Read the book: «Счастье для всех»

Глава 1

Я сижу, свесив ноги на стареньком железном мостике над речкой Чернявкой. Река медленно несет свои мутные воды всего в метре от моих порядком поистертых кроссовок. Сейчас май, тепло совсем по-летнему и часть реки купается в солнечном цвете и искры, отражающиеся от водной глади, слепят глаза. За речкой на пригорке подпирают друг дружку старенькие деревянные дома-избушки, а дальше за каменными башнями местной исторической достопримечательности – кремля одиннадцатого века возвышаются башни современных многоэтажек. Мне давно надо встать и пройдя по мостику сесть на маршрутку, отправиться в одну из этих многоэтажек. Всего-навсего двадцать минут, и я снова окажусь в своем убежище с компом-другом, боксерской грушей – фальшивой спасительницей, плакатами старых рок-групп и магнитофоном AIWA – источником насмешек всех моих приятелей.

Мама уже наверняка вернулась с утренней смены и вовсю хозяйничает на кухне, пытаясь придумать что-нибудь вкусненькое к отцовскому приходу. Наверняка она уже начинает думать почему меня до сих пор нет дома, но пока не беспокоится и, значит. В ближайшие полчаса-час мне не придется придумывать какие-то глупые причины и не стараться побыстрее закончить телефонный разговор всякими “Ага”, “Ну давай потом”, “Да я все понял, ОК”.

Тень от школьного здания протянувшись из-за спины накрыла речку почти до самого стрежня, разделив течение на светлую и темную сторону. Говорят, там под мостом есть водоворот, в который два года назад затянуло свалившегося по пьяни сторожа со склада профнастила. Тело искали несколько дней. Жаль, что сейчас река обмелела и здесь у берега, глубина совсем маленькая, даже если спрыгнуть вниз до даже не расшибешься сильно.

Трогаю нижнюю губу. Кровь больше не идет. Вот и славненько. Ясно было что скрыть последствия недоразумения было невозможно, все явно распухло, да и побаливало знатно. Да и ухо до сих пор горело, как будто кто-то прошелся по нему металлической щеткой. “Знатно он меня. Без шансов”.

Да, результат разговора в школьном туалете был прямо скажем, провальный. И кто бы мог подумать, что Сашок, вечно с отсутствующим видом, обитающий в своем странном мире на самой последней парте сможет мне так приложить. Сбить с ног. Меня! Правда, я тоже успел знатно отоварить этого ботаника. Фингал под глазом знатная награда. Но на самом деле гордиться было нечем. Чего я добился в результате? Только того что, примчавшись Настюха закатила мне пощечину? А потом намочила свой платочек и принялась обтирать лицо этого… Я пытался придумать слова какие больше всего подходили бы, чтобы охарактеризовать этого гада, неожиданного героя-любовника, негодяя сумевшего увести у меня девушку, с которой я кучу времени пытался завязать отношения. И вроде бы уже все двигалось в правильном направлении. Мы даже пару раз встречались и гуляли, дело дошло до поцелуйчиков в подъезде, и тут она мне заявляет "давай останемся друзьями". Нет, я просто промямлил что-то в ответ, но внутри все вскипело. Вскипело и кипит до сих пор. Ну и финальная сцена, когда я заметил их в «Шоколаднице», улыбающихся друг другу так открыто, так нежно, что захотелось устроить разборку прямо там, на месте. Хорошо ребята удержали. Я смотрел и смотрел как Сашок нежно держит Настюху за руку, а в это время меня тоже держали, вдвоем крепкие пацаны. Герман, то ли в шутку, то ли всерьез объяснил, что не стоит так из-за девушки, что все девчонки по натуре предательницы, не повод так переживать, их еще будет пруд-пруди, стоит только посмотреть вокруг. И что он еще мне с этим делом поможет.

