Страстоцвет, или Петербургские подоконники

Без преувеличения могу сказать, что эта книга изменила мою жизнь. Месяц назад я спокойно проходила мимо цветочных магазинов, не замечала горшков на подоконниках, за всю жизнь я не прорастила ни одного семечка и не полила ни одного цветка. Уже после первых глав книги во мне зародился искренний интерес к домашнему цветоводству. Столько всего описано, да еще так увлекательно, разумеется, я полезла в гугл за цветными картинками... И понеслось. Теперь у меня заставлены подоконники на работе и дома, сегодня купила первый пакетик семян, обошла все цветочные лавки в округе. Уже две недели всю мою голову занимают домашние цветы. Что же такого было в этой книге, что привело к таким невероятным последствиям?

Во-первых, чудесное издание. Черно-белые иллюстрации, заимствованные из дореволюционных трактатов, стилизованные под старинные свитки врезки с объемными цитатами из них же, титульные листы к главкам, просторные спусковые полосы, матовая обложка в пастельных тонах... Я увидела книгу краем глаза, когда выбирала подарок родственнику, и не удержалась, купила подарок себе.

Во-вторых, оригинальность темы. Ведь книга-то не о цветах, а о поэзии серебряного века, об удивительном на первый взгляд их соотношении: не декадент "породил" орхидею, а орхидея - декадента.

В-третьих, легкая, ироничная авторская интонация. Книга читается на одном дыхании, в текст органично вписываются и объемные цитаты из научной литературы рубежа веков, и стихотворения, и фрагменты пьес. Из кусочков мозаики складывается целое. Каждая главка - портрет поэта в неразрывной связи с цветами, попавшими в его стихотворения.

Автор предполагает в читателе некоторую осведомленность, уверенное знание поэтической обстановки начала 20 века. Автор не рассказывает все с начала, но лишь выстраивает уже известные читателю факты в новом порядке, а вот цветочная составляющая книги подается именно как новая информация. Таким образом, это книга не о литературоведении для цветоводов, а о цветоводстве для литературоведов.

Что же в итоге? Прекрасно изданная, приятная и легкая книга для настоящих филологинь, отличное чтение для отдохновения и вдохновения. Особенно рекомендую к прочтению во время каникул после сданной сессии по поэзии серебряного века ;)

Очень необычная книга, показывающая взаимосвязь комнатных растений и художественных стилей. Понравился язык автора, ненавязчивое и без занудства изложение темы, и глубокое знание предмета исследования. Рекомендую для всех любителей экзотических растений и художественных стилей.

Страстоцвет - книга о том, какую роль сыграли экзотические комнатные растения в русской литературе конца 19-начала 20 века. Возможно, эти растения повлияли и на возникновение модернизма. Кажется, что все уже давно привыкли, что роза — это эмблема печали, а еще символ любви. Нарцисс — отсылает нас к древнегреческим мифам и пахнет эгоизмом. Полевые цветы намекают на невинность. А если в доме появляется орхидея, или, например, пальма, что делать русским писателям и поэтам, как их осваивать? Рододендрон, например. Пока выговоришь, язык сломаешь. Но они же еще не заняты четкими ассоциациями, не наполненные идеями, образами, метафорами. И русские поэты и прозаики ринулись осваивать это все новое. Афанасий Фет попытался пристроить рододендрон в 1856 году - роскошные кусты белых, розовых и пунцовых цветов. И что получилось: Рододендрон! Рододендрон! Пышный цвет оранжереи, Как хорош и как наряден Ты в руках вертлявой феи! Рододендрон! Рододендрон! Рододендрон! Рододендрон! Но в руках вертлявой феи Хороши не только розы, Хороши большие томы И поэзии и прозы! Рододендрон! Рододендрон! Рододендрон! Рододендрон! Хороши и все нападки На поэтов, объявленья, Хороши и опечатки, Хороши и прибавленья! Рододендрон! Рододендрон! И как только коллеги не обсмеивали это стихотворение. А вот другое название рододендрона — азалия- стало вполне стихотворным. Певцом нежного цветка стал Иннокентий Анненский. Свою музу (в стихотворении «Моя тоска», посвященном М.А. Кузьмину) он увидел такой: В венке из тронутых, из вянущих азалий Собралась петь она… Не смолк и первый стих, Как маленьких детей у ней перевязали, Сломали руки им и ослепили их. Или возьмем стихотворение Валерия Брюсова «Творчество» Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний (латания — это пальма такая, с вееровидными листьями). На эмалевой стене. Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине. О. Кушлина рассказывает, что мама Брюсова, Матрена, увлекалась разведением экзотических растений. У них дома росли большие пальмы. Так становится легко представить, как поэт лежит в полудреме, смотрит на тени растений, и из этих смутных образов рождается стихотворение. Экзотика становится менее экзотичной. Стихи и их автор понятнее, ближе. Таких историй в этой не очень большой по объему книге очень много. Есть рассказы и о Блоке, и о Тэффи, и о Сологубе, и о Гиппиус, и много ком. А также рассказы о пассифлоре, герани, Ваньке Мокром, кактусе и прочих новых на тот момент обитателях петербургских квартир. Книга иллюстрирована рисунками, фотографиями, текстами из старинных изданий по цветоводству. Что тоже весьма любопытно. Например, один из советов из книги Макса Гесдерфера «Комнатное садоводство» (написано в конце 19 века) говорит, что выращивания хвойных растений любителям всего лучше покупать молодые сильные растения и заниматься их воспитанием. Вот, не только люди нуждаются в воспитании, но и растения. В Страстоцвете литературоведение смешивается с ботаникой и получается прекрасная книга. Написано так увлекательно, что хочется заполнить свои подоконники цветами (при этом 3 моих оставшихся в живых цветка (не буду говорить из скольки) вздрагивают и покрываются холодной росой) и начать читать авторов Серебряного века. А еще у книги очень-очень тактильная обложка.

