Read the book: «Отдайте ее мне!»

3 мая 1887 года, вторник. Прогулка сэра Уильяма

– Я считаю, Пат, тебе пора прославиться, – сказал сэр Уильям Кроуфорд.

– Я должна совершить какой-нибудь подвиг? – спросила Патрисия.

Фразы были произнесены будничным, даже небрежным тоном; однако в каждой имелся скрытый подтекст, и оба собеседника об этом догадывались, хотя и не подавали виду.

Дядя и племянница давно научились отлично понимать друг друга, и большая разница в возрасте им никогда не мешала. Родители Патрисии погибли в железнодорожной катастрофе, когда ей было три года, и сэр Уильям, старший брат ее отца, забрал девочку к себе, в свой лондонский дом на Гросвенор-стрит. С тех пор Патрисия, которой прошлой осенью исполнилось восемнадцать, превратилась из непоседливого кудрявого и зеленоглазого ребенка в непоседливую кудрявую и зеленоглазую девушку. Дядя, разменявший седьмой десяток, за все время их совместной жизни, по мнению племянницы, внешне ничуть не изменился – так и оставался высоким худощавым джентльменом, разве что голова его стала совсем седой.

Месяц назад сэр Уильям, известный и уважаемый судья центрального уголовного суда – Олд-Бейли¹, вышел в отставку: как он сам выражался, порвал со своим уголовным прошлым. Ранее отнюдь не склонный к импульсивным поступкам, он в тот же день поразил племянницу тем, что неожиданно предложил ей поехать к морю. Выяснилось, что сэр Уильям отныне намерен начать жить в свое удовольствие и перестать подчиняться однообразному режиму – за исключением, разумеется, приема пищи в строго определенные часы. Его племянница обрадовалась такому решению, тем более что оно лучше сочеталось с ее собственной порывистой натурой.

Отправляясь в Борнмут, дядя и племянница предвкушали спокойный отдых в маленькой тихой гостинице на побережье Английского канала. Однако там их подстерегала неожиданность: оба оказались вовлеченными в полицейское расследование, причем не как сторонние наблюдатели, а как активные участники. Патрисия обнаружила труп жертвы и важную улику, а вовремя подставленная подножка сэра Уильяма помогла полицейским скрутить убийцу, который уже был готов совершить новое злодеяние.

Сейчас дядя и племянница наслаждались теплым вечером, неспешной беседой и пятичасовым чаем. Кухарка, миссис Миллер, была сегодня в ударе, и испеченные ею слойки с заварным кремом получились восхитительными.

Девушка с интересом ждала продолжения. Она еще не совсем привыкла к новому образу своего дядюшки, однако первый опыт подсказывал ей, что его загадочная фраза о славе имеет под собой какое-то основание. Месяц назад, предлагая отдых на море, сэр Уильям (как оказалось) успел уже тщательно и заблаговременно подготовиться к этой поездке: им была забронирована гостиница, куплены билеты на поезд, составлен список необходимых вещей и прочее. Значит, и в этот раз можно было ожидать чего-то подобного.

Сэр Уильям выбрал слойку, откусил, тщательно прожевал, проглотил и пояснил:

– Я имею в виду твое творчество. Тебе о чем-нибудь говорит имя – Альфред Саттерфилд?

– Да, – кивнула Патрисия, – это известный меценат. В прошлом году его чествовали в Школе: он осчастливил нас новыми мольбертами и столами.

– Мистер Саттерфилд еще и страстный коллекционер.

– Вы знакомы?

– И довольно давно, хотя и не близко.

Пожилой джентльмен принялся рассказывать в своей характерной манере – неторопливо и обстоятельно:

– Сегодня, пользуясь хорошей погодой, я решил прогуляться – как видишь, я выполняю свое обещание больше двигаться. А поскольку без цели прогуливаться скучно, то я направился на Пикадилли и около двух часов проблаженствовал среди книжных полок в «Хэтчардс»². Затем как-то незаметно для себя я переместился на Чаринг-Кросс-роуд и прошелся по букинистическим лавкам. Там я встретил мистера Саттерфилда – собственно, в одной из таких лавок мы и познакомились случайно несколько лет назад. Сегодня мы разговорились, я упомянул о твоей учебе, о твоем увлечении графикой. Он живо заинтересовался, стал расспрашивать. Результат: мы приглашены к нему завтра на обед – ты, я и твои рисунки. Что скажешь?

