В Чудове

Тогда просто было: станционным смотрителям благородные «ты» говорили.

Смотритель подорожную взял, а сам ни с места. Иду дальше. Перед диваном – большущий стол. На нем маленький самоварчик. Пьет чай какой-то старикашка, сухой, сердитый, с кудреватыми волосами, в сереньком сюртуке. Такой неприглядный. «Должно быть, из земского суда», – думаю… Подошел я к столу, шапку положил, шарф с шеи размотал – тоже на стол. Обернулся, вижу: смотритель стоит, как вкопанный.

– Лошадь, – говорю.

Молчит смотритель, ровно солдат во фрунте.

Я опять к столу. Поворотился задом к старику, опять иду к смотрителю.

– Что ж, – говорю, – оглох ты, что ли?

Смотритель налево кругом и скорым шагом марш за дверь.

– Что, молодой человек? Откуда едешь? – сердито прогнусавил старик.

В наше время старые люди молодых тыкали: это обидным не считалось. Сухо ответил я:

– Из Питера.

– Что ж, ты, мой друг, сам-от петербургский?

– Нет!

– Откуда ж?

– Из Нижегородской губернии.

– Помещик?

– Помещик.

– Гм!.. Богатый?

– С меня станет.

– То-то: шестериком ездишь!.. В кармане-то, видно, густо.

– Чахотка.

– Не по-чахоточному ездишь. Здесь ведь прогоны большие.

– Это уж мое дело, – говорю, – а сам думаю: «что это он пристал ко мне?»

– Чайку не хочешь ли? – спрашивает.

– Да вот смотритель, каналья, до сих пор не распорядился. Я сам хотел здесь чай пить.

– Пьем вместе: у меня пареной травки в чайнике много. Выпьют же даром.

– Пожалуй… – сказал я. – Да вот прежде смотрителя надо хорошенько повернуть.

Подойдя к окошку, отворил я форточку и крикнул: «Смотритель!»

Раз крикнул, два крикнул, три крикнул: ни духу ни послушания. Ровно все вымерли. А слышно: чуть-чуть копошатся.

– Что горячишься? – гнусит старик. – Аль крепко надо спешить? Зазноба, что ли?

– Некуда мне спешить, а досадно, что смотритель порядков не знает: проезжающих нет, а он лошадей не дает… Вам ведь парочку?

– Да, парочку. Я все на парочке езжу.

– Что ж это он? И глаз не кажет! – с досадой говорю я про смотрителя.

– Не кипятись. Успеешь, мой друг. Выпей-ка лучше чайку стаканчик.

И, вынув из обитого тюленьей шкурой погребца граненый стакан, налил чаем и придвинул ко мне.

– С прикуской пьешь али внакладку?

– Внакладку.

– Как же тебе не внакладку? Богат! Помещик! – И положил сахару в мой стакан.

– А что, мой друг, – спросил он, немного помолчав: – служишь, что ли?

– Теперь не служу.

– Что ж так?

– Да так, по грамоте о вольности дворянства. «Хочем – служим, хочем – нет».

– Гм! Что ж поделываешь?