MANGA. Метасиндикат

А еще очень не понравилось, что родная мать считает его сволочью. Он не делал ничего такого, что могло бы испортить репутацию семьи.

– Надо было девочку. Они более управляемые, с ними меньше проблем.

– Привет, мама, – по возможности небрежно бросил Десмонд. – Что-то случилось?

– Раз занервничал, значит, что-то подозревает, и учителя правы. Нужно за ним понаблюдать. Может, и прослушку установить.

Похоже, это не из-за Пупса. Но в чем тогда дело? Мать держалась отлично, если бы не ее мысли, он вряд ли распознал бы ложь.

– Все хорошо, сын, – тепло улыбнулась она.

Хотелось ее разоблачить, вытрясти правду, что такого о нем наговорили учителя. Что садист и социопат, не хотел заканчивать бой на ринге? Так он ничем не выдал это желание. С учениками не конфликтовал, никому не грубил, запрещенные вещества не употреблял.

– Ты уже ужинала?..

– Да, причем давно. Уже поздно. – Она пронзила Десмонда взглядом – как рентгеном просветила, голос в голове забормотал:

– Действительно странно, явно во времени теряется. Хотя он растет, вот и аппетит, как у червя.

Десмонд непроизвольно хмыкнул. Он никогда бы не подумал, что собственная мать ассоциирует его с червяком. Всегда казалось, что родители если и не любят его, то гордятся им, а тут… С одной стороны, надо бы узнать, что ей наговорили, с другой – зло брало, видеть ее больше не хотелось.

– Давай попьем чаю, поговорим, – пересилил себя он. – Мы две недели не виделись.

– Интересно, что ему от меня понадобилось? Денег просить не должен, он на самообеспечении. Может, что-то по учебе?

Последнюю мысль она озвучила, и Десмонд солгал:

– Обещал Максу помочь с проектом, ведь у меня мама – консультант по экономическим вопросам.

Мать кивнула в кухню и направилась туда, начала мысленно перебирать, какие дисциплины изучает ее сын и… не смогла вспомнить! В ее голове вертелись обрывочные мысли, где фигурировали какой-то Коккер и воскресное мероприятие, проклятые ретрограды, проскальзывали мысли о солидной премии и омоложении на каком-то острове. Причем все эти мысли были окрашены раздражением, тревогой и пахли… кровью, что ли.

Следуя за ней, Десмонд пытался абстрагироваться, уж больно отвратительными оказались ее стремления и эмоции. От мыслей матери отключиться удалось, от чувств – нет. Он ощущал то же, что и мать. И если раньше он чувствовал себя недостаточно наполненным, а иногда – пустым и мертвым, то теперь внутри будто бы плескался гной, где кишели опарыши.

Мать сходила с ума от чая, у нее была коллекция всяких лунцзин и Саган Дайля, не говоря о травяных из разных уголков мира, потому с готовностью отправилась заваривать чай. Десмонд уселся за огромный деревянный стол в гостиной, куда поместилось бы человек пятнадцать, но вся семья собиралась здесь аж на прошлое Рождество.

Стало полегче, но когда мать приблизилась, принесла на подносе чайники и пиалы, ощущение вернулось, как и желание уйти, потому что она думала о сыне: что он неотесанный и никогда не оценит этот великий чай, благоухающий белыми цветами, в частности – жасмином и липой, и имеющим легкие древесные ноты.

С трудом сдерживая злую улыбку, Десмонд поднес пиалу к носу и повторил все то, что прочитал про чай в мыслях матери.

Его обдало самодовольством. Причем мать не радовалась, что сын наконец-то дорос до того, чтобы оценить чай по достоинству. Ее самолюбие тешилось тем, что это она выбрала такой чай, и даже ее сын…

Черт, да она ни разу не подумала о нем в позитивном ключе! Не проскользнуло ни одной хотя бы нейтральной мысли! В груди защемило. Так обидно Десмонду не было, пожалуй, никогда. Он был уверен, что родители им восхищаются, ведь он лучший и в спорте, и в учебе.

Его незыблемый мир, стоящий на уверенности, что в восемнадцать лет жизнь удалась, пошатнулся. Догадки оказались верными: родители заинтересованы в том, чтобы поменьше его видеть, и не дождутся, когда он вовсе уйдет из дома. Мать, оказывается, девочку хотела, покладистую и беспроблемную. А он, Десмонд, что, проблемный? Он даже ни разу не дрался на улице, хотя мог любому начистить морду!