– Я боюсь, – честно призналась девушка. – Вдруг мои работы покажутся мистеру Саттерфилду детскими каракулями?

– Побольше уверенности, дорогая, – подбодрил ее дядя. – Во-первых, не покажутся, в этом я уверен. А во-вторых, у мистера Саттерфилда большие связи в мире искусства. Кто знает, чем может для тебя обернуться это знакомство? На твоем месте я бы допил чай и отобрал те рисунки, которые тебе самой больше нравятся.

4 мая 1887 года, среда. Мистер Альфред Саттерфилд

Массивное четырехэтажное здание на углу Белгрейв-плейс и Итон-сквер выглядело солидным и основательным – таким, каким и должно быть жилище его владельца, состоятельного банкира. Расчерченные строгими пилястрами фасады, входной портик в классическом стиле и небольшие балкончики с чугунным ограждением – этим ограничивалось украшения дома снаружи. Роскошь и разнообразие заключались внутри. Следуя за степенным дворецким, сэр Уильям и его племянница успели полюбоваться широкой лестницей с резными перилами, дубовыми панелями на стенах, наборным паркетом, картинами в золоченых рамах и мраморными статуэтками на специальных постаментах. Особое внимание Патрисии привлекли два великолепных гобелена с историческими сюжетами – насколько она смогла определить на ходу, стремясь не отстать от своих спутников, они были сотканы не позднее семнадцатого века.

В гостиной дядю и племянницу встречал хозяин дома – Альфред Саттерфилд, крупный импозантный мужчина средних лет. Примечательным в его внешности были глубокие карие глаза – взгляд их был цепким, оценивающим. Дружески поприветствовав сэра Уильяма, он с явным удовольствием оглядел Патрисию.

– Очень рад! – заговорил банкир громким звучным баритоном. – Я нарочно попросил вас прийти пораньше – мне не терпится посмотреть работы мисс Кроуфорд. Обожаю открывать новые таланты!

Девушка, стесняясь, протянула Саттерфилду свою папку. Тот предложил гостям расположиться в креслах возле камина, а сам отошел к стоявшему рядом бюро и принялся рассматривать рисунки. Пока он этим занимался, сэр Уильям потягивал херес, который ему подали в старинном стеклянном бокале в форме тюльпана, а Патрисия разглядывала комнату, где они находились. Это было просторное светлое помещение, с большим вкусом выдержанное в красных, серых и белых тонах; изобилие предметов искусства делало его похожим на музейный зал. Задержавшись взглядом на украшавших стены пейзажах (несомненно, подлинниках), девушка не сразу заметила появление в гостиной еще одной персоны – молодой женщины, которая вошла, неслышно ступая по мягкому персидскому ковру. Вошедшая остановилась в нескольких шагах от присутствующих, словно бы для того, чтобы предоставить им возможность оценить ее фигуру, чьи несомненные достоинства подчеркивало роскошное платье из темно-синего шелка.

– А, вот и ты, Лорейн! – сказал хозяин дома, и в его голосе прозвучал упрек. – Знакомьтесь, друзья: моя супруга.

Патрисия удивилась. Жена банкира выглядела так молодо, что ее легко можно было принять за его дочь: на вид ей было не больше двадцати пяти – двадцати семи.

– Ты едва не опоздала. – Саттерфилд с извиняющейся улыбкой обратился к гостям: – Воистину, женщины теряют представление о времени, когда им нужно переодеться к обеду.

– Прости, дорогой, – откликнулась женщина без тени раскаяния, – мне это было действительно нужно: ты же сам сказал, что у нас будут гости.

– Они уже здесь. Мы больше никого не ждем. – Банкир снова повернулся к сэру Уильяму и Патрисии. – Прошу меня простить: сегодня будет скромный, почти семейный обед. Мне хотелось посвятить этот вечер творчеству мисс Кроуфорд, а при большом количестве гостей это было бы невозможно.

– Мы вам весьма признательны, – вежливо откликнулся пожилой джентльмен.

