Read the book: «Солнечное сплетение. Размышления бегущей женщины»

Все вокруг дышало весенней сыростью. Мысль прогуляться на сон грядущий раздражала. Алина озябла, но не подавала вида. Олег не любил, когда она показывала свое недовольство его идеями, и она шифровалась как могла. Из-за угла вышло трое. Они что-то сказали Олегу, она не расслышала, но внутри все напряглось. Его дернули за куртку. «Что за ерунда?» – подумала Алина и отступила на скользкий после дождя газон. Двое держали мужа за руки, третий бил. Никто не обращал на нее внимания. Тогда Алина подошла ближе и пнула одного под колено, тот припал на него, можно бить в нос. Ну вот, оппонентов уже двое. Самый активный начал отходить назад, и Олег потянулся за ним. Тот, что держал руку мужа, ослабил хватку. Зря ты, парень, удивился. Женщина уже шла на абордаж. Пострадал кадык и нос. «Повторяешься, подруга… А, впрочем, эффективно и ладно», – утешила она себя. По ходу мероприятия пострадавшие плавно рассосались в темной сырости, а Олег все еще пытался ударить вертлявого. Тот огрызался некультурными словами, отступал, но исчезать совсем из их мирной семейной жизни не хотел. «Экий ты… неугомонный…» – проворчала Алина, пока делала подсечку. Тот замахал руками как споткнувшаяся курица, но не упал и сердито ушел за угол.

Дома благоверный самоутвердился страстным сексом, забыв про потрепанный организм. Мужская самооценка требовала возвращения на пьедестал. После какое-то время, молча, лежал, вглядываясь в потолок.

– Не знал, что ты умеешь драться. Столько лет живем…

– А ты думал, девочке в школе дают прозвище «Медведь» за красивые карие глаза?

– Сколько мы уже женаты? Семнадцать? Девятнадцать?

– Двадцать шесть.

– Как долго… Я хотел сказать, летит время… Нам с тобой скоро на двоих соточка.

– Да… Лет через пять, – Алина невольно поежилась от этой мысли.

– Что ж не убежала?

– Друзей в беде не бросаем, – усмехнулась она.

Наутро Олег выглядел как Винни Пух после улья. Опухшее лицо переливалось всеми цветами радуги. В мрачном настроении он поплелся к маме. Она, конечно, сделает ему больничный, и, конечно, позвонит, чтобы узнать, куда смотрела жена. Почему-то ты снова в чем-то виновата. Женщина отмахнулась от назойливых тягостных мыслей и засобиралась на работу. Русые волосы никак не собирались в пучок. Чистые пряди пушились и выскальзывали из суетливых пальцев. Стрелки получались то неровные, то неодинаковые, да еще и тушь в глаз попала. Глаз заслезился, покраснел, стрелка размазалась окончательно. Утро какое-то дурацкое! «Наплевать! Пойду так!» – твердо сказала себе Алина и снова принялась исправлять макияж. Ей с детства мечталось, чтобы глаза были не карие, а зеленые, вычитала в старом французском романе, но природа есть природа и никаким макияжем ее не изменишь. Толчея в транспорте, отдавленные пальцы, перегар попутчика… Промозглый ветер задирал полы плаща и мешал шагать через лужи. Кажется, что тепло не настанет никогда. Настроение все хуже и хуже. Да уж, утро не задалось.

В отделении уже раздавали завтрак, опоздала.

– Алина, ну где тебя носит?! – закричала на все отделение Нелька, – Я, что должна за тебя вторую смену отрабатывать?

Нелька меленькая хрупкая татарка. В свои тридцать два она уже четыре раза была замужем и, как она сама шутила, каждый раз удачно.

– Ой, не начинай! – огрызнулась Алина, – Глушко тебе переработку подпишет.

Нелька фыркнула и гордо пошла переодеваться.

– А смену сдавать?! – возмутилась Алина.

– Ой, иду уже.

Напарница спесиво повернула в ее сторону. Хитро улизнуть не удалось.

