Дом железных воронов

Olivia Wildenstein

HOUSE OF BEATING WINGS

Copyright © 2022 by Olivia Wildenstein All rights reserved.

© Прончатова А.В., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Лючинский словарь

Altezza – Ваше Высочество

bibbina mia – моя малышка/мой малыш/мой ребенок

buondia – добрый день /доброе утро

buonotte – спокойной ночи/доброй ночи

buonsera – добрый вечер

Caldrone – Котел

castagnole – обжаренное тесто, обвалянное в сахаре/кастаньоли^[1]

corvo – ворон

cuggo – двоюродный брат

cuori – сердце

dolcca – малышка

dolto/a – дурак/дура

furia – гнев/фурия/ярость

generali – генерал

Goccolina (Гокколина) – капля дождя/дождинка

grazi – спасибо

– ina/o – ласкательное окончание к именам

Maezza – Ваше Величество

mamma – мама

mare – море

mareserpens – морской змей

merda – дерьмо

micaro/a – моя дорогая/мой дорогой

mi cuori – мое сердце

nonna (Нонна) – бабушка

nonno (Нонно) – дедушка

pappa – папа

pefavare – пожалуйста

picolino/a (Пиколина) – малышка/крошка

piccolo – маленький/маленькая

princci – принц

santo/a – святой (-ая/-ое)/ священный (-ая/-ое)

scazzo/a – уличный мальчишка/беспризорник (девчонка)/беспризорница/девка

scusa – прошу прощения/извини

serpens – змей

soldato – солдат

tare – земля

tiuamo – я люблю тебя

tiudevo – я должен(-а) тебе

zia – тетя

Словарь Воронов

adh (aw – а) – небо

ah’khar (uh-kawr – а-кав) – возлюбленный (-ая)/любимый (-ая)

álo – привет

beinnfrhal (benfrol – бенфрол) – горная ягода

bilbh (beehlb – бихбл) – тупой (-ая)/глупый (-ая)

behach (bey-ock – би-ок) – маленький (-ая)

chréach (krehawk – крехауок) – ворон

cúoco (coowocko – кувоко) – кокос

éan (een – ин) – птица

focá – проклятие

ha – я

Ionnh (yon – ян) – мисс

khrá (kraw – крау) – любовь

Mórrgaht (morr-got – морргот) – Ваше Величество

mo – мой/моя/мое

o ach thati – о, но ты делаешь (являешься)

rí – король

rahnach (rawnock – раунок) – королевство

rih bi’adh (reebyaw – рибиo) – Король Небес

siorkahd (shuhrkaw – шуркау) – круг

tà (taw – тау) – да

tach (tock – ток) – этот/эта/это

thu (too – ту) – ты

thu leámsa (too leh-awmsa – ту ле-авмса) – ты моя/ты мой

Tach ahd a’feithahm thu, mo Chréach (tok add a faytham thoo, mo kreyock – ток эд фэйтам ту, мо крейок) – Небо ждет вас, мои вороны

Историческая хронология

МАГНАБЕЛЛУМ^[2]

Великая война разразилась 522 года назад между Королевством^[3] Люче и Королевством^[4] Шаббе.

Коста Реджио выигрывает войну и становится первым королем-фейри Люче.

ПРИМАНИВИ^[5]

Битва произошла 22 года назад между лючинским горным племенем и фейри.

Сын Косты, Андреа, который правил Люче на протяжении последнего столетия, убит.

Сын Андреа, Марко, приходит к власти, выигрывает битву и становится королем Люче.

Расправь свои крылья и лети, Behach Éan.

Пролог

Узкие каналы порой кажутся стеклянными стенами, нерушимыми и непреодолимыми, разделяющими два мира: землю чистокровных фейри и землю полукровок. Даже океан, омывающий двадцать пять островов, подчеркивает разницу: в Тарекуори вода теплая, сверкающе-бирюзовая, в Тарелексо – холодная, грязно-сапфировая.