Между тем Лорейн Саттерфилд уселась в кресло поодаль – так, чтобы видеть собственное отражение в большом зеркале над камином. Она приняла изящную позу и повела головой из стороны в сторону, любуясь тем, как играют искорки света на ее сапфировой диадеме.

Ее лицо показалось Патрисии смутно знакомым. Девушка стала невольно вглядываться, пытаясь вспомнить, где она могла видеть эту красавицу раньше. И вдруг поняла: жена банкира словно сошла с полотна Гейнсборо³ – портрета герцогини Девонширской: та же бледная нежная кожа, точеные черты и яркие глаза, та же врожденная грация; только, конечно, у Лорейн не было такой безумной высокой и напудренной прически, и одета она была по самой последней моде. Патрисия испугалась пришедшего ей на ум сравнения. Только месяц назад в Борнмуте они с дядей встретили женщину, которая тоже напоминала произведение искусства – античную статую, и та женщина стала жертвой жестокого убийства. Девушка постаралась отогнать эти мысли: нет, конечно, с миссис Саттерфилд не случится ничего плохого!

Почувствовав, что за ней наблюдают, Лорейн повернула голову. В отличие от мужа, чьи глаза ничего не упускали, взгляд женщины был абсолютно пустым – то ли она тщательно прятала свои мысли, то ли их у нее вообще не было. Патрисии стало неловко, оттого что она столь бесцеремонно ее рассматривала.

– Вы художница, мисс Кроуфорд? – небрежно поинтересовалась красавица.

– О нет, – смущенно улыбнулась та. – Я еще только учусь на первом курсе.

– Вот как? И чему же вас учат? Вышивать? Плести кружева?

– Какие кружева, Лорейн? – с неудовольствием воскликнул банкир. – Мисс Кроуфорд – студентка школы изящных искусств Слейда⁴. Там воспитывают художников, а не ремесленников. Взгляни на эти рисунки! – Он подошел к жене и протянул ей раскрытую папку. – Какие легкие и уверенные линии, какая безупречная композиция, как выразительно передано движение! А эта любовь к деталям? Я в восторге!

– Ты же знаешь, Альфред, я в этом ничего не смыслю, – откликнулась женщина, изучая свои ухоженные ногти.

– Ах, да, конечно, если бы дело касалось изящества кружев или вышивки…

– Не все же разбираются в искусстве, как ты.

– Кружева – это тоже искусство, – несмело вступилась Патрисия.

Красавица бросила на нее мгновенный острый взгляд, который девушка не заметила, и улыбнулась:

– Слышишь, дорогой, что говорит будущая художница? Кстати, мисс Кроуфорд, то кружево, что на вас сейчас, довольно миленькое!

– Спасибо. Оно досталось мне от бабушки.

– А, я так и поняла, что это что-то старое… простите, старинное.

– Сэр, вы действительно думаете, что рисунки моей племянницы заслуживают внимания? – спросил сэр Уильям.

– Безусловно! – убежденно кивнул банкир. – Я уверен, мы очень скоро увидим работы юной леди на выставке в Академии художеств. А начать можно с того, чтобы проиллюстрировать какую-нибудь книгу. У меня хорошие связи в книжных издательствах, так что, моя дорогая мисс Кроуфорд, я вас порекомендую. Гарантирую, что за вас ухватятся обеими руками!

– Вы очень добры, сэр, – запинаясь, пролепетала Патрисия, – но… это такая серьезная услуга… Не знаю, как я смогу вас отблагодарить…

– О, не беспокойтесь, моя дорогая! Вы не будете чувствовать себя обязанной – я потребую от вас взаимной услуги, – посмеиваясь, успокоил ее Саттерфилд. – Всем известно, что мы, банкиры, ненасытные стяжатели и ничего не делаем бесплатно. Я не упущу своей выгоды и на этот раз. Причем мне даже не придется ничего изобретать, потому что через три недели я устраиваю аукцион в пользу молодых художников. Мое предложение таково: я добиваюсь для вас заказа на иллюстрации, а вы взамен рисуете мне макет пригласительного билета на аукцион. Согласны?

– Да! И я окажу вам любую другую помощь, какая только понадобится.

– Прекрасно! Значит, договорились.