– Мама, ты меня любишь? – спросил он спокойно, стараясь, чтобы голос не дрогнул, потому что глупо такое спрашивать в восемнадцать. Но ему нужно убедиться!

Мать сделала удивленно-возмущенное лицо, округлила глаза:

– Конечно, как может быть иначе?

Первой проскользнула ее мысль, что она всегда была холодна и не умела проявлять чувства, как другие, потому он ничего не должен заподозрить. Дальше – фрагментарно: …так и не смогла принять чуждое… социопат. Умный и холодный… Большое будущее… непонятный.

Снова кольнула обида. Что он не должен заподозрить? Что мать всю жизнь его терпела, но не любила? А ведь правда: ни обнимет, ни по голове не погладит, ни похвалит искренне, с теплом! Ему это все не особо было нужно… А может, было нужно, просто он не знал, что бывает не выхолощенная атмосфера казармы, а настоящее тепло домашнего очага?

– Действительно, – криво усмехнулся он, включил диктофон на телефоне. – Расскажи о своей работе.

Мать покосилась на смартфон и начала говорить как по писаному: сперва о проблемах страны, разрываемой междоусобицей, немного – о демократических ценностях, затем – о советах местным. Излагала она складно, но поверить красивым словам мешали ее размышления о том, какой все это бред для наивных идиотов. Фоном мелькали мысли об отвратительных личностях с подозрительными кличками – с ними и приходилось иметь дело, чтобы жила эта самая демократия с ее ценностями.

Кровь, смерть. Ликвидация. Нелегальные майнинговые фермы. Продвижение в парламент… Сибилла ведет свою игру и переигрывает, у нее более толковый подопечный.

Как он и думал, мать его занимается отнюдь не экономикой, а ковыряться в гное не было желания. Рассказав об успехах в учебе, Десмонд поблагодарил ее за чай и поднялся, чтобы идти к себе, и тут мать не выдержала:

– Не скажу, кто из учителей (Десмонд прочел в ее мыслях, что преподаватель английского) сказал мне, что ты увлекся азартными играми, запрещенными веществами и пытаешься вовлечь в свои игры одноклассников, даже закрытый клуб для игроков создал…

Десмонд округлил глаза.

– Что?! Надо полагать, я очень удачливый игрок, иначе откуда у меня деньги, правда? Что за глупости! – Он всплеснул руками. – Мы с друзьями просто делаем ставки на… Например, на то, кто получит высший балл: я, Макс или Пупсик. Или – будет ли дождь до субботы. На полном пансионе, знаешь ли, тоска смертная. Жабы да черепахи в пруду. Понимаешь? Что касается веществ, это можно проверить хоть сейчас, просто сдав кровь!

Мать вскинула бровь, подумала, что учитель был очень озабочен, значит, кто-то его дезинформировал. В ее голове опять закрутились мысли о Коккере и воскресном мероприятии. Она всерьез тревожилась о том, чтобы Коккеру не помешали какие-то безликие, которые за всеми следят и везде лезут.

Взбешенный Десмонд забыл о нелюбви матери, его больше интересовало, кто играет против него. Неужели долбанный Пупс интригует и таким образом мстит? Пока ничего не доказано, репутация Десмонда безупречна, но при желании можно сфабриковать доказательства его вины.

– Спасибо за доверие, – сказал он матери и зашагал к себе в комнату, сел в любимое умное кресло, которое тотчас приняло форму его тела и начало массировать спину, где было замечено мышечное напряжение.

Ну и денек! Сперва поединок, потом телепатия, хотя по голове он не получал, затем – известие, что мать его не любит, и теперь вот интриги за его спиной.

Пискнул телефон, Десмонд провел по экрану, и над ним зависла голограмма головы Дэна, шевельнула губами, полностью имитируя его реальный голос:

– Вот, шлю ржаку с Пупсом. Наслаждайся.

Десмонд сказал: «Принять», надел очки дополненной реальности, и комната превратилась в часть парка. Пупс отскакивал от Линды, потрясая телесами, фукал и отмахивался. Десмонду, наблюдающему всеобщее веселье и свою самодовольную физиономию, почему-то было не смешно, а тошно.

