Read the book: «Одинаковые. Том 1. Адаптация»

Глава 1

Холод, жуткий холод накрыл с головою. Глаза ничего не видят, и хочется кричать. И вот закричал, да еще как! Боже, что со мной, где я, почему так плохо вижу? Горло от крика начало саднить – и только тогда дошло, что это именно я кричу, как новорожденный младенец. Осознав это, попытался успокоиться. Прошло по ощущениям совсем немного времени, но рядом раздался новый крик, а через несколько мгновений еще один.

Не знаю почему, но контролировать свое тело было невероятно сложно, да и, похоже, это совсем не мое тело. Что-то теплое уткнулось мне в рот, и я на каком-то животном инстинкте схватил это своими губами. Молоко, черт побери! Похоже, я пью грудное молоко! Я что – младенец? Ну что ж… Похоже, только что появился на свет новый-старый человек, встречайте…

Видимо, после теплого молока я уснул. А когда проснулся – почувствовал, что лежу на чем-то мягком. Попытался открыть глаза и пошевелиться – получалось очень плохо. Перед глазами все расплывалось, и цвета были какие-то серые, что ли. Тем не менее попытался оглядеться, насколько смог это сделать. И тут на голову навалилась непонятная тяжесть, ужасно заболели виски, а из глаз потекли слезы. Не знаю сколько это продолжалось, но в итоге я просто вырубился.

Неизвестно сколько времени находился в бессознательном состоянии, но, когда очнулся, чувствовал себя относительно хорошо. Почему относительно? Ну, голова не болела совсем, а вот со зрением и ощущением пространства что-то казалось не так. Черт возьми, что происходит, почему все троится и перед глазами, и в голове? Через какое-то время осознал, что вижу одновременно три похожие картинки перед глазами, но они как-то странно смещены.

Что это, блин, какое-то птичье зрение или шизофрения? Утомившись от рассуждений, снова заснул. Черт побери, что происходит – чувствую, что сплю и не сплю одновременно, закрываю глаза и все равно вижу вокруг ту же картину. Постарался успокоиться, продышавшись и спокойно осмыслить происходящее. Наконец до меня дошло, что нахожусь я одновременно в трех телах, и одновременно пытаюсь управлять, насколько это возможно, всеми. Блин, еще бы не свихнуться от таких выводов и не уехать в специальное учреждение на профилактику, так сказать. Попытался уснуть, закрыв одновременно три пары глаз, и с тройной улыбкой погрузился в сон…

Давайте знакомиться:

Семеновский Андрей Геннадьевич, 1970 года рождения, майор ГРУ в отставке. Как модно говорить – самозанятый на пенсии. Родился и вырос в глухой забайкальской деревне, остался без родителей в 4 года. Ехали с родителями в город из деревни деда, когда в наши Жигули первой модели на скорости влетела фура… Не знаю как, но чудом выжил только я.

Почти сразу меня к себе забрал дед. Опекунство оформили на мамину старшую сестру, но дед Андрей ультимативно заявил, что останусь у него. Он тогда был еще молодой – 52 года и сил в руках имел немеряно. Дед прошел всю войну, вышел в отставку в звании старшего лейтенанта. Где он служил, для меня долгое время было загадкой. Волею случая через несколько лет удалось разговорить старика и узнать некоторые подробности.

С самого детства дед воспитывал во мне самостоятельность. Когда исполнилось 6 лет, начал брать меня в тайгу, учил стрелять из мелкашки ТОЗ-8, ставить ловушки на зверя. Потом большую часть времени я жил в школе-интернате, но на каникулах всегда оставался с дедом. Летом мы жили на заимке, а зимой отправлялись в тайгу. Кроме стрельбы дед научил меня ходить по тайге, слушать ее и понимать.

В 10 лет мне надоело жить весь учебный год в интернате, и уговорил деда перевести меня на домашнее обучение. Пообещал, что буду стараться и не запускать школьную программу. Каким-то чудом, но удалось договориться с Павлом Семеновичем, директором интерната, и у меня появилось много свободного времени.

