Донос без срока давности

Вопрос: Где Вы ее взяли?

Ответ: Мне ее привез нач. участка тракторной базы Дроздов Павел Прокопьевич 16-го октября 1937 года.

Вопрос: Где Дроздов взял винтовку и почему он ее именно Вам отдал на хранение?

Ответ: Где и когда Дроздов взял чешскую винтовку я не знаю. А винтовку он поручил хранить мне, потому что Дроздов приезжал на охоту в сторону нашего барака и ею пользовался. И с винтовкой на охоту ходил иногда и я.

Вопрос: Если винтовка принадлежит Дроздову, а не Вам, то что Вас заставляло ее скрывать и тем более под постелью постороннего человека?

Ответ: Винтовку я держал в скрытом виде под постельной принадлежностью у Шишкиной, чтобы не садилась на ее пыль. А почему у Шишкиной, то потому что у ее позволяла кровать».

Из протокола допроса Пластова И. И.

от 4 февраля 1938 года:

«Вопрос: Следствием доказано, что чешская винтовка с б/патронами принадлежит лично Вам, Вы ее достали нелегальным путём на стороне и обещались еще достать вторую винтовку зав. базой Дроздову. Подтверждаете Вы это?

Ответ: Нет не подтверждаю. Винтовка принадлежит завбазой Дроздову.

Вопрос: Зачитываю Вам показания свидетеля Дроздова, где он показывает, что чешскую винтовку Вы получали у своего знакомого старика на “Красном Яре”, хранили ее нелегально и обещались еще достать винтовку для Дроздова. Что Вы теперь можете показать?

Ответ: Я категорически отрицаю, чешская винтовка принадлежит лично завбазой Дроздову Павлу он мне ее передал на хранение приблизительно в половине октября м-ца 1937 года в присутствии мастера Ледяной дороги Горбуль Михаила Антоновича. При следующих обстоятельствах:

Я с Горбуль Михаилом шел по Ледяной дороге к бараку, нам на встречу попал Дроздов, ехал на лошади запряженная в ходоке. Где и мне Дроздов предложил взять от него винтовку и хранить ее где-нибудь в бараке, что мною и было сделано. Я его винтовку скрывал в бараке в течении 3-х м-цев. Позднее, Дроздов приезжал к нам в барак на охоту, поохотился и передал мне к винтовке пачку патрон, которые я скрывал в бараке вместе с винтовкой.

Кроме того в конце ноября м-ца 1937 г. Дроздов мне еще привез 30-ть штук боевых винтовочных патрон к 3-х линейке и велел их передать охотнику Челнокову Семену (Проживает в поселке “Красный Яр”) без определенных занятий, в большем случае (большинстве случаев) занимается охотой. Я эти патроны 30 штук по просьбе Дроздова передал их Челнокову, как имеющему при себе нарезное оружье 3-х линейную винтовку.

Вопрос: Что из себя представляет Челноков Семен, от куда он родом, как попал на ЛЗУ, что Вам известно?

Ответ: Челноков Семен приезжий из с. Беклемишево Читинского р-на. Проживает на “Красном Яре” со всей своей семьей, с женой, и сыном Михаилом, работает десятником на приемке леса. Кто он такой в прошлом и причина его убытия из села Беклемишево мне не известны.

Вопрос: Вы предупреждаетесь, Вам делается очная ставка, с зав участком Дроздовым.

Ответ: Предупрежден (расписываюсь) – подпись Пластова.

Вопрос Дроздову: Вы подтверждаете свои ранее данные показания по вопросу изъятой чешской винтовки у Пластова. Кому она принадлежит?

Ответ: Признаюсь, что изъятая чешская винтовка с боевыми патронами в количестве 32-х штук принадлежит мне. Я ему передал в осенние м-цы 1937 года на хранение».

Из обвинительного заключения по делу № 09568:

«В начале 1938 года в 4 отдел УГБ УНКВД по Читинской Области поступили сведения о том, что на Тракторной Базе ЛЗУ “Красный Яр” Чит. Лестреста в Читинском районе проживает группа кулаков бежавшие с мест высылки в лице:

ПЛАСТОВ Иннокентий Илларионович 1896 года рождения, кулак, ранее был сужден по ст. 58–2–11 УК бежал из Конслагеря, работает мастером по лесозаготовкам.

ШИШКИНА Пелогея Назаровна 1908 года рождения, жена кулака, в 1930 году была выслана вместе с мужем за пределы Забайкалья с ссылке бежала.