День тянулся и тянулся. Казалось, он никогда не кончится. Главврач Павел Андреевич несколько раз одернул ее, но Алина никак не могла войти в рабочий ритм. Может, не выспалась? Может, давление? А может, просто погода портится? Да, скорее всего, погода. Небо серое, в мутной дымке, давящее. Завтра в ночь. Если пойдет дождь, в приемной нужно будет мыть через каждые полчаса, натопчут. Вокруг что-то происходило, но Алина видела перед собой только синие и зеленые квадраты пола. И мысли, как и небо, серые, мутные, тяжелые…

– Аля, – позвала ее медсестра.

– А?

– Тебе на пост звонила какая-то женщина, просила заехать. У нее там что-то с давлением.

– Фира Муратовна? – насторожилась она.

– Не знаю. Неля отвечала.

– Ох уж эта Неля. Никогда толком не запомнит, не передаст, – проворчала про себя Алина.

Надо ехать. Вдруг что-то серьезное. Связь в поселке Фиры Муратовны ловила плохо, но надежда все-таки есть. Она набрала номер. Долгие гудки тревожно откликались внутри.

– Але… – послышался тихий голос.

– Алло, Фира Муратовна? Ну, слава Богу! Как вы? Вы мне звонили?

– Да, Алечка, еще утром. Ты, наверное, не слышала…

– Замоталась совсем. Что-то случилось?

– Ничего не случилось. Так, скриплю по-стариковски. Наверное, погода… Можешь мне продукты привезти сегодня? Слабость какая-то, боюсь до магазина не дойду.

– Лежите, лежите! Я приеду. Сейчас только смену отработаю и сразу к вам. Не волнуйтесь.

Положив телефон в карман, Алина замерла, задумалась. Смена кончается только через три часа. Если закончить дела раньше, может дежурная медсестра отпустит потихоньку? А если экстренный по скорой? Влетит, как пить дать. А если сменщицу попросить пораньше прийти? Не-а, Ирина не придет, у нее двое малышей, не сможет. Ладно, обратно на попутке доберусь. Алина снова принялась выписывать шваброй замысловатые фигуры вокруг ножек мебели и, словно танцуя, обходить пациентов.

Фира Муратовна долго стояла с Алиной на стареньком деревянном крылечке. Ее седые волосы трепало легким ветром. Она куталась в разноцветную кофту, но настойчиво утверждала, что не мерзнет. Вокруг крыльца сквозь опавшую прошлогоднюю листву уже проклюнулись нарциссы. Пожилая женщина беспокойно поглядывала на запущенный сад. Ей давно хотелось навести в нем порядок, но здоровье не позволяло. Алина в который раз обещала помочь, но Фира Муратовна вежливо отказывалась, не желая никого обременять. Ее сыновья жили своей взрослой жизнью и, хотя часто навещали, она их тоже ни о чем не просила.

Давно пора уйти, но прощание, как всегда, затянулось. То одно вспомнится, то другое. Вдруг пошутят, засмеются, как две девчонки и снова завяжется разговор. Пошел дождь, и выходить в промозглую темноту не хотелось тем больше, чем дольше они стояли. Еще и зонт забыла, как на грех. Но разойтись все же пришлось, а то ведь не то, что на автобусе и на попутке потом не уедешь. Алина вышла из поселка на трассу и стала голосовать. Дождь отвратительно затекал за воротник, оставляя на спине колючую дорожку холода. Машины одна за другой мерно катились мимо. «И ведь ни один гад не остановится», – тоскливо подумала Аля. Сапоги уже давно представляли собой две чашки с холодной водой, в которых болели пальцы. От колес плавно разбегались волны в лужах. Конечно, кто захочет подсаживать к себе в машину мокрого насквозь пассажира? Салон потом сушить и чистить. Алина понимала проезжающих мимо водителей и даже немного жалела их, но себя она жалела больше. Раздражение постепенно нарастало. Наконец-то одна из машин повернула в ее сторону. Алина радостно вспыхнула, но водитель только объехал лужу. Женщина горестно поникла как усталый воробей. Раздался резкий гудок. Она вздрогнула от неожиданности и зло обернулась. Из приоткрытого окна махнула рука. Алина удивилась, замешкалась, но потом собралась и села в теплый салон. Водитель, не глядя на пассажирку, вывернул руль. Поехали. Руки дрожали. Водитель прибавил тепла. Она оценила внимание и благодарно посмотрела на мужчину, тот краем глаза наблюдал за странной промокшей пассажиркой, но делал вид, что смотрит только на дорогу.