Все эти объяснения меня не очень тронули. Ну ладно, Настюха, хотя верить в слова Германа мне не хотелось, но все же в глубине души я понимал, что женщины следуют за порывами чувств и проснуться интерес к другому парню может совершенно внезапно, но отступать в сложившейся ситуации было ниже моего достоинства. Какой-то задрот, ничем себя не способный проявить в компании и вдруг отбивает у меня девушку.

С этим стоило разобраться. И мы разобрались в туалете на третьем этаже. Счет, пожалуй, был ничейный, но даже оказавшись один раз на вонючем полу я сумел подняться и овладел преимуществом. Так, мне казалось, пока в туалет не ворвалась она.

И теперь я сижу один уставившись в черную муть воды и обдумываю сказанное девушкой напоследок. “Ну ты и мудак, хорошо, что так все повернулось”.

Не знаю, может она и права, а Герман неправ. Но если он прав, то что же мне теперь? Куда идти? Домой? Мать спросит, что случилось? А что отвечать… Потом отец придет с работами и будет разбираться почему мне так досталось. Скажет, что я мало тренировался, бесперспективный неудачник. А мама, как всегда, зайдет в комнату и скажет, чтобы не обращал внимание. А я опять нагрублю. Нет сегодня, стыдно. Промолчу просто. А в это время Настюха…

Тень накрыла уже все течение реки и теперь она точно оправдывала свое название. Я сжимаю кулаки в бессильной злобе. Но на кого злюсь? Эх жаль, что речка так обмелела. Мне вдруг представилось как моего побелевшее тело вылавливают из черной воды, а все стоят на берегу, одноклассник, мама, папа. И Настя.

– Эй, миленок!

Оборачиваюсь, с удивлением. Это меня? Такое обращение услышать само по себе необычно. Совсем другое дело, когда это произносит бабушка лет семидесяти, опирающаяся на деревянную палку, в простонародье называемую клюкой. Некоторое время мы разглядываем, друг друга не произнося ни слова. Бабулька выглядит довольно странно в длинном черном платье, сплошь покрытом цветной вышивкой в виде птиц и зверушек, голова ее повязана черным платком. Лицо покрыто глубокими морщинами, губы уже давно потеряли свой цвет и кажутся почти прозрачными, но в глазах старушки как будто играют веселые огоньки. И вообще, она будто бы изучает меня, причем не только разглядывает лицо, фигуру, изучает одежду, но и пытается проникнуть в мои мысли. Становится немного не по себе и решаю, что мне пора. Наклоняюсь, чтобы поднять сумку с книгами, как бабулька произносит совсем не старческим, но каким-то глубоким голосом, заставляющим вдруг задрожать руки и отказаться от мысли сбежать, как можно быстрее.

– Не, пугайся, юноша. И потом, от себя, от своих мыслей не убежишь.

Силы покидают меня, и я вновь буквально падаю на жесткие прутья скамейки и, почему-то полушепотом произношу.

– А вы откуда мысли мои знаете?

С реки повеяло холодом и под пытливым взглядом женщины меня буквально пробрала дрожь. А старушка сделала шаг вперед и неожиданно приложила ладонь мне ко лбу.

– Горячка у тебя. На душе беспорядок и мысли совсем никуда не годятся.

Я вдруг почувствовал странное спокойствие, неприятные мысли схлынули словно рухнула внутренняя стена из серых каменных глыб. Не отрывая от меня взгляда, женщина покачала головой и пробормотала.

– Нет, так не пойдет.

Искры вновь сверкнули в ее глазах и отняв ладонь она отступила назад и замерла, опираясь на свою деревянную палку.

– Что вы сделали?

Слова застревали словно пробиваясь через слой ваты. И холодно, мне стало так холодно, как будто на дворе был не сентябрь, а как минимум середина ноября.

– Ничего такого, что могло бы тебе навредить. Ни тебе, ни кому-то еще. А вот ты уже полмира готов возненавидеть навсегда. И зря.

Я покачал головой. Собрался с мыслями. Что же такого я мог еще сотворить? Ничего не приходило в голову.

