Read the book: «Одинокий хутор – племя дрыговичей»

Font:

Глава 1. Ян

Современный народ XXI века, живущий в настоящее время у реки Ствига, в древнем городе Туров, считает себя потомком древнего племени дреговичей. Но никто не возьмет на себе смелость однозначно утверждать, осталась ли кровинка в ком-то из нас, ныне живущих между рек Припяти и Ствиги.

За тысячу лет поколений все поменялось в нашем крае. Время не пощадило никого из наших предков, многие болота высохли или осушены. Но память осталась в книгах и в сердцах людей, ныне живущих в этих богом дарованных нам землях Белорусского Полесья.

Так и одинокий хутор, о котором хочу рассказать, еще живет своей жизнью у красивого озера Гусак, окруженный лесом и клюквенным болотом.

Хуторянин Ян, сорока лет от роду, из племени дреговичей, живет в нем отшельником от звенящего разными голосами мира. Болотистые лесные угодья, где на высокой лесной гряде было основано поселение его предками из племени дреговичей, казалось для многих людей гиблым местом как в далекой древности, так и сегодня. Но только не для Яна! Род хуторянина, племя дреговичей еще тысячу лет назад, облюбовало эти места, кое-какие поселения сохранились до сих пор. Предки Яна чувствовали себя на этом месте уютно и уверено. Непроходимые болота позволили оградить дреговичей от грабительских набегов вражеских отрядов – болота служили роду Яна естественной защитой. Теперь он – последний из рода и живет здесь по наказу своего отца Яна. Потому мысли в его голове порой рождались весьма тревожные.

Солнце уже было в зените, когда наследник рода дреговичей вышел из дома и уверенной походкой, широко расставляя ноги и в такт размахивая руками, словно заправский солдат, зашагал в баню. Здание бани предусмотрительно стояло отдельно от строений хутора. Высокие березы шеренгой, что солдаты, провожали его. Три брата и сестра уехали с ребятишками домой в свои города только вчера. Нужно было вымыть полки и деревянный запарник, чтобы не повредились и запаха тухлого не набрала баня. Ян открыл дверь в парное отделение и долго смотрел на полки бани, где только год назад они парились с отцом, с каждой минутой все больше мрачнея. Мысль о смерти отца еще мучила его, и по прошествии сорока дней, и спустя год. Хуторянин Ян верил, что душа отца уже встретилась с предками. Подумав об этом, он немного успокоился. А, уловив запах березового веника с кадок, быстро переключился и, вдыхая аромат березовых листьев, добрый час работал, наводил порядок в бане.

Но вот думы в голове Яна были его слабостью. Ни на секунду мысли о будущем месте в современном мире славянских народов не покидали его.

«А будет ли вечно так крепка славянская вера, вера наших предков-дреговичей», – крутились в его голове эти мысли стаей черных воронов.

«Неспокойно сейчас вокруг границ славянского мира, – думал он про себя. – Ой как не спокойно!»

Разные события, которые Ян наблюдал в мире, очень тревожили его. Тем более, что именно ему был наказ от отца твердо стоять на своей земле.

«Не позволяй разграбить одинокий хутор предков, и охраняй эту землю, как наши предки», – вспомнил Ян наказ своего отца Яна.

«Вражеские отряды, что совершали набеги на землю дреговичей, опять варят кашу с железом», – думал Ян про себя.

Ян искал ту дверь, вход в галерею, в которую ему предстоит войти и узнать многое об истории племени дреговичей. Но где этот замаскированный вход, не знал, и отец ему не сказал. А еще хуторян искал ту единственную, что родит ему детей, и уже его маленький Ян, его дитя продолжит славную традицию рода племени дреговичей в этом безбашенном мире.

«А что творится за болотом на юге в настоящее время, трудно поверить здравомыслящему Человеку», – плавно летала мысль в его голове.

Хуторянин вышел из бани и направился к дому. Но мысли его не покинули.

«„Просто жесть“ сказали бы вставшие из могилы предки, видя, что твориться в мире. Как дети кидаются снежками, так и взрослые дяди построили ракеты, и меряются, у кого больше», – Ян, задумавшись, споткнулся о порог дома, чуть не упал.

«Что со мной? Пора на озеро рыбки половить. От назойливых мыслей избавиться», – решил хуторянин. Взяв удочки, быстро нахоженной тропинкой зашагал к озеру Гусак.