Учеба давалась легко, тратил на нее по 2–3 часа в день и без труда сдавал два раза в год контрольные, в основном на хорошо и отлично. Дети в интернате завидовали моей свободе, и в первое же посещение после долгого перерыва решили меня наказать. Шесть парней постарше напали возле спортивной площадки. Отбивался, как мог, но численное превосходство сыграло свою роль. Меня крепко отпинали, и дед забирал меня уже из районной больницы, в которой пришлось лежать почти целый месяц.

Вернувшись в деревню, дед решил взяться за мою физическую форму всерьез. Кроме ежедневной физухи и утренних пробежек на 4–5 километров, стал учить защищать себя кулаками.

Дед Андрей наконец-то открылся, хотя, подозреваю, все-таки частично. Оказалось, он служил в специальных частях и занимался разведывательно-диверсионной работой в тылу врага, а под конец войны – в отрядах зачистки на западной Украине. Дед объяснил, что его умения не про спорт. Все его навыки про быструю ликвидацию противника, поэтому пользоваться новыми умениями мне нужно очень аккуратно и не терять головы.

Кроме рукопашки была работа с холодным оружием. Работа с ножом, саперной лопаткой, метание всего, что может втыкаться. Дед серьезно поговорил о моем будущем, прежде чем давать мне специфические знания и умения.

Для себя уже давно решил, что стану военным. Мы поговорили, и дед стал обучать меня всему, что умел сам, и за несколько лет сделал из меня бойца можно так сказать широкого профиля. На заимке у него был схрон с оружием, там был один ТТ, Вальтер PPK, два нагана с самовзводом, СВТ40, мосинка с оптикой, несколько цинков патронов ко всему этому добру.

Не знаю, как уж дед умудрился насобирать этот арсенал, но учеба с оружием мне особо нравилась. За несколько лет я до автоматизма довел полную сборку-разборку, чистку, и, конечно же, стрельбу. Так увлекся, что деду пришлось доставать дополнительные патроны несколько раз через старых сослуживцев, еще имеющих отношение к армии.

К 10-му классу я вытянулся до 185 сантиметров, имел крепкое сухое телосложение и ни грамма лишнего жира. Русые волосы, которые обычно коротко стриг, прямой нос, уверенный взгляд серых глаз. После нескольких драк в интернате деревенские пацаны обходили меня стороной и считали бирюком, так как большее время я проводил в тайге, изредка появляясь в поселке.

Когда я закончил школу, дед связался со старым другом с генеральскими погонами. Через наш военкомат направили меня в славный город Рязань, в Рязанское высшее воздушно-десантное командное Краснознамённое училище.

–-

Открыл глаза, похоже проснулся, еще и еще раз. Ха-ха, мы проснулись. Так и не успел рассказать о первой жизни. Да, да не ослышались, похоже, я получил новую жизнь, даже три. Что это выходит: я попаданец или перемещенец или извращенец… Да какая, к черту, разница – я живой, да еще и втройне, Ха-ха. Что это меня пробивает на дурацкий смех, и мысли путаются в голове. Видимо, еще до сих пор не осознал степень своего попадания, но, определенно, плюсов гораздо больше, чем минусов – будем жить. Теплые руки подхватили меня и стали кормить, так и понеслись вскачь первые дни моей-нашей новой жизни.

Через пару месяцев уже окончательно привык к мысли, что переродился одновременно в сознании трех братьев, и имею одно общее сознание на всех одновременно. К счастью, память прошлой жизни сохранилась вплоть до мелких деталей. Покопавшись в памяти, даже про себя проговорил наизусть ТТХ сорокапятки из справочника, который лежал в библиотеке деда на заимке, как будто в это время держал в руках открытую книгу.

Управлять тремя телами было сложно, и каждый раз, когда я пытался сконцентрироваться на каком-то конкретном действии, голова начинала болеть, а из глаз текли слезы. Да и, собственно, чем там управлять, нас как кукол пеленают в тряпки, и, разве что, глазами, да голосом можем познавать окружающий мир и издавать звуки, конечно.