– Я тебе помогу. Помогу понять, что твоя жизнь совсем не должна состоять из злости и недоверия. Понять, что иногда кажется, что ты в тупике, что жизнь кончилась и вокруг только стена непонимания. Стена до самого неба. И вдруг происходит нечто, переворачивая, весь мир.

– Нет. Я не верю.

Кажется, действие необыкновенного прикосновения старушки, внезапно иссякло. Все переживания последних дней вернулись мутным вихрем злости, водоворотом обиды и острым желанием сделать что-то, что могло вернуть все. Все что я умудрился потерять за последние несколько дней. И главное, непонятно почему. Разве я не любил Настю? Правда не сказал ей об этом. Не успел. Может быть, это могло случиться сегодня. Может быть завтра. Конечно, завтра это наверняка бы произошло.

Старушка, казалось, не обратила абсолютно никакого внимания на мой резкий тон.

– Верить или не верить дело десятое. Главное по-настоящему, от всего сердца желать, чтобы случилось чудо, способное изменить мир вокруг к лучшему. Подумай, чего бы ты мог пожелать окружающим тебя людям чтобы они стали счастливыми, более счастливыми, чем сегодня.

Злость продолжала бурлить в моей крови и слова, произнесенные странной бабулькой, вновь вернули к событиям сегодняшнего дня. Среди всех неприятных и одновременно горьких мыслей одна вдруг заставила меня криво усмехнуться. А вдруг то, что говорит эта женщина, может произойти на самом деле? Смогла же она одним прикосновением заставить меня успокоиться, пускай ненадолго. Почему бы не попробовать?

– Я могу попросить что угодно?

– Я отнюдь не всемогуща. Только то, что может быть связано с людьми, которые живут рядом с тобой, зависят от тебя, от твоих поступков и желаний.

– Понятно. Мне этого вполне достаточно.

Меня вдруг охватил страх. То, что я произнесу сейчас может сбыться в действительности. Как говорят пятьдесят на пятьдесят. Или-или. Хорошо ли играть судьбами других людей. Пускай на самом деле магия не существует, пускай все это на самом деле ерунда, какая-то фишка доброй старушки, желающей заставить его не смотреть в черный колодец под ногами и отправиться домой. И может быть пересмотреть отношение к своим поступкам. И все же… Внезапно пересохшими губами я произношу тщательно продуманную фразу:

– Желаю, чтобы Анастасия Комелькова встретила завтра утром свое счастье, которое будет рядом с нею всю жизнь. Желаю, чтобы Александр Марков тоже встретил счастье, которое будет рядом с ним всю жизнь.

– Ну и накрутил, красавчик. Хорошо. Сбудется. А ты?

– Я?

– Ну да. Что будешь в это время делать ты? Только помни, влюбленность нелюбовь. А любовь сама по себе счастье.

Вопрос кажется мне немного странным. Бабулька все объяснила. И вообще, какое ей дело? Ведь и испортивший мою жизнь обормот и девушка, о которой я стараюсь не думать, будут счастливы. Если все пойдет так как я задумал, то и я буду счастлив. Да в любом случае ведь хуже не станет. Я все продумал! И даже свой ответ колдунье.

– Надеюсь, я тоже получу свою долю счастья. И, во всяком случае думаю, что смогу помочь обрести свое счастье и себе тоже. Как другим…

Я с удивлением смотрю как морщины на щеках, на лице, на лбу бабульки разглаживаются, на ее лице появляется мечтательная улыбка и мне даже кажется, что она сразу молодеет лет на двадцать. И пускай это явно происходит в моем воображении, ведь уже через секунду она уже вновь та самая пожилая женщина, что разговаривала со мной последние полчаса. Вышивка на платье в порывах ветра словно живет собственной жизнью, сплетая мозаику фантастических цветов и людских силуэтов Бабушка достает что-то из незаметного до этого кармана. Кармана до этого так искусно скрытого среди вышивки, что кажется, что его там быть не может. В ее руках две маленькие бутылочки, закрытые обычными пробками. Такими как закрывают шампанское. Или другое игристое вино. В одной бутылочке белая жидкость, консистенцией и цветом напоминающая натуральное молоко. В другой черная, чернее натуральных чернил в стеклянной баночке. Такие он видел в дорогом магазине канцелярских предложений.