Девушка, сияя, посмотрела на своего дядю, и тот улыбнулся в ответ, как бы говоря: «Я не сомневался в успехе».

– А ты не боишься, Альфред, – лениво подала голос Лорейн, – втягивать юную неопытную девушку в свое мероприятие?

– Чего же мне бояться?

– Ну, ей же придется общаться со всеми этими художниками. А их распущенные нравы ни для кого не секрет!

– Я буду общаться с ними сам и обещаю оградить мисс Кроуфорд от их дурного влияния.

– Постарайся, дорогой. Честно говоря, те, что к тебе приходят, не имеют никакого понятия о приличных манерах! И потом, они ужасно неопрятны: все, как один, в мятой и заляпанной одежде, а в мастерской нигде невозможно присесть, чтобы не перепачкаться в краске.

– Издержки их профессии, дорогая, – развел руками банкир. – Но я удивлен: откуда тебе известно, как выглядит мастерская художника?

Красавица растерянно захлопала глазами и ответила не сразу:

– Наверное, прочла где-нибудь… Или просто представила, глядя на их спутанные бороды со следами вчерашнего обеда. Не знаю, возможно, мисс Кроуфорд привыкла к такому в школе Слейда…

Патрисия увидела тень беспокойства на лице сэра Уильяма, и ей вдруг стало смешно. С самым серьезным видом она поспешила заверить:

– Не волнуйся, дядя, у нас все очень аккуратно стирают и расчесывают бороды!

– Право же, Лорейн, ты преувеличиваешь, – улыбнулся Саттерфилд, хотя было заметно, что он начинает раздражаться. – Тебе следует поменьше читать дамские журналы.

– Там бывают очень интересные статьи и рассказы.

– Для определенного интеллектуального уровня.

– У каждого свой вкус, Альфред.

Пожилой джентльмен поставил свой бокал на столик и, повернувшись к каминной полке, где были выставлены многочисленные статуэтки, заметил:

– Прекрасный фарфор!

– Какое-то время назад я им увлекался, – сказал хозяин дома. – Собирал наш, отечественный: Веджвуд, Споуд, Дерби⁵…

Сэр Уильям подошел к камину, надел очки.

– Вот эта тоже английская?

Он указал на фигурку девушки, словно застигнутой внезапным порывом ветра: многочисленные оборки ее нежно-розового платья взметнулись волнами, а сама она улыбалась и придерживала рукой кокетливую летнюю шляпку.

– Нет, это Дрезден. – Банкир с недовольным видом повернулся к жене: – Лорейн, ты опять принесла ее сюда? Она же очень хрупкая! Вот, гляди: уже кусочек откололся!

Красавица обиженно надула губки:

– Она смотрится здесь премило. И все обращают на нее внимание.

– Хорошо, пусть будет по-твоему, дорогая. Я согласен на все, лишь бы только доставить тебе радость.

Патрисия тоже подошла поближе, чтобы рассмотреть статуэтку.

– Это чудо! – воскликнула она в восхищении. – Ее платье – оно совсем как настоящее!

– Очевидно, существует какой-то секрет изготовления подобного кружевного фарфора, – Саттерфилд пренебрежительно пожал плечами, – но я им не интересовался. Эта фигурка совершенно не сочетается с моей коллекцией. Я купил ее в виде исключения – только потому, что она понравилась моей жене. Кроме того, она в своем роде уникальна. Приглядитесь: расписывая ее, мастер ошибся и выкрасил одну туфельку в бледно-голубой цвет, а другую – в бледно-зеленый.

В дверях гостиной появился дворецкий и пригласил всех к столу.

– Отлично! – обрадовался банкир. – Должен признаться, после коллекционирования предметов искусства моя главная страсть – это вкусная еда. Надеюсь, никто не возражает против камбалы под голландским соусом и медальонов из ягнятины с зеленым горошком? А на десерт – дыня и яблочный пирог… Прошу, мисс Кроуфорд, сэр…

Альфред Саттерфилд оказался не из тех, кто медлит исполнять свои обещания. Уже на следующий день он лично отвез Патрисию в известное издательство, а домой девушка возвращалась, взволнованно сжимая в руках папку с отпечатанными листами. Повесть, к которой ей доверили выполнить рисунки, была не слишком длинной и, как легко было догадаться из ее названия – «Дело о пропавшей гувернантке», – заключала в себе детективную историю.