Больше всего напрягало, что не могу контролировать организм на предмет пописать и покакать. Вот приспичило попе – и наделала в пеленки. А лежать в сыром, скажу, такое себе удовольствие. Поэтому научился звать криком каждый раз, когда начинал этот процесс, в остальное время лишний раз старался не орать. Но в момент справления потребностей орал знатно – родители реагировали оперативно и по сигналу проверяли пеленки.

Когда зрение начало приходить в норму, удалось разглядеть пространство вокруг себя. Это была обычная изба с печью, у деда в деревне была почти такая же. Печь оштукатурена белой известкой, местами потрескавшейся, со следами копоти в некоторых местах. Лежанка небольшая, похоже, там старик спит, дед, наверно. Изба была небольшая – примерно 4 на 5 метров. Сруб сложен из добротных бревен, и местами из щелей торчит мох. Небольшой стол, 3 лавки, пара сундуков, которые тоже использовали, как спальное место. В красном углу иконы.

Похоже, родились мы в деревне, и во времени весьма отдаленном от двадцать первого века. К сожалению, отрывного календаря на стене с гороскопом не увидел, да и газеты, в которых можно узнать дату, мне как-то не попадались. Ладно, не к спеху, надо пока просто расти. Эх, скорее бы начать ходить…

Пока надо попробовать разобраться с управлением и этой странной, доставшейся мне способностью. Выходит, у меня теперь три тела и одно сознание на троих. Интересно, а мозгов тоже в три раза больше и, соответственно, я стану в три раза умнее? Так – закрываю глаза: одного, вижу вторым и третьим, закрываю глаза второго, остается только картинка с третьих глаз. Так, так, так…

Надо определить, как правильно вести себя с этой сверхспособностью, и эффективно ей управлять. Голова по-прежнему болела, когда я пытался действовать синхронно. Интересно, это мы сейчас все в одной куче в основном, а в будущем смогу ли я действовать разными телами на большом расстоянии? Например, один ворует, второй на стреме, а третий вывозит награбленное, и, в случае чего, шухер кричать не надо. Сука, о чем я думаю.

В уме я считал и старался запомнить дни, когда просыпался. С нашего рождения прошло примерно 5 месяцев, да и по изменениям погоды тоже было видно. Когда мы родились, на улице стояла осень, а сейчас, похоже, наступила уже зима, наверное, январь или февраль. Так вот, примерно в полгода, мы начали уверенно ползать по дому. И когда это произошло, начались усиленные тренировки моего сознания, которое в одиночку пыталось управляться с тремя детскими тушками.

Имена, эх, вот тут засада, когда услышал впервые, ржал почти час. Короче, мы теперь – Илья, Никита и Алексей, во фантазия у родителей. Хорошо, что без Добрыни обошлось. Так в шутку иногда нас и называли родители – три богатыря. Наверное, мы были очень похожи друг на друга, и родители часто нас путали, да и имея одно сознание на всех, я, тоже не особо заморачиваясь, откликался на любое из имен.

Молока матери всем не хватало, поэтому скоро начали давать еще какое-то, больше похожее на козье, но, могу ошибаться – может, тут и у коровы такой вкус молока, в любом случае стало повеселее с добавкой.

Старался все время, пока на нас никто не обращает внимания, потихоньку заниматься, развивая моторику пальцев и координацию движений. Делал это, исходя из новых способностей. По очереди двигал руками, ногами. Делал синхронно. Для того, чтобы появлялась слаженность действий, а не хаотичное махание, приходилось концентрироваться – и, как итог, болела голова. Но заметил, что все больше действий мне дается легко и без последствий для мозга.

И вот в полгода впервые получилось встать. Когда отец вечером пришел домой, он увидел, как мы стоим возле лавки и неуверенно держимся за нее. Отец даже прослезился, как мне показалось, подошел и стал тетешкаться с нами. Отец был крепким мужиком, с большими кувалдообразными руками. Средний рост, темно русые волосы, нос с небольшой горбинкой, после перелома, похоже, добрый взгляд, паутинка морщин вокруг глаз. Я его видел, в основном, в простой одежде, обычно это широкие штаны, рубаха и сапоги.

За это время по разговорам взрослых все-таки удалось добыть частичную информацию о новом мире, в который попал. Во-первых, сейчас идет 1884 год от рождества христова. Родились мы в казачьей станице Прилукской, практически на границе с Китаем и Монголией. Похоже, это где-то рядом от тех мест, где я провел свое детство вместе с дедом. Отец был охотником-промысловиком. В детстве получил травму, после которой не смог долго сидеть в седле, поэтому и в казачий реестр его не записали. Так и занимался промыслом, и большую часть времени проводил в тайге на своей заимке.

Еще у нас была старшая сестра Машка, ей сейчас 4 или 5, точно не знаю. Девчушка – егоза, постоянно бегающая за мамкой. Белобрысая, с маленьким аккуратным носиком, конопушками и голубыми глазами. Красивая девка вырастет. Вчера чуть не угробила одного из братьев, запихала в рот три красных клюквины и убежала. Я закашлялся, повернулся на бок и стал дышать носом. Сосед по сознанию заорал, и мать быстро поняла в чем дело. Помогли, а сестре досталось вицей по заднице.

Еще был дед Иван, уже старый казак, который частенько наблюдал за нами, поглаживая длинные седые усы. Небольшого роста, залысина на полголовы, длинные усы – делали из него колоритного персонажа. Часто кряхтел и хватался за спину, но видно было, что сила еще присутствует. Больше всего меня удивлял его пронзительный взгляд с прищуром, как будто тебя сверлят. Жуть.

Жила наша семья небогато, хотя и не знаю с чем сравнивать, нас как бы по гостям-то и не таскают. Но в хозяйстве была корова, две козы, мерин, и, похоже, за всем этим следила мать, пока отец пропадал подолгу в тайге. Еда на столе всегда была, хоть и простая, но сытная. Отец частенько приносил дичь из леса.

Пока мать управлялась по хозяйству, мы были под приглядом деда. Даже не знаю, сколько ему лет: 50–60, черт его знает, в это время вроде бы стареют гораздо раньше. Он, приглядывая за нами, никогда не сидел без дела. То что-то вырезал из дерева, то занимался ремонтом обуви или что-то мастерил непонятное мне пока.

Наконец, к первым признакам приближающейся весны мы пошли, было это примерно в конце марта. По моему, встроенному в башку счетчику, нам стукнуло 7 месяцев. С этого момента началась новая жизнь. Уже скоро мы забегали по избе, а когда на улице потеплело, нас на целый день выводили во двор, где мы носились, как угорелые с собаками и домашней живностью.

Ну, это со стороны так. Я старался не показывать родным наличия в моей голове взрослого сознания, и лишь дед, поглядывая на нас, иногда прищуривался, глядя пронзительным взглядом.

Передвижение на нижних конечностях опять стало испытанием для моих мозгов, и голова при первых попытках начинала болеть. Я на первых порах путал ноги и падал очень часто. Сосредоточившись, повторял снова и снова помолясь. Постепенно голова перестала кружиться и болеть, и прогресс пошел семимильными шагами.

К лету мы уверенно бегали, руки стали слушаться, и я решил заняться развитием тела. Здесь главное его не испортить. Кости, суставы еще детские, поэтому физическую нагрузку нужно телу давать очень грамотно.

Самое главное – не спалиться своими знаниями, а то черт его знает, что может прийти в голову моей родне. Все вокруг глубоко верующие люди, по воскресеньям всей семьей в церковь ходим. Вдруг решат, что в их детей бес вселился, да на костер потащат, ну это я, конечно, утрирую, но проверять не хочу, поэтому и сторожусь.

Для себя уже давно решил, что буду разделять кроме имен – по номерам, ха-ха, а то сложно как-то выходит, поэтому для меня Илья стал первый, Никита – второй, Алексей – третий. Какие-то императоры, гм, получились. Так сразу стало проще себя контролировать.

