– Молодец! – одобрил мои действия профессор. Все или будет еще что-то?
Там же. На следующий день гуляли по парку. Сходили к водопаду в деревню Лихтенхайн, где в местном ресторанчике очень славно пообедали. Как сейчас помню большую порцию свинины с жаренной картошкой, лисичками и бокал пенного Пауланера. Потом пошли к Эльбе. Маршрут порядка пяти километров. Спустились с другой стороны горного массива Баштай к городку Велен. Какое-то непривычное спокойствие, умиротворение вокруг: небольшая кирха, безлюдная рыночная площадь, по реке тихо скользят узкие лодки академической гребли. Решили возвращаться назад. Крыши городка остались внизу. Мы поднялись в лесную чащу, и на ближайшей поляне видим, приближающегося мужчину с мальчиком на спине. Оба, видно, очень устали и, не доходя до нас, мужчина что-то по-немецки спрашивает. Я в его вопросе понял только слово «Велен», но после того случая, естественно, молчу. Жена бодро, наслаждаясь собственным произношением, ему что- то отвечает, и для убедительности рукой указывает направление к деревне Лихтенхайн. Мужчина, тяжело вздохнув, разворачивается с мальчиком на спине и исчезает в зелени.
– Спрашивал, правильно ли они идут к Велену. Я ему показала куда! – перевела жена мне.
– Здорово ты им отомстила за своего отца! Он же был у немцев в плену, в концлагере. Топать им до ближайшего населенного пункта пять километров туда и пять километров обратно до Велена! Кстати, надо куда-то свернуть в сторону, чтобы им больше не попасться на глаза! – отреагировал я.
Картошка была готова. Осталось только слить воду. Опята шипели на сковородке. Приходилось постоянно переворачивать их деревянной лопаточкой. На другой сковородке золотился лук, приготовленный для грибов. В большой комнате сервировался стол к позднему обеду, переходящему в ужин. Появилась селедочница с выложенными по краям срезами темно лилового лука. Середину стола украшала плоская ваза, с которой стрелами свисал зеленый лук. Мой друг был поклонником Чиполино. Из морозильника достали матового цвета бутылку водки. Налили по рюмкам.
– Ну, давай выпьем за третий вариант родины! – предложил профессор.
– Не откажусь! Придется рассказать, иначе не нальешь вторую! – подхватил я.
Первый класс я закончил в Москве на Бакунинской у бабушки с дедушкой. А затем волею моих родителей остальные школьные годы провел в ближайшем Подмосковье в городе Видное. Тогда основным транспортом была электричка с Павелецкого вокзала. Она приходила из Москвы на станцию Расторгуево. И с левой стороны на крутой возвышенности реки Битца за редким лесом сосен просвечивались дома. Вот эта картина: склон, сосны, за ними еле видные дома и есть город моего детства. В последние годы, приезжая на встречи с одноклассниками, замечаешь, как все изменилось: построено много новых кварталов. Но «старая» часть города с аккуратными двухэтажными домиками с небольшими палисадниками, узкими в одну полосу туда и обратно улицами, конечно, родней. Двор дома! Что может быть прекрасней в детстве – там друзья! Здесь я летом играл в футбол, а зимой – в хоккей.
– Понятно, это у тебя не только малая родина, но и город детства! Обрати внимание: заслужил, наливаю вторую! Есть понятие многоженство, значит, я понял, возможно – многородинье!
– После окончания школы переехали в Москву. Квартира на девятом этаже большого дома на Ленинских горах. Из окон виден утопающий в зелени Университет. Подсветка здания в праздничные дни настолько эффектна, что характерный силуэт казался хрустальным. Днем в ясную погоду с балкона можно было проводить экскурсии по Москве, видны все семь сталинских высоток. По воскресеньям я любил бегать. Придумывал себе цель – купить газету «Футбол» в киоске около входа Главной арены «Лужники». Путь лежал через территорию Дворца Пионеров, затем на смотровую площадку. На ней небольшой отдых. Да и как себе было отказать в удовольствии полюбоваться видом Новодевичьего монастыря, спортивных сооружений Лужников, чуть подальше зданий проспекта Калинина, Кремля. Почти все знаковые места столицы перед глазами! Со смотровой площадки – вниз по тропинке в середине Ленинских гор, подымаясь и спускаясь на разных бугорках к роднику с красно-ржавым руслом. Крутой берег Москва-реки заканчивался там, где впадала река Сетунь. Ну, а я, проскочив под мостом, по краю парка Новодевичьего монастыря, затем кладбища оказывался у цели. Вот, пожалуй, и все визуальные картины моей Родины!
– Понял, понял. Значит, если из твоих четырех вариантов вынести за скобки одинаковые составляющие, то получится следующее: обязательно река, крутой склон с лесом и ты, спускающийся вниз. Вот что такое родина! – профессор продолжил. – Наливаю по третьей, по последней – завтра возвращаться с одной родины на другую!
О рампе.
–Что-то мы с тобой прособирались! Уже вторая половина дня! А в воскресенье безумные «пробки» – народ возвращается в Москву. Ну, кажется, ничего не забыли – все в машине, – направился я открывать ворота.
– Все замки проверил? Все закрыто? Дом? Баня? Хозблок? – мой друг проявил бдительность.
– Все закрыто! Не беспокойся! А быстро пролетели выходные! – я сел за руль, и машина тронулась.
– Все было великолепно: и погода, и прогулка в лесу, и сбор грибов. Я уж не говорю о нашем застолье с сюрпризами, – профессор на переднем пассажирском месте подвел итоги.
– Набирайся терпения. С начала «попрыгаем» на бетонных плитах, затем со смерчем пыли сзади домчимся до Тарусы, потом до Серпухова будет хорошая дорога, – настраивал я своего спутника. – Таруса с каждым годом становится все более симпатичным городком. Открылось много магазинов, тротуары одели в плитку, набережную Оки украшают памятники Марине Цветаевой, Бэлле Ахмадулиной, Константину Паустовскому. А на центральной площади привлекает Собор Петра и Павла с каменным резным иконостасом.
– С каменным? Каменный иконостас – это греческая традиция. Такой храм у нас я не встречал! –мой друг искренне удивился.
– Да, жаль, что ты не увидишь! Очень интересны мозаичные изображения Петра и Павла, выполненные в спокойных красках. Ладно! В следующий твой приезд! А музей Цветаевой – бедненький. Маленький домик, четыре комнаты, немного мебели и личных вещей, – вот мы и миновали город Тарусу.
На выезде из города заправились – в Калужской области бензин всегда дешевле. Дорога вела в горку, пошли красивые овраги. Выскочили на простор, и в дали на другой стороне Оки показалась церковь усадьбы Поленово. Быстро начинались и заканчивались деревни. У памятника с танком Т-34 вывернули на Серпуховское шоссе и, не доезжая областного центра, встали в «пробке». Через какое-то время сосед по машине предложил:
– Ну, экскурсовод, давай теперь о Серпухове!
– Хорошо! Начнем! Вот мы проезжаем, хотя нет громко сказано, проползаем мимо Красной горы. Раньше на этом месте был белокаменный Кремль. Представляешь, разрушен он был, точнее разобран на стройматериалы для московского метро, по приказу Лазаря Кагановича. Серпухов – это, конечно, многочисленные церкви и монастыри. Вот – собор Николы Белого. Согласись – колоссальный храм, московский ампир, а на против – старый невысокий дом с рекламой, предлагающий круглосуточные похороны в рассрочку. Вот – исторический центр города – Гостиный двор. Заворачиваем на улицу Чехова, где находится Серпуховская картинная галерея. Кстати, прошлым летом мы посетили ее. Неожиданно богатая коллекция русских художников: работы Шишкина, Саврасова, Левицкого, Гончаровой. Жаль, проехали рядом, но не заглянули в Высоцкий мужской монастырь. И сам монастырь очень величественен, и расположен на высоком берегу реки Нары, но самое главное – там есть чудотворная икона Божией Матери «Неупиваемая Чаша», которая помогает справиться с недугом пьянства.
– Это ты к вопросу о нашем времяпрепровождении? – иронично спросил мой друг.
– А вот справа – проезжаем Серпуховской музыкально драматический театр. Помнишь – конец 70-х командировка в Ленинград, и мы рванули в Мариинку на «лишний билетик»? – перевел я разговор в театральную плоскость.
– Конечно, помню! Попасть на «Фауста» дорогого стоит! Опера и балет в одном флаконе! Но особенно впечатлило действие – балет «Вальпургиева ночь», – профессор откликнулся на мои воспоминания. –Да, раньше опера Гуно ассоциировалась только с арией Мефистофеля «Сатана там правит бал…», но шабаш ведьм был открытием. А места какие были! У меня так в партере, кажется, ряд десятый, а ты где-то на верхотуре. После промозглого раннего апрельского Ленинграда попасть в блеск света, золота, зеркал, слушать живую музыку, следить за действием на сцене – это просто наслаждение!
– В тот же год только осенью, я второй раз был в командировке в Ленинграде и каким-то чудом попал в театр Ленсовета на спектакль «Укрощение строптивой». Чудом, потому что, естественно, все билеты были проданы. Прошло столько лет, а он и сейчас перед глазами. Это, наверное, один из немногих спектаклей, где я смеялся до неприличия громко. А какие актеры! Слуг Петруччио играли Анатолий Равикович и Алексей Петренко. Тонкий юмор был даже в стилизованных под средневековые костюмах, в аксессуарах. Например, у одного из престарелых женихов Гремио деталь одежды – завязанный большим узлом бант над главным мужским местом, а сам жених в доказательство своей скорой смерти предъявляет рентгеновский снимок. Слуга (молодой Алексей Петренко) в одной из сцен появляется с авоськой пустых бутылок из-под кефира. Великолепен Дмитрий Барков в роли Петруччио, особенно, в сцене где он готовится –как штангист перед взятием снаряда – к первой встрече с Катариной. Игорь Владимиров создал фееричный, музыкальный шедевр! Ну и, конечно, в главной роли – Алиса Фрейндлих! Строптивая Катарина азартно и поет, и фехтует, и стреляет из рогатки! Не знаю, удалось ли передать свое восхищение?! – я заметил, что меня слушают как-то отстраненно.
Но мой друг живо откликнулся:
– В театральной жизни 70-х годов Алиса Бруновна сверкала не только в Ленинграде, но и в Москве. В те годы я просмотрел практически весь репертуар театра «Современник». Билеты покупались по записи в самодельной очереди. Лучше было записаться вечером накануне предварительной продажи в кассах театра, чтобы была большая вероятность попасть на желаемый спектакль. Так вот, на спектакль Чехова «Вишневый сад», который шел один раз в месяц, я купил билеты с третьей попытки, да и то на какой-то далеко не первый ряд бельэтажа. Ажиотаж объяснялся просто – Раневскую играла Алиса Фрейндлих. Сам спектакль помню смутно. Помню только, когда первый раз Раневская появлялась, проходила без текста с одной стороны сцены на другую, зал взрывался невероятными аплодисментами. Я потом где-то читал, что спектакль играли в течение трех лет…
Солнце садилось. Выехали на скоростное Симферопольское шоссе. Первое время держали скорость до ста двадцати, а потом она упала до семидесяти. Водители включили габаритные огни, и поток машин превратился в длинную красную вздрагивающую ленту. Приходилось быть особенно внимательным – следить за расстоянием до ближайшей машины! Началось «дерганье»: кто-то впереди резко тормозил, и этот маневр передавался по цепочке, потом так же трогались. Изматывающая езда! Профессор дремал, потом открывал глаза и начинал рассуждать:
– Я смотрю, что наш родной автопром почти исчез – за все время насчитал три машины ВАЗ. Мне, к сожалению, не дано водить машину. Видно наверху так распорядились! Хотя краткое время у меня были Жигули, но постоянно что-то случалось, и я продал машину.
– У меня в начале 90-х тоже появились Жигули, красная седьмая модель. И вот однажды на Юго-Западе утром по дороге на работу мне в зад въехал небезызвестный актер Андрей Соколов – типичное несоблюдение дистанции. Он свою вину сразу признал, но попросил ничего не оформлять, так как готов был выправить бампер моей машины у своего автомеханика. Я согласился, мы обменялись номерами телефонов (не мобильных, стационарных), и он уехал. Надо сказать, что я провел первую половину дня в ожидании звонка не уютно! Наконец, ближе к вечеру Соколов проявился и предложил встретиться в районе Южного Бутово. Там его знакомый автомеханик все выправил часа за два, и мы расстались, но перед этим я получил от Соколова предложение сходить на спектакль «Юнона и Авось», где он играл.
Надо сказать, что я с женой уже дважды смотрел этот спектакль с Караченцевым, Абдуловым, Шаниной, поэтому на этот раз взял с собой дочь-старшеклассницу. В тот вечер с каким-то особым подъемом оставшийся из первого состава Николай Петрович Караченцев играл графа Рязанова. Много музыки, прекрасно был передан нерв спектакля – гимн любви и ожиданию любимого. В антракте ко мне подошла смотрительница зала и сообщила, что Андрей Соколов после спектакля приглашает к себе в артистическую уборную выпить шампанского.
И вот последнее действие – все актеры поют: «Аллилуйя любви! Аллилуйя!», опускается занавес, зрители с восторгом бисируют, а затем неохотно покидают зал. Прошло, наверное, минут двадцать ожидания в фойе, пока за нами пришла смотрительница и повела через боковую дверь за кулисы. Пробираясь через какие-то деревянные балки, канаты, веревки, мы столкнулись с идущим прямо на нас в распахнутой белой рубахе графом Рязановым, извини, громко матерящимся пьяным Караченцевым. Контраст волшебства сцены, где главный герой только что с надрывом воспевал поэзию любви, с матерящимся закулисьем был настолько сильный, что я поймал себя на мысли, что лучше не ходить по ту сторону рампы!
– Шампанского то выпили? – профессор подал голос.
– Да, конечно! Артистическая уборная, а я там был впервые, напоминала комнату парикмахерской, где перед большими зеркалами лицом к стене располагались гримирующиеся актеры. Когда мы вошли, на подносе стояли три бокала шампанского. Мы, естественно, сказали необходимые комплименты в адрес пригласившего, спектакля, постановщика, но впечатление от предыдущего эпизода было сильнее!
– Да, осмысление посыла – «Не ходить по ту сторону рампы!» – это интересно! – задумчиво поучаствовал профессор. – Лучше наслаждаться музыкой, голосом Фредди Меркьюри, а не заострять внимание на его сексуальной ориентации. Лучше слушать песни Визбора, чем читать о его женах, оставленных детях. Один из моих любимых фильмов «Июльский дождь»! Там есть эпизод с участием Визбора – снимался в деревне Витинево на канале Москва-Волга, и твой любимый визуальный ряд: река, высокий склон, лес…
– Напомнил! На последнем курсе института у меня был друг – Шурик, который учил, что жить надо с долей здорового авантюризма и позитива, и часто повторял: «Ничто не остановит наше победоносное шествие!». И вот осенью он был инициатором одного похода с ночевкой. В субботу Шурик, я с молодой женой, всего человек шесть, взяв палатки, отправились с Северного речного вокзала на прогулочном теплоходе «Ракета» в непонятно куда. Когда стало смеркаться, и мы поняли, что пора выходить, была пристань «Витинево». Где-то в ближайшем лесочке при свете луны и одного тусклого фонарика трое молодых людей начали устанавливать палатки, а их спутницы готовить ужин – шашлык. Пошел мелкий дождь, палатки почему-то постоянно падали, поэтому было принято решение установить одну! Огонь не разгорался, при нанизывании на шампура в мясе оказались чьи-то ногти, поэтому было принято решение ограничиться коньяком – мужчинам, шампанским – женщинам, закусывая хлебом и яичками в крутую (родители кому-то дали в дорогу!). После все шестеро забрались в одну неустановленную палатку, прижались друг к другу и заснули. От холода проснулись рано. Шурик сказал, что делать здесь нечего и пора собираться домой! На пристани еле воткнулись в переполненную «Ракету», и в первой половине дня были на площади Северного речного вокзала. Поступило предложение выпить пиво, и мы направились к павильончику, перед которым были столики с зонтиками. Денег хватило ровно на три бутылки, и тут я впервые из уст Шурика услышал незнакомое «Кэшбэк!». Он предложил собирать и сдавать стеклотару из-под пива и воды. Наши спутницы от стыда ушли на другой конец площади, а мы, московские студенты с неоконченным высшим образованием, стали подходить к пьющим и просить бутылки, как только они освободятся. Дело получалось, и мы так увлеклись, что перешли через дорогу к другому павильону. Там мы поняли, что у нас могут быть неприятности от двух субъектов в грязной одежде, да и наши чаровницы заждались! Не утомил я тебя своим длинным рассказом? – обратился я к своему другу.
– Нет! Судя по всему, это твое не последнее приключение с ним? Да и до Москвы еще есть время! –поддержал беседу профессор.
– Ну, тогда продолжаю! Шурик повторял, что в жизни необходимы навыки психологической устойчивости, умения действовать в стрессовой ситуации, а для этого надо провоцировать такую ситуацию, а затем победоносно из нее выходить. Он предложил собирать монетки достоинством одна копейка в прозрачную поллитровую бутылку. План был такой. Когда бутылка будет полная, то поедем в пятницу ближе к семи часам вечера (спиртное продавали тогда, если ты помнишь, до 19.00) в центральный гастроном на проспекте Калинина. Там к этому времени обычно образуется большая толпа. Когда подойдет наша очередь, попросим бутылку коньяка, а копейки пойдут в качестве оплаты. Продавщица будет вынуждена считать деньги, жаждущие будут «звереть», а мы держать удар. Идея понравилась и была принята к исполнению. Наверное месяца два, мы усердно разменивали, собирали в качестве сдачи копейки. Шурик строго следил за счетом и время от времени сообщал –чуть меньше полбутылки на восемь рублей двадцать три копейки, почти три четверти – на двенадцать рублей. Для нас это превратилось в увлекательную игру – кто больше за день соберет копеек. И вот подошел день, когда Шурик сообщил, что бутылка полная и пора ставить финальную точку.
В предвкушении острых ощущений, скандала мы поехали на проспект Калинина в гастроном и встали в очередь. Люди двигались быстро, и скоро мы были у прилавка. Шурик спросил армянский коньяк за 17 рублей и выставил бутылку с копейками. Какое же было наше удивление, когда продавщица ловко подхватила бумажный пакет, высыпала туда наши монетки и бросила на весы.
– Один килограмм семьсот грамм, чуть-чуть больше, – произнесла она и, выставив требуемое, крикнула. – Следующий!
Шурик попытался «взорвать» ситуацию вопросом:
– А точно здесь столько? Почему не пересчитали?
В ответ получил, что одна медная копейка весит ровно один грамм! Это был тот самый случай, когда бутылка дорогого армянского коньяка в руках, а присутствует глубокое разочарование!
– Значит ваша провокация не удалась! – Мой друг усмехнулся.
– Эта – нет! А другое обострение – вполне! Подъезжаем, вот спуск, впереди видны дома – это Москва! Правда, сам видишь с какой скоростью двигаемся. Тебя до ближайшего метро? – спросил я профессора.
– Заинтриговал! Рассказывай, а там у какой-нибудь станции по серой ветке высадишь! – откликнулся мой спутник.
– Хорошо, вернемся к главной теме! В тот год Шурик и я часто ходили в московские театры по билетам из невостребованной брони. Главное – это быть первым у окошка билетной кассы театра. И как-то Шурик поделился своим «открытием», что автором спектакля театра имени Ленинского Комсомола «Тиль», а на афише стояло – Гр.Горин, являлся молодой драматург Григорий Горин. Этот спектакль был событием того года, и билеты на него не продавались, а распределялись где-то в недрах Министерства Культуры. Попасть на него было, практически, невозможно. Сделав свое «открытие», Шурик предположил, что у автора должна быть бронь, и наша задача использовать этот момент. И вот в день спектакля, представительно одевшись, сразу после обеда (по теории Шурика после обеда у всех благостное настроение!) мы подъехали к театру. Бросив на спичках жребий, я первый направился на операцию. В фойе театра никого не было, а в окошке кассы висела табличка «Все билеты проданы!». Максимально непринужденно, но и обаятельно-вежливо я произнес: «На Григория Горина два билета!». Дальше все произошло, на редкость, просто: я протянул истребованные деньги и получил два билета. Минут через десять пошел Шурик и вернулся тоже с двумя билетами. Не помня себя от радости, я стал звонить жене- студентке, сообщая ей, что вечер будет необыкновенный, да и билеты у нас на седьмой ряд партера.
Конечно, спектакль запомнился надолго. Это была одна из первых постановок Марка Захарова с фонтанирующим юмором, даже хулиганством, с рок-музыкой, молодыми Караченцевым и Чуриковой. В перерыве к нам подошел мужчина чуть больше тридцати лет и, слегка картавя, вежливо поинтересовался, как мы оказались на этих местах. Шурик громко возмутился, что билеты от саратовской филармонии. Но Григорий Горин, а это был он, попросил его со спутницей пересесть на первый ряд бельэтажа, что тоже было неплохо.
– Да, а ты, оказывается, заядлый авантюрист! – посмотрел в мою сторону профессор.
– Ничего подобного! Какой же я искатель приключений? Я обещал, что довезу до тебе удобной станции метро и довез!