Промелькнула смешная мысль – “Неужели она сейчас заставит меня выбирать, как Нео в фильме”?

Но старушка просто протянула мне оба флакончика. Когда обе бутылочки оказались в моих руках она, глядя в глаза произнесла несколько слов похожих на заклинание. Правда говорила она обычным, спокойным тоном. Мне даже показалось что бабулька слегка посмеивается надо мной. Улыбка таилась в уголках глаз, среди морщинок, покрывавших ее немолодое лицо. Но в произнесенных словах было нечто необычное, нечто заставившее холодок вновь пробежать по моей спине.

– Нравится мое платье?

И не давая придумать ответ:

– Черный цвет для того, чтобы старое исчезло. Белый цвет чтобы новое возникло. Навсегда.

Потом старушка наклонилась и совершенно неожиданно поцеловала меня в лоб. А потом прошептала на ухо несколько слов, повернулась и пошла по мосту. Палка клюка все это время оставалось у нее подмышкой и вообще походка ее совершенно не напоминала усталое шарканье старой женщины.

А я остался стоять с открытым ртом и бутылочками в зажатых ладонях. Что это могло значить? Казалось, сказанные на прощанье слова продолжали звучать в ушах.

– Счастье в твоих руках. И в сердце.

Некоторое время я стою на ветру не зная, что делать. Кажется, что бутылочки живут своей особенной жизнью. Одна из них как будто согревает сомкнутые пальцы, это тепло растекается по всему телу и на душе становится как-то спокойнее. Другая излучает холод, и этот холод заставляет сердце замирать, как будто спустя мгновение должно было произойти нечто невероятное.

Пару минут я раздумываю над словами старушки и разглядывая солнечные блики, время от времени пробивающиеся сквозь тень, заполонившую течение реки. Бабулька между тем давно перебралась на другой берег и исчезла среди покосившихся деревянных домиков. А может быть она и жила в одной из этих столетних избушек на курьих ножках? Варила свои странные отвары и тренировалась в психологическом влиянии на окружающих. Лечила с помощью эффекта плацебо или настойками с неизвестными рецептами. А люди называли ее колдуньей. Я вдруг понял, что бабулька не спрашивала моего имени и не называла своего. Странный у нас разговор получился.

Телефончик играет знакомую мелодию, и я поспешно извлекаю мой черный айфон из нагрудного кармана. Не самая новая модель, но он мне дорог именно, потому что это единственный подарок отца. Неизвестно с какого перепуга мой папаша два года назад расщедрился и с квартальной премии приобрел эту игрушку мне на тринадцать лет. Мать, конечно, не одобрила, но что она могла поделать?

Поспешно укладываю бутылочки на место телефона и нажимаю на кнопочку аппарата.

– Валя, ты где? Отец только что звонил, сказал, что будет пораньше. Сюрприз у него какой-то. Так что постарайся успеть до его возвращения. А то ведь знаешь…

Не слушаю дальше и просто отвечаю, что буду через полчаса. Сколько раз я уже просил маму не называть меня так! Вот уж угораздило родителям назвать меня Валентин. И пускай мама раз сто перечисляла список знаменитых людей с таким именем, меня оно все равно бесило. И особенно тогда, когда мама в разговоре со мной или другими людьми использовала сокращенный и, по-моему, женский вариант. Отец, как-то будучи в легком подпитии признался, что и сам не очень любит это имя и совершенно не понимает, как маме удалось уговорить назвать меня Валентином. Вообще же для моего отца лучше всего подходит определение мужик. Он многое может, но для этого должны сложиться особые обстоятельства. А его интересуют только его станки. Стоит ему зацепиться за тему, и он будет рассказывать о своих железяках часами. А уж если выпьет, то и будет возмущаться, и требовать от меня подтверждения будущих успехов в металлообработке. Он уже и ВУЗ для меня подобрал. Только вот мне на самом деле это совсем не интересно. Может быть, поэтому мы с ним живем в одной квартире, но встречаемся только тогда, когда что-то случается и родителю кажется, что пора вмешаться в воспитательный процесс.

