-синее, глубокое, как море. Вокруг нас на зелёном «ковре» цвели удивительно яркие, красивые розовые, красные и жёлтые тюльпаны. Как будто и не громыхала рядом война и смерть не подстерегала нас на каждом сантиметре неба и земли, ежесекундно готовясь забрать чью-то молодую жизнь.
Я, помню, ребятам сказал: