Read the book: «Начальник милиции 4»
Глава 1
Посетителя моя колкость ничуть не смутила, он даже бровью не повел, а вполне миролюбиво ответил:
– Меня действительно зовут Виталий. Виталий Владимирович. Можно просто по имени.
– Конечно, – кивнул я, поудобнее располагаясь на больничной койке – вот бы ещё голову прислонить, но это попозже, пока разговор слишком любопытный. – Ты не против, если на «ты»? Или учителя всем выкают? Профессия обязывает… Блин, не могу свыкнуться, что ты не учитель. Кто бы мог подумать, что ты явишься ко мне с корочками. Вас там актерскому мастерству, что ли, учат?
Поражался я совершенно искренне – уж удивил Виталий так удивил. А я его ещё учил за девушками ухаживать!
– Давай на «ты», – кивнул собеседник и, пропустив мои ироничные вопросы, продолжил: – Ты, наверное, догадался, зачем я здесь…
Я быстренько прокрутил в голове возможные варианты. А что, если товарищи пронюхали, что я из будущего? Нет… В таком скверном случае наверняка бы со мной не беседовали в больнице, а приняли бы под белы рученьки и разговаривали уже под тщательным присмотром и охраной где-нибудь у них в застенках. А тут он культурненько очереди дождался, пока все посетители уйдут. Значит, будет спрашивать по делу Пистонова. Так? Или за мной вот так хитро пришли? Я даже примеривался вмазать ему табуретом. Хе…
Но вслух я сказал другое:
– Пистоновым заинтересовалось КГБ, теперь ты хочешь узнать, как я на него вышел?
– Нам уже все известно, – многозначительно проговорил чекист и достал фотокарточку из нагрудного кармана пиджака. – Узнаешь?
На ней был изображен золотой портсигар, тот самый, который я везде таскал с собой.
– Знакомая вещица, – кивнул я. – У меня такая имеется.
– Откуда?
– Забрал у Пистонова. А почему она так интересует ваше ведомство, что даже отдельно на фотоснимке запечатлена?
– Теперь все встает на свои места, – задумчиво жевал губу Виталий. – Мы поначалу думали, что это ты – их завербованный агент. Организатор.
– Ну да… Конечно… Я вообще-то кинолог, – рассмеялся я, но ушки навострил.
Не хватало, чтобы мне еще контрразведка на хвост упала. И где? В нашем захолустье… Шпионы, блин…
Увидев мое недоумение, собеседник продолжил:
– Пистонов Валерий Валерьевич входил в состав резидентуры, организованной спецслужбой не особо дружественной нам страны.
– Какой?
– Это неважно, – покачал головой Виталий.
– Естественно, – скептически поджал я губы. – А от меня-то чего надобно?
– Письменные показания для нашего ведомства. Подробненько, как все произошло. Как ты завладел золотым ключом. Ты не переживай, Александр Александрович, нам только собрать материал по Зарыбинску и отчитаться перед Москвой.
– Какой еще ключ? Перед Москвой? О как… Да что здесь творится такое в нашем городке, что вы в столицу докладные пишите?
– Уже не творится, ты пресек деятельность преступной группы, ее задачей была подготовка воров-карманников. Пистонов дал показания, и мы всех задержали. Группа дислоцировалась в Зарыбинске, отсюда на тренировочные гастроли выезжала в соседние области и края. Тут бы их никто не стал искать, милиция прикормлена, Купер и Трубецкой были поставлены во главе местного ГОВД, но ты им порушил планы.
– Карманники и западные спецслужбы? – недоверчиво хмыкнул я. – Сомнительная связь. Тебе не кажется?
– Они – обычный расходный материал для них. Карманники и не знали, для чего их готовят. Пистонов был завербован несколько лет назад, когда в октябре 1974 года сессия МОК в Вене избрала Москву столицей предстоящих XXII летних Олимпийских игр 1980 года.
– Ого, – присвистнул я, вспомнив, что как-то ляпнул Кулебякину свои предположения по поводу серии карманных краж.