Итак, меня настолько заинтересовала данная книга и впечатлила, что я впервые (!) решила написать рецензию для того, чтобы ее куда-то потом выложить. В сущности, рецензий я не писала вовсе, но этим непременно надо поделиться.

Но обо всем по порядку. А привлекла меня обложка. Оформление у книги чудесное. Обложка, я считаю, вообще произведение искусства. А вставки из книг по садоводству как-то сразу окунают не только в саму тему выращивания растений, но и в другую эпоху, проникнутую особой эстетикой.

Но дело, конечно, не в обложке… Редко встретишь книгу, сама идея которой кажется настолько гениальной, что боишься разочароваться, завысив ожидания заранее. Сидишь и думаешь: «Ну это звучит как нечто, что я написала бы сама. Если бы, конечно, вообще когда-либо что-либо писала». Но, к большому счастью, эта книга не только оправдала ожидания, но даже превзошла их. Надо заметить, что я не увлекаюсь как-то по-особенному темой русского модернизма, и многие из приведенных в книге произведений мне или вовсе незнакомы, или когда-то были услышаны лишь в виде упоминаний. Но это не помешало с большим интересом прочитать данную работу от начала и до конца, что многое говорит о таланте Ольги Кушлиной доносить мысли увлекательно и поворачивать-переплетать их таким образом, чтобы оставалось только задумываться в восхищении и понимать, что я и не связала бы два этих факта вместе, пожалуй. По крайней мере, так логично и изящно. Порой мысль здесь витиевата, но это не доходит до той степени, когда начинает отталкивать. Однако, пожалуй, стоит перечитать эту книгу спустя время, чтобы постараться понять до конца. Возможно, уже с новым багажом литературных знаний…

А теперь, собственно, о знаниях и о фактах (многие из которых стали для меня чем-то не только совершенно новым, но и поразительным). Из поразившего своей простотой и гениальностью литературного:

Главное, чтобы горшочек был тесным, почва скудной и воздух не слишком теплым, - скромный «маленький человек» растительного мира.

Так пишет Кошлина о бальзамине, который встречает нас на окне в романе «Бедные люди» Достоевского. Не впервые отмечено, что этот цветок – частый житель окон людей небогатых. Однако какая красивая параллель литературы и жизни: ему ведь, этому цветку, словно и не надо ничего больше. Он, как и эти самые бедные люди, привык в своей жизни довольствоваться малым.

А вот уже из фактов не только литературных, но тоже интересных и органично вплетенных в канву повествования:

…благолепными именами взамен неприличных, несообразных с духовным званием, некогда весьма щедро одаривали священников: Тюльпановы, Гиацинтовы. Вот и у Н. Лескова в «Соборянах» «добродетельный поп» носит имя Савелия Туберозова. (Сиротам-подкидышам в воспитательных домах порою в утешение тоже кое-что из цветочных фамилий перепадало, а о сценических псевдонимах тут не место говорить, да с ними и так все ясно.)