Дома Патрисия немедленно и с энтузиазмом приступила к чтению. Книга явно не была рассчитана на чересчур требовательного читателя, и поэтому то, что гувернантка фальшивая, стало понятно уже на пятой странице. Тем не менее девушке было интересно следить за тем, как эта хитроумная особа выпутывается из щекотливых ситуаций, а проницательный сыщик неумолимо движется к ее разоблачению. Перевернув последний лист, Патрисия задумалась, какие моменты повествования лучше выбрать для будущих иллюстраций.

Назавтра, вернувшись с занятий в Школе Слейда, девушка сразу же побежала к себе, уселась за свой обширный письменный стол и принялась увлеченно рисовать. Она забыла бы про пятичасовой чай и обед, если бы не ее дядя, который всегда заботился о том, чтобы его племянница вовремя питалась.

Так прошло несколько дней.

8 мая 1887 года, воскресенье. Недоброе утро

Неказистые, похожие на коробки кирпичные дома монотонно тянулись по обе стороны Фредерик-стрит. Первые этажи в них в основном были заняты всевозможными торговыми лавками и ремесленными мастерскими, имелась также аптека и парочка пабов, а выше сдавались внаем квартиры. Разнообразие в привычную атмосферу ничем не примечательной улицы вносил сейчас полицейский экипаж, остановившийся у подъезда углового дома. Несколько зевак вокруг него переминались с ноги на ногу и обменивались мнениями – столь же авторитетными, сколь и противоречивыми.

Инспектор Найт, высокого роста элегантный брюнет, поднялся на последний этаж. У двери в квартиру его поджидал детектив-констебль Кевин Лейтон, стажер из Личфилда, которого ему недавно поручили опекать: совсем еще мальчишка, с круглым лицом и взволнованными серыми глазами. Рядом с ним двадцатисемилетний Найт порой ощущал себя чуть ли не пожилым и – хотелось бы ему думать – умудренным опытом наставником.

– Убийство, сэр, – сообщил Лейтон, сглотнув, – и, возможно, ограбление.

– Что известно о жертве?

– Это женщина, которая снимает здесь жилье: Рамона Дэвис, вроде испанка. Примерный возраст: сорок – сорок пять лет. Тело обнаружила соседка.

– Вы входили в квартиру?

– Нет, сэр, только заглянул, – обиделся стажер. – Я знаю инструкцию. Я ждал вас.

– Что ж, вы меня дождались.

– Пока вас не было, я осмотрел дверь: следов отжима на поверхности двери и дверной коробки нет, петли не повреждены, – юноша старательно изъяснялся специальным полицейским языком, видимо, успел подготовиться. – На замке вокруг ключевой скважины не видно никаких вмятин, царапин или соскобов, то есть признаков взлома не имеется.

– А это может означать…?

– Что жертва сама открыла дверь.

– Правильно. Или же что у кого-то еще был свой ключ – возможно, у того, с кем она жила.

– Миссис Дэвис проживала одна, – покачал головой констебль. – Снимала эту квартиру уже восемь лет, арендную плату всегда вносила вовремя. Жила тихо, скромно – никаких недоразумений или тем более ссор с кем-либо. Вероятно, вдова: когда только вселилась, то носила траур. – Он пояснил: – Я поговорил с домовладельцем, он сейчас внизу, на улице. Узнал об убийстве и приехал.

– Хорошо, Лейтон. Давайте войдем.

Найт и его помощник заглянули в гостиную: там полицейский врач склонился над телом женщины, лежащим на ковре в темно-красной луже, а у окна скучали двое констеблей с носилками. Врач поднял голову:

– Множественные колотые и резаные ранения. Смерть наступила, скорее всего, от острой кровопотери в результате рассечения сонной артерии. Руки в порезах – она защищалась. Орудия преступления рядом с телом нет. Мертва не больше двенадцати-четырнадцати часов.

– То есть время смерти, – Найт взглянул на настенные часы и прикинул в уме, – вчера, от восьми до десяти вечера?

– Совершенно верно.