ТАРАН Сергей Данилович, 1884 года рождения, бежавший кулак, ранее был сужден Тройкой ПП ОГПУ по ст. 58–10 УК на 5 лет Конслагеря.

ДРОЗДОВ Павел Прокопьевич 1903 года рождения. В 1937 году выгнан с военного строительства Заб. ВО, работает Зав. базой ЛЗУ

и ЧЕЛНОКОВ Семен Егорович 1888 года рождения, из крестьян середняков, в 1933 году бежал от коллективизации из села Беклимишево Чит. Р-на, проживает в поселке “Красный Яр” без определенных занятий.

Перечисленные лица имеют при себе в скрытом виде нарезное боевое оружие с боеприпасами, в обоюдном согласии хранят его нелегально – выкраденное Дроздовым из склада УВСР № 445 – снабжал таковым к/р кулацкий элемент и вместе с тем занимается антисоветской агитацией направленной на дискредитацию орг. Сов. власти.

РАССЛЕДОВАНИЕМ УСТАНОВЛЕНО.

1. ДРОЗДОВ, до сентября м-ца 1937 года работая Пом. Нач. УВСР № 445 ЗВО, занимался хищением боевого оружия и патрон со склада УВСР. В 1933 году выкрал новую чешскую винтовку и 130 шт. боев. патрон, хранил таковые при себе вскрытом виде до 1938 года.

2. Осенью 1937 года снабдил оружием и боеприпасами бежавшего кулака из концлагеря Пластова Иннокентия. Полученную чешскую винтовку с 32 б/патронами, ПЛАСТОВ при помощи кулачки Шишкиной Пелогеи, скрывал под постельной принадлежностью у последней.

3. В момент ареста и обыска, в квартире Пластова 31/XII-37 г. Шишкина имея цель, чтобы указанное оружие осталось необнаруженным сотрудниками УНКВД подговорила кулака Тарана Сергея, они перепрятали указанное оружие с патронами в куче навоза в лесу. И позднее при неоднократных допросах сотрудниками УНКВД выдать скрытое оружие категорически отказывалась.

4. Аналогично этому Дроздов через посредника кулака Пластова осенью 1937 года снабдил боевыми патронами от 3-х линейной винтовки в количестве 45 штук ЧЕЛНОКОВА Семена Егоровича, проживающего в поселке “Красный Яр” без определенных занятий.

5. Вместе с тем ДРОЗДОВ среди рабочих Тракторной Базы занимался антисоветской агитацией, дискредитировал органы Советской власти в проводимых мероприятиях, оскорблял рабочих, занимался очковтирательством.

На основании выше изложенного обвиняются:

1. ДРОЗДОВ Павел Прокопьевич…

В ТОМ ЧТО: До 1937 года работая Пом. Нач. УВСР № 455 ЗКО, занимался хищением боевого оружия из склада, держал таковое в скрытом виде, похищенным оружием снабжал к/р кулацкий элемент работающий в Лесной промышленности. Работая Зав. Тракторной Базой, занимался очковтирательством перед выше стоящими организациями, о подготовленности работ. Проводил антисоветскую агитацию, высказывал клевету на органы Советской власти, комсомольцам базы говорил: “Не слушайте эти сообщения, что передают по радио, Советская власть судит винных и не винных, ни в чем не разбирается”. Рабочих базы своих подчиненных оскорблял разными похабными кличками: “шпион, чанкайши, гитлер”. Допрошенный в качестве обвиняемого ВИНОВНЫМ СЕБЯ ПРИЗНАЛ ПОЛНОСТЬЮ. т. е. преступлением предусмотренным ст. 58–10, 182, 193 п. 28 УК РСФСР.

2. ПЛАСТОВ Иннокентий Илларионович…

В ТОМ ЧТО: Самовольно вернувшись ссылке и работая на ЛЗУ в “Красном Яре”, имел тесные связи с к/р кулацким элементом хранил при себе, боевое оружие похищенное из войсковой части Дроздовым. Во время обыска от органов НКВД укрыл. По поручению Дроздова снабдил боевыми патронами в количестве 45 шт. гр-на Челнокова, проживающего в ЛЗУ без определенных занятий. Вместе с кулаком Тараном занимались вредительством изувечили трех лошадей, принадлежащих хоз-ву ЛЗУ. Допрошенный в качестве обвиняемого ВИНОВНЫМ СЕБЯ ПРИЗНАЛ.