– Куда подвезти?

Аля задумалась. Домой? Олег злой как тысяча чертей. С работы задержалась, ужин не приготовила, а еще… «Всегда есть что-то еще…» – подумала она. К Лене? А если дочери нет дома? Гуляет с друзьями где-нибудь. Ладно, к Олегу, так к Олегу, не сожрет же. Алина назвала адрес. Водитель стал озираться на знаки, и стало понятно, что им не по пути. В душу закралась легкая неловкость, но мокрые ноги настаивали не поддаваться.

– Что так поздно за городом? – спросил мужчина.

– Ездила к подруге. Она на даче живет. Скучно ей одной, навещала, – Алина говорила сбивчиво, хрипло, не понимая, что не обязательно рассказывать все подробности.

– Ночь почти.

– Давление у нее. Пока фельдшера дождались…

– Давление?

– У пожилых такое бывает, – улыбнулась Аля.

– Сколько ей?

– Семьдесят два.

– Семьдесят два и подруга? – удивился водитель.

–Я вам тоже не девочка! – рассмеялась Алина дрожащим голосом, – Подруги разные бывают.

У мужчины было доброе усталое лицо. С ним почему-то было спокойно и надежно. Тело оттаивало и мысли, вслед за ним, начали упорядочиваться.

– Я Аля, – зачем-то представилась и протянула она руку.

– Игорь Витальевич, – пожал тот в ответ кончики ее пальцев. Руки мягкие, теплые, не рабочие, без мозолей и трещин. Алина заметила это про себя, но спросить о профессии не решилась. Лицо показалось ей знакомым, но вспомнить откуда не получалось. Усилия, которые она прилагала, только отдаляли ее от истины, и Алина решила бросить безнадежную затею. Но, как водится, лишь женщина расслабилась, и ответ всплыл из глубины памяти. Не может быть! Это Мохов. Лет двадцать назад все девчонки института бредили о нем. Фильмы с ним в главной роли крутили на всех каналах. Какие, однако, у судьбы сюрпризы! По ее глазам Игорь понял, что его наконец-то узнали. Это польстило и расстроило одновременно. Теперь придется надевать дежурное лицо и говорить дежурные фразы. А Алина отвернулась и задумалась. Что же теперь ей сказать? Ой, это вы! Я видела все ваши фильмы! Чушь непролазная. Видела и что? Да и не все. Нелепо, глупо, банально. Каждый день люди видят начисто отмытый пол в отделении. Видят, но никто не восклицает при встрече: «Ой, это вы!». От своих размышлений Алина начала давиться смехом. На недоумение Игоря Витальевича она закусила в улыбке губы и покачала головой:

– Не обращайте внимания, я сама могу и разозлить себя, и рассмешить.

Мохов ничего на это не ответил.

– Я закурю? – через какое-то время спросил он.

– Да, пожалуйста.

Он приоткрыл окно и стал выпускать в него струйки дыма:

– Не дует?

– Нет, нет, – Алина чувствовала себя неловко из-за своего глупого смеха, но никак не могла придумать, о чем поговорить. Очень хотелось сгладить впечатление, отвлечься.

Машина плавно покачивалась, мотор мерно гудел, все навевало дрему, но Алина крепилась, стараясь не заснуть. Этого еще не хватало. Они помолчали еще немного. Машина повернула под арку. Вот он родимый, знакомый двор, знакомый дом. Пора прощаться.

– Спасибо вам, – Аля протянула влажные деньги.

– Не надо, – сказал Мохов холодно. Она ласково посмотрела ему в глаза и виновато улыбнулась:

– Я не над вами смеялась. Я над собой… Глупо так вышло.

Его глаза потеплели, но лицо осталось строгим и печальным.

Дома Олег угрюмо молчал. О, это надолго. Будет теперь игнорировать, пока не затеешь с ним покаянный секс. Но на секс не было ни сил, ни настроения. Горячая ванна, вот что манит и зовет. В ней хотелось лежать до бесконечности и слушать, как капает вода с белья на сушилке. Если не до бесконечности, то хотя бы до того момента, когда заснет муж. Засыпая, Алина думала о том, высохнет ли ее плащ до завтра и что подумал Мохов про ее дурь.