Бросаю последний взгляд на черную гладь реки и спустя пять минут уже торопливо пробираюсь между деревянных домиков местами почти по окна вросшими в землю. Домики прячутся среди деревьев и тонут среди цветущих яблонь. Май месяц и весна наполняет воздух яркими ароматами. Не могу удержаться, замедляю ход и останавливаюсь около покосившегося, почерневшего от времени заборчика. Ветки полные белых лепестков тянутся ко мне, и я вдыхаю запах и наслаждаюсь ароматом. Протягиваю руку и глажу цветок и от прикосновения внутри начинает играть мелодия, медленная и полная полутонов в ритм налетающего с каждым порывом ветра густого сладковатого аромата. Машинально срываю один цветок и тут же ветер осыпает меня целым дождем белоснежных лепестков.

Так и сажусь в маршрутку с цветами в ладони. Водитель-кавказец косится в мою сторону, но молчит. Маршрутка полупустая и мы кружимся по узким улочкам почти без остановок. Я смотрю в окно и все события сегодняшнего дня остаются где-то там, далеко в прошлом, в круговороте цветочной метели.

Глава 2

Бегу по ступеням с надеждой что все-таки успею вовремя. Открываю дверь, и невиданная волна ароматов встречает меня прямо на пороге. Мама сегодня постаралась на славу! Стараюсь проскользнуть мимо двери на кухню, на ходу ограничиваясь обычной фразой:

– Мам, я дома.

Мать не отвечает, успевая между своими кухонными делами разговаривать по телефону. Ну и хорошо.

Моя комната встречает меня, как всегда, порядком совсем несвойственным парню моего возраста. Строгость и гармония, таким лозунгом руководствовался мой отец, заказывая мебель для мальчика десяти лет. С тех пор ничего не поменялось, все тот же шкаф, сочетающий в себе функции места для одежды и школьных принадлежностей, кровать в углу застеленная по-армейски аккуратно и стол с компьютером. И компьютер, и монитор уже стоило поменять на новые, но сейчас в нашей семье еще не настали настолько светлые времена, чтобы поменять электронику на что-нибудь соответствующее велениям времени. Отцовский завод потихоньку выходил из кризиса несколько лет назад поразившего все отечественное машиностроение, но стабильность зарплат еще не гарантировала способность мужчины обеспечить все потребности семьи. Мама же хоть и работала в швейной мастерской, но ее заработок даже отец иначе как слезами назвать не желал.

Вешаю школьную сумку на дверь, снимаю куртку и вешаю в шкаф аккуратно расправив плечики. Обе бутылочки с эликсиром были извлечены из кармана и отправились на стол, заняв место между клавиатурой и монитором компа. К сожалению, обнаружилось что последствия сегодняшнего инцидента были значительно более плачевные нежели я мог ожидать. На спине расползлось серо-черное пятно, а рукав рубашки вообще был надорван в двух местах. Задумываюсь, просчитывая варианты избежать, как минимум серьезного разбирательства сегодня вечером. Но, с другой стороны, можно было просто спрятать рубашку где-нибудь до завтра, а завтра отправиться в мамину мастерскую и тайком договориться с тетей Зиной, маминой сестрой об исправлении появившихся дефектов. Я поспешно засовываю пострадавшую в неравном бою рубашенцию под подушку и натянул вместо нее черную футболку с надписью The Beatles. Джинсы решаю не снимать, только очищаю их в самых подозрительных местах одежной щеткой.