3. ШИШКИНА Пелагея Назаровна…

В ТОМ ЧТО: Имела тесную связь с беглым к/р кулацким элементом, Пластовым и Тараном. В момент ареста и обыска Пластова, являлась пособником в укрытии боевого оружия хранившегося нелегально у кулака Пластова. По поручению последнего и через посредника кулака Тарана, скрыла чешскую винтовку с патронами в лесу. При неоднократных допросах сотрудниками НКВД, выдать оружие категорически отказывалась. Допрошена в качестве обвиняемой ВИНОВНОЙ СЕБЯ ПРИЗНАЛА т. е. преступлением, предусмотренным ст. 182 УК РСФСР.

4. ТАРАН Сергей Данилович…

В ТОМ ЧТО: являлся участником в укрытии боевого оружия похищенное Дроздовым из в/части. В месте с кулачкой Шишкиной в момент ареста и обыска кулака Пластова, чешскую винтовку с патронами спрятал в кучу навоза в лесу. Занимался вредительством, летом 1937 года вместе с кулаком Пластовым изувечил три рабочих лошади принадлежащие хоз-ву ЛЗУ из них две пало. Допрошенный в качестве обвиняемого ВИНОВНЫМ СЕБЯ ПРИЗНАЛ т. е. преступлением, предусмотренным ст. 58–10–11 и 182 УК.

5. ЧЕЛНОКОВ Семен Егорович…

В ТОМ ЧТО: Проживая на Лесозаготовительном участке “Красный Яр” имел связи с к/р кулацким элементом, хранил при себе вскрытом виде боевые патроны, переданные кулаком Пластовым. И боевую 3-х линейную винтовку, приобретенная им в 1935 году в с. Беклимишево у кулака Глотова. Допрошенный в качестве обвиняемого ВИНОВНЫМ СЕБЯ ПРИЗНАЛ т. е. преступлением, предусмотренным ст. 182 УК РСФСР

П О С Т А Н О В И Л:

Настоящее след. дело № 09568 на Дроздова Павла Прокопьевича, Пластова Иннокентия Илларионовича, Шишкину Пелагею Назаровну, Тарана Сергей Даниловича и Челнакова Семена Егоровича подлежит рассмотрению Судебной Тройки УНКВД по ЧО согласно приказа НКВД СССР № 00447.

Оп. Уполн. 3 отд-я 4 отдела УНКВД ЧО

Мл. Лейтенант Гос. Безопасности…

«СОГЛАСЕН» Зам. Нач. 4 отдела УНКВД по ЧО

Лейтенант Гос. Безопасности…

СПРАВКА: Вещ. Доказательства, чешская винтовка с 32 боевыми патронами, и 3-х линейная винтовка с 45 – боев. патронами.

Изъяты сданы в комендатуру УНКВД по ЧО.

“ВЕРНО”: Оп. Уп. 3 отд-я 4 отдела УНКВД ЧО

Мл. Лейтенант Гос. Безопасности…»

ВЫПИСКА

из протокола № 53 заседания особой тройки УНКВД по Читинской области

От 28 февраля 1938 г.

«СЛУШАЛИ

Дело № 08956 по обвинению:

ДРОЗДОВА Павла Прокопьевича…

ПЛАСТОВА Иннокентия Илларионовича…

ШИШКИНОЙ Пелагеи Назаровны…

ТАРАНА Сергея Даниловича…

ЧЕЛНОКОВА Сергея Егоровича

ПОСТАНОВИЛИ

ДРОЗДОВА Павла Прокопьевича…

ПЛАСТОВА Иннокентия Илларионовича…

ШИШКИНУ Пелагею Назаровну…

ТАРАНА Сергея Даниловича…

ЧЕЛНОКОВА Сергея Егоровича – РАССТРЕЛЯТЬ. —

Лично принадлежащее каждому имущество конфисковать.

Нач. 1-го СПЕЦ. ОТДЕЛА УНКВД ЧО

Ст. Лейтенант Гос. Безопасности…

(Гербовая печать)»

«СПРАВКА

Приговор в отношении Пластова Иннокентия Илларионовича 1896 осужденного Особой Тройкой УНКВД по Читинской области от “28” февраля 1938 года к расстрелу приговор приведен в исполнение “30” марта 1938 года.

Нач. 1-го Спецотдела УНКВД Чит. обл.