Несколько дней Алина еще вспоминала свою поездку на дачу к Фире Муратовне. Порывалась рассказать о странной встрече то Лиле, лучшей подруге с детства, то Лене, они с дочерью часто делились секретами, но так и не решилась. Может Фире Муратовне рассказать? Нет, не стоит. А что, собственно, случилось? Сказали друг другу две-три фразы с незнакомым мужчиной, с которым они больше никогда не встретятся и только. Нечего тут рассказывать. Совершенно нечего рассказывать. Олег постепенно выздоравливал и его настроение улучшалось. Дочь стала звонить чаще обычного. С одной стороны это радует, а с другой возникло ощущение, что она что-то хочет сказать, но никак не решается. «А вдруг беременна? – екнуло у Алины где-то под ложечкой, – Нет. Нет, нет, не может быть». Лена жила отдельно на съемной квартире. Она давно была сама себе хозяйкой и не отчитывалась перед родителями. Только иногда прибегала занять денег, заплатить за институт. Несмотря на то, что училась заочно и работала, денег ей катастрофически не хватало. «Нет, не может быть, – снова подумала Алина и тут же рассмеялась над собой, – Почему же не может быть?! Дело житейское, простое. Девочка совсем взрослая». Лучше позвонить самой и все узнать, сразу, без предисловий.

Лена смущенно мялась, часто дыша в трубку, отнекивалась и убеждала, что все хорошо, но мама отступить не может. Минут через пятнадцать девушка сдалась:

– Мам, у меня новый парень.

– И что?

– И все.

– Леночка, и из-за этого ты столько времени терзала маме сердце?

Мамин шутливый тон немного успокоил ее, но она еще сомневалась:

– Он тебе не понравится.

– Пришли фотку.

Алина каким-то неведомым образом с одного взгляда на человека могла определить ждать от него неприятностей или нет. Жаль, что этот мистический дар работал только относительно других. Если дело касалось ее самой, то дар также мистически приглушался или вовсе пропадал. Дочь вздохнула и согласилась. Спорить с мамой бесполезно. Когда дело касалось ее ребенка, Алина шла к своей цели как танк. На фото оказался приятный долговязый мальчик. Для Алины он, конечно, был мальчик, а в профиле написано двадцать шесть лет. Как хорошо, что есть соцсети. Достаточно узнать имя и вся жизнь человека как на ладони. Мама пролистала все его посты, прошерстила всех его друзей и успокоилась. Как говорится: «В порочащих связях не замечен». А Лене говорить о своей разведке совсем не обязательно. На следующий день Алина позвонила дочери, и, задав несколько отвлеченных вопросов про ее новые отношения, твердо сказала:

– Хорошо, приводи знакомиться.

– Мама, а ты не слишком торопишься? Он подумает, я ему руки выкручиваю, в ЗАГС тащу, – возмутилась дочь.

– А ты объясни все как есть. У тебя строгая мама. Можешь сказать, что я параноик. В общем, вали все на меня. Не бойся, не съем я твоего… как его там? Васю! Приводи.

– Когда?

– Хоть сегодня. Я борща наварила. Давай.

Вечером раздался робкий звонок в дверь. Вася сконфуженно ввалился в прихожую. Он тоскливо озирался, не зная, куда поставить тяжелую сумку. Лена вытащила ручку сумки из его неразгибающихся пальцев и поставила на пол. Внутри брякнули какие-то жестянки. У Лены замерло сердце. А вдруг что-то разбилось? Вася не обратил на звук никакого внимания, и она немного успокоилась.

– Долго вы еще будете там топтаться как неродные? – улыбнулась Алина. Какой милый нерешительный мальчик, так по-хорошему смущается. Вася повесил куртку и вошел в кухню. Хозяйка без лишних разговоров поставила перед ним тарелку.

– Спасибо, – пробасил он.

– На здоровье, – снова улыбнулась Алина. Определенно мальчик нравится ей все больше и больше.

– А Вася художник, – ни с того, ни с сего сказала Лена.

– Граффити? – флегматично спросила Алина.

– Откуда вы знаете? – Вася испуганно посмотрел на Лену, но та была удивлена, как и он.

– Ты художник. На рукаве засохшая краска, – Вася быстро осмотрел рукава и обнаружил пятно, – но не мазок кистью. Пятно от распылителя. В сумке жестянки. Не думаю, что пиво.