Мол, не для Олимпиады ли готовят молодых воришек-щипачей, там точно будет где разгуляться, столько иностранцев и важных гостей приедет. Богатеньких… Мне легко было предположить, какого масштаба будут олимпийские мероприятия – ведь я это видел в том будущем, которое было у меня прошлым. Но тогда я в это и сам, признаться, не особо верил, может, потому что прекрасно помнил, что Олимпиада пройдет на должном уровне, и вопрос с преступностью и безопасностью гостей и участников там будет решен довольно-таки эффективно. Может, что-то по мелочи, но ничего заметного.
А тут мне Виталий втирает опять про нее. Во дела…
– Олимпиада будет проведена, несмотря на происки наших идейных противников, – заверил меня КГБ-шник.
– Не сомневаюсь, – кивнул я, чуть сдерживая улыбку, уж мне ли не знать. И голос мой, что очень кстати, прозвучал уверенно.
Проведена, конечно, будет. Но не все будет гладко, десятки стран ее бойкотируют, так как скоро, уже в 79-м, наши войска войдут в Афганистан, и шум поднимется неслабый.
– Но некоторые государства сильно против, чтобы Олимпиада состоялась именно у нас, – вещал собеседник. – Сам понимаешь, это будет первая Олимпиада, проведенная на территории социалистической страны. При нынешнем устройстве мира, делении его на социалистический и капиталистический лагеря, это довольно мощный информационный удар по идеологии противника. Они ничего не могут уже поделать, решение принято. Единственное, что они могут – это попытаться хоть как-то дискредитировать нашу страну на этом важном международном мероприятии.
– Как? – прищурился я.
Интересно, какие у него варианты, и что вообще он сможет мне рассказать.
– Представь, что будет, если мировое сообщество поведется на дезинформацию от приглашенных СМИ, что СССР – страна варваров. Что здесь высокий уровень преступности, и безопасность участников и гостей под реальной угрозой.
– Я понял, – кивнул я. – Они вербуют нашего гражданина, делают его, как там у вас называется? Внештатным агентом? Директором резидентуры? Неважно… Тот готовит профессиональных карманников, а потом в Москве на Олимпийских играх они по полной отрабатывают иностранцев и участников игр. Упор делают именно на зарубежных гостях, чтобы их СМИ раструбили по всему миру, какая отсталая это страна – СССР. Так?
– В общих чертах, да. А ты проницателен, Александр… Их поймают, конечно, карманников, когда они щипать начнут иностранцев. И накажут примерно. Но перед мировым сообществом СССР будет скомпрометирован. Ведь многие думают, что у нас тут медведи по улицам ходят. Уж в разгул преступности на этом фоне гораздо легче поверить.
– Кому же это надо?
Скорее всего, это был вопрос излишний.
– Мы выясняем, – как я и думал, уклончиво ответил Виталий. – Скорее всего, нашим друзьям в кавычках, с далекого материка на западе.
Ну да, подумал я, ведь американцы еще сами не знают, что не будут принимать участие в Олимпиаде. Но и наши войска не знают, что ждет их Афганская война.
– Вот только одного не пойму… – морщил я лоб. – Зарыбинск слишком мал для таких масштабов. Это сколько надо подготовить воришек? Чтобы такую оказию устроить на играх…
– Провинциальный городок выбран неслучайно, – улыбнулся одним уголком рта КГБ-шник, – я уже говорил, тут все схвачено, а нашего ведомства практически нет. Так, два предпенсионера сидят, бумажки пишут и предприятия курируют. Вот только Зарыбинск не один такой.
– Есть, выходит, еще подобные преступные сообщества? Ячейки?
– Уверен, что есть. Мы работаем. Пистонов, придя в себя, дал ценные показания. Теперь будет проще их найти.
Я почувствовал какое-то странное ощущение в груди. И не смог удержаться:
– Ха! Получается, я всей стране помог? Так? Ну ты же Пистона не поймал. Вообще, думал, что я все организовал.
– Получается, что помог… Но мы возьмем у тебя подписку о неразглашении. Еще хотелось бы услышать от тебя некоторые соображения по этому вопросу. Но не здесь и не сейчас. Наш руководитель хочет с тобой встретиться.
– Да? На работу меня хотите позвать? Хм… А у вас есть подразделения, где с собаками можно? Хе…
– У нас все есть.
– И все же я, пожалуй, откажусь. Понимаешь, мы полугодие закрыли, теперь надо следующий квартал поднимать. Мухтару будку утеплить надо, кабинет мне новый выбить, еще…
– Поговорим об этом позже, Александр Александрович, время еще есть подумать, – ровно и серьёзно произнёс Виталик.