Женщина была красивой – это можно было представить даже сейчас, несмотря на залитое кровью лицо со следами ударов и растрепавшиеся густые черные волосы. Найт покосился на стажера: тот шумно втянул ртом воздух, но держался.

Инспектор распорядился унести тело, и они с помощником, аккуратно огибая пятна на полу, медленно обошли квартиру. После вида избитой, окровавленной жертвы ничего хорошего, конечно, здесь ожидать не приходилось, но то, что они обнаружили, было чересчур. В гостиной, кабинете и маленькой кухне были опрокинуты стулья и чайный столик, обивка дивана и кресел порезана, ящики буфета, комодов и письменного стола выворочены, а их содержимое рассыпано по полу. В этой части квартиры повсюду была кровь – лужицы и брызги, смазанные отпечатки рук на стенах и дверных косяках, следы обуви на полу. Только в спальне крови почти не было – лишь бурые отпечатки подошв. В остальном картина там выглядела примерно так же: дверцы шкафов были распахнуты, а вываленная одежда разбросана, даже кровать была сдвинута, постель с нее сброшена, а подушки и матрас вспороты. Учиненного разгрома преступнику, видимо, показалось мало, и он вдобавок расколотил все, что можно было расколотить: под ногами то и дело хрустели осколки стекла и фарфора.

Найт чихнул, когда ему в нос залетел кусочек пуха, и сказал:

– Обратите внимание, Лейтон, на отпечатки обуви: одни явно принадлежат убитой женщине, и они есть везде, кроме спальни. Остальные – мужские, те по всей квартире. Причем мужские, кажется, разные – как минимум, двух видов. Итак, каковы будут ваши первые выводы?

– Преступников, очевидно, было двое, – волнуясь, заговорил стажер. – Вешалка в прихожей покосилась – похоже, они напали на жертву, как только вошли. Она защищалась, убегала, а ее настигали и били ножом, пока не прикончили в гостиной. Потом обчистили квартиру. Судя по обстановке, миссис Дэвис была женщиной состоятельной.

– Верно, об этом свидетельствует и ее гардероб: явно не из магазина готового платья.

– У миссис Дэвис наверняка имелись и драгоценности. Только все, в чем они могли бы храниться, пустое. Денег мы с вами тоже не обнаружили.

– Таким образом, мы можем предположить, что целью преступников было…

– … ограбление! Завладение имуществом с применением оружия.

– Отлично!

– Что дальше, сэр? – приободрившись от похвалы, деловито спросил констебль.

– Вы сказали, есть свидетельница, которая обнаружила тело.

– Да, сэр: Джулия Флойд, машинистка, живет в квартире напротив.

– Я с ней поговорю. А вы займитесь отпечатками. Постарайтесь найти наиболее полные и снять их на бумагу. Умеете?

– Да, сэр.

– Упакуйте все, что мы нашли интересного, а затем загляните в соседние квартиры и в ближайшие дома. Улица довольно оживленная – возможно, обнаружатся свидетели. Я присоединюсь к вам позже.

Джулия Флойд, пухленькая миловидная девушка, сидевшая за столом в своей крохотной кухне, подняла заплаканное лицо.

– Можно мне присесть? – спросил инспектор Найт.

– Конечно, пожалуйста.

– Хотите конфету? – предложил инспектор, вытаскивая из кармана бумажный кулек. – Вот, купил по дороге. Я не успел позавтракать.

Он придвинул блюдце и высыпал в него горку разноцветных лакричных конфет.

– Я тоже, – уныло сказала Джулия и, поколебавшись, выбрала апельсиновую.

Пару минут оба угощались конфетами.

– Расскажите, что вы делали утром, мисс Флойд, – попросил Найт.

– Мы с Рамоной собирались сегодня вместе позавтракать, – вздохнув, заговорила девушка, – в кофейне за углом. Я постучала к ней в девять часов, как мы договорились, но она не ответила. И тут я заметила, что дверь прикрыта неплотно. Я заглянула, а там… господи!

– Вы входили в квартиру?

– Нет, я сразу почему-то подумала, что Рамона мертва. Я побежала звать полицию… А что, – Джулия испуганно взглянула на инспектора, – она была еще…

– Нет-нет, – заверил ее тот, – вы правильно подумали. Вы были подругами?