Парень покраснел. Лена умоляюще посмотрела на мать.

– Прийти к потенциальной теще затарившись пивом… это слишком! – уже не стесняясь, хохотала Алина.

– Вы прям Шерлок Холмс! – засмеялся Вася вместе с ней.

– Я пробила тебя по соцсетям, Вася!

Смех снял гнетущее напряжение, и все почувствовали себя комфортнее. Борщ остывал, чайник закипал, пора ужинать.

Когда дети уходили, а Вася за один вечер стал для Алины одним целым с Леной, она легонько потрепала парня по плечу и чмокнула дочь в нос.

– Все нормально, – прошептала она Лене на ухо, – не переживай.

Глаза дочери счастливо заискрились, и она поспешила за своим Васей. Алина еще какое-то время смотрела в окно как они весело идут, как смеются, шлепают друг друга, держатся за руки. На выходе со двора, под старым ясенем, Вася притянул Лену к себе и поцеловал. Почки на ветках еще не до конца распустились и обрамляли молодых людей зеленоватой дымкой. Они оглянулись на окна дома, чтобы понять, не смотрит ли мама, но видимо ничего не заметили. Алине стало и радостно, и грустно одновременно. Под толстым слоем надуманного оптимизма что-то сжалось и заныло где-то в темноте души. Вдруг вся ее жизнь показалась серой, монотонной и захотелось плакать. Да что там плакать, захотелось взвыть, да так чтоб весь квартал вздрогнул, весь город. Захотелось, чтобы все почувствовали, как ей плохо, одиноко. Но она только шмыгнула носом и начала мыть посуду.

Нет любви в твоей жизни. Что поделать, если нет? И где ее взять? Не выйдешь же на улицу, не подойдешь к первому встречному и не скажешь: «У вас любви не найдется немножечко? А давайте любить друг друга». Глупо же, абсурд. А Олег? А что Олег? Жизнь с ним напоминает механизм. Все движения и слова отточены до автоматизма. Они словно две шестеренки крутятся параллельно. Вроде бы в одной связке, а не соприкасаются, и крутятся в разные стороны. Вот и сегодня Олег не придет ночевать. Сказал, что работает допоздна и заночует у мамы. Так удобнее и к работе ближе. Алина никогда не проверяла. Даже если врет, то зачем его ловить? Чтобы он, заметая следы, наврал еще больше? Не стоит. Пусть он думает, что жена ничего не замечает, не чувствует. Доверия нет уже давно, хотя это уже и неважно. Даже лучше, что его сегодня нет. Не нужно притворяться, быть милой. Аля свернулась калачиком под одеялом, всхлипнула пару раз и заснула.

Солнечные лучи пробивались сквозь шторы. Зайчики слепили глаза даже через сомкнутые веки. Такое теплое приятное утро. Алина потянулась на кровати, позвоночник мягко хрустнул, и нега залила все тело. Даже то, что необходимо идти на работу не могло уменьшить радости от пробуждения. Она поправила ночнушку и зашлепала босыми ногами на кухню. Через пару минут молоко закипело, и Алина заварила в нем растворимый кофе. Тетя Галя, соседка по площадке, говорила, что так заваривать приторно, но каждый пьет кофе как любит. Зачем портить водой? После зарядки и душа Аля еще больше радовалась новому дню и шагала по улице почти вприпрыжку. Хотелось всем объяснить, как хорошо ей сегодня живется. Вчерашняя грусть развеялась сама собой, и теперь казалось мелкой, незначительной по сравненью с сегодняшней радостью. Алина улыбалась своим мыслям и, замечая недоумевающие взгляды прохожих, веселилась еще больше.

В отделении терпко пахло пшенной кашей со сливочным маслом. Больные вяло приводили себя в порядок, им-то спешить некуда. На пересменке что-то говорили о прошедшем дежурстве, но Алина не вникала. Как чудесно, когда у тебя внутри все хорошо! Вот они родимые: швабра и ведро. От нелепых мыслей она хмыкнула себе под нос и вошла в первую палату по коридору. На угловой кровати лежал новенький. Он лежал спиной к двери и натужно кашлял. Соседи по палате хмурились, но терпели. Видимо за ночь он им порядком надоел. Новенький осознавал всю тяжесть своего преступления, но был не в силах прекратить их мучения. Кашель не унимался. Алина начала уборку с тумбочек. Другие санитарки заставляли больных самих прибирать, приучали, так сказать, к дисциплине. Она же никогда не ворчала на больных за беспорядок, а спокойно расставляла все по местам. Особенно сегодня. Все забавляло ее, даже увядший огрызок напоминал старый клоунский башмак.