Я, чтоб его, и не знал, что он так умеет.
– Ну да… Сначала подозреваете, а потом приглашаете… Интересная тактика. Кстати, а почему на меня-то думали? У меня на лбу написано – шпион? Диверсант? Или как там вы их называете? Агенты?
– У тебя был ключ.
– Какой еще ключ?
– Золотой портсигар. Он используется как пароль для контакта с куратором. Большего я сказать не могу, сам понимаешь.
Меня осенило.
– То есть такой портсигар не один?
– Нет.
– Ясно… Вот блин. Из-за какой-то штуковины меня чуть в шпионы не записали. Забавно…
– Не только из-за штуковины. Были еще моменты…
– Какие? Можно узнать?
Виталий кивнул.
– Ты перевелся в Зарыбинск, и после этого здесь вдруг наблюдается всплеск карманных краж.
– Ну так я в следствии не потянул просто. Не мое это, бумажками заниматься. Вот и перевелся кинологом, – говорил я то, что запомнил.
– Мы это проверили, да… В следственном отделе Угледарска ты вел себя как посредственный сотрудник, а здесь вдруг проявил недюжинную прыть. Повысил суточную раскрываемость, организовал физподготовку личного состава в отделе, фактически, подмял под себя руководство, и это все сделал вчерашний выпускник школы милиции. Зеленый лейтенант…
– Ага, я такой, когда не высплюсь. Злой и активный.
Виталий улыбнулся.
– Будем считать, что это так. Но теперь ты понимаешь наши подозрения.
– Тут воздух чистый, дышится легче. Вот и открылись у меня вдруг милицейские способности…
– Можешь не оправдываться, – кивнул Виталий. – В любом случае, наше ведомство тебе благодарно. Сам понимаешь, что награду не получишь. Официально – у нас шайка карманников и свихнувшийся Пистонов, который убивал для души, маскируя преступления под несчастные случаи. В газете прочитаешь официальную версию случившегося, ее и придерживайся.
– Да без проблем, коллега. Можно тебя так называть? Я же к вашему главному на прием пойду. Кто знает, что он там мне предложит…
– А ты, Александр Александрович, если что, не отказывайся… Такие предложения раз в жизни делаются. И сдай портсигар. Это вещественное доказательство.
– Да легко. Я все равно не курю. Слушай… А к Алёне зачем ты клеился и к Асе? Получается, дурил девок? – цокнул я языком. – Нехорошо вышло.
– Берегите их. Хорошие они девушки, – неожиданно проговорил Виталий.
– Что есть, то есть… А Трубецкой где? Нашли?
Тот сдвинул брови.
– Нет, но найдем.
– Купер?
– Его роль во всем этом без показаний Трубецкого недоказуема. МВД его просто по-тихому отправило на пенсию.
– Так. А если я Трубецкого найду? Вы Купера прижмете?
– Вот тогда и поговорим.
– Слушай, Виталий… – я придвинулся на краешек кровати, забыв, что от головокружения могу и свалиться. – А прокуратуру вы не проверяли? Ведь не зря же материал по сгоревшему, еще и без пальца, за несчастный случай хотели выдать. Даже вопросы эксперту соответствующие не поставили по группе крови. Я попросил Тамару Ильиничну – и она только тогда провела исследования. Не странно ли?
Виталий окинул меня взглядом. Нет, он за меня не не беспокоился, но будто хотел заглянуть куда-то внутрь, под оболочку.
– Мы все проверим, Александр Александрович, не беспокойся. Сам понимаешь, что не все следователи прокуратуры семь пядей во лбу. Бывают и ошибаются… – он помолчал, подумал, а потом добавил. – А ты точно простой кинолог?
– Ну вы же наверняка уже всю подноготную на меня уже знаете, – усмехнулся я. – Кинолог я, точнее не бывает. Сотрудник советской милиции. С детства мечтал носить погоны… А труп сгоревшего идентифицировали? – не отставал я.
– Это один из приятелей Пистонова – Алексей Ильич Огородников. В Зарыбинске известен, как художник Ильич.
– Я так и думал, – вздохнул я. – Жалко его, неплохой был мужик.
– Фальшивомонетничество, подделка документов, – хмыкнул КГБ-шник.