лейтенант Госбезопасности…»

«Подельники» Пластова были расстреляны в тот же день. Выкорчёвывание «контры» на Красном Яру уложилось ровно в три месяца. Но вот как раз за это, по глубокому убеждению начальника областного управления майора госбезопасности Хорхорина, надо было больно стучать по голове – выполнение его приказа неоправданно затягивалось. На всё про всё Хорхорин дал районным аппаратам НКВД три недели, приурочивая итоговый отчёт о выполнении приказа № 00447 в ГУГБ НКВД ко дню первой годовщины сталинской Конституции:

Из почтограммы в РО УНКВД от 14 ноября 1937 г.:

«Проводимые сейчас операции по антисоветским элементам по районам Читинской области идут исключительно медленными темпами. Операции по кулакам и уголовникам, отнесенным в 1-й категории, разворота пока не получили. Следствие по всем делам затягивается на 2–3 месяца, ведется без достаточной настойчивости, инициативы, отсюда ничтожные поступления законченных следствием дел на рассмотрение Особой Тройки…

Приказываю:

– Форсировать проведение операций по антисоветским элементам. Срок окончания по этим операциям устанавливается до 5 декабря с.г.

До этого срока приурочьте все аресты.

– Чтобы оперативные приказы Наркома о решительной очистке районов от контрреволюционных элементов были выполнены полностью, никаких ходатайств на продление сроков приниматься не будет.

– К 5 декабря представить итоговые докладные записки о том, каких результатов мы достигли и какие выводы для нашей работы надлежит делать на будущее».

– Плохо! Очень плохо! – Хорхорин свинцово оглядел застывшего перед ним младшего лейтенанта Павлюченко. – Почему такое пустяковое дело растянули на три месяца? Что за, мать вашу, оперативные игры с какой-то шелупонью устроили? Три месяца с пятью недобитыми кулаками валандались! Сразу надо было, как только информация появилась, брать всех и колоть! Недели бы – за глаза!

– Начальник отделения указание дал тщательно разработать на предмет выявления прямых улик и других фигурантов…

– С вашим бывшим начальником отделения мы ещё разберёмся! И с вами тоже. Я уже устал перед Москвой изворачиваться! – заревел бизоном Хорхорин. – Почти весь лимит, включая дополнительно запрошенный, вычерпали, почти одиннадцать тысяч по первой и второй категориям арестовано, а на тройку переданы дела всего на четыреста человек! Но и из них осуждено бывшего кулачья только сто девяносто семь рыл! Остальные – уголовный сброд и так называемый прочий контрреволюционный элемент. И совершенно недопустимый бардак развели в учётах – пять с половиной тысяч осуждённых проходят безо всякой разбивки – то ли кулаки, то ли уголовники, то ли вообще бродяги с улицы. Это что, работа? У иркутян вон лимит лишь на полтыщи поболе, а число репрессированного кулачья за три тысячи перевалило! И без разбивки, заметь, ни одного человечка – все по полочкам: кулацкие морды – отдельно, уголовщина – отдельно, прочая контра – отдельно![12]

Хорхорин перевёл дух, провёл согнутым указательным пальцем между шеей и воротником шевиотовой гимнастёрки, украшенной новеньким, сверкающим золотом орденом Ленина. «Как же… – мелькнуло в голове у Павлюченко. – Москва тебя заела… Высший орден ко Дню чекиста преподнесла…»

– Я и с Врачёва ещё спрошу, и с Белоногова с Новиковым! А заодно и совет им дам: хорошенько дрючить вас всех! Бездельники и саботажники! Пригрел тут вас Петросьян! Разогнать бы по-хорошему к чертям собачьим весь ваш четвёртый отдел!.. Ничего, с каждым разберёмся!..

«Хана!» – одно только это слово вертелось в голове Павлюченко, когда он, взмыленный, выскочил из кабинета начальника управления.