Я родилась не на той стороне канала, на темной стороне, в доме полукровок. Котел запрещает вслух нас оскорблять, а фейри из высшего общества гордятся своим прекрасным воспитанием, но я слышу, какими словами они нас оскорбляют, потому что нас разделяют каналы – не стены.

Голоса торговцев разносятся над артериям Люче, скользя по стеклянным мостам, увитым цветочными гирляндами, прежде чем разлететься по переполненному портовому рынку.

– Мы возьмем килограмм этих слив. – Бабушка, которую мы все зовем Нонной, кивает на деревянный ящик, наполненный желтыми фруктами размером не больше шарика.

Ее корзина доверху заполнена привозными продуктами, которые она планирует замариновать, чтобы нам хватило на две недели. В отличие от чистокровных, у нас не хватает денег, чтобы делать покупки на тарекуоринском рынке два раза в неделю.

– Мама предпочитает зеленые, Нонна, – говорю я. Моя корзина тоже полна, очень хочется ее поставить, но я опасаюсь спрайтов^[6] – они те еще воришки, известные своей быстротой. Я повсюду за ними гонялась, но у них есть одно несправедливое преимущество – крылья. Пусть и не высоко, но они летают, а я нет.

– Ты любишь маленькие, Гокколина, к тому же для них нам не понадобится сахар.

Я смотрю на бабушку. У нее гладкое, как и у моей матери, лицо без намека на морщины и глаза цвета мха. У меня глаза фиолетовые.

– Не понадобится или нет денег?

Нонна зажмуривается на секунду.

– Не понадобится, Гокколина.

Насыпать бы ей соли на язык и заставить говорить правду, но я и так знаю, что она лжет. Пусть Нонна и чистокровная фейри, но по ее лицу видно, когда она пытается защитить меня от какой-либо жестокой правды, и магия тут бессильна.

Мимо нас проносится какая-то дама в изумрудном, задевает своей юбкой мой подол и задирает его. Я пытаюсь прикрыться корзиной и разгладить ткань на костлявых ногах. Жаль, домотканый хлопок нельзя натянуть до щиколоток.

Может, я и легкая, как капелька, но за лето я вытянулась, а мои огненно-каштановые волосы отросли. Теперь юбка доходит лишь до колен, что недопустимо для девочки двенадцати лет. На что сверстники не перестают указывать. Хотя директриса Элис и наказывает хихикающих девочек и глазеющих мальчиков, но на прошлой неделе она вызвала Нонну, чтобы обсудить, во что я одета.

Подумать только, моя учеба в частной тарекуоринской школе зависит от длины юбки.

Я умоляла Нонну перевести меня в школу на Тарелексо, но она говорит, что это великая честь – учиться под одной крышей с членами королевской семьи. Думаю, она надеется, что близость к чистокровным восстановит репутацию семьи, хотя вслух говорит, что к репутации это не имеет никакого отношения, дело в традиции – все Росси до меня посещали школу Скола Куори.

Нонна упускает из виду, что все Росси до меня родились с заостренными ушами и магией.

Лезвие скользит по моей щеке прямо над округлым ухом. Нонна ахает, с грохотом роняет корзину на мостовую и за плечи притягивает к себе.

– С каких это пор стражники поднимают мечи на детей? – Ее голос полон злобы.

Мужчина в белой форме вкладывает меч в кожаную перевязь, взгляд его янтарных глаз скользит по острым кончикам ушей Нонны.

– Церера Росси, твою внучку нужно подстричь.

– Ты планировал сделать это мечом, командор?

Стражник задирает подбородок, чтобы придать себе устрашающий вид.

– Уверен, ты бы этого не хотела. Я славлюсь не своими парикмахерскими навыками.

– Ты чем-то славишься? – шипит Нонна, и от ее голоса волосы, обрамляющие мое лицо, развеваются. Волосы, которые, по-видимому, слишком длинные.

– Что ты сказала, Церера? – прищуривается стражник, он явно все слышал.

Нонна спокойна, поэтому я сдерживаю дрожь, только пару раз сглатываю. Особенно когда еще двое патрульных-фейри приближаются к командору Дардженто.