Все мои тренировки первых передвижений во дворе и избе походили для меня на руководство отделением из трех бойцов. Я как бы даю всем разные команды, а они выполняют, только вот для отдачи команд не нужно открывать рот и даже тратить время, достаточно просто подумать и решить, что нужно сделать. Иногда так увлекался, что кружилась голова, и я стал беспокоиться, не будет ли у меня раздвоения личности или еще какого психического расстройства из-за моей убер-плюшки.

Постепенно привык и даже стал получать от этого огромное удовольствие. Это что выходит, я могу одновременно в трех телах познавать этот мир. Например, могу одновременно читать три книги или учить три языка, в общем, мне с каждым днем такие возможности нравились все больше и больше.

Говорить не торопился, слова мама, папа, деда, Маша (так звали старшую сестру) мы с братьями начали выдавать в 8–9 месяцев. Но потихоньку стал вводить предложения, и к лету уже родня поняла, что малыши могут неплохо говорить. Часто подходили к деду, задавали детские вопросы. Особенно он любил рассказывать незамысловатые истории из жизни, как понимаю, упрощая и смягчая, чтобы не травмировать детскую психику.

К середине лета мы неплохо окрепли, и, похоже, что развивались опережающими темпами, если сравнивать с детьми наших соседей. А нас часто собирали с нескольких дворов в одну кучу и оставляли под присмотром стариков на весь день. Так взрослым было гораздо проще с нами справляться. Да, все-таки детство – это здорово.

Глава 2

Прошло три года с нашего рождения, я решил, что было бы неплохо начать не только физическое развитие, но и увеличить знания. Тем более передо мной открылись такие возможности. Не до конца уверен, но, похоже, вместе со вселением сознания в близнецов, мне досталась абсолютная память. По крайней мере, то, что я когда-либо читал, смотрел в прошлой своей жизни я могу дословно воспроизвести в нынешней. Это не какая-то структурированная информация с папочками, как на компьютере, конечно. Просто если я о чем-то задумываюсь, то могу ответить четко, если ранее знакомился с этими данными.

В общем, если задумаю прогрессорствовать, то командирскую башенку на Т-34 и автомат Калашникова начертить точно смогу. Думаю, даже марки стали удастся воспроизвести после нескольких опытов, ведь с железом я много работал, выйдя в отставку, и справочников по материаловедению перелопатил не один десяток.

Надо каким-то образом приучать семью к своей уникальности, не вызывая шока. Пожалуй, начну с чтения, а потом и письма. Обдумав все несколько раз, решил не тянуть с этим.

Я подошел к деду и, взяв старую газету, попросил научить нас читать. Оказалось, дед был неграмотен, и пришлось пристать к матери. Мать тоже читала не ахти, но хоть что-то. Она написала на доске буквы и, на ее удивление, мы их отчетливо произносили уже через 3 дня. Тогда попробовала показать, как читать. Буквально через неделю, показав упорный труд четырехлетних детей, мы начали читать. Для начала по слогам, но вполне уверенно. Попросил у мамы книгу. В нашем доме книг-то не было.

Да, как-то в повествовании упустил рассказать о матери. Мать звали Таисия Степановна Горская, крепкая женщина, на вид 25–30 лет. Если не ошибаюсь, отца она на 5 лет младше. У мамы была стройная фигура, крепкие ноги, темные волосы и карие глаза. Похоже, в роду имелись примеси тюркских народов. Но у казаков это частое явление, поэтому не удивительно. Ходила она, в основном, в простой деревенской одежде, лишь на выход в церковь наряжалась в выходное платье. Похоже, оно было одно, и она его очень берегла.

Мать после воскресной службы подвела нас к отцу Михаилу и рассказала ему о наших успехах. Михаил принес Библию и проверил наши таланты. Каждый из нас прочитал по несколько предложений, после чего я спросил у батюшки, может ли он дать еще что-то почитать. Подумав, отец Михаил принес роман Пушкина «Евгений Онегин», 1837 года издания. Велел бережно относиться к книге и отпустил нас, перекрестив на дорогу. С этого дня мы стали по вечерам читать книгу вслух. Собиралась вся семья, иногда даже соседи приходили.

