Read the book: «Юродивая»

«Как легко нам дышать, оттого что подобно растенью в чьей-то жизни чужой мы становимся светом и тенью…»

Иосиф Бродский

Глава 1

Шестнадцатилетняя Наталья сидела на краю забытого колодца, прокладывая пальцами узоры на пыльной поверхности. Ее серые глаза блестели, как угольки в темноте, в то время как деревенские жители перешептывались на лавках, избегая взгляда юродивой. Она появилась в маленькой деревушке, затерянной среди густых лесов, в младенческом возрасте.

Нашли её рано утром. В тени невысокой, одиноко стоящей ивы, у самой кромки реки, где собирались искупаться девушки после утренней дойки коров, стояла корзинка. Нежные лучи восходящего солнца играли на поверхности воды, а тихий шёпот прибоя вносил в атмосферу что-то магическое, и жизнь у берега казалась загипнотизированной, ожидая, когда же начнётся этот новый, яркий день. Обнаружив корзинку, обрамленную зеленью трав и распустившихся цветов, с загадочным содержимым, кто-то из девушек замер в благоговейном молчании, а остальные, сгрудившись вокруг, начали перешёптываться.

При взгляде на сладко спящего ребенка, все девушки в один голос подумали об одной и той же мысли. Совсем недавно в деревушке пропал малыш, едва дотягивающий до этого возраста. Он только что появился на свет, став первым сыном Просковьи и Мирона, и молодые родители утопали в неуемном горе. Маленький Алеша, как назвали мальчика, таинственно исчез в тот самый момент, когда родители радовались его первым улыбкам и нежному голосочку. Молодая мама, стирала пеленки во дворе своего дома, а Алеша спал тут же около нее. Закончив стирку, Просковья хотела перенести сына в дом, но с ужасом обнаружила, что люлька пустая… Исчезновение маленького человечка всколыхнуло всю деревню. Соседи сбегались к дому молодой мамы, стараясь утешить ее, но в сердцах всех терзали вопросы: как могло это произойти? Взрослые с недоверием переглядывались и строили догадки, которые со временем переросли в сплетни и породили множество страхов. Просковья не могла справиться с паникой. Она обыскивала каждый уголок двора, снова и снова вглядываясь в те же места, где только что играли лучи солнца. В ее голове вертелись кошмары, в которых она снова и снова теряет своего сына.

Каждая женщина стремилась поискать в лесу, у реки, в старых заброшенных домах. С каждой попыткой надежда таяла, и лишь горькие слёзы оставались на щёках родителей.

В эту ночь все собрались в доме Просковьи и Мирона, утопая в ожидании и молитвах. Но, как показало время, молитвы лишь усилили тоску. Просковья и Мирон не могли предположить, что их счастье так быстро обернется трагедией. Грустные воспоминания о том, как он спал в их руках, как трогал их своим маленьким пальчиком, теперь заменяли отчаяние и невыносимая пустота.

Девушки замерли на месте, их сердца бешено бились от неожиданности. Они мечтали увидеть Алешу, которого искали уже несколько недель. Но, вместо того чтобы восторженно кричать о радостной новости, они лишь переглянулись, пытаясь осмыслить случившееся. Как же так? Они уже представляли, как расскажут всем о том, что Алешенька найден – долгожданный возвращенец, о котором мечтали все вокруг.

Они осторожно приблизились к крошечному созданию, завернутому в пеленки. Мягкие черты лица, крошечные ручки и кукольные губки – это было совсем другое чудо. Девочка, тихо сопя, выглядела такой беззащитной, что сердце каждой из девушек почувствовало тепло и нежность.

На первый взгляд, малышка напоминала обычного младенца – с розовыми щечками и тонкими, как ниточки, ручками. Но постепенно, по мере того как девушки внимательно изучали её лицо, стало очевидно, что в её чертах было что-то необычное. Настороженные взгляды сменились на тёплые, полные надежды, и одна из девушек, Матрона, решилась поднять её на руки.