– Все мы не без греха, Виталий Владимирович…
* * *
Провалялся я в больничке больше недели. Хотя просился на волю уже на следующий день своего там пребывания. Не люблю зазря тушку пролеживать и бездельничать. Но врачи оказались строгие и щепетильные. Возможно, они мне внимания уделяли даже и больше, чем обычным пациентам, как особому больному. По всем местным газетам раструбили о том, как молодой кинолог обезвредил опасного преступника. Можно сказать, мы с Мухтаром – теперь местная знаменитость. Его фотка как-то тоже просочилась в газеты, та, которую еще Ася сделала, при нашем первом интервью.
Родители, естественно, прознали о случившемся, прочитали в газете – и прилетели в Зарыбинск на всех парах.
Мать охала и пыталась скормить мне банку домашнего куриного бульона, будто я не с сотрясом лежу, а тяжелораненый с передовой. Отец смущенно хмыкал, жевал губы, а потом выдавил:
– Ну ты это… сын… ты молодец.
Видно, что слова похвалы давались ему тяжело. Не привык он никого хвалить, а сына тем более, не заслуживал он ещё никогда отцовской похвалы. Не соответствовал его критериям правильного отпрыска, настоящего мужика. Стоящего, в общем. А теперь папаша, видимо себя за это корил, что не разглядел, не увидел, не поддержал. А сынок во каким стал… Вина отцов – они меряют детей по себе. Не стоит этого делать, у каждого свой путь. Хотя я тоже не думал, что мой путь в погонах пойдет…
Когда меня выписали, Ася и Эдик забрали меня на машине. Обращались со мной, как с ребенком или калекой.
– Удобно ли сел?
– Голова не болит?
– Что хочешь покушать после голодных больничных харчей?
Я уже хотел было на них прикрикнуть, мол, не лялька, сам с усам, но сдержался. Ведь заботятся, переживают. И им приятно, и мне забавно, что они так бегают.
Больничный у меня в связи с переломом правого предплечья еще был. Но на работу я все равно ходил, пусть и в режиме свободного посещения, поглядывая на всех – ну как вы, негры? Солнце еще высоко… Наведывался туда каждый день. Ведь там у меня Мухтар и Маша…
Мария Антиповна на меня по первости дулась. Не могла забыть поцелуи в щеку от Аси тогда, в палате. Но потом растаяла. Буквально во второй мой приход на работу, когда я наведался выгулять Мухтара.
– Саша, как же я соскучилась, – прошептала она мне на ухо, когда мы были одни в кабинете, и даже гипс нам не помешал.
Честно говоря, я тоже по ней скучал. Да я по всем скучал, и по Баночкину, и по Гужевому, хоть тот на меня и обижался до сих пор. Даже по следователю Голенищеву. Последний вплотную приударил за Аглаей. В отделе поговаривали, что, возможно, и свадьба будет. Ну не знаю… надо Авдея Денисовича как-то поспрашивать об этом, совет дать. Я его знаю – будет мять сиськи до ишачьей пасхи.
Кулебякина снова быстренько приказом ввели в штат и поставили на прежнее место. К нему вернулась жена. Он поделился, что даже, для порядку, пускать ее не хотел – мол, обещала и в горе, и в радости, а тут как должностюшку получил, так прилетела стрекоза, хотя лето красное пропела.
Вроде, у них все наладилось, он даже на работу как-то пришел с засосом на шее, хоть и прятал его старательно под ворот форменной рубашки и смущался как школьник, а я заметил.
Жил я пока по-прежнему у Аси. Та ни в какую не хотела меня отпускать в общагу, под предлогом того, что я немощный однорукий больной, и за мной уход нужен. Сама она целыми днями пропадала на работе, но надо отдать должное, я всегда был накормлен, выстиран и выглажен. Стирать и полоскать в общаге белье в тазике одной рукой в общем санузле – та еще работенка, потому я с ней не спорил и возвращаться в свою комнату пока не торопился, лишь переживал за свою кровать – как бы Нурик с Василиной не изломали ее. Ну ничего, новую, если что, сами и поставят, как-никак Василина – комендант и в загашнике должна иметь не поломанные кровати.
В общагу я все равно наведывался, у меня там были вещички, и кое-что периодически нужно было взять.