– Ее подстригут вечером.

Сильвий Дардженто щелкает своей треугольной челюстью:

– Я должен их измерить.

Мозолистая рука Нонны скользит по моим густым локонам.

– Но не станешь.

Их взгляды скрещиваются.

Нонна взвалила на себя заботы о помешанной дочери и внучке-полукровке, но, несмотря на все тяготы, ее взгляд столь же остер, как драгоценные камни, украшающие длинные тарекуоринские уши.

Я замечаю мельтешащие крылья. Два спрайта направились к рассыпанной добыче. Я кидаюсь спасать еду, которую не выращивают на Тарелексо. Спрайты подцепляют связку рябиновых веток и сообща уносят ее.

– Не дам! – Я вскакиваю на ноги. Настои рябины – единственное, что успокаивает маму, когда она становится беспокойной.

– Фэллон, нет! – выкрикивает Нонна мое настоящее имя – вместо прозвища, которым она стала меня звать, когда мама – я была тогда еще малышкой – в редкий момент просветления коснулась моего лба и прошептала: «Гокколина, моя капелька».

Я зигзагом пробираюсь сквозь толпу фейри, нагруженных экзотическими товарами, рассыпаюсь в извинениях. Воры сворачивают направо, и я несусь за ними по стеклянному мосту. Они поворачивают, и я тоже.

Один из них ударяется головой о навес магазина цветочных сладостей. Что-то бурча, крылатый вредитель снижается, увлекая за собой товарища.

Я бросаюсь к ним и хватаю связку веток, которые обошлись нам в целый медяк.

Моя победоносная ухмылка исчезает, когда башмаки цепляются за причальный столб и я заваливаюсь, ударяясь плечом о проплывающую гондолу с фейри, вызывая их визг.

Merda^[7], слышу я перед тем, как с громким всплеском погрузиться в сине-голубую воду.

Ноги касаются песчаного дна неглубокого канала, волосы плывут вокруг лица, как спицы колеса. Меня сковывает страх, вода затекает в приоткрытый рот. Я смыкаю губы, задерживая дыхание.

Я раньше никогда не плавала – никто в здравом уме не плавает, кроме хищных существ, – я из рода водных фейри, и я отталкиваюсь от дна. Цепляюсь за борт гондолы и подтягиваюсь. Я уже собираюсь перекинуть ногу через борт, когда меня бьют по рукам веслом.

– Scazza^[8], ты нас опрокинешь, отцепись!

Я смотрю на фейри, который только что назвал меня оборванкой и ударил. Он в кровь разбил мне костяшки пальцев.

Когда он снова замахивается, я разжимаю пальцы и погружаюсь обратно в воду. Я прижимаю руку к пульсирующей груди, потрясенная жестокостью этого мужчины, потрясенная тем, что из-за него истекаю кровью.

Течение меняется, отвлекая внимание от размытых очертаний гондольера над головой. Глаза жжет от соли, но я держу их открытыми и слежу за одним из зловредных созданий, обитающих в каналах. Mareserpens. Морской змей.

Я толкаюсь ногами и тянусь руками вверх и в стороны, скольжу к набережной. Кончиками пальцев касаюсь стены как раз в тот момент, когда змей с мерцающей розовой чешуей хватает меня за лодыжку и увлекает под воду.

Лица людей, которых я люблю, мелькают перед глазами – Нонна, мама, Сибилла, Феб и Данте, не так уж их много.

Я раскидываю руки, пытаюсь сбросить оковы. Хватка змея становится похожей на тиски, и я думаю, что она может запросто оторвать мне ногу.

Сердце уходит в пятки, я поворачиваюсь, сгибаюсь и бью по голове, скользящей вверх по моему телу. Со всхлипом, который звучит слишком по-человечески, змей отпускает лодыжку.

Змей в два раза длиннее меня, но не толще моего бедра, а рог цвета айвори^[9] на лбу – размером с шишку. Подросток, как и я.

Пожалуйста, пощади меня.