Мне ужасно хочется побыстрее сесть за компьютер, ведь отец может нагрянуть с минуты на минуту и уж тогда придется отложить все и отправиться к общему столу, для того чтобы выслушивать рассказ об этом необыкновенном сюрпризе, который скорее всего касается каких-нибудь совершенно неинтересных мне производственных новостей или появлению очередных слухов о выплате суперпремии по итогам второго квартала. Нет, у меня были дела поинтересней.

Можно поиграть в новую игру про нашествие инопланетян, узнать последние новости из мира рок-музыки, но я задумал совсем другое. Правда совесть не позволяет избежать вечерней обязательной программы, и я пару раз прикладываюсь к боксерской груше, но боль в руке сразу заставляет отказаться от задуманного. Показав козу Кипелову, победно вздымающему кулак на плакате над кроватью, я усаживаюсь наконец в свое черное кресло, единственный предмет обстановки, который в прошлом году выбирал сам магазине, а потом тащил его на себе через полгорода домой, не имея финансовой возможности оплатить такси.

Экран компа показывает пейзаж нашего города, снятый со стороны деревянного кремля, а потом рассыпался множеством привычных символов. Я подключаюсь к интернету и быстро открываю страницу Насти в популярной соцсети. Если честно сказать я просто хочу проверить, не заблокировала ли меня девушка после сегодняшнего происшествия, но все кажется обычно, как всегда.

Некоторое время я просто с горечью рассматриваю аватарку с анимешной красоткой. Этот образ я когда-то создавал сам, на уроке компьютерной графики. Потом начинаю прокручивать ленту с постами и сообщениями. В общем-то ничего что могло бы поднять мое настроение я не вижу. Фото самой Настюхи на фоне всяких более или менее интересных мест, фотки книг, которые она прочитала и теперь делилась этой новостью с подругами, фотографии блюд, снятых наверно в разных кафешках, реклама косметики, одежды, поздравления, приветы. Среди всего этого многообразия не было ни одной фотки с ее новоиспеченным кавалером, что мне кажется странным. Впрочем, мне похвастаться тоже нечем, все фотографии на которых когда-то засветился Валентин Тороп исчезли, либо скрыты, либо удалены.

Еще несколько минут я пролистываю ленту Настюхи пока не добираюсь до уже каких-то незапамятных времен, до поездки нашего класса в Москву, на выставку достижений России. Мне сразу стало немного грустно, ведь именно во время этой поездки мы с Настей чувствовали себя настоящей парой. Или мне это просто казалось. Ведь тогда я был еще пацаном, мне было четырнадцать. А сейчас уже почти шестнадцать и я начинаю понимать эту жизнь лучше.

Отодвигаю в сторону бутылочки чтобы они не загораживали экран. Они зарываются в небрежно разбросанные в углу стола белые лепестки. Волна запаха, возникшая как будто из ниоткуда заставляет голову кружиться, цвета на экране теряют резкость и мне кажется, что в ушах слышится девичий голос.

-Валя! Валя! Ты где?

Потираю виски и вновь смотрю на экран монитора. Фотография теперь выглядит так четко, как будто я рассматриваю не загруженный полу любительский снимок, а слайд, загруженный профессиональным фотографом.

Яблочный аромат никуда не исчезает, обволакивает как будто я вновь нахожусь на том же самом месте у моста, там, где первый раз коснулся бабушкиных бутылочек.

Эту фотографию я видел десятки раз. Да что там говорить, оригинальное распечатанное фото лежит у меня на полке вместе с другими такими же в альбомах, посвященных окончанию очередного класса.

Но это фото совершенно другое. На нем нет меня. Я точно знаю где я должен быть, рядом с Настюхой, чуть левее и за спиной, при обнимая ее за талию. Конечно, этого на фотографии не было видно, но я помню теплоту ее тела и свой мальчишеский страх. Страшная мысль о том, что она сейчас повернется и скажет мне при всех чтобы я убрал свою ладонь. Но она ничего не этого не сделала, а потом вечером, среди огней Москвы мы, как нам казалось, надежно скрываясь в темноте, целовались до тех пор, пока учительница не нашла нас сидящих на ступеньках у входа в гостиницу.