Нурик всякий раз встречал меня круглыми глазами:
– Ты вернулся, Мороз?
– Нет, в гости, – спешил я его успокоить, ведь жить одному ему понравилось, можно было водить преспокойненько Василину.
Долго еще их конфенто-букетный продлится? Кто знает, пока он был вполне доволен, только иногда вздыхал, что Танька-учетчица с работы на кино намекала, а он теперь домашний, как кот кастрированный. И даже в мыслях не может изменять Василине, потому что она сразу его убьет, а потом выселит.
– Кончилась воля-на… – вздыхал он. – Новые заявки на сердце больше не принимаются… Эх, Мороз, чувствую себя на балансе общежития. И все права у коменданта.
– А как ты хотел? – подмигнул я, наворачивая яичницу с колбасой, которую Нурик приготовил по моей просьбе, соскучился я по ней. – Ты теперь в отношениях, так что придержи казахских коней. Женщину понимать надо…
– Легко тебе говорить, у самого, поди, ни одной девки нет. А вот как их понять?
– Это да… – кивнул я. – Но на самом деле, женщину понять легко, она как открытая книга, хоть и по астрономии. Правда, на языке суахили. Но ведь открытая же…
– Я вот что тебе скажу, Мороз. Как старший, – Нурик положил мне руку на здоровое плечо. – Все беды – от них…
– Эк тебя понесло, а мы еще чай даже не пили.
– У меня ничего нет сладкого, не обессудь, Мороз. Может, что-нибудь купим к чаю?
– Давай купим. А ты чего хочешь?
– Пива.
– И скумбрии копчёной.
– Ага…
И мы сгоняли за пивом. Скумбрии не удалось раздобыть, копчёную не так-то просто купить, а к гастроном к Милю мы не пошли, время не стали терять. Зато разжились вялеными лещами. Твердыми, как кулак пролетария. Но рыбка оказалась очень даже ничего и в меру соленая. Тоже неплохо.
Стол застелили газетой, чтобы чешую шелушить. Разлили пиво из трехлитровой банки по эмалированным кружкам. Расселись…
– Ну, за здоровье-на! – поднял кружку Нурик. – Чтобы рука зажила, и дети были, – он кивнул на мой гипс.
– Детей рано, – улыбнулся я. – А рука и так заживет. Давай лучше за дружбу!
– А давай!
Чокнулись и опустошили сразу по полкружки.
– У-ух! Хорошо-о! – вытер пену с губ Нурик. – Ты когда уже обратно переедешь? Вот так бы посиделки с тобой устраивали… А?
Можно подумать, скучает тут без меня полновластный хозяин этой комнаты. Ну ладно, поверю. Тут дверь без стука распахнулась и на пороге выросла Василина.
– Гляди-ка ты, сидят, пьют среди бела дня! – уперла она в пухлые бока руки. – Алкашня…
– Да ладно, Вась, – Нурик поставил банку под стол на всякий случай. – Друг пришел. Отдыхаем.
– Ладно, – уже мягче проговорила коменда. – Сидите. с Сашкой разрешаю пить. Он парень с головой, не то что некоторые.
Слово «некоторые» адресовалось явно Нурлану.
– К вам гостья, – улыбалась комендант.
Только сейчас я заметил, что за широким станом Василины Егоровны кто-то переминался. Не видно толком, потому что кто-то явно помельче ее.
– Кто еще там? – нахмурился Нурик и, вытянув шею, прогорланил за спину Василины: – У нас пива нету! Кончилось!
– Тю-ю… Надо ей пиво больно ваше… Дама к вам.
– Ко мне или к Морозу? – оживился вдруг сосед.
– К Сашке, конечно, – зыркнула недобро Василина на Ахметова. – Если бы к тебе такая краля пришла, я бы тебе вмиг батур вырвала.
– Ой, да что начинаешь, ладно тебе… Спросить уж нельзя, – потянул Нурик.
– Заходи, девочка, – посторонилась Василина, пропуская гостью. – Ты чьих такая красивая будешь? Хо-оспади, худенькая, как соломинка, как тебя ветром не унесло?
Девушка оказалась, действительно стройная и красивая.
– Привет, Саша, – улыбнулась она.