Через месяц, прочтя книгу уже несколько раз, не стеснялись и читали бегло с выражением. Дед только кряхтел, довольно потирая усы, а отец был очень горд малолетними отпрысками. Так удалось легитимизировать навык чтения, а впоследствии – и письма. Даже соседи часто стали обращаться, чтобы письмо написать под диктовку или прочитать газету. Порой даже начинало раздражать, но мы, не подавая вида, гордо подняв голову, старались прийти на помощь неграмотным станичникам.

В процессе знакомства с книгами и другой печатью, я подтвердил свои соображения по поводу сознания братьев. Во-первых, память действительно близка к абсолютной. После разового прочтения я мог воспроизвести любой текст без искажений. Во-вторых, читать может любой, остальные братья в это время могут заниматься другими делами и одновременно усваивать новую информацию, сознание-то у нас одно. В-третьих, я мог одновременно читать 3 книги, вот здесь опять приходилось тренировать и как бы распараллеливать свое сознание. Это стало для меня новым испытанием, но я не сдавался и из месяца в месяц прогрессировал. Уверен, эти навыки будут мне очень полезны в моей будущей жизни.

–-

Вот уже 7 лет, как очутился в новом теле-телах, ох, вроде столько времени прошло, а в формулировках не разберусь. Из ребенка, благодаря регулярным тренировкам и занятиям, мы стали превращаться в подростков. Ростом на голову обгоняли своих сверстников, и по фигуре силу в теле тоже можно было определить сразу. Мы были, как две-три капли воды похожи друг на друга. Русые прямые волосы, которые летом обычно выгорали, прямой нос и, как у матери, серо-зеленые глаза, и правильные черты лица. Я посмотрел в маленькое мамино зеркальце и задумался.

Как прошли эти годы? Да как, весело было, я наслаждался детством сполна. Конечно, по мере взросления стали поручать задачи по хозяйству с живностью, на огороде, но ничего трудного и тяжелого. Каждый день начинался с пробежки, и к 7 годам бегали каждое утро по 5–6 верст, наматывая круги вокруг нашей станицы. Соседские дети смотрели удивленно, взрослые тоже не могли понять, зачем это нам.

Еще с трех лет дед стал приучать нас к седлу, и за четыре года мы уверенно научились держаться, правда, чтобы залезть, использовали плетень или подставку, смастеренную дедом. Жаль, что лошадь в семье была только одна.

Вот уже год, как я стал усиливать тренировки, кроме бега стал добавлять рукопашку, отрабатывая в новых телах навыки, полученные в прошлой жизни. Голова все это прекрасно помнила, но тут нужно наработать рефлексы, ведь тело-то новое.

Как-то взяв небольшой засапожный нож у деда, попытался его метнуть, и получилось со второго раза воткнуть его в чурку. Дед, когда это увидел, крякнул и принес три ножа с хорошим балансом, и дал каждому. Это, конечно, не метательные ножи в современном понимании, но уже что-то. С этих пор я начал вспоминать прежние навыки и усиленно тренировать суставы и связки. Так, уже к 6 годам смог (в смысле смогли все три «Я») метать ножи на дистанцию 5 саженей (около 10 метров). Нож при этом втыкался в мишень с мою ладонь 8 из 10 раз.

Наше подворье располагалось на краю станицы, от плетня до начала леса было не больше 20 метров. Поэтому мы тренировались с ножами, в основном, на заднем дворе. Дед соорудил нам 3 мишени из осиновых спилов. Я углем размечал их, чтобы было похоже на цель, и мы до одури тренировались, доводя свои движения до автоматизма.

Каждый раз, когда я берусь за что-то новое и пытаюсь согласовать свои действия с разтроенным сознанием, у меня начинала болеть голова, так и с метанием ножей было. Пришлось попотеть несколько месяцев, прежде чем головная боль от одновременного и поочередного метания ножей прекратилась. В результате стал приучать себя к контролю трех целей сразу.

