Сидит Марфуша под высокой сосной на коробейке, сидит, пригорюнилась. Стало ее холодом-ознобом провать, звонче пощелкивать и опять спрашивает: «Тепло ль тебе, девица? Тепло ль тебе, красная?» – «Ой, тепло, дедушка!» А сама чуть дух переводит. Спустился Морозко до самой земли: «Тепло ль тебе, девица? Тепло ль тебе, красная?» А Марфуша уже замерзать стала. Тут сжалился Мороз, покрыл ее шубами, отогрел одеялами, обласкал, подарил ей сундук с нарядами, шубу, атласом крытую, серебра-золота и камней самоцветных. «Разжалобила, – говорит, – ты меня, красная девица, разжалобила своей кротостью да безответностью».
Наутро старуха поднялась раным-рано, стала блины печь, чтоб было чем падчерицу помянуть. «Ну, поезжай, – говорит мужу, – поздравь молодых-то». Старик запряг лошадь и поехал. Доехал до высокой сосны – и глазам не верит: сидит Марфуша на коробейке веселая-превеселая, на ней шуба новая, в ушах серьги драгоценные, рядом ларец, серебром окованный. Сложил старик все добро на воз, сел с дочерью – и скорей домой.
Дома старуха блины печет, а Шавка из-под лавки тявкает: «Тяв, тяв! Марфуша едет, воз добра везет!» Рассердилась старуха, швырнула в Шавку поленом: «Врешь, подлая! Старик в кошелке Марфуткины косточки везет!» Вот и дровни подъехали. Вышла старуха на крыльцо – да так и остолбенела: сидит на дровнях Марфуша жива невредима, разряжена лучше праздничного, а рядом ларец с подарками дедки Мороза. Затаила мачеха злобу до времени, ласково с падчерицей поздоровалась, в избу ввела, под образами с почетом посадила.