Новенький обернулся, заслышав шорох в своих вещах. Выглядел он помято: отекшее лицо, красные от бессонницы глаза, взъерошенные светлые волосы. Алина несколько секунд смотрела на него сидя на корточках возле его тумбочки, а он смотрел на нее. Нет, это уже слишком! Ей захотелось расхохотаться, но так как это было неуместно, Алина сдержалась. Перед ней лежал Мохов. Он тоже узнал ее, вначале слегка удивился, колюче окинул взглядом, после чего отвернулся. Глаза Алины искрились весельем. Она чувствовала, как это самое веселье распирает ее изнутри, просачивается через кожу, как светятся ее глаза. Неприязнь окружающих не могла заглушить этот поток. Аля пожала плечами и продолжила работу.

За обедом женская часть коллектива шумно обсуждала новый сериал и возмущалась по поводу мужской части человечества. Алина молча пила чай и не слушала. Она сидела, опершись на локти, и смотрела в одну точку. Как глупо они тогда встретились с Моховым. Что же она тогда ему сказала? Теперь и не вспомнить. Наверняка ерунду.

– Самойлова, в шестую палату, – окликнул ее Паша, – Там температура у…

Глушко мельком глянул на историю:

– У Мохова. Надо помочь переодеться в сухое. Поступил ночью по скорой. Жена уехала за вещами. Подсуетись короче.

Мокрая ткань крепко липла к горячему телу. Мохов кашлял и не мог остановиться, виновато смотрел на Алину, злился от беспомощности, но подчинялся. В дверь неуверенно постучали.

– Можно? – в проем заглянула женская головка, – Я к Мохову. Вещи привезла.

– Заходите, заходите, – улыбнулась Аля. Вот кто теперь будет его переодевать. Как славно! Женщина вошла, неся впереди полные пакеты. Потом начала суетиться вокруг мужа, говорить скороговоркой обо всех своих приключениях по дороге домой и обратно. Так говорят супруги, когда не знают что сказать и заполняют эфир ничего не значащей информацией. Игорь слушал, иногда поглядывая на Алю. Ему было неловко, что частная жизнь семьи раскрывается на глазах у постороннего человека. Когда она уловила на себе один из его взглядов, то спокойно собрала влажную одежду в стопку и ушла.

– Паш, а что у Мохова из шестой? – спросила Алина в коридоре у Глушко.

– Не Паша, а Павел Андреевич, – ответил он шепотом, наклоняясь к ее уху.

– Ой, ой, ой! Как контрольную по химии списывать, так одноклассник, друг детства. А тут Павел Андреевич! – пошутила Аля.

– Алина, мы на работе, – сконфузился он, – И хватит мне уже про ту контрольную…

– Ладно, – примирительно сказала она, – Так что с ним?

– Банальная пневмония. Не волнуйся, поправится твой Мохов. Никуда не денется.

– А что ж его в общую? Я думала, его в VIP положат.

– Милая моя, он сам так захотел.

– Гордый значит, – нахмурилась Алина.

– Я не проверял. Нет у нас таких анализов. Захотел в общую, положили в общую. Теперь, наверное, жалеет, – вздохнул Глушко.

– Так давай переведем, – предложила она.

– Поздно, Самойлова, поздно. Теперь занято. Будет лечиться в общей несмотря на то, что артист. Давай работать.

– Да, – Алина вздохнула и взяла с каталки биксы, – работа не волк и, к сожалению, в лес не убежит.

Вечером, выходя из отделения, Алина заметила жену Мохова. Та одиноко стояла у забора.

– Вы что, целый день здесь?! – удивилась Аля.

– Нет, я уезжала, потом опять приехала.

– Вы не волнуйтесь так, все с вашим мужем будет хорошо. Он скоро поправится.

Алина направилась к воротам, женщина пошла с ней.

– Меня зовут Вера, а вас? – скромно сказала она.

