Quotes from the book «О бедном Кощее замолвите слово»

"Здравствуй, дочь моя любимая Василисушка! Жива ли ты… (перечеркнуто)… Как тебе там живется-поживается? Мы тебя иногда вспоминаем (перечеркнуто)… Думаем о тебе денно и нощно, скорбим безмерно. Ежели чего напоследок… (перечеркнуто)… Ежели чего душеньке захочется, отпиши мне, не стесняйся, я пришлю. А у нас тут все хорошо, залу тронную почти починили, а то Илья Муромец ее вдребезги разн… (перечеркнуто)… беспорядок в ней навел небольшой. Как уволок тебя упырь прокля… (перечеркнуто)… Как ушли вы с мужем, Муромец совсем рехну… (перечеркнуто)… осерчал малость, схватил лавку и давай гвоздить направо-нале… (перечеркнуто)… и показал силушку молодецкую, чем вогнал послов в страх велик… (перечеркнуто)… внушил послам безмерное уважение к нашей державе, породившей столь могучего богатыря. Марфуша на него не нарадуется, вот уж молодец так молодец, не то что твой доходя… (перечеркнуто) Мужу привет передавай.Сим остаюсьЦарь (перечеркнуто). Твой батюшка (перечеркнуто). Царь-батюшка".

«Василиса! Я тебя от Кощея спасать пришел! Выходи из терема, к батюшке отвезу!».

А мне выходить совсем не хочется – того гляди, и впрямь отвезет!

Ну что с него возьмёшь, окромя супружеского долга?

– А не найдется ли у вас какого зелья, чтобы жену к порядку призвать? – с надеждой спросил он. – До того ворчливая баба стала, ну никакого спасу нет! Мужика своего в грош не ставит, все пилит и пилит, ровно лесину старую! Эвон какую плешь проела!

– Ядами не торгую. А менее радикальных средств от жен еще не придумано.

Моя память хранила тысячи заклинаний, но самым эффективным из них было, есть и будет слово "деньги". Оно воскрешает мертвых, исцеляет живых и является сильным противоядием категорическому "нет".

Я, конечно, сильная, грозная и смелая... но не пора ли нам драпать отсюда?

Иван-царевич намедни сватался, да у него на лбу написано, что его в детстве из  люльки роняли… а люлька та на  колокольне висела.

- Я тебя, Василиса, об одном попрошу - в тереме измывайся надо мной, как хочешь: вареники соли, супружеским долгом попрекай, при челяди бранись, ночами спать не давай, но у басурман, будь добра, веди себя тише воды, ниже травы. А то решат басурмане - если Кощей с одной женой управиться не может, то и нам он не указ.

Сказал - как из ушата водой студеной окатил. И не думала я над ним измываться!

- Один только вареник и присолила, знать не знала, кому он достанется! И жар-крысу в терем не приносила! А бранится ты первым начал!

- ... и перечить тоже дома будешь. - Добавляет Кощей невозмутимо.

Да что ему станется, бессмертному?!

- Возрыдайте, сельчане, ибо скорбь наша целика и безмерна. Сегодня мы провожаем в предпоследний путь...

Видимо, имелось в виду, что после встречи с мроедом меня проводят в последний. Поминальщики покорно возрыдали, то и дело срываясь на хихиканье, что, впрочем, вполне можно было списать на расшалившиеся нервы.

- ...богомерзкую ведьму, чьи непотребные деяния ославили ее на всю Белорию, Волмению и Винессу... о чьей вредности и корыстолюбии ходили легенды... чьим именем пугали непослушных детей и лечили икоту...

Печальные смешки перешли в скорбный хохот.

- ...и да упокоится душа ее отныне и навечно, дабы не пришлось нам разрывать сию могилу и пронзать ее осиновым колом для верности...

Я с трудом удержалась от соблазна "воскреснуть" прямо сейчас. К счастью, "напутственная" речь подошла к концу, корчмарь зычно высморкался (кажется, прямо в могилу), сказал: "Дык пущай же провалится она прямиком в преисподнюю; да будет так", - и по крышке застучали комья земли.

Спустя несколько минут утихли и эти звуки; беспечальные селяне разошлись отмечать мою своевременную кончину.

- Ну, наконец-то я толком высплюсь, - мрачно сказала я, умащиваясь поудобнее и закрывая глаза.