Наверное, потому, что если Пупс нажалуется, в понедельник всю компанию ждет выволочка. До отчисления вряд ли дойдет, но на репутации появится темное пятно.

Скривившись, Десмонд снял очки, не досматривая ролик, поглядел на них, снова надел, крутнулся в кресле и сказал искину-помощнику:

– Ри, кто такие безликие?

Он раньше слышал, что это какие-то мифические хакеры-анонимы, но в подробности не вникал, ему нет дела до фольклора.

Напротив возникла голограмма Ри – темноволосой длинноногой девушки с каре, он скрупулезно создавал ее, прорабатывая каждую черту лица, полдня потратил на одни глаза – радужку сделал темно-зеленой, с оранжевыми лучиками, образующими вокруг зрачка ободок, похожий на темно-золотое солнце. Он хотел создать реальную девчонку, а не куклу, и помощница вышла вполне себе живая: с веснушками, проступающими весной, с крупной родинкой на ключице и родимым пятном на предплечье, формой похожем на голову трицератопса, повернутую боком.

– Безликие – сообщество хакеров-анонимов, атакующих государственные серверы и наносящих серьезный материальный и информационный ущерб. Символ: джокер в оранжевых тонах.

– Кто за ними стоит? – продолжил Десмонд, радуясь, что у искина нет мыслей и гнили в душе.

– Нет данных. Только домыслы, – пожала плечами Ри.

– Давай домыслы.

– Версия номер один, самая популярная, – оживилась Ри, – группы талантливых программистов, ничем друг с другом не связанные, спонсируемые Россией, Китаем, криминальными элементами. Версия два: не связанные друг с другом группы криптоанархистов, прикрывающиеся красивым названием. Третья: хорошо организованная сеть, контролируемая неведомой силой. Четвертая, конспирологическая: инопланетяне, гости из будущего, Сатоши Накамото…

– Он же умер, – усмехнулся Десмонд.

– Видимо, сторонники версии из тех, кто отказывается принимать сей факт…

Десмонд не понял, что произошло. Висок словно пронзило спицей, голограмма распалась на пиксели и погрузилась в темноту, а в голове загрохотал механический голос, такой громкий, будто там топтался слон:

– ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ АКТИВНОСТЬ. ПРОВЕРКА… ПРОВЕРКА… ИСТОЧНИК…

Зашипев, Десмонд сбросил очки, и боль прекратилась. Странный голос все еще грохотал эхом. Что это было? Чьи-то мысли или странный глюк? Проверять не было желания. Похоже на мысли. Но чьи? Прочесть их можно, только если человек находится рядом, а поскольку Десмонд в комнате один, значит, скорее глюк.

Он потер висок, закрыл глаза, и по ту сторону сомкнутых век возникло родимое пятно на плече Ри. А вместе с ним – уверенность, что где-то он видел его раньше. Очень-очень давно. В те времена, когда все было по-другому. И родимое пятно, и глаза-солнышки, и еще что-то очень важное.

Как все интересно складывается! С одной стороны, Десмонд чувствовал, что прикоснулся к тайне, и любопытство толкало его на подвиги – то самое первобытное чувство, что срывало с мест древних первопроходцев. Но с другой, он отлично знал, чем это чревато, и категорически не хотел рушить привычную реальность.

Потому задумался о том, кто же интригует против него в классе. Однозначно Пупс или кто-то из опущенцев, ведь друзья его любят и уважают. Хотелось прямо сейчас сорваться с места, рвануть к Пупсу и вытрясти из него правду, а потом с позором изгнать из школы за клевету.

В «Дрим» Десмонд больше не решался войти, пусть и очень хотелось послушать Ри. Он запрограммировал ее стыдливой, но острой на язык, и сделал так, чтобы она ему отказывала, как бы он ни добивался близости – это щекотало нервы. А ощущения в «Дриме» были реальные, даже секс, именно поэтому многие неполноценности ушли туда с головой: спариваются два бегемота, а сами видят не реальную тушу, а прекрасного ясноокого эльфа. Живут на помойке, а видят вокруг хоромы, не загаженные улицы, а экзотические газоны. Кто что заказывает, тот то и видит.

У Десмонда не было желания приукрашивать свою реальность. А чтобы она не омрачилась, окончательно отринул любопытство и погрузился в учебу, не в силах дождаться понедельника, ведь с его