– Нет, скорее просто добрыми соседками. Она ведь намного старше меня – ей, наверно, за сорок. Иногда мы угощали друг друга чем-нибудь, обменивались книжками, ходили в кофейню…

– Она вам нравилась?

– Да. Знаете, я раньше думала, что испанцы – гордые, замкнутые. А Рамона совсем не такая… была… Жизнерадостная, приветливая… Даже если мы случайно встречались на лестнице, всегда скажет что-нибудь приятное или просто спросит, как я поживаю…

Девушка всхлипнула.

– Я видел у нее в кабинете печатную машинку. Миссис Дэвис тоже работала машинисткой?

– Нет, она переводчица, работала дома. Делала переводы для издательства «Джордж Раутледж и сыновья»⁶.

Инспектор сделал пометку в своем блокноте и предположил:

– Судя по тому, как ее квартира – простите – довольно заметно отличается от вашей, зарабатывала миссис Дэвис неплохо?

– Наверно, – Джулия пожала плечами. – Одевалась она очень элегантно. Когда выходила, всегда надевала брошку или серьги, или браслет, а то и все вместе. Кольца вообще, по-моему, не снимала. И все украшения необычные – наверно, старинные.

Она говорила без всякой зависти.

– Миссис Дэвис кто-нибудь навещал?

– Несколько раз я видела, как к ней утром приезжали посыльные из издательства, забрать готовый перевод. Но чаще она, по-моему, сама отвозила.

– А вечерами? У нее бывали гости, друзья?

Девушка покачала головой:

– Не думаю, чтобы у Рамоны было много друзей. По крайней мере, я ни разу не видела, чтобы к ней вечером кто-то приходил. Мне кажется, обычно она оставалась дома одна. Иногда ходила в театр или просто погулять. Впрочем, я ведь за ней не следила – зачем мне? Да я и не люблю вечерами сидеть дома – у меня есть знакомые, с которыми можно встретиться после работы.

– Вчера вечером вы слышали какие-нибудь звуки из квартиры вашей соседки? Или, может быть, видели что-нибудь? Я имею в виду – что-нибудь подозрительное.

– Не совсем, – замялась Джулия.

– Как это понять?

– Я вышла на лестничную клетку, а Рамона вдруг выглянула. Увидела меня, поздоровалась.

– В этом было что-то необычное?

– Ну… я сколько раз до этого выходила куда-нибудь, а она никогда не выглядывала! Вот я и подумала: она кого-то ждала.

– Что заставило вас так подумать? – заинтересовался Найт.

– По-моему, она чуть-чуть разочаровалась из-за того, что это всего лишь я, – девушка слабо улыбнулась. – И потом, платье на ней было не домашнее, а нарядное, бархатное – то самое, в котором я ее сегодня… в котором ее…

– Вам не показалось, что миссис Дэвис была чем-то встревожена? Или напугана?

– Нет-нет, ни в коем случае! Она была в отличном настроении! Она знала, что я собиралась в гости к подруге, и пожелала мне хорошо провести время. Я поблагодарила и ушла. Все…

– В котором часу это было?

– В девять – в начале десятого. А вернулась я за полночь. Вчера ведь была суббота… Как же так? – жалобно спросила Джулия, большие карие глаза снова заблестели от слез. – Кто мог сотворить такое?! Рамона же, наверно, кричала, звала на помощь… А если бы я не ушла в гости?!

Инспектор вздохнул:

– Пока мне нечего вам сказать, мисс Флойд. Кроме одного: вы не должны себя винить.

Когда инспектор Найт вернулся в квартиру убитой женщины, стажер уже управился с отпечатками.

– Я отдал их и другие возможные вещественные доказательства одному из констеблей, которые забрали тело, – доложил он, – тот пообещал завезти их в Скотланд-Ярд.

Это название он произнес с удовольствием, явно испытывая гордость тем, что участвует в работе самого важного в стране полицейского учреждения.

Найт и Лейтон покинули квартиру и, поделив между собой четную и нечетную сторону улицы, отправились искать свидетелей.

Вечером в Скотланд-Ярде инспектор Найт и его помощник делились друг с другом добытыми сведениями.