Местные женщины решили, что девочку следует оставить в деревне, и одна из жителей деревни Аксинья взяла ее к себе. Девчушку она назвала Натальей и полюбила как родную дочь. Аксинья – пожилая одинокая женщина высокого роста и худощавого телосложения с приятным, покрытым морщинами лицом, на котором оставались отголоски былой красоты. Ее были добрые глаза и приятная улыбка – это единственное, что могли видеть жители деревни. Никто никогда не был свидетелем ее злости, она не о ком не сплетничала и не злословила. Своих детей у Аксиньи никогда не было, а муж уехал к другой женщине в соседнюю деревню. Оставшись одна, она настолько привыкла к своему одиночеству и полюбила его, что стала почти затворницей. Лишь старый дед Василий – верный друг ее мужа – порой навещал ее, и они беседовали на скамеечке во дворе или, если холод сковывал улицы, собирались на кухне с чашками горячего чая. В деревне не было секрета в том, что Василий с юности был влюблен в Аксинью, но из уважения к другу хранил молчание. Даже после ухода мужа Аксиньи он не решался открыться, опасаясь нарушить ту простую дружбу и задушевные разговоры, которые согревали их сердца. Аксинья, в свою очередь, делала вид, что не замечает его подлинных чувств, принимая его доброе отношение с ореолом невысказанных слов и молчаливых надежд. Так, в их встречи нити неведомой близости переплетались с хрупким доверием, и оба, словно зная друг о друге больше, чем говорили, продолжали замалчивать истинные чувства любви – Василия к ней, а ее – к ушедшему навсегда мужу.

Избушка Аксиньи, стоявшая на краю деревушки, была стара и ветха, стены обветшали от долгих зимних холодов и вьюг, ставни покосились и скрипели на ветру. В отличие от других домов, у Аксиньи не было большого огорода, а вокруг своей небольшой территории она еще в молодости посадила сосны и ели, которые выкопала в лесу. Теперь, спустя несколько десятков лет, ее старый домишко был спрятан от людских глаз густой еловой стеной, словно защищавшей своих владельцев.

Глава 2

Девочка росла крепкой и здоровой, но с течением времени окружающие стали отмечать в Наталье некую уникальность, которая выделяла её среди сверстников. Наталья обладала особой глубиной, так отличающей её от других. В её серых глазах отражались миры, недоступные для большинства. Она была обладательницей внутреннего мира, полного загадок и страстей. Её движения были плавными и слишком медленными.

Она избегала игр с другими детьми, тихо бродила по улицам, склоняя голову, словно в поисках ответов на тайные вопросы жизни. И хотя её окружали звуки детского смеха и игры, девочка предпочитала погружаться в свои мечты, оставляя за спиной толпу, которая не могла понять ни её нищету веселья, ни её богатство размышлений. На праздниках и собраниях не поднимали темы о юродивой, как будто имя ее могло вызвать беду. Однако девочка не осознавала своей силы.

Иногда она исчезала на несколько часов, а порой не возвращалась до самого вечера. Аксинья в такие минуты мучительно переживала, но девочка успокаивала её, рассказывая, что просто гуляет, бредёт к лесу. Её тянуло к могучим деревьям и высоким травам, в которых она ощущала себя крошечной капелькой в безбрежном море природы. Аксинья понимала, что в душе у девочки таится потребность в уединении, в связи с окружающим миром, раз уж общение с людьми не складывалось.

Тихий шёпот леса и мягкое прикосновение ветра служили ей утешением, во время её закатных прогулок. В этих мгновениях она находила себя, теряясь среди зелени, уносящей её мысли в далёкие просторы. Аксинья оставалась на страже, её сердце наполнялось тревогой, но она знала, что в этом дальнем убежище девочка обретала спокойствие, восстанавливая свою душевную гармонию. Она уходила туда, где мир наполнялся ароматами земли и звуками жизни, находя утешение в простоте природы. Это было её тайное пространство, где никто не мешал ей оставаться самой собой.