Сквозь толщу воды проступают лица людей, я вижу, как блестят глаза Нонны, вижу черную завесу ее волос, подстриженных так же коротко, как мои, хотя ей разрешено носить любую длину.

Ее рот открывается, но вода приглушает крики, сдавливает мое тело. Змей наклоняет удлиненную морду прямо к моему лицу, смотрит в упор обсидиановыми глазами. Как учил Данте, я прижимаю кулаки к подбородку, чтобы защитить самые уязвимые части тела.

Существо проводит раздвоенным черным языком по алым струйкам, стекающим по моим костяшкам, раздувая ноздри и наклоняя голову.

Морские змеи не питают особой любви к нашему виду, который безжалостно охотится на них, заманивая в металлические сети, сжигая огнем фейри и пронизывая копьями. Хотя ничего не пропадает даром – мясо жарят, из чешуи делают аксессуары для богачей, а рога перемалывают для эликсиров или выставляют как произведение искусства, – варварские убийства всегда приводили меня в бешенство. Смерть всех животных, больших или маленьких, опасных или ручных, вызывает у меня ярость.

Если бы только юный змей мог почувствовать, что я не желаю ему зла. Возможно, я могла бы показать ему. Или ей. Я разжимаю кулаки, широко разводя ладони, чтобы показать, что я безоружна. Морские змеи не различают эмоций, но они бесспорно умны.

Вода вибрирует от шума, пронзительных криков и громких голосов. Хотя чистокровные не умирают от потери крови, но все же никто не бросился мне на помощь. Зачем им это? У внебрачных детей незавидная роль, мы всего на одну ступень выше обычных людей. Наверняка некоторые зрители надеются, что змей утащит меня в Филиасерпенс – змеиное логово на глубине тысячи метров.

Когда его язык скользит по безгубой пасти, дрожь пробегает по всему моему телу, я теряю остатки кислорода. Я дергаюсь вверх, и голова оказывается на поверхности.

– Фэллон, Фэллон, – кричит бабушка.

Хотя ее удерживают двое стражников, она отталкивает их с себя и падает на колени, тянется к моим ладоням.

– Гокколина, хватайся за меня!

Но розовый змей плещется между нами, не давая мне приблизиться.

Седовласый стражник, который держал Нонну, широко раскрытыми глазами переводит взгляд с меня на покрытое розовой чешуей существо. Он, наверное, удивляется, как я все еще жива.

Я задаюсь тем же вопросом.

– Катон, сделай что-нибудь! – кричит на него Нонна.

Он обнажает меч и поднимает его. Змей вцепляется мне в живот и тащит назад, в самое сердце канала, затем поднимает морду и шипит на Катона.

– Фэллон, – плачет Нонна.

Змей обвивает мое тело, и хотя мое сердце трепещет, я не осмеливаюсь пошевелиться. Едва осмеливаюсь дышать.

– Какого Котла делает эта змея? – восклицает мужчина-фейри на стеклянном мосту надо мной.

Тарекуоринская дама, одетая в красно-золотую парчу, прищуривается, наслаждаясь зрелищем.

– Играет со своей едой.

Я пытаюсь вывернуться, но змей оборачивается. Я замираю. Он не шипит, его язык просто высовывается и проводит по моему подбородку.

Он просто… он просто… лизнул меня?

Я хмурюсь, пытаюсь схватить его за шею, чтобы оттянуть, но снова его бархатный язык скользит по моему горлу к подбородку. Когда моя ладонь соприкасается с его чешуей, существо замирает, смотрит на меня, затем облизывает разбитую кожу на костяшках. Кожу покалывает, и на моих глазах раны начинают затягиваться. Ошеломительное ощущение.

Существо прижимает свой короткий рог к моей ладони, продолжая тереться об нее.

– Пробует ужин, – говорит дама, чья одежда напоминает шторы.

Но я не согласна. Я думаю, змей меня исцеляет.