– Мисс Флойд рассказала что-нибудь ценное, сэр? – с любопытством спросил Лейтон. – Она видела кого-нибудь подозрительного или слышала шум?

– В субботу вечером ее не было дома. Однако благодаря ей мы можем уточнить время убийства: от девяти до десяти вечера. Что удалось узнать вам?

– На этаже только две квартиры, – сообщил стажер. – Квартира миссис Дэвис находится в торце дома, а квартира под ней сейчас пустует, так что другие жильцы не могли ничего слышать. В соседних домах все словно вымерли. Я застал только сонную компанию студентов в доме напротив. У них вчера была вечеринка, но в окна они не смотрели.

– Мне тоже ничего не удалось выяснить, да и не у кого было. На улице работали лишь две лавки – мясная и бакалейная. Вчера они закрылись в восемь.

– Не знаю, как у вас, сэр, – осмелился поделиться Лейтон, – а у нас в Личфилде многие выезжают за город на выходные.

– У нас тоже. Видимо, преступник на это и рассчитывал. Вернее, как мы думаем, двое преступников. Завтра с утра мы с вами съездим в издательство, – инспектор заглянул в блокнот, – «Джордж Раутледж и сыновья», а вечером нужно будет еще раз пройтись по Фредерик-стрит.

– Да, сэр.

– Как с отпечатками обуви? У вас что-нибудь получилось?

– К сожалению, полных я не нашел, – огорченно вздохнул стажер, – только частичные. – Он разложил на столе листки бумаги. – Тем не менее, как видите, можно понять: один из преступников носит грубые ботинки с широкими носами, подбитые гвоздями; у второго обувь более изящная, на гладкой подошве, а размер, скорее всего, поменьше, чем у первого.

– Это уже неплохо. Давайте посмотрим, что мы прихватили из квартиры жертвы.

Найт с Лейтоном принялись бегло просматривать и сортировать свои находки. Вскоре на столе были аккуратно разложены три ровные стопки бумаг, связка писем и фотография в рамке с треснувшим стеклом.

– Все счета оплачены, – отметил инспектор, просмотрев первую стопку.

– У меня несколько контрактов на перевод. Вот у этого срок еще не вышел – наверно, миссис Дэвис как раз им и занималась. Здесь указан автор, – Лейтон прочел почти по слогам: – Хуан Валера-и-Алькала-Гальяно.

– А это, вероятно, сам перевод – листы лежали рядом с печатной машинкой. Что-то на историческую тему: «В 1705-м году он был возведен в достоинство гранда Испании первого класса… развернул мелкие операции с целью отодвинуть повстанцев от границы Арагона… стал командующим Арагонской и Валенсийской армий…»

– Письма… за несколько лет… только они на испанском. Все из Толедо.

– Дайте-ка взглянуть… Отправитель один и тот же… Последнее помечено прошлым годом.

– Фотография… Отпечатана в 1868-м году в Лондоне, студия «Эллиотт и Фрай»⁷…

На снимке была запечатлена Рамона Дэвис – молодая девушка экзотической, чувственной красоты, а рядом с ней – бравый английский офицер в парадной форме. Инспектор вытащил карточку из рамки и перевернул обратной стороной: никакой подписи.

– Вы сказали, владелец дома считал, что миссис Дэвис – вдова?

– Да, сэр. Вероятно, это ее покойный муж, – предположил стажер, кивая на фотографию.

– Скорее всего, так.

– Я все думаю, сэр: почему миссис Дэвис сама открыла дверь убийцам? Она их знала?

– Cоседке показалось, что вчера вечером она кого-то ждала, – припомнил Найт.

– Значит, этих двоих она и ждала. Она их впустила, между ними произошла ссора…

– Возможно и другое: миссис Дэвис впустила их по ошибке. Допустим, было так: она ждала кого-то одного, причем мужчину. Услышав стук в дверь, спросила: «Это ты, Джон?» Чего проще – ответить: «Да», и тебе открывают. Задумайтесь еще вот над чем: Фредерик-стрит – не самая престижная улица Лондона, там проживают люди со средним достатком; однако преступники явились именно к миссис Дэвис – следовательно, они знали, что у нее есть чем поживиться.