– А меня Аля.

– Вы на машине?

– Ага, на метро.

Обе улыбнулись. Вера шла рядом и не знала, как начать разговор. Над тротуаром нависли тяжелые от сырости ветви деревьев и норовили обломиться под собственной тяжестью. Алина поглядывала на новую знакомую, ожидая, когда та переборет стеснение. Нельзя же идти рядом с незнакомым человеком и просто молчать. Чувствуя ее неловкость, но не желая быть навязчивой, Алина терпеливо ждала начала беседы. «Нет, необходимо включать обаяние, не то совсем раскиснет», – наконец решила она.

– Где он так простудился?

– Игорь плавает, увлекся моржеванием и вот… – обрадовалась помощи Вера.

– Моржи вроде не простужаются… – искренне озадачилась Алина.

– Даже не знаю. Кашлял немного, а ночью поднялась температура. Еле уговорили в больницу лечь. Хорошо, его дядя приехал, он, кстати, врач. Почти заставил. Вы же знаете, как мужчины ненавидят больницы. А вы давно здесь работаете?

– Два года почти. Со старой работы ушла, а новую не нашла сразу. Здесь мой одноклассник работает, Паша Глушко. Он ваш лечащий врач. Говорит, поработай у нас, пока найдешь что-нибудь подходящее. А потом прикипела. Коллектив хороший, график два через два… Зарплата, правда, маленькая, но мне хватает. А вы? Чем занимаетесь?

– Я домохозяйка, – грустно сказала Вера, – Раньше работала редактором, потом в декрет ушла. Игорь хотел, чтобы его дома ждали, чтобы уют, тепло, а там второго родила. В общем, так все и осталось. Муж хорошо зарабатывал, нужды в работе не было.

Женщины немного помолчали, погрузившись в воспоминания.

– А как вы познакомились? – неожиданно для себя спросила Алина.

– У нас тогда газетенка одна печаталась, такая, знаете ли, из разряда желтой прессы. Они статью про Игоря написали неудобоваримую, и он пришел разбираться.

– Разобрался?

– Да. Сначала я думала, он меня не заметил, а он провожать пошел и… закрутилось.

Вера мечтательно посмотрела вдаль и задумалась. Ее золотистые волосы, окрашенные по последней моде, аккуратно уложены, а из-под ворота элегантного бежевого полупальто выбивался легкий белый шарф. Алина рассматривала ее наряд с легкой завистью. Совсем недавно и сама она одевалась в лучших магазинах, ни в чем себе не отказывала, но полоса жизни изменила цвет и теперь все это в прошлом. Женщины дошли до метро, попрощались. «Какой сегодня добрый день», – подумала Алина, перебирая в памяти события, – Вера только грустная».

Олега снова не было дома. Видимо, это уже вошло у него в привычку. То, что он приходил понятно по вороху грязного белья в спальне и беспорядку на кухне, но почему опять ушел? Алина набрала его номер, но ответа не последовало. Хорошо, нет, так нет. Она налила себе холодный вчерашний суп и присела на табурет. Табурет покачивался на неровных ножках, старый, еще от родителей остался. За окном взволнованно подрагивали ветки. Ветер теребил редкие едва распустившиеся листочки. Над крышей соседнего дома висели грязные облака. Надо бы отдохнуть. Аля лениво поплелась в спальню. Усталость медленно и неотвратимо накатывала с каждым шагом. Перед тем как окончательно провалиться в сон она заметила, что подушка пахнет странно. У нее был чужеродный непонятный запах. «Опять эфиром надышалась», – подумала она засыпая.

– Аль, у Мохова из шестой опять температура. Ты посиди с ним, когда закончишь.

– Хорошо, Паш. А вообще он как?

– Гордый. Помощи не просит. Ни на что не жалуется. Потерпи его, – Глушко дружелюбно приобнял ее за плечи.

– Устал? – участливо спросила она.

– Как собака, – вздохнул врач.

– Пойди, поспи пока тихо.