И гораздо более печальным становится рассказ Гаршина о пальме, когда мы понимаем, что за всем этим стоит реальная подоплека и культурный контекст: в Петербурге действительно проводили своего рода эксперимент по озеленению крыш пальмами. Но растения эти, теплолюбивые, конечно со временем не прижились (их перед зимой, еле живые, приходилось заносить прислуге обратно в дома). Такова была мода, а южная пальма к суровым для нее условиям оказалась не приспособлена (зато заняла свое место в домах как неизменный атрибут эпохи и определенного достатка).

Кстати, о пальмах: «лопасти латаний» из знаменитого стихотворения Брюсова «Творчество» - это ведь тоже о них самых (вернее, о вполне определенном виде пальмы). Почему-то, когда изучали это в школе, все мне казалось, что это некий абстрактный образ движения или чувства. А все оказалось гораздо любопытнее: у матери поэта дома росли такие вот пальмы, которые и послужили одним из источников вдохновения и воплотились в программном стихотворении.

Любопытны здесь и курьезные литературные случаи: вроде тех, когда в стихах не видевших их никогда поэтов зацветали отродясь не цветущие пышными цветами криптомерии (из конкретного растение превратилось в некий абстрактный образ, которому додумали не свойственные ему черты). Не менее любопытны характерные явления эпохи (культуры и моды, такие как, например, «двойные прозрачные бокалы, в которых нижний цветок распускался прямо в воде и «вниз головой»».

Впрочем… слишком много всего любопытного для того, чтобы это можно было хотя бы перечислить. Да и зачем? Если гораздо увлекательнее – прочитать. Взглянуть по-новому на то, что казалось обыденным, или – напротив – увидеть, возможно, и не самую интересную для вас эпоху сразу вот так: ярко, сквозь калейдоскоп из разноцветных лепестков. Увидеть красоту в поэзии и в жизни, а еще в том, насколько порой в этой области явления тесно взаимосвязаны и перетекают одно в другое.

Как мало мы читаем стихотворений и как мало внимания уделяем комнатным цветам, а во времена символистов комнатное садоводство было сравни искусству написания стихов. Поэты изучали труды по комнатному садоводству и жизни растений, таких авторов, как Макс Гесдерфер, А. Кернер фон Марилаун, а затем создавали свои прекрасные стихотворения: Тэффи: Страстоцвет

Passiflora – скорбное слово, Темное имя цветка… Орудия страсти Христовой — Узор его лепестка. Ты, в мир пришедший так просто, Как всякий стебель и лист, Ты – белый лесной апостол, Полевой евангелист! Да поют все цветы и травы Славу кресту твоему, И я твой стигмат кровавый На сердце свое приму.

Зинаида Гиппиус Иди за мной

Полуувядших лилий аромат Мои мечтанья легкие туманит. Мне лилии о смерти говорят, О времени, когда меня не станет.

Мир – успокоенной душе моей. Ничто ее не радует, не ранит. Не забывай моих последних дней, Пойми меня, когда меня не станет.

Я знаю, друг, дорога не длинна, И скоро тело бедное устанет. Но ведаю: любовь, как смерть, сильна. Люби меня, когда меня не станет.

Мне чудится таинственный обет… И, ведаю, он сердца не обманет,- Забвения тебе в разлуке нет! Иди за мной, когда меня не станет.

Из книги кроме названий комнатных цветов, их значении, поэтов которые ими восхищаются можно узнать интересные факты из жизни "старого" Петербурга:

История комнатных цветов - это история города. Отец моего мужа, доживший до преклонных лет, вспоминал поразившую его в молодости сцену. Из Питера в 20-е годы выселяли девиц легкого поведения: везли с Лиговки на подводах со всем "имуществом". Имущества у них было - кадки с фикусами и геранями да попугаи. Попугаи пронзительно кричали по-французски, девицы ругались, но по-русски, прижимая к себе цветочные горшки. Процессия медленно двигалась через весь город.

В книге говориться о таких цветах как: пассифлора (страстоцвет), латания, пальма, пеларгония (герань), бальзамин, фуксия, рододендрон, азалия, агава, криптомерия, араукария, банан, орхидеи, роза, цикламен, лилия, нарцисс, кактус, герань, ландыш, шалфей, бархатцы, фиалка, вербена, арум, нимфея, хризантемы, алое и т.д. Приведены стихотворения поэтов-символистов: Тэффи, Брюсов, Ф. Сологуб, М. Маравская, З. Гиппиус, М. Лиховицкая, Е. Черубина, О. Мандельштам и др.

Книга хорошо оформлена, присутствуют выдержки и рисунки из старинных книг.