Я помню все это так отчетливо, как будто это было вчера. И эта фотография с улыбкой Насти и моим напряженным сосредоточенным лицом оставалась одним из самых важных самых необыкновенных моментах моей жизни. А теперь я исчез непонятно куда. Как такое возможно? На фотошоп непохоже от слова вообще.

Еще несколько секунд лихорадочно разглядываю фото в надежде что это какая-то ошибка и выложенная фотография сделана позже или раньше, что я случайно спрятался где-то за спинами других людей, а в это время фотограф сделал пробный снимок. Надеюсь, так и было. Я случайно спрятался за спину этой девушки. Только вот почему она оказалась на фотографии нашего класса. Такую девчонку не заметить было невозможно. И почему она держит Настюху под руку? Они, что подруги?

Я увеличиваю картинку и лицо девушки набирает красок. Какая она красивая. Мне кажется или на самом деле она смотрит мне в прямо глаза? Какой странный эффект. В уголках губ улыбка, ямочки на щеках заставляют замереть сердце. Волосы разметало московским шальным ветерком.

Чувствую, как кровь приливает к лицу.

В ее взгляде обещание. И призыв.

Машинально касаюсь рукой экрана и задеваю бутылочки, которые поиграв стеклянным звоном задорную мелодию падают на стол.

Экран моргает, словно комп на секунду отключают от питания. Я снова вижу ту самую фотографию. Но теперь она уже кажется самой обыкновенной, чуть смазанной и немного блеклой. Но главное, что на ней вновь есть я, Валя Тороп в распахнутом пиджаке и с потерянным выражением лица.

Торопливо открываю нижний ящик стола и вынимаю свое сокровище, свою память о былых временах. Синяя папка с воспоминаниями. Неловкое движение и белые листы разлетаются по комнате и как усталые птицы замирают у моих ног. Сколько лет прошло? Совсем немного, пожалуй. Вечность. Но я помню все до мельчайших подробностей.

– Ты талантливый мальчик, Валентин. Тебе стоит продолжать учебу. Я попробую поговорить с твоими родителями.

Мальчик вздрагивает и стараясь не глядеть в глаза преподавателю быстро-быстро крутит головой.

– Нет, Анна Михайловна. Не надо. Я не хочу.

Женщина качает головой и отходит к девочке, сидящей у окна. Она удивленно смотрит в мою сторону и недовольно поджимает губы. Срываю свой незаконченный рисунок с мольберта и выбегаю из кабинета.

Детские воспоминания. Или игра воображения. На самом деле все было не так. Отец просто пришел в художественную школу и забрал прямо посреди урока. Кажется, это был сентябрь или октябрь. День был серый и дорога домой по лужам заняли больше времени чем обычно.

Опускаюсь на колени и пытаюсь найти тот незаконченный портрет. Переворачиваю лист за листом не пытаясь прочитать строчки, оставленные посреди девственно белой чистоты аккуратным, совсем не мужским почерком. За это меня хвалили, за старательно выписанную каждую завитушку, за то, что слова ложились на листе ровными рядами, дружно держать за руки-черточки.

Меня хвалили за красоту каллиграфии, но не за слова, оставленные когда-то на этих листах. Их никто никогда не видел. Разве можно доверить кому-нибудь всю боль, живущую в сердце человека? И стихами это назвать нельзя… Просто слова.

На этом рисунке не осталось никакой надписи. Ведь это был просто набросок, черты лица только намекали на то каким будет весь образ, какие чувства будут жить в сердце, что будет волновать ее душу спустя годы, например сейчас. Я беру карандаш и начинаю рисовать, резкими, забытыми движениями придаю наброску черты девушки с увиденной сегодня воображаемой фотографии. Удивительно как спустя столько времени моя рука работает с не меньшей, а даже большей силой и уверенностью. Ни одного лишнего движения инструмента. Образ на листе оживает прямо на глазах.