Паша обреченно махнул рукой и, ссутулившись, медленно пошел по коридору. Его высокая худощавая фигура плавно исчезла в полумраке коридора. Ночная смена как лотерея, то тихо, то экстренных везут как не в себя. А свои тяжелые? Их куда девать? Разорваться что ли? Жалко Пашку. У него трое пацанов дома, с ночной смены придешь все равно не выспишься. Да и сама не лучше, задумала завтра варенье закрывать. Кому это надо? Все давно можно в магазине купить. Мамино воспитание. Не пашешь в доме как крепостная, значит плохая хозяйка. А там, глядишь, и жена плохая, и как женщина так себе. До развода рукой подать. Мама, мама… А может, не такая уж плохая идея? Не надо будет быть всегда на высоте, всегда быть безупречной. Ты что Мери Поппинс, леди Совершенство?!

Увлеченная своими мыслями о несправедливости женской доли Алина вошла в палату. Все дружно храпели кроме одного. Мохов лежал на трех подушках пытаясь сохранять мало-мальски вертикальное положение, дышал тяжело. Губы потрескались от сухости. Стакан на тумбочке давно пустой. Игорь Витальевич окинул Алину блуждающим взглядом и отвернулся. «Разве он гордый? – подумала она с непонятно откуда-то взявшейся нежностью, – Просто устал». Алина принесла новый стакан с трубочкой и осторожно, не говоря ни слова, повернула лицо Мохова к себе. Он пил жадно, благодарно. Трещинки на губах разгладились. Взгляд стал немного осмысленнее.

– Я посижу тут с вами, отдыхайте, —прошептала Аля.

– Не надо. Идите, – прохрипел он в ответ.

–Я не уйду.

Алина положила свою ладонь поверх его. Мохов слегка вздрогнул от прикосновения и странно посмотрел на нее, словно увидел что-то новое.

– Отдыхайте, – сказала женщина еще тише.

Она поправила настольную лампу и взяла с тумбочки его недочитанную книгу с закладкой. Это была «Почему мы существуем? Величайшая из когда-либо рассказанных историй» Лоуренса Краусса. Странный выбор, когда у тебя температура под сорок, но Алина открыла ее на заложенном месте и начала тихо читать вслух.

– Что вы делаете? Зачем? – перебил ее Игорь Витальевич.

– Я буду читать. Вы заснете. А когда проснетесь, все будет значительно лучше, – Алина была невозмутима.

– Я не засну. Не утруждайтесь.

– Заснете, заснете, – улыбнулась она, – еще как заснете.

– Прошу вас… уйдите, – его глаза сердито блеснули в полутьме. Игорь крепко сжал ее пальцы.

– Не уйду, – настойчиво повторила Алина, – Поверьте, у меня чарующий голос. Засыпают абсолютно все, от стариков до младенцев. Потерпите меня немного.

– Я не хочу… – закашлялся Мохов, – уйдите.

Алина подала ему воды и снова принялась за чтение. Больной бессильно откинулся на подушки и замолчал. Спорить не позволял кашель, уйти не было сил. Через пятнадцать минут Игорь мирно спал. Голос, как всегда, сработал. Когда Алина читала вслух, всегда излучала вокруг блаженное умиротворение. И совсем неважно было, что именно она читает. Голос был размеренный, спокойный. Она слегка прихлебывала на вдохе и приподнимала брови на труднопроизносимых словах. Несмотря на то, что она читала с выражением, эмоциональной окраской, во время ее чтения действительно все засыпали. «Чарующий голос» – старая шутка, еще из тех времен, когда Леночке был годик и у нее болело ушко. Она засыпала на груди у мамы, когда та читала ей Мопассана.

Алина посидела еще несколько минут, вглядываясь в расслабленное лицо Игоря, и осторожно попыталась вытащить свои пальцы из-под его ладони. Мохов, рефлекторно, не просыпаясь, сжал их. Женщина посидела еще немного. Нужно подождать пока он заснет поглубже и тогда он ее отпустит. Но даже спустя час его пальцы так и не разжались. Что же ему там снится?

Книга соскользнула с колен Али. Светает. Она открыла заспанные глаза и посмотрела на часы. Надо бежать. Столько дел еще! Мохов спал. Тогда она легонько потрогала ему щеку на предмет температуры, он во сне улыбнулся и отпустил ее пальцы. Жар спал. Алина вышла в коридор. На посту никого не было. Сестра спит в процедурке. Надо подготовить смену к сдаче и идти домой. Неожиданно в кармане завибрировал телефон. Алина вздрогнула, чертыхнулась и ответила.