Глава четвёртая. Кусмарцев, февраль 1938 года

Для успешной борьбы с агентами фашистских разведок необходимо воспитать в каждом трудящемся умение строжайшим образом охранять государственную тайну. Распущенность, идиотская болезнь – беспечность в деле сохранения государственной тайны у нас очень велики. В поезде и в трамвае, в парке, в кафе, в театре, в столовой зачастую ведутся разговоры о плане предприятия, о новых моделях и конструкциях, о наших вооружениях, оглашаются секретные цифры. Болтун выбалтывает государственную тайну и в беседе по телефону, и дома, в семейном кругу, либо при встрече с друзьями, а то и с малознакомыми или вовсе незнакомыми людьми… Не сообщать органам государственной безопасности о замеченных преступлениях, о подозрительном человеке – значит совершать преступление против Советского государства, против советского народа…

Н. Рубин и Я. Серебров. Из статьи «О подрывной деятельности фашистских разведок в СССР и задачах борьбы с нею» (газета «Правда» от 29–30 июля 1937 года)

– Нет, на вокзале тебе делать нечего. Долгие проводы – лишние слёзы. – Григорий подхватил свой маленький потёртый чемоданчик и шагнул на выход. Не хватало ещё этих телячьих нежностей посредь народа на перроне: слёзы-платочки, поцелуи-вздохи, запоздалые упрёки, бесполезные советы-напутствия. Получилось на три денька скататься в Иркутск, повидать жену, дочек – и то славно. На все расспросы супруги отвечал одно: «Скоро, скоро… И квартиру двухкомнатную обещают через месячишко-другой, и паёк с нового года повесомее станет… В общем, скоро. Готовьтесь к переезду…»

На подножку вагона, разгорячённый и раскрасневшийся от изрядного «посошка на дорожку», спешно принятому в вокзальном ресторане, вскочил привычно, по-военному лихо. Отшутился с насупленным проводником, молодцевато заполнил дверной проём купе:

– Боевой привет бравым сталинским соколам! – Попутчиками оказались два молодых младших политрука, с крылышками и кубарями в голубых петлицах. Ответили на приветствие серьёзно и с достоинством.

Один из авиаторов освободил для Григория нижнее место, пересев к товарищу. За вагонным стеклом всё быстрее и быстрее замелькали станционные сооружения Иркутска.

– Далеко путь держим? – Улыбка не сходила у Григория с лица.

– До Читы мы, – отозвался один из попутчиков.

– К месту службы или в командировку? – Политруки разом кивнули, соглашаясь с последним.

– Часом, не из Иркутской авиашколы? – Григорий покровительственно рассмеялся, увидев, как молодёжь переглянулась. – Правильно, хлопцы, бдительность – прежде всего! Всё в норме, авиация! Я этой бдительностью и заведую. Давайте знакомиться. Начальник отдела государственной безопасности (повысил себя для солидности!) Читинского управления НКВД лейтенант госбезопасности Кусмарцев Григорий Павлович. А можно и попросту – Гриша, какие наши годы!

– Ясинский Николай.

– Буслаев Александр.

– Ух ты! Богатая фамилия! – хлопнул политрука по коленке Григорий. – Про Василия Буслаева слыхал? Знаменитый былинный богатырь из Господина Великого Новгорода. Не слыхал? Прискорбно, м-да… А по сколь стукнуло, орлы?

– С четырнадцатого года мы оба…

– Ага, папашки перед империалистической войной сделали! Тогда червонец у нас разницы. Но – ерунда! До полтинника – всё молодость. Так я не ошибся, из авиашколы?

Политруки согласно закивали головами, заулыбались догадливости Кусмарцева. Видя перемену в настроении молодых авиаторов от настороженности к общению, доверительно наклонился к попутчикам:

– Я два года в Иркутске проработал, в Особом отделе, а с октября вот на повышение в Читу переведён. – С видом знатока пояснил: – В связи с разделением Восточно-Сибирского края на Иркутскую и Читинскую область. Огромные пласты работы!

Многозначительно раскинул руки, наглядно демонстрируя эти пласты, и устало добавил:

– Обстановка архисложная, а кадры… Эх, да что говорить… вы же политработники, сами в курсе – незрелости политической хоть пруд пруди!

– Вы – в смысле населения? – осторожно полюбопытствовал один из политруков.

– Когда бы только среди простого народа… – по-прежнему устало-горьким тоном откликнулся Григорий. – Небось июньский приказ наркома обороны с обращением к армии изучили? Который по поводу раскрытия органами НКВД предательской контрреволюционной военно-фашистской организации в РККА? – с расстановкой перечислил все зловещие эпитеты. – Вот то-то и оно! – Григорий многозначительно прикрыл глаза и перешёл на громкий шёпот: – В железных чекистских рядах тоже ржавчины хватает! Что глаза вылупили? Есть субчики! Напролезали и окопались в органах в своё время! Или, думаете, враг народа Ягода не имел своей паучьей сети? Ещё какую! Понятное дело, бо́льшую прорву этих сук мы выявили, но некоторые затаились…

От зловещих нот в шёпоте Кусмарцева попутчики невольно поёжились.