Мать, увидев нас как-то, отодрала задницу прутком и забрала ножи. Дед на следующий день спросил меня, почему не тренируемся. Любил он смотреть за нашими занятиями, да и гордился, было видно, даже стариков – разбойников несколько раз приводил смотреть. Узнав, что мать отняла у нас ножи, пошел ругаться и довел ее до слез, но все-таки вернул их нам, а мать с тех пор больше вопрос этот не поднимала.

Скоро лето, дороги стали просыхать, и мы опять возобновили ежедневные пробежки. На период распутицы приходилось все-таки их прерывать, не хотелось кашу месить. К новому сезону попросил у мамы сшить три жилета, которые набил песком, получилось на 3–4 кг, думаю, такого утяжеления для начала будет достаточно, а там посмотрим.

Когда никто не видел, и удавалось отбежать от станицы подальше, я переходил к серьезным тренировкам, которые посторонним пока лучше не видеть. Как правило, один стоял на стреме, а двое тренировались, затем менялись. Так удалось восстановить в новом теле навыки ножевого боя, метание ножей с двух рук, жалко, что ножей было 3 и приходилось изворачиваться.

Вот бы еще с шашкой начать работать, дед после уговоров пообещал, что этим летом начнет с нами заниматься, вроде как уже руки достаточно окрепли, хотя остальных казачат начинают учить рубке, в основном, ближе к 10 годам.

Огнестрельное оружие пока недоступно. У отца, конечно, есть, но кто же мне-нам даст. А приучать новое тело очень уж хочется. Хорошо хоть, попал не во времена фитильных ружей Ивана Грозного. И вполне себе унитарный патрон уже присутствует. Так, у отца была берданка и ружье 12 калибра, правда, какой марки, так и не понял. Еще дома у деда двустволка сестрорецкого завода.

Когда отец обихаживал оружие после охоты, мы всегда крутились рядом, проявляя интерес, и задавали уйму вопросов. Так, однажды попросил самостоятельно почистить. Отец посмотрел за моими действиями, хмыкнул, и с тех пор мы каждый раз помогали при чистке оружия и снаряжения патронов.

А этим летом отец обещал взять с собой в тайгу, и сказал, что начнет учить стрелять. Эх, скорее бы. В прошлой жизни я до одури настрелялся, но здесь важно показать, что могу, и уже, наконец, получить свой огнестрел. Места-то не спокойные, граница все-таки. Поэтому на это лето по планам было раздобыть что-то стреляющее.

Выходило, что сейчас шел 1891 год, если ничего не путаю, то через 10 лет будет восстание ихэтуаней (восстание боксеров) в Китае. До Русско-японской тоже 13 лет, активно строится Транссиб, и, по-моему, где-то до Омска его уже дотянули. Хотя соответствует ли история этого мира истории моего прежнего – понятия не имею. Пока не было возможности сравнить то, что удалось подчерпнуть со слов и из редких газет поверхностно, вроде, совпадает. Историю России я знал неплохо, много почитывал в свое время, посмотрим, как оно будет здесь. А пока не буду забивать свою голову, а просто буду взрослеть и радоваться жизни.

Утро началось обычно. Вся семья встает с рассветом и принимается за дела по хозяйству. В конце зимы удалось выменять на шкурки у проезжих купцов трех поросят. И заботу о них поручили нам. Блин, каждому по поросенку выходит. Отец в тайге вот уже 10 дней, скоро должен вернуться. Обиходив скотину, поглотив немудреный завтрак, выбежали на ежедневную тренировку. Давно уже соседи к этому привыкли и не обращали внимания.

Увеличил расстояние, и теперь мы бегали до большого камня – это на берегу Аргуни, примерно в 5 верстах от нашей станицы. Бежали, изменяя темп, периодически ускоряясь и сбрасывая темп. Хорошо в этом году дед стачал нам мягкие полусапожки на толстой кожаной подошве. Неказистые, но удобные, и это сразу отразилось на скорости, что не могло не радовать.