Глава 2
– Алена? – неподдельно удивился я. – Ты как здесь? Ты же в лагере…
– Приехала тебя повидать, узнала про то, как ты отличился. Нам про тебя заметку из газеты зачитали на заседании Совета дружины, и я приехала на денек, думала, ты весь израненный, беспомощный, но, смотрю, дела не так плохи, – хитро прищурилась старшая пионервожатая.
Но на лице её ещё лежала тень той тревоги, с которой она сюда ехала.
– Ладно, я пойду, – сказала Василина. – А вы бы хоть девушке тубаретку предложили.
– Заходите, – подскочил Нурик и изобразил казахский реверанс (может, это было что-то другое, но я про себя нарёк его так). – Пиво будете?
Василина зыркнула на Ахметова, и тот умерил пыл гостеприимства, убрал улыбку кота с довольного лица.
– Я бы хотела поговорить с Сашей наедине, – чуть отстранилась от ухаживаний Нурика девушка.
– Да не вопрос, всегда пожалуйста. Я… покурить. Ну вы тут это, – он хитро подмигнул мне. – Если что – закрывайтесь-на…
– Иди уже, – шикнула на него комендант и вытянула Нурлана за собой в коридор. – Без сопливых разберутся.
И дверь за ними закрылась.
– Ну рассказывай, – пытливо уставилась на меня Алёна, – как жизнь молодая?
– Чай будешь? – вопросом ответил я.
– Нет, спасибо.
– Да нормально, потихоньку, вот… на больничном пока, – я постучал по гипсу. – Там ничего страшного, там не открытый перелом, а закрытый. Ха-ха…
Шутку Алена не оценила, а посмотрела на меня серьезно и проговорила:
– Как ты с одной рукой по хозяйству управляешься? Бедненький… Стираешь, готовишь. Сосед, наверное, помогает?
– Хм-м… Нурик – отличный парень. Он даже оберег мне подарил от сглаза, – попытался я перевести тему. – Это такая штука, которая, согласно поверьям, обладает…
– Я знаю, что такое оберег, Саша, – перебила меня пионервожатая и уже глядела на меня так, будто мы на допросе.
Вот блин… Со мной так Виталий Владимирович не разговаривал, как она сейчас. Ей бы не в школе работать, а погоны носить.
– Да я, конечно, не верю в эти всякие сглазы, – продолжил я развивать левую тему. – Заговоры-приговоры, но…
И снова Алена не дала мне договорить, но в этот раз не перебила, а заткнула рот. В буквальном смысле этого слова. Заткнула поцелуем.
Я немного офигел. Со знаком плюс, конечно, но всё же. Обнял ее за талию одной рукой, вторую не знал куда девать и отвел ее за собственную спину.
– Хорошо целуешься, – как-то слишком спокойно и ровно для романтических разговоров проговорила девушка, когда долгий поцелуй закончился и она чуть отстранилась, чтобы посмотреть мне в глаза. – Много девушек перецеловал, наверное…
– Ну-у… не то чтобы много, – зачем-то стал оправдываться я. – Но, кхм, не вчера родился, да…
И я притянул ее снова к себе, чтобы повторить поцелуй. Алена приложила указательный палец к моим губам, поставив его поперек, как запрет говорить или что-то еще, и вдруг выдала:
– Вот когда Асю бросишь и съедешь от нее, тогда, может, и поцелуемся, Морозов. А пока – лечись. Поправляйся…
Любовные пассатижи! Я вытаращился на нее.
– Погоди… Так ты это… – я подбирал слова, и секунды убегали от меня.
Ситуация очень щепетильная, не каждый день попадаешь в такую – честно говоря, в первый раз так угодил.
– Ты, что ли… Э-э…
Больше ничего не придумывалось.
– Да все я знаю, Морозов, Ася поделилась, она ведь подруга. А подруги не предают.
Акцент был сделан на последнее слово, будто именно я – предатель. С другой стороны, официально у нас с Аленой ничего не было, даже на свидание не ходили, все недосуг было, столько навалилось за этот мой первый месяц пребывания в новом-старом времени. А тут такая скрытая претензия.