Вместо того чтобы придушить его, я скольжу пальцами вниз по его втянутым спинным плавникам. Глаза змея закрываются, его длинное тело дрожит, вибрации проникают сквозь мою кожу, и, в свою очередь, дрожь пробирает и меня.

– Ты исцелил меня, – бормочу я в изумлении.

Его черные глаза открыты.

– Зачем тебе это делать? Я враг.

– Она с этим чудовищем разговаривает? – спрашивает женщина-штора.

– На каком же языке? – вторит ей сосед.

Пока они сплетничают, я глажу змея, и он подрагивает.

У морских змеев нет сердца, Фэллон. Они животные. Опасные и бесчувственные. Так говорила профессор флоры и фауны госпожа Десима.

Но у поймавшего меня существа, должно быть, есть чувства.

Боковым зрением я вижу, как вспыхивают языки пламени.

– Наклонись вправо, – кричит командор, выставляя вперед ладони, – иначе я и тебя с ним сожгу.

– Нет! – хрипло протестую я, но мой голос все же долетает до огненного фейри на мосту.

Змей застыл.

Я провожу рукой по его шее и шепчу:

– Уходи.

Не уходит.

Я отталкиваю его и повторяю. Он по-прежнему не двигается, но затем внезапно его тело, кольцом обернутое вокруг меня, обмякает.

– Что с тобой?.. – Мои слова превращаются во вздох, когда я замечаю, что Нонна шевелит пальцами, как будто дергает за ниточки марионетку.

Мост украшен цветочными лозами, и бабушка растит их, удлиняет, превращая в веревки, которые вьются вокруг безобидного змея и заманивают в ловушку. Змей скулит, когда Нонна вытаскивает его из воды.

– Нонна, нет!

– Сейчас же вылезай, Фэллон! – велит бабушка, ее лицо белее снега.

– Это не…

– Вылезай! – звонко приказывает она.

Я плыву к набережной. Зеваки неподвижны, как будто кто-то наложил заклятие на королевство и превратил всех в камень.

Я хватаюсь за скользкие булыжники и вылезаю из воды, ложусь на спину, чтобы отдышаться.

– Я в безопасности. А теперь отпусти его, Нонна. Пожалуйста.

Кровь сочится из тех мест, где лозы впиваются в чешую змея.

Я сажусь.

– Нонна, пожалуйста!

Она выходит из оцепенения, и лозы выпускают змея, который с тихим воем резко падает.

Огненные прожилки покрывают ладонь командора.

– Какой магией владеет твоя внучка, Церера?

– Доброта. Это единственная магия Фэллон. – Нонна опускается на колени рядом со мной и обхватывает ладонями мои щеки, она не плачет, но в ее глазах светится страх. – Ты почти остановила мое бессмертное сердце, Гокколина. И из-за чего? Каких-то веток?

Веток, которые мне не удалось вернуть.

Я оглядываюсь в поисках рябины. Вялый змей тем временем лежит на песчаном дне, чернильная кровь вытекает из него, как краска.

Нонна хватает меня за подбородок и заставляет смотреть на себя.

– Никогда больше так не делай.

Она имеет в виду погоню за спрайтами, ныряние в канал или поглаживание змея? Вероятно, все вместе.

– Ты будешь оштрафована за использование магии, Церера, – щелкает пальцами командор.

Нонна не отвечает. Даже не смотрит в его сторону.

– Домой. Сейчас же. – Ни в ее тоне, ни в руке, которой она обнимает меня за талию, нет ни капли мягкости.

В тишине она тащит меня через рынок к нашим полупустым корзинам, разграбленным спрайтами или голодными полукровками. Она вешает их на локоть. Я пытаюсь помочь, но ее пронзительный взгляд останавливает меня. Нам добираться до одного из самых дальних островов.

Дома Нонна с грохотом ставит корзины на кухонный стол, опирается ладонями на толстую деревянную плиту. Она сгорбилась и тяжело дышит.

Я подхожу к ней и кладу руку на спину. Рыдание сотрясает воздух, проникает в самое сердце.

– Я в безопасности, Нонна. Пожалуйста, не плачь. Я в безопасности.