Примерно через 4 версты услышали одиночный выстрел. По звуку стреляли из винтовки, но это не система полковника Бердана, я этот звук отличу. Переместились с дороги в подлесок, побежали навстречу выстрелам, сбавив скорость и стараясь не издавать лишнего шума. До возмутителей спокойствия, похоже, осталось немного, поэтому, перейдя на шаг и пригнувшись, стали подкрадываться ближе.

Я пошел справа, а второй и третий – слева от дороги. Картина для этого времени открылась обычная. Похоже, опять банда хунхузов прорвалась мимо казачьих разъездов. У большого камня мы увидели распряженную телегу и два тела. Немного опоздали. Нужно было срочно принимать решение. Звук выстрела точно услышат, но пока поймут откуда, пока пошлют дежурный разъезд, в общем, узкоглазые за это время уже на свою территорию успеют удрать.

Страшно, конечно, да и сил пока в руках недостаточно. В сентябре исполнится 8 лет, хотя по физическим кондициям, скорее всего можно дать все 11–12. Ладно, была не была. Мы припустили по подлеску к белому камню и обследовали следы. Знания от деда Андрея из прошлой жизни пригодились.

Так, похоже, банда небольшая, или ее часть. Три конных, еще вьючная лошадь чем-то нагруженная и одну лошадь забрали у крестьян. Убитых сразу узнал – это семья, живущая на выселках, видимо, в станицу на торг ехали. После выстрела прошло примерно 5–6 минут, бандиты не смогли тихо сработать, а может, у крестьян оружие какое было. Видно, что Марфу зарубили, а у мужчины Ерофея Игнатьевича рана на груди от огнестрела.

По следам быстро определили, в какую сторону отправились бандиты и, сторожась, припустили за ними. Идти по следам оказалось несложно, и через полчаса бега мы догнали хунхузов. Они старались держать максимальную скорость, но тропка в лесу – это не тракт, да и видно – лошади нагружены. Следы уж больно заметные, хотя дождя три дня, как не было.

Увидел, что на второй вьючной лошади примотан ребенок, похоже, что это Санька – дочка Ерофея Игнатьевича, девчушке лет 12. Руки привязаны к луке седла, рубаха изодрана на спине и голова чем-то замотана, кляп, наверное. Шум бандитам уж точно не нужен.

Пока раздумывал, как сладить с хунхузами, один из них подстегнул вьючную лошадь и та, всхрапнув, споткнулась. Второй хунхуз выругался. Видать, ногу лошадь подвернула. Бандиты споро слезли с коней и стали смотреть травмированную животину. Это нам на руку, думаю, они сейчас перебросят груз на своих лошадей. Сомневаюсь, что его бросят, те еще куркули.

Неожиданная остановка бандитов случилась прямо на узкой лесной тропе, на которой двум конным и разъехаться будет сложно. Справа от остановки рос колючий кустарник, а на левой части дороги росло несколько осин, и одна была повалена, видать, от сильного ветра повалило, выдрав часть корней из земли.

Так, у меня пять, большее десять минут, и дальше они тронутся. Из оружия три ножа и все, собственно. Хорошо хоть одежда подходящая. Я выпросил у матери, и она сшила мне плотные серые штаны и еще более темную рубаху. Не камуфляж, конечно, но на безрыбье, как говорится. Стали обходить с трех сторон. Дистанцию уверенного поражения смог увеличить за время последних тренировок до 8 саженей (17 метров). Значит, нужно подкрасться хотя бы на 7 саженей для уверенного броска.

Ладно, хватит рассусоливать, с богом. Не знаю, что помогло. То ли бандиты очень торопились, то ли не опытные они, но все получилось, как задумал. Второй и третий метнули ножи одновременно в бандитов, у которых на плечах висели винтовки. Нож второго попал в шею, а третьего – в глаз противника. Когда два бандита начали заваливаться, третий, наклонившись, возился с копытом вьючной лошади. Но сразу вскочил, увидев трупы подельников. Кинулся к винтовке, но я не дал ему более ничего предпринять. Мой нож воткнулся в спину бандита. Вот, открыл счет, мать его.