Но не тут-то было! Его мысли не исчезли и по-прежнему терзали его голову.

«Разве этому учит нас писания предков, моего земляка Кирилла Туровского», – размышлял хуторянин Ян, и от этой мысли сжималось его сердце тисками вечности.

«Что же будет дальше?» – хуторянину очень хотелось не только знать, но и книгу написать.

«Верно ли, будет третья мировая война, тем более ядерная, и Человечество погибнет в адском огне? Сгорит, что порох в патроне? Или разум людей восторжествует?»

Ян примостился на сделанном им же сидении у озера, забросил удочки и молча стал смотреть на поплавки. Он сломал кусочек тростника и стал чертить проект гати через болото, на юг.

И тут невидимый дятел в голове молоточком отстучал новую весть.

– Но останется память, – тихий шепот в голове донес до него хорошую мысль.

– И где эта память будет сохранена? – спросил Ян у своего невидимого подсказчика.

И ответ пришел моментально, только хуторянин успел подумать о этом.

– Так в твоей книге!

– Что? О чем ты? В какой книге? – забросал Ян, шептуна своими вопросами.

– Могу ответить на твой вопрос довольно просто, – опять шепот в голове Яна.

– Ну? Говори же… не томи! – хотелось кричать Яну. Но он вдруг подумал, что сам с собой говорит.

– О нет!.. Ты не сошел с ума!.. Я тебе не позволю, – скребется в голове собеседник, посылая Яну мысль.

– Хорошо, – хуторянин ответил «дятлу». – Но кто ты?

– Ну, ну… успокойся ради памяти предков мой друг… понимаю, тебе трудно смириться с твоими мыслями… Но они не только твои… Ты же знаешь Ян! Ты хуторянин – хранитель одинокого хутора и памяти предков, племени дреговичей. Ты, и только ты, – надежда и опора народа, и ты напишешь свою книгу! Пройдут века. И может быть найдут твои потомки галерею племени дреговичей и прочтут твою десятую книгу. Станут почитать тебя великим мастером слова.

Измученный и разбитый пришел Ян в свой хутор. Бросил удочки у порога дома, не поймал ни одной рыбешки.

«Очень хорошо, что вернулся, – думал он, – может, в хуторе избавлюсь от этих назойливых мыслей».

Один в огромном хуторе, в котором могли разместиться очень много людей, Ян все больше вдавливал свое тело в глубокое кресло, пока сон совсем не сморил хуторянина.

Сложно предугадать сегодня, осталась ли частичка крови от далеких предков в хуторянине Яне. Но раз одинокий хутор стоит среди болот, и хуторянин живет здесь, значит род дреговичей не пропал в туманных веках прошлого.

В тот момент, когда Ян проснулся от боли в спине и онемения ног, никаких мыслей ему никто не шептал. Настроение его улучшилось. Он и думать не хотел о мрачном. Его тянуло на природу, к лесу и болоту.

Ян резко вскочил и выбежал на улицу. Он открыл дубовую дверь, и солнечные лучи восходящего солнца на востоке, зарождение нового дня, заставили его забыть все свои сомнения о своей ночной беседе со странным советчиком.

«Тьфу! Какая-то мистика!»

Ян делал зарядку, и его тело впитывало чистый воздух, словно губка. От этого он стал бодрее. Окунулся в небольшой пруд, растерся и долго молча стоял, глядя на одинокий хутор, в котором родился. Понимал, как непросто было его далеким родичам принять это место для оседлой жизни. Но заболоченность местных земель в то время была очень важна для сохранения жизни. Тяжелый труд предков был великой наградой им и их потомкам. Скоро плодородная земля на холмах, свободная от дремучего леса, стала приносить хороший урожай. Рождались дети. И в нем было полно счастья.

Ян вернулся в хутор, позавтракал, сделал неотложные дела по дому и опять уселся в свое любимое кресло. В этот день был престольный праздник, и хуторянин решил написать несколько строк в своей книге, продолжая записывать события истории, как и его отец Ян.

«Сколько же раз мои предки перестраивали ныне почерневший сруб?» – записал в своей книге Ян.

Положив ручку и откинувшись в кресле, Ян задумался. И его одиночество было ему на руку.

Он вспоминал, как любил подходить к хутору и не раз ладонями рук старался опереться о бок нижнего бревна старого сруба. Его мысли, словно видения наяву, мучили далекими картинами детства уже седую голову. Десятый в поколении Ян будто наяву видел, как одинокий хутор, словно крепость, помогал племени дреговичей выжить, перенести суровые зимы, жаркие дни лета, затяжные дожди осени, паводки разбушевавшихся рек.

«При этом хутор стоит, как и стоял на этом месте столетиями – одинокий хутор племени дреговичей», – писал такие слова Ян в десятой книге. Не то, чтобы у хуторянина была склонность к письменам, но наказ отца о фиксации событий нужно было исполнить и отправить в вечность – будущим поколениям.

Хуторянин на секунду отвлекся от записей, вышел на улицу из хутора. Посмотрел на родительский дом. В нем есть бревна из могучих моренных дубов, еще рубленые топором. Но вот крыша дома совсем недавно перекрыта мной свежей дранкой, – с чувством собственного достоинства он улыбнулся и гордость от хорошего дела наполнила его сердце радостью. Ян и мысли не допускал, чтобы перекрыть хутор современными строительными материалами.

Он жил один, в одиноком хуторе, что возвышался на лугу, возле заметно подсохшего болота. Больше не было соседей и нет уже рядом с одиноким хутором Мерлинских хуторов. Всех соседей переселили за реку Ствига, ближе к цивилизации, у города Туров. Опять по воле людей города, коим нужно тихое место для бомбометания на недалеком от хутора полигоне.

«Как можно изгнать людей из обжитого места, – писал Ян в своей книге, – от могил своих предков? Но разве могут предки дреговичей помешать сегодня урбанизации?»

У Яна шла голова кругом от таких мыслей. Но он верил в надежду, веру и любовь. Словно далекий предок славян, Кирилл Туровский писал в одном из своих постулатов: «Верить в отца, сына и святого духа».

«Нет! Лишь один он остался, и то по особому разрешению местных властей».

Хуторянин встал из-за стола, на которой лежала его книга, и уже хотел заняться колкой дров. Но книга не отпускала его. Словно далекий шепот в голове звучал такими словами:

– Допиши несколько строк, допиши…

Он сел обратно за стол, взял в руку ручку, вздохнул и наклонился к книге, которая никогда не будет издана. Так думал сам. Но на все воля божья.

«Вокруг дремучий лес, да коварные болота, немного луга, да совсем немного поля. Лес потихонечку подбирается к хутору, словно неторопливый пешеход, знает, что придет к месту и отдохнет. Но не только? Высокие сосны с годами все больше своими шишками закидали поле предков. И вот смешенным лесом да вересом зарастает поле. Да чудесные трели лесных птиц все ближе к дому. Россыпью клюквенной засыпана дорога к бьющему у древнего камня ключу с холодной родниковой водой, да грибов всяких тьма тьмущая», – такие строки записал хуторянин в десятой книге истории рода племени дреговичей.

«Ян! Янек – так звала меньшего сына мама! В роду хуторянина всегда называли одного из сыновей таким именем. Когда он подрастал, то, как все дети, словно сокол, рвался на волю – прочь из родительского дома, в бурлящую жизнь ярких городов. Его братья и сестры сумели разлететься по миру. Находя свою судьбу вдали от одинокого хутора племени дреговичей. Отец Ян видел рвение младшего сына Яна, с раннего детства звал его к себе в мастерскую, где проводил много времени. А то и пропадал на время. И никто из семьи не знал, где он. Все близкие – жена отца Яна, Мария, и дети – давно привыкли к этому, не испытывали страха», – такие строки Ян написал в книге, с тоской вспоминая былые чудесные детские годы.

«„Ты мой младший сын Ян“, – тихо говорил ему отец, обучая сына кузнечному ремеслу, мастерству изготовления ульев для пчел и многому другому. Часто проверял, как сын выучил латынь, и прочитал ли книги, которые ему показывал отец. Только ему! Только откуда он их брал?

Ян другой раз спрашивал отца, но тот отмалчивался и переводил разговор на другую тему: „Мал еще. Повремени! Все потом, потом, а сейчас лучше учись, а то, вижу, пишешь не ахти в тетрадях“.

Твоя судьба – здесь родиться, на хуторе, и жить до самого конца своей жизни», – вспоминал хуторянин и записывал воспоминания в своей книге красивым почерком.

Губы его расплывались в усмешке, лицо становилось задумчивым, когда он вспоминал, как его отец учил грамоте. Раньше он не знал ответа почему такой наказ ему давал отец – записывать все, что происходит вокруг хутора. Но с годами стал мудрее, прожив на хуторе достаточно много лет в одиночестве. Только изредка принимая гостей, своих родственников. Хуторянин часто брал книгу в руки, когда ему хотелось уехать с хутора навсегда и читал эти строки наказа родителя. Словно кровью строки были написаны на первом листе! Не просто Яну далось писание. Охотник-промысловик, бортник, закаленный в ежедневной тяжелой работе по сохранности хутора, хуторянин к ручке привыкал постепенно. Но вот так он начал писать свою книгу, в подробности вспоминая то далекое время.

«Я помню, как с раннего детства, в четыре года мы с отцом подошли к реке. И он как бы нечаянно толкнул меня в бурлящую реку. Вода заливала мне рот, беспомощно барахтался, но сам без помощи, выбрался на берег. Робкое желание позвать отца на помощь улетучилось сразу, как понял, что поток воды помогает мне плыть. Но, проплыв метров двести, зацепился за лозовый куст. Подтянулся и самостоятельно выбрался на берег родной реки…

„Ах, река – ты моя беда и счастье, теперь я с тобой навсегда“, – пролетела мысль в голове еще ребенка. Минуту назад – ребенка, а уже сегодня, в эти минуты – мужа. Дреговича! Вытер катившиеся слезы, чтобы батя не увидел, я стал рядом с ним. Смиренно ждал от него то ли порицания, то ли добрых слов. Отец мой Ян несколько минут стоял молча и смотрел на реку. Потом взял меня на руки, еще мальчишку, и высоко подбросил над головой.

„Мой сын Ян, – сказал он, улыбаясь, и совсем не замечая моей мокрой одежды. – Ты достоен продолжить род дреговичей“, – еще громче крикнул он, и эхо его голоса, в котором были слышны нотки радости за своего сына и достоинство дреговича, раскатилось вокруг гулом, отозвалось в лесу: достоен, достоен!.. Казалось, что притих шуметь лес, не звенел ручей, вся родная земля приняла нового воина дружины в свои ряды, и подняла высоко в небе, где кружились ясные соколы, да кричали журавли.

В шесть лет мой отец Ян подарил мне лук и стрелы. Не сказав при этом ни единого слова. Но все было и так понятно. Я был в диком восторге. Мое сердце колотилось, кажись с груди выскочит. Я взял в руки грозное оружие дреговичей и перед мной открылась дорога новой жизни. И сам был уже не мальчишка, а воин», – писал хуторян в своей книге.

«В то далекое время наша дружина, подростков шести-восьми от роду, с утра и до ночи обучалась владеть мечом и отлично стрелять из лука. Время бежало, словно горячий скакун, считая мои годы, и сам взрослея, все крепче становился на ноги».

Скоро, в то далекое время, Яну исполнилось только десять лет. Яркое чувство гордости за свой род, племя дреговичей, было у молодого хуторянина превыше всего.

Ян на минутку отложил книгу, задумался и со всей серьезность и подумал про себя.

«Я прав! Мне следует и дальше рассказать, как дреговичи с раннего детства становились воинами».

Он приосанился, гордясь тем, что не забыл о годах становления молодых дреговичей, усмехнулся и с ухваткой опытного писателя стал быстро писать в своей книге такие строки:

«Однажды на рассвете батя разбудил меня. „Хватит спасть, сын мой. Пора… Идем за мной“.

Я шел за ним, протирая глаза от сна, и никак все не мог проснуться».

Ян на минутку отложил ручку в сторону и крепко задумался, вспоминая огромную конюшню, где в то время стояли лошади. Ездовые были отделены от принадлежащих воинам дружины рысаков.

«Навстречу нам с батей вышел сторож, которого в ранних сумерках было не просто рассмотреть. Это был мой дед Ян. В нахлобученной до ушей шапке, закутанный в полотняный халат, перетянутый красным поясом. Несмотря на то, что он узнал своих родных, но грозно воскликнул: что вам здесь надо, бродяги? – записал хуторянин свои воспоминания в книге. – Затем подбежал ко мне, и скрутил в свои объятия мою пышную и кудрявую голову.

„Дедушка, отпусти меня! – словно это событие было только что, записал Ян. – „О нет, ты пойман навеки, мой любимый внук!“

А батя только и сказал моему деду: „Ну, зачем ему такие нежности?“ Помню, что дед посмотрел на отца строго, отвернулся в сторону и с лица вытер накатившую слезу, ничего не сказав в ответ моему отцу. И тут же грозным голосом крикнул мне – „Сейчас закину к коням в стойло“, – словно пытаясь меня напугать. А потом прошептал мне на ухо, да тихо так, чтобы отец не услышал: „Не бойся внучок, не обижу!“

Потом отпустил меня и сказал громко, в голос! „Ого! Воин! Не забоялся. Идемте за мной скорее“. И мы трое – дед Ян, отец Ян и я, – быстро вошли в стойло. Там было тепло, и пахло потом коней и сеном.

„Ян, это твой конь, – сказал дед. – Ухаживай за ним, как за собой, учись ездить верхом“.

Я тогда улыбнулся, взял коня за уздечку и повел к речке купать. Гордость за доверие отца и деда распирала меня. Я был счастлив, как никогда ранее».

«Нарушился порядок моей размеренной детской жизни, – писал Ян далее в своей книге. – А ведь, только что чувствовал себя одиноким, а теперь у меня есть конь. Старшие братья с восторгом смотрели на меня, когда по утрам водил своего Рыжего, так назвал коня, к реке и на луг, прося покатать их. Но отец быстро их приструнил. Он сказал: „Один конь – один хозяин!“…

Скоро мы нашли ту ниточку с Рыжим, которая связала меня и моего коня до самого того момента, как один раз Рыжий, пробитый копьем вражеским, довез меня раненного на хутор. Так и спас меня, хотя сам уснул навечно. – И тут же поправился. – Эти строки про деда Яна. Ян первый, или Ян десятый – уже порой и не понять мне», – такую поправку Ян XXI столетия внес в книгу.

На секунду Ян оторвался от написания книги, так как очень устал от воспоминаний. Его глаза сомкнулись, и он вдруг увидел вдали перед собой стоящего чужеземца. Около ели, усыпанной каплями дождя. Сам-то он лежал, спрятавшись под укрывшими мокрую землю листьями. Но боясь шевельнуть рукой и выдать себя. Чужак искал тропу к их хутору, и было ясно, что это разведчик. Хуторянин уже хотел рубануть его мечом, когда тот наклонился к тропе и стал принюхиваться, как собака. Но он помнил наказ отца: не выдай себя сам, если чужак не найдет тропы в болоте к нашему хутору, то опусти его с миром.

Ян вспомнил, как он лежал и терпел, хотя сапог пришлого был в нескольких сантиметрах от его руки с мечом.

«Да… пригодилась наука отца маскироваться», – подумал тогда Ян про себя, поднялся, осмотрелся, никого уже рядом не было. Только над болотом снежными хлопьями сгущался туман.

Туман густел к вечеру, замолкли птицы, не было слышны даже трели кузнечиков…

Вспоминания об этом эпизоде заставили Яна передернуть плечами, он проснулся и записал воспоминания в своей книге.

Так хуторянин Ян между делами по хутору и написанием книги вспомнил еще один эпизод. Он до конца прочистил колодец от ила и мха на дубовом срубе. По веревке вылез наверх. Быстро переоделся и почти бегом понесся к двери хутора.

«Не забыть бы», – думал он про себя об еще одном эпизоде своей молодости.

Открыл свою книгу, а скорее рукопись, еще не зная будет ли когда все, о чем он написал, издано. Или останется в кованном сундуке отца.

– Право же, есть справедливость в том, что моей голове кладезь воспоминаний, – в голос воскликнул Ян, нисколько не боясь, что кто-то посторонний его услышит. Он перевернул одну страницу, что-то зачеркнул и стал быстро писать.

«Один раз мы с отцом пошли удить рыбу в огромное озеро Гусак, что не далеко от хутора. Сам, не заметил, – писал хуторянин, – как вдруг мой отец Ян пропал из виду.

– Ты где, батя? – крикнул несколько раз тогда», – вспомнил хуторянин, пытаясь отыскать отца. Но ответа не получил.

«Тогда, как меня батя учил, – писал Ян дальше в рукописи, – стал осматриваться вокруг. Вот сломанная ветка куста. Тут след лаптя, прикрыт травой. И один камыш у берега надломан. Я присмотрелся и увидел, как одна сухая тростинка слегка шевельнулась у самой кромки камыша. Но гладь воды при этом оставалось спокойной, без волны.

„Так-так! Значит, решил спрятаться от меня батя, – подумал про себя. – Проверяет меня на маскировку“. И словно камышовый кот, сам незаметно подкрался к отцу с той стороны, откуда меня он не ждал. Срезал камыш, продул трубку и под водой подплыл с озера прямо к месту, где спрятался мой батя. Словно водяной выскочил из воды. А отец-то смотрел в сторону леса. Какое же удивление было у моего родителя на лице от такого моего поступка!? Его глаза светились радостью.

„Догадался, – кричал тогда мне отец. – Молодец. Бери такую маскировку за основу. При теплой воде можно долго прятаться от недобрых глаз в воде… Так можно прятаться на время в озере и подкрадываться к стае гусей, ловить их“.

„А ты так делал?“ – помню, спросил отца.

„Конечно! И не раз! Хочу сказать тебе, мой сын Ян, что ты – настоящий дрегович, – похвалил меня он, обнимая. – Иди на берег озера, сушись“», – закончил описывать этот эпизод из своей жизни хуторянин.

«Именно навыки, что прививали дреговичи своим детям, помогали мне выжить в лесу в одиночку, – писал Ян в своей десятой книге. – Я мог с легкостью найти воду. Умел добывать огонь. И через прятки нас учили маскироваться в лесу так искусно, и бесшумно передвигаться по лесу тише мыши, бортничать. Помню, как мы могли просто исчезнуть из глаз наших врагов. В одно мгновение», – записал Ян такие строки на девятой странице.

Искусство маскироваться было у дреговичей на первом месте. В те времена у недругов племени дреговичей бытовало мнение о нашем народе: что дреговичи умеют читать мысли. И эта особенность приводила их в замешательство, давая народу болот и трясин время собраться и разбить их отряды в отдельности.

«В те далекие времена, помню город Хил, где проводились религиозные обряды. Но очень смутно», – вспомнил Ян слова одного монаха и записал в свою книгу. Он так увлекся написанием книги, что не заметил, как подкрался вечер. Хуторянин положил книгу обратно в сундук, записав и свои сны-мысли, как учил его отец, и свои воспоминания.

Нужно было идти покормить скот, да и другую работу по дому за Яна никто не сделает. Он один, хуторянин, который живет в одиноком хуторе, на месте, где ранее жили его предки тысячу лет назад. Все сделав быстро, как всегда, Ян вернулся в хутор. Дверь скрипнула, и в нос хуторянина понесся запах хлеба, вяленного мяса. Внутри хутора по-прежнему было тепло и уютно, даже в этот осенний серый день, с мелким и колючим дождем. Кованный сундук стоял на том же месте, прикрытый сверху поленницей дров для камина от чужих глаз. Опять теплые воспоминания детства захватывали его сердце в полон, да легкая грусть прикрывала веки внимательных глаз хуторянина. Он снова, словно наяву, видел картину.

В тот день мама пекла пироги с брусникой, и на столе стоял жбан меда. Отпраздновали всей семье десять Яновых лет. Когда вся родня ушла в опочивальни, молодого хуторянина остановил отец, незаметно взяв его за руку. Его отец по имени Ян позвал его за собой. Кроме Яна и отца его, в доме никого больше не было! Все уже спали. Его отец подходит к стенке дома и правым плечом нажимает третье снизу дома бревно. Часть стены сразу же открывается внутрь хутора. Подросток Ян в шоке от увиденного чуда, испугался и отскочил на добрый метр в сторону. И в шоке смотрел на своего отца. Тот прижал большой палец к губам, всем видом показывая, что кричать не надо. Тут же протянул сыну руку и сказал: «Иди за мной, и не бойся».

Как только вошли оба – отец и сын – внутрь потайной комнаты, стена за ними с тихим шелестом закрылась наглухо. Ян чуть глаза на лоб не выкатил от этого события, его рука аж вспотела. Тут батя, как порой Ян ласково называл своего отца, молча подошел к кованному сундуку. Вынул висевший на кожаном шнурке ключ, достал одну книгу в кожаном переплете и сказал младшему сыну:

The free excerpt has ended.