Её изоляция вызывала осуждения, завораживала прохожих, заставляя их задуматься о том, что прячется за её молчаливой внешностью. И, как это часто бывает в маленьких поселениях, постепенно за ней стал тянуться шлейф слухов и страха. Особенно невзлюбила Наталью Просковья – она не могла принять, что какие-то неведомые силы заменили ее горячо любимого сына на эту чужую девочку. Она смотрела на Наталью с неприязнью, словно та была отражением ее разочарования. Каждый взгляд, каждое слово, которое произносила девочка, вызывало у нее лишь болезненное напоминание о потерянном счастье. С каким нетерпением она ждала, как станет матерью, как мечтала о сыне, а теперь, вместо радости, в сердце поселился холод. Даже когда за окном ярко светило солнце, в душе ее царила вьюга, которая поселилась там навсегда.

Где же её мальчик? Вместо него появилась эта чуждая Наталья, с ее безразличным, а порой таким странным поведением. Просковье было страшно и обидно: кто она, чтобы занять место ее сына? Она не могла избавиться от ощущения, что это какая-то злая шутка судьбы.

Каждое утро Просковья задавала себе один и тот же вопрос: как так случилось, что жизнь забрала у нее самое дорогое и подарила взамен загадку? Со временем её ненависть лишь крепчала, становясь, словно чаша с кипящим злом, готовая извергнуться в любой момент. Наталья же, в свою очередь, ничего не замечала, как-будто ее это и не касалось.

С каждым годом становилось всё труднее не замечать странности, которые, казалось, следовали за девочкой везде, как тень.

С ранних лет к ней стали тянуться животные – кошки, собаки, даже птицы – словно чувствовали задушевную связь с этой юной душой. Люди в деревне шептались о ней, считая юродивой из-за её странных привычек: она часто собирала травы, разговаривала с птицами и кормила бродячих животных, как будто все живые существа были её древними друзьями. Деревенские дети не раз становились свидетелями того, как Наталья умела исцелять простую боль или мягким словом успокаивать страждущих.

Наталья уходила в свои мысли, словно укрываясь от реальности, которая её порой угнетала. Снаружи раздавались смешанные голоса, но ей не хотелось их слышать. Словно мир вокруг был мутным и нечетким, как старое кино, где все происходит на фоне постоянного тягучего звука.

Наталья чувствовала себя оторванной от этой жизни. Она жила как проходной персонаж, чей сценарий уже написан, и ей не дано изменить ни одной строки.

В маленькой деревенской начальной школе отчуждение Натальи стало еще заметнее. Другие девочки смеялись и делились своими секретами, а она всё глубже погружалась в свою тишину. Жизнь, полная ярких красок, оставляла её в сером зазеркалье, где всё было расплывчатым и невыразительным. Она сидела в углу класса, укутанная в своё одеяло молчания, чувствовала, как смех других девочек отражается от стен, проливая солнечные лучи радости в их жизни. Быть невидимой стало её защитным механизмом, и хотя она не могла понять, почему не может смеяться вместе с ними, ощущение одиночества стало её привычным спутником. Каждый день она наблюдала за ними, как за хрупкими бабочками, парящими в ярком свете. Секреты, которые они делились, казались ей недосягаемыми, как завеса между мирами, спрятанная за стеклом.

Дома Аксинья нежным голосом успокаивала Наталью:

– Не обращай внимания на окружающих. В маленьких селеньях всегда найдется кто-то, кто бросит на тебя подозрительный взгляд. Если ты выделяешься, они это воспринимают с неприязнью. Пусть живут по своим правилам.

Словно теплый плед, её слова окутывали Наталью, даруя ей уверенность. В тишине их домика летели минуты, и каждое слово звучало как успокаивающая мелодия.

– Ты же знаешь, – продолжала Аксинья, – истинные богатства не в одобрении окружающих, а в том, что ты чувствуешь внутри. Мы сами определяем свой путь, и не стоит позволять предвзятости затмить собственные мечты.

Свет последних лучей заката проникал в окно, наполняя комнату мягким золотистым светом, словно подтверждая мудрость Аксиньи. Наталья, поддавшись этому уюту, закрыла глаза и чувствовала спокойствие. В стенах этого дома она была словно в коконе любви, заботы и умиротворения.