– Ты совсем не в безопасности, – огрызается она, глядя на потолок, туда, где на втором этаже комната, которую мама никогда не покидает.

– Он не причинил мне вреда, он исцелил меня. Смотри. – Я шевелю перед бабушкой пальцами.

Она отталкивает их.

– Я говорю не о змее, я говорю о командоре. – Ее торопливые слова разлетаются, как пылинки. – Он придет и заберет тебя.

– За то, что выжила в канале?

– Нет, Гокколина. За то, что зачаровала чудовище.

– Зачаровала? Я просто погладила его, Нонна.

– Ты когда-нибудь слышала о фейри, гладивших змей?

Нет. Я не слышала.

– Я фейри воды. Может быть, моя магия наконец проявляется.

– Фейри воды могут управлять водой, но не зачаровывать зверей. – Она делает глубокий вдох. – Когда постучат королевские стражники, ты будешь настаивать на том, чтобы тебя накормили солью…

– Я могла бы просто облизать губы. – Я начинаю улыбаться. – Я вся ею покрыта…

– Ты будешь настаивать на том, чтобы тебе дали кристаллы, и как только они растворятся, ты скажешь, что была в ужасе. – Она обхватывает длинными пальцами мое лицо, причиняя боль. – Поняла?

Я прикусываю губу, ощущая вкус соленой воды из канала и бабушкиного страха, а затем делаю то, что хочет от меня женщина, которая меня вырастила.

Я даю ей слово, что буду лгать, потому что, в отличие от фейри, я способна на это.

Глава 1

10 лет спустя

Волосы у мамы невероятной красоты – до плеч, рыжие, как заходящее солнце, освещающее горы Монтелюче, на которые она целыми днями смотрит из кресла, которое покидает только перед сном.

Ни один фейри не обитает на скалистых вершинах, вечно окутанных облаками, но чистокровные процветают по другую сторону опасного хребта, в пышных дебрях, простирающихся к океану и славящихся безмятежными бухтами, пышными джунглями и перламутровым песком.

Я никогда не ездила в Тареспагию, но там живут моя тетя Домицина и прабабушка Ксема. Вместе они управляют роскошным приморским поместьем, в котором любят гостить богатые фейри со всех концов трех королевств.

Хотя до нас всего полдня по морю, Домицина и Ксема никогда не останавливались в Тарелексо. Даже когда они отправляются в Изолакуори, навестить моего дедушку Юстуса Росси, главу королевской гвардии.

Все трое стыдятся меня.

Я еще раз провожу расческой по маминым волосам, стараясь не задеть кончики ее ушей. Хотя прошло уже двадцать два года с того момента, как дедушка закруглил их при помощи стального лезвия, узнав о ее беременности, она все еще вздрагивает от прикосновения к ним. Я точно не знаю почему – из-за боли или стыда. Поскольку она редко приходит в себя, я боюсь, что никогда не получу ответа.

Соленые порывы ветра поднимаются с солоноватого канала и задевают кроны высоких хвойных деревьев, примыкающих к горному хребту. В отличие от остальной части королевства, эта лесистая местность не имеет официального названия. Она известна только болотом, или Ракоччи на лючинском языке. Между собой мы называем его Ракс. Нас, фейри, предостерегают от посещения этого места, наполненного людьми, нищетой и беззаконием.

– Мама, ты когда-нибудь бывала в Ракоччи?

Мама, как всегда, не отвечает, просто смотрит на узкий остров с его военными казармами и пропускными пунктами, на материк за ним. Среди серо-зеленой листвы мерцают огни и отражаются от коричневой воды. Издалека они придают лесу очаровательный вид, но я слышала от стражников, патрулирующих болота, что в землях смертных нет ничего очаровательного.

Я кладу расческу на туалетный столик рядом с чайником свежезаваренного рябинового чая.

– Ты думаешь, там действительно так ужасно, как все говорят?

Под ее окном проплывает гондола с солдатами, остроконечные уши сверкают золотыми украшениями. Жители Тарекуорина выбирают ограненные камни, солдаты же любят подбирать украшения под эфес их мечей.