– Ничего… И до них доберёмся… Чека не дремлет! Вот в той же Чите… Ещё по лету такое гнездо вскрыли – о-го-го! Сам начальник оперсектора… вот так, хлопцы… – на ещё более многозначительной и мрачной ноте закончил свой монолог Григорий, ворочая в пересохшем рту непослушным языком. Сильно захотелось пить.

Бросил взгляд на столик в поисках стакана и внезапно хлопнул своих попутчиков обеими руками по туго обтянутым синей диагональю коленям:

– А чего это авиация попритихла? В Читу-то надолго?

– Двадцать седьмого обратно…

– Повезло вам, братцы, – Новый год дома встретите. А я… – Сокрушённо махнул рукой. – К жене на побывку приезжал, за три месяца первый раз… Целых три дня дали! – Последнее вырвалось с сарказмом, но Григорий тут же посерьёзнел и добавил: – А как иначе? Работы – вал! И когда бы шпионы – пособников хоть пруд пруди, особенно среди бывшего кулачья и прочей контры. Наш нарком товарищ Ежов в связи с этим отдельный приказ издал. Но! Это – секрет и вам знать не положено.

И тут же опять повеселел:

– А не рвануть нам, авиация, до вагона-ресторана? Поужинаем, да и за знакомство не мешало бы по маленькой. Как?

Парни вроде бы оживились.

– Давай, давай, авиация! – Кусмарцев поднялся, рывком одёргивая гимнастерку под ремнём с портупеей. – Бойцу наипервейшая дислокация – рядом с кухней!

За подрагивающим от хода поезда столиком знакомство состоялось окончательно. Выпили за «стальные руки-крылья», за «сердце – пламенный мотор», за «недремлющие органы» и Родину, за боевых подруг и матерей. Понятно, что тост за мудрого вождя товарища Сталина предварил остальные.

– И всё-таки должен вам доложить, дорогие вы мои Коляха и Шурка, что нынешняя политическая незрелость – это, други мои, опаснейшая из опасностей в нынешней обстановке. – Нетвёрдой рукою Григорий подцепил с тарелки шпротину и отправил в рот. Задумчиво пожевал, ткнул в губы скомканной накрахмаленной салфеткой, неловко потянул из коробки на краю столика «казбечину». Привычно прикурил от протянутой спички.

– Тут ты, Гриша, совершенно прав, как политработник тебе отвечу, – поддакнул заплетающимся языком, задув спичку, «Коляха». «Шурка» молча работал челюстями, в разговор пока особо не вступал.

– В органах это страшно вдвойне! – назидательно поднял вверх папиросу Кусмарцев. – Но мало кто это осознаёт. Привыкли, понимаешь, за два десятка лет повторять: «Чекист – это холодная голова, горячее сердце, чистые руки…» Так, кажется, у Дзержинского… Вот… А голова не должна быть холодным чугунком. Она должна варить! Варить, Коляха! И чётко чуять, откуда каким ветром или запашком наносит… Враг не дремлет. Шпионов развелось!..

– С-согласен, – мотнул головой уже совершенно окосевший Ясинский. – С-совершенно в точку! Это ж кто думал, что даже у нас в РККА такой заговор… Тухачевский, Якир…

– Тсс! – Кусмарцев так шикнул на собеседника, что и с аппетитом жующий Буслаев чуть не подавился. – Без фамилий!.. Дай-ка ещё огня – тухнет, негодная, табак сырой, твою мать… Тоже, видать, хватает вредителей в табачной отрасли…

Смачно затянулся затрещавшей от новой порции пламени папиросой, вытолкнул мгновение спустя из лёгких сизый клуб дыма, заслоившийся над головами.

– Нет, Коляха, факт в другом. Чётко могу доложить – у нас в органах политработа поставлена куда как хуже, нежели у вас в армии. В результате чего, Коляха, – обрати внимание! – многие наши работники слабо владеют ма… маркси… ик!.. истко-ленинско-сталинской теорией, – еле выговорил, борясь с приступом внезапной икоты, именную конструкцию. – А следовательно, что?

– Что? – эхом, друг за другом, откликнулись уже тоже порядком окосевшие политруки.

– В результате, – веско процедил Григорий, – некоторые наши работники в политическом отношении не растут, занимаются делячеством, манкируют обязанностями, но карьеры делать – мастера-а!..