– Валя! Валя! Пойдем уже, отец пришел.

Мне совсем не хочется выпускать рисунок из рук. Мне кажется, что портрет не закончен, не хватает нескольких штрихов. Нужно подправить образ, может быть, стоит убрать эту грусть в глазах. Откуда она взялась? Зачем?

– Валя!!!

Позже. Все позже.

Нехотя отправляюсь на кухню. Отец, сидя за столом накладывает себе в тарелку какой-то необычный салат. Он встречает мое появление, не поднимая взгляда. С удивлением оглядываю стол. Мама, кидая быстрые взгляды в сторону отца, выставляет на стол блюдо с отварной картошкой и каким-то чудесно пахнущем мясом. У нас явно какой-то праздник. Но какой?

Отец глубокомысленно пережевывает салатик, разглядывая что-то на стене напротив. Может быть, ему нравится хитросплетение трещинок, захвативших всю поверхность кухни в почти незаметную паутину безразличия.

Хотя нет. Все-таки, сегодня что-то действительно произошло. Я замечаю, что плечи отца сегодня совсем не напряжены, он точно не ждет обычных маминых вопросов типа “а когда”. Нет, сегодня он возможно даже хотел бы услышать эти вопросы, но мама просто сидит, сложив руки на коленях и смотрит на отца. Я вижу, как у нее в глазах застыло ожидание. Она что-то уже знает и просто хочет услышать подтверждения из первых уст.

А я думаю, какими могут быть эти изменения, что они могут принести мне? Можно подумать, что удастся избежать неприятного разговора. А может быть действительно удастся? Как было бы здорово спокойно расщелкать домашку по алгебре и снова вернуться к портрету. Над ним придется еще поработать. Не очень понимаю почему мне так загорелось именно сегодня рисовать и рисовать. И внутренний голос сразу подсказывает, тайна!

Да, тайна. Интересно, как эта девчонка выглядит сегодня. Стала еще красивее чем была. Может быть ее вообще не узнать. Можно будет завтра утром Настюху попытать. Но для того, чтобы даже попытаться вступить с ней в разговор сейчас потребуется этот эликсир. Осчастливить ее. И меня заодно. С другой стороны, глупо будет спрашивать ее в такой ситуации про другую девчонку. Короче потом все как-нибудь само собой прояснится.

Наконец, отец собрался с мыслями его голос, привычно чуть охрипший после смены, вырывает меня из круговорота странных идей.

– В общем так, сегодня объявили. Меня назначили старшим мастером в новый цех, тот что сейчас достраивают. С ЧПУ. Он покосился на меня словно не зная, способен ли я сохранить важную военную тайну. Хотя все в городе и так знали, что расширение производства связано с особенными государственными заказами.

Мой отец в свое время закончил престижный вуз в Питере и почему он оказался в нашем городке мне неизвестно. Наверно это как-то связано с мамой и всякими неприятностями, которые происходили в начале двухтысячных. Во всяком случае маму иногда в шутку подруги называли “борцухой с мельницами”. Но она не реагировала и все разговоры быстро сходили на нет.

– И еще. Видишь, Маша, несмотря на все разговоры не зря я вкалывал последние годы. В сентябре поеду в командировку на два месяца, в Китай. Изучать станки, на которых предстоит работать. Еще Константинов поедет и пара мастеров из двенадцатого цеха. Но я старший.

Отъезд отца сам по себе открывал неплохие перспективы, жаль только это произойдет осенью, а не во время каникул. У меня был свой план и отъезд отца мог помочь, а с матерью я уже провел предварительные переговоры.

Это был даже не план, а мечты. Я хотел удрать от отцовских станков в Питер, поступить в колледж дизайна. А потом, потом… Правда так далеко я предпочитал не загадывать. У матери там оставались старые знакомые и подруги. И одна уже даже была как-то связана с искусством. Впрочем, в Питере наверно каждый десятый связан с музеями, архитектурой или рисованием. Так мне почему-то представлялось.