Я улыбаюсь солдатам; они не улыбаются в ответ. У офицеров-фейри вечно мрачные лица, как будто они вот-вот ринутся в бой. Насколько я знаю, а знаю я довольно много благодаря работе с Сибиллой в таверне «Дно кувшина», наш народ уже больше двух десятилетий ни с кем не воевал, так что их мрачность не оправдана.

Мама что-то бормочет, но я не могу разобрать, потому что вслед за гондолой военных проскользнула еще одна – с фейри, которые, судя по громким голосам и вульгарному смеху, выпивали вино фейри. Один из них, мужчина с черными волосами до пояса, дерзко подмигивает мне.

Я качаю головой, прежде чем повернуться обратно к матери.

– Что ты сказала, мама?

– Пришло время.

Я хмурюсь:

– Для чего?

Мама широко распахивает глаза.

– Бронвен наблюдает.

Мурашки бегут по моей коже.

– Бронвен?

Голубые радужки глаз моей мамы, на четыре тона светлее моих фиолетовых, утопают в море белого.

– Бронвен наблюдает. – Она начинает раскачиваться взад-вперед, эти два слова безостановочно слетают с ее дрожащих губ.

Я обнимаю ее за плечи, присаживаюсь перед ней:

– Мама, кто такая Бронвен?

Ее ответ – все те же два слова.

Я отпускаю ее и наливаю чашку чая, затем подношу к ее губам, надеясь, что это ее успокоит. Может быть, Нонна знает, о ком идет речь.

Как будто почувствовав, что я думаю о ней, бабушка влетает в мамину спальню со стопкой простыней:

– Все в порядке?

Я заставляю маму выпить еще чая, и, как всегда, волшебный настой действует. Как только она перестает раскачиваться на стуле, я ставлю чашку и подхожу к креслу, чтобы помочь Нонне расправить ткань, пахнущую глицинией и солнечным светом.

– Мама говорила, что женщина по имени Бронвен наблюдает. Ты знаешь ее, Нонна?

Простыня выскальзывает из рук бабушки и скользит по матрасу в мою сторону.

– Я не имею ни малейшего представления. – Ее негнущиеся пальцы и расширенные зрачки говорят об обратном. Не поднимая на меня глаз, она заправляет простыню под матрас в одно мгновение.

Я смотрю на поднимающиеся над болотами завитки лавандового дыма от костров, которые люди разжигают, чтобы согреться ночью.

– Думаешь, это кто-то из жителей Ракса?

– Этот кто-то живет в голове Агриппины, вот и все.

Мое сердце болит за женщину, которая потеряла рассудок из-за отрезанных ушей.

Я ненавижу короля Марко за то, что он заставил моего дедушку наказать дочь, но еще больше я ненавижу дедушку за то, что он не сопротивлялся и не защищал свою плоть и кровь.

– Верно, но на этот раз в словах был смысл. – Интересно, эта Бронвен из Люче или из соседнего королевства? – Она также упомянула о том, что время пришло.

Нонна заправляет пуховое одеяло, пожелтевшее и истончившееся со временем, в кремовый пододеяльник, заштопанный во многих местах так, что напоминает топографическую карту.

– Фэллон Росси! – Мое имя гремит сквозь распахнутое окно маминой комнаты, сотрясая лозу глицинии, которая обвила три наши стены.

Я подбегаю к окну, на губах уже расцветает улыбка, потому что я узнаю этот голос, хотя не слышала, как он произносит мое имя, больше четырех лет.

Я кладу руки на подоконник, глядя на запрокинутое лицо моего гостя – его голубые глаза блестят, как утренняя роса.

– Ты вернулся! – легкомысленно выкрикиваю я, спутники принца ухмыляются, но меня не очень волнует, что они думают обо мне. Меня волнует, что обо мне думает Данте.

Я взрослела, все время ожидая, что он откажется от меня, но этого не случилось.

– Ты еще красивее, чем я запомнил.