– Да… У вас результаты – налицо, – оторвался от тарелки Буслаев. – Рост по службе обеспечен. Врага разоблачили – повышение, награда, а у нас…

Он безнадёжно мотнул головой.

– Мы, низовое звено комполитсостава, пашем, а поощрения собирают командиры повыше…

– Гриш… Тут у нас слух прошёл, что к двадцатой годовщине РККА медаль учредят, большое награждение будет… Не в курсе? – поинтересовался шёпотом, растягивая непослушные губы в виноватой улыбке, Ясинский.

Кусмарцев пожал плечами.

Политрук продолжил:

– А по вашей линии вроде двадцатилетие отметили? Были награды?

– У нас с этим как и у вас… Вот я с четырнадцати лет в Чека, учился в школе ВЦИК, нёс охрану правительства и самого товарища Ленина…

– Да ну?!

– Баранки гну! Так вот… Что скажу… Представляли, слыхал, к знаку почётного чекиста… да так всё и заглохло. Говорят, где-то на верхах зарезали… Впрочем… Обыкновенная побрякушка – самолюбие потешить… Не орден союзный…

В своё купе компания вернулась глубоко за полночь. Но сразу спать не улеглись. Четвёртого попутчика так и не добавилось, поэтому новых друзей никто не стеснял. За бутылкой прихваченного из ресторанного буфета марочного муската проговорили ещё часа полтора. Пока самый любознательный из политруков не ткнулся носом в столик. На этом выяснение сравнительных характеристик службы в органах и армии завершилось. Отключившегося «Коляху» Григорий с «Шуркой» уложили на нижнюю полку, напротив расположился, стянув начищенные до умопомрачительного блеска хромачи, Кусмарцев, а Буслаев кое-как забрался на верхнюю полку.

Проваливаясь в чёрную яму пьяного сна, Григорий ещё успел лениво подумать, что молодой авиаполитрук «Шурка» в его нынешнем состоянии вполне может, сонный, спланировать на пол и набить себе шишек… «Авиакатастрофа в железнодорожном вагоне… Ор-ри-ги-наль-но…»

После бурной ночи Григорий спал долго и беспробудно, но всё-таки проснулся раньше, чем его попутчики.

Тяжело поднялся, вышел в тамбур, достал папиросы. Несколько затяжек заметно просветлили гудящую голову. По привычке перебрал вчерашние события – что помнил. Но и этого хватило сообразить: язык вчера был явно неуправляемым – бабье помело, язви тя!.. И перед кем мёл – перед двумя сопляками! А с другой стороны, какие они сопляки – политруки. М-да… Что же он им наплёл вчера?.. А впрочем… Сам не помнит, куда уж этим желторотым!

Но когда вернулся в купе – тревога у сердца заскребла куда настойчивее: «желторотики» уже не спали и, видимо, успели меж собою перетолковать о вчерашнем: встретили настороженно. Даже вчера, при первом его появлении, такого не было. Тут же оба как-то поспешно засобирались.

– Чего закопошились, авиация? – в прежнем бодреньком тоне начал Кусмарцев. – До Читы ещё не один час.

– Да нам… это…

– Тут через пару вагонов приятели объявились… звали…

«Авиация» стыдливо тупила глазки.

– Ну-ну… – Григорий отнёс поведение юных политруков на счёт их ночного «положения риз» и снисходительно хмыкнул.

В общем, в Читу приехал в купейном одиночестве и самом пасмурном настроении. Хотел было зайти в ресторан на вокзале, пропустить пару рюмок, но увидел знакомого на перроне, а «зацепиться языками» не имел ни малейшего желания. Свернул в сторону и подался от вокзала вверх. Хотя через квартал таки не утерпел, повернул на Калининскую и быстрыми шагами устремился к давно облюбованной рюмочной, где и принял стакан беленькой под бутерброд с килькой. Сразу и мороз отступил, и ноги согрелись в форсистых хромачах, совершенно не рассчитанных на забайкальские температуры в декабре. Подумав, Григорий хватил ещё стакашок, который, как ластиком, стёр все вагонные перипетии. Подмигнув напоследок знакомой буфетчице, разливающей пиво по кружкам и беленькую по стопкам, вышел наконец на улицу, попыхивая папиросой.

Уже совершенно стемнело, когда добрался до квартиры. Вернее, комнаты, которую снимал у пожилой четы в добротной бревенчатой пятистенке на Новых местах.