Алену понять можно, конечно, она девочка неглупая, все видит и все подмечает. Видит, что мне нравится, впрочем, я этого никогда и не скрывал, не школьник сопливый, чтобы издалека вздыхать. Сначала она нас с Марией Антиповной застукала, а теперь вот Ася… Но вышло, как вышло, по крайней мере, я никого не обманывал и не обманываю, просто Алена так неожиданно приехала, никак не ждал…
Мысленно-то я оправдал себя, но почему-то легче не становилось. А вслух оправдываться не стал, но, признаться, Алена выросла в моих глазах сразу, что называется, на несколько пунктиков. Сидит сейчас так ровно и свободно, смотрит на меня прямо. Хороша… Несмотря на мои грешки, не оступается. Подразнила сладким поцелуем и выставила что-то вроде ультиматума. Свои границы, свои вешки обозначает.
– Пока, Морозов, – проговорила Алена сладким голосом и засобиралась. – Выздоравливай.
Обращение ко мне по фамилии, очевидно, должно было подчеркнуть её строгость и холодок в наших отношениях. В отношениях, которых еще толком не было, но ведь на самом деле они есть… Как известно, у женщины две основные функции пред мужчиной: успокоить, когда он нервный, и нервировать, когда он спокоен.
– Серому привет, – одарил я на прощание лучезарной, насколько это было возможно, улыбкой нежданную гостью. – Он у тебя молодец.
– Я знаю, – в этот раз Алена улыбнулась.
Может, не из-за меня, а вспомнила брата, а может, все-таки растаяла немного, потому что в ее красивых глазах за холодным блеском я все же разглядел теплоту. Где-то очень глубоко. И чтобы вытащить ее на поверхность, много усилий придется приложить…
Алена ушла, а минут через пятнадцать нарисовался Нурик. Деликатно постучал, а только потом просунул голову.
– Ты один? – удивился он, и только после этого за головой в комнату вошла его тушка. – Задолбался курить, блин… А это кто был?
Глаза соседа светились любопытством, восторгом и чем-то еще. Алена ему явно понравилась.
– Слышь, Мороз, так у тебя оказывается, деваха есть?
– Куда ж без них, – улыбнулся я и вздохнул. – Только не эта… Встречаюсь на работе с одной. Тоже хорошая…
Решил уже не лукавить перед другом, а то так и будет причислять меня к девственникам или к монашескому ордену.
– Ого! – восхищенно протянул Нурик. – В милиции? Красивая?
– Угу, – кивнул я, вспомнив, что Марию природа этим точно не обделила.
– Молодая? – продолжал допытываться любопытный Нурик.
– Конечно, – чуть замешкавшись, выдал я.
– Ну скока ей лет? Двадцать?
– Не это важно… – отмахнулся я.
– Ну двадцать с чем?
– Двадцать с пятнадцатью.
– Ха, Мороз! Брат! Оказывается, не я один люблю женщин возраста не комсомольского, – с каким-то облегчением и восторгом выдохнул сосед. – У меня Василине знаешь сколько лет?
* * *
Через неделю жизнь вошла в спокойное русло, если не считать мои мысли об Алене, которая, поразив меня своим появлением, снова укатила в пионерский лагерь дорабатывать смену. Я старался пока не думать о том скором времени, когда она вернется. Мы договорились оставаться с ней, вроде как, друзьями. Ага, конечно… знаем мы такие дружбы.
А пока я по-прежнему жил у Аси.
Однажды среди ночи раздался звонок. Телефон в квартире был далеко не у каждого, но, как я понял, Ася была не из простой семьи, раз имела отдельную жилплощадь и телефонную точку в квартире.
На дребезжащий звонок девушка даже не проснулась, а я, резко подняв голову, продрал глаза. На непривычные звуки среди ночи я реагирую мгновенно, привычка выработалась. Все-таки на зоне всякое бывало, и приходилось быть начеку.
Мысленно ругая неизвестного абонента, глянул на часы – время три ночи. Какого рожна и кому там надо? Щас возьму трубку и отбрею хулигана.
– Алло! – недовольно пробурчал я, щурясь от включенного ночника.
– Алло! Саныч?
– Ну? – соображал я, чей это такой знакомый голос.
– Это самое… Выручай.
По фирменному бурчанию я, наконец, понял, что звонит Баночкин, ему я номер оставил на всякий случай, ведь у меня там Мухтар живет, и связь должна быть всегда со мной на всякий пожарный. Неужели с псом что-то приключилось?
– Что случилось? – насторожился я.
– У нас убийство, Кулебякин сказал тебе звонить, машина за тобой уже поехала.