Я смеюсь, наблюдая, как гондольер – воздушный фейри – изо всех сил пытается удержать лодку от раскачивания, но это трудно, когда два пассажира ерзают на бархатных сиденьях, а третий стоит.

– Ты насовсем домой или только на помолвку брата?

– Насовсем.

Четыре года не прошли для него даром. Он раздался в плечах, лицо приобрело четкие очертания, а каштановые волосы, заплетенные во множество косичек, такие длинные, что теперь задевают украшенную драгоценными камнями рукоять меча, который висит на богато отделанной кожаной перевязи. Только голубые глаза и смуглая кожа напоминают о прежнем Данте.

Он показывает большим пальцем через плечо.

– Моя казарма находится прямо напротив вашего дома, синьорина Росси.

– Как удобно.

Я чувствую чье-то присутствие у себя за спиной. Поскольку мама не встает, я знаю, что это бабушка.

Данте кланяется:

– Синьора Росси, вы, как всегда, выглядите неземной.

Я фыркаю от его нежности.

– Добро пожаловать домой, Altezza^[10]. Я надеюсь, что ваше путешествие на север было самым благоприятным.

– Так и есть, спасибо. Если когда-нибудь начнется война, у нас есть опытные союзники, на которых мы можем рассчитывать.

– Война начнется, – слышится тихий мамин голос, и все же он, должно быть, достигает ушей принца, потому морщина появляется на его гладком лбу.

Чистокровные обладают непревзойденным слухом.

Мои щеки пылают от стыда, надеюсь, Данте пропустил зловещий шепот мимо ушей, но на всякий случай я меняю тему:

– Я бы с удовольствием послушала о твоих приключениях, Данте.

Нонна цокает языком.

– Princci^[11] Данте. – Я растягиваю звук «р» и закатываю глаза, потому что Данте в первую очередь – мой друг, а потом уже принц.

Мальчик, который убедил брата не забирать меня в замок для дальнейшего изучения в тот день, когда я говорила со змеей.

Мужчина, который подарил мне первый поцелуй в узком переулке в вечер перед отплытием в Королевство Глейс.

На темное лицо Данте падает солнечный луч.

– Я бы с удовольствием развлек тебя, дорогая Фэллон.

– Тогда найди меня, когда у тебя будет время.

– Где? – Он хватается за лакированный деревянный фальшборт^[12], лодка сильнее раскачивается.

– Поспрашивай вокруг. Весь Люче знает, где трудится печально известная Заклинательница змей. – Я закрываю окно, а фейри воздуха уносит лодку от набережной.

Один из друзей Данте, должно быть, сообщил ему, где я работаю, потому что принц больше не улыбается. Я думаю, они забыли уточнить, что я обслуживаю желудок и печень посетителей, а не то, что ниже.

– Он никогда не женится на тебе, Фэллон. – Слова Нонны стирают мою улыбку.

– Я не хочу выходить замуж.

– Ты хочешь стать его шлюхой?

Я вскидываю голову, а рот кривится от отвращения. Я ничего не имею против женщин, которые продают свое тело – я считаю многих своими подругами, – но я никогда не сумела бы… никогда бы не сделала этого. Я уже достаточно опозорила семью, просто родившись.

– Он не король. – Я тереблю шерстяное покрывало, которое накинула на мамины исхудавшие ноги.

– Возможно, но принц не может жениться на простолюдинке. Особенно если он хочет сохранить свой титул.

Нонна смотрит на меня, но я слишком взволнована и раздражена, и…

– Фэллон, отдай свое сердце другому мужчине.

– Мое сердце никому не отдано, Нонна.

Ее вздох заменяет тысячу слов. Я уверена, мудрых слов, но я не в настроении выслушивать.

– Я опаздываю на работу, – говорю я и целую в щеку маму – не Нонну, проскальзываю мимо нее вниз по винтовой лестнице, в тень Тарелексо.

Нонна утверждает, что тени защитят меня, и, возможно, она права, но тени делают меня незаметной, а я хочу, чтобы Данте видел меня.