Света не зажигал. Как прошёл через сени и кухоньку, ничего не ответив хозяйке на её предложение выпить чайку, так и уселся на койку, лишь шинель сбросил на стул да стянул сапоги. Упёршись пятками в стылую портяночью бязь, курил папиросу за папиросой. На придавившем к ночи морозе хмель выветрился, вернув взамен тягостные размышления о вагонных разговорах. Хозяева за тонкой перегородкой уже легли, часы прокуковали полночь, а потом и ещё раз кукукнули, – сон к Григорию не шёл. Но потом, отогрев ноги и окончательно разомлев от тепла, стянул гимнастёрку, бриджи и ткнулся затылком в подушку.

Проснулся от звяканья вёдер и тёплого запаха парёнки – хозяйка для поросят готовила корм. Встал с заскрипевшей койки, резкими движениями размял основательно затёкшее тело. Сбросив гимнастёрку, вышел в сени. Там окончательно пришёл в себя, щедро плеснув в лицо и на грудь ледяной воды. Решение уже созрело: «Кто первым доложил – тот и прав!»

Повеселев, вернулся в дом. Перешучиваясь с хозяйкой, побрился, с аппетитом сжевал две увесистые ватрушки с черёмухой, выпил густого чаю с молоком. По утренней темноте скорым шагом отправился в управление.

В кабинете, уже усевшись за стол и положив перед собой чистые листы бумаги, глянул на часы: до планёрного совещания у начальника отдела оставалось поболе часа.

Аккуратно вывел в правом верхнем углу листа: «Секретарю парткома ВКП(б) УНКВД по ЧО тов. Зиновьеву П. В.». С заявлением управился аккурат к совещанию. Сцепил исписанные листки скрепкой, сунул в папку, с которой ходил на совещания, и выскочил в коридор. Надо же – лоб в лоб со старшим лейтенантом Зиновьевым!

– Пал Василич! Здравия желаю! Как раз вот хотел к вам в партком с заявлением по личному делу. Я могу вам передать, – засуетился, раскрывая папку, – а после планёрного совещания зайду.

– Это уже не ко мне, – отводя руку Кусмарцева с листками, грустно улыбнулся Зиновьев. – Теперь у нас новый секретарь – Новиков, прямой твой начальник…

– Эва как… – протянул Григорий. – И недели не отсутствовал, а уж такие перемены…

– То ли ещё будет…

– Так, а вы куда?

– По месту службы – в свой особый. Так что теперь к Новикову… – кивнул Зиновьев и повернулся к лестнице на первый этаж, застёгивая тугие пуговицы шинели.

Лейтенант госбезопасности Новиков прибыл в Читу из Иваново в октябре 1937 года. Хорхорин «выписал» в свою команду, он же и предложил избрать Новикова освобождённым секретарём парткома, но сохранил за ним и должность заместителя начальника 4-го отдела – на отдел навалилась основная нагрузка по исполнению оперприказов по кулакам, «харбинцам», «иностранцам», а в чекистском парткоме какой вал работы – бумажки для проформы.

Прежнего секретаря парткома, старшего лейтенанта госбезопасности П. В. Зиновьева-Зейского вернули в Особый отдел НКВД по Забайкальскому военному округу. Не вписался Павел Васильевич в хорхоринское окружение, хотя и одним с Хорхориным постановлением ЦИК СССР «за образцовое и самоотверженное выполнение важнейших правительственных заданий» был 19 декабря 1937 года награждён орденом «Знак Почёта» (Хорхорин получил орден Ленина). Больно смелый – открыто осуждал методы физического воздействия на арестованных, позже, в июне 1938 года, даже обратился с письмом об этом к замнаркому внутренних дел! (Хорхорин запросит разрешения руководства НКВД на арест Зиновьева, а не получив такового, даст команду сфабриковать на него «компру». Это сработает – в октябре 1939 года Зиновьева уволят с формулировкой «за невозможностью дальнейшего использования на работе в ГУГБ».)

Врачёва не было, вёл планёрное совещание Новиков, безразлично кивнувший, когда Григорий доложил по форме о возвращении из краткосрочного отпуска. Заседали недолго, тема одна: ускорить передачу дел арестованных на тройку. Но Григорий успел переписать первый лист заявления в партком. Когда сотрудники отдела разошлись по своим рабочим местам, Григорий задержался в кабинете Новикова.