Я с некоторым облегчением выдохнул – всего лишь убийство, а пёс в порядке.
– Вообще-то я на больничном, – в доказательство я махнул перед телефонной трубкой гипсом, будто Баночкин мог видеть через телефонный провод.
– Я знаю, но Мухтарку нужно срочно задействовать, это самое… Сам понимаешь, без тебя он не работает.
– Конечно, не работает, – с некоторой важностью подчеркнул я. – Это только мой напарник. Меня и Серого лишь слушается. А чего такого грандиозного произошло?
Убийства, на самом деле, в любом советском городке – не такая уж и редкость. Конечно, уровень преступности пониже, чем в двадцать первом веке, но всё же преступления никто не отменял. В том числе особо тяжкие. В нашем городке это были, по большей части, так называемые бытовые убийства. Где-то что-то не поделили по пьянке, слово за слово – и за нож. Случались и кухонные убийства, когда муж жену или жена мужа пырнули. Такие преступления заведомо, как принято назвать, были «светлые». Все фигуранты известны, никого ловить и искать не надо, да и раскрывать тоже. Преступление считалось раскрытым, как только виновника доставляли в ГОВД. Но, судя по взволнованному голосу дежурного, сейчас совсем не тот случай.
А тем более, раз Кулебякин на работе – подняли начальника, получается, а по пустякам Петр Петрович ночью в отдел не поедет. Я медленно трезвел ото сна и готовился вникать.
– Ларионова знаешь? – спросил тем временем Баночкин.
– Это который в КПЗ постовой? – напряг я брови, помогая мозгам.
– Нет, это который Макар Ефимович, наша местная знаменитость.
– Не знаю, – честно ответил я. – И что же он натворил?
– Дак не он. Убили его. Преступление темное, труп криминальный. Прокурора я поднял, в область отзвонился, сейчас еще ответственный от главка приедет, – Баночкин тяжко вздохнул: – В общем, все шишки собираются на место происшествия выезжать, и ты с Мухтаром готовься. Ты ведь одной рукой сможешь поводок держать? Да?
А что тут спрашивать – вопросы уже явно превратились в риторические.
– Могу вообще без рук, зубами, – хмыкнул я. – Ладно… всё, иду.
За открытым окном послышалось характерное урчание двигателя УАЗа и скрип тормозов. Оперативно за мной приехали, прямо на всех парах мчались, что ли – со сна даже это казалось мне не заслугой ребят, а будто бы виной. Ладно. Съезжу. Надо так надо… Да и Мухтарчик засиделся. Давненько не работал, поеду обрадую его.
Быстренько натянул штаны и футболку – одеваться с одной рукой я уже приноровился, и даже ботинки шнуровал, хоть это и сложнее.
Написал Асе записку, что на работу вызвали, прицепил листочек на холодильник кусочком изоленты и покинул квартиру, заперев дверь.
В машине уже собралась дежурная оперативная группа: сонный Загоруйко, преувеличенно бодрый инспектор уголовного розыска Гужевой и молоденькая судмедэксперт Леночка. Видимо, отпуск ее кончился, и теперь заведующая больше не будет выезжать на места преступлений.
– Привет труженикам невидимого фронта, – позевывая, я уселся на заднее сиденье и подпихнул чемодан криминалиста.
Леночке уступили переднее сиденье – самое козырное место в УАЗике, не так трясет и на кочках не надо упираться руками в потолок (только там есть ручка специальная на панели) или обжиматься с криминалистическим чемоданом и милиционерами.
Присутствующие вяло поздоровались. Всех их выдернули из теплых постелей. В это время в небольших отделах и отделениях, ввиду малочисленности милицейских кадров и не столь большого числа ночных преступлений, допускалось дежурить, что называется, на дому. Если нет происшествий – можно идти и спать, разве что быть на связи. Ночевали на работе следаки и оперативники, потому что для них всегда находились даже ночью дела, а вот кинолог и криминалист – те далеко не на каждое преступление выезжали. Обслуживали только те, где действительно могли пригодиться их специальные знания. Оно и понятно, оперативников и следаков – хоть жуй, а эксперт и кинолог, в лучшем случае, по одному на отдел. А то и вовсе нет таких должностей в штате, и случись что – надо вызывать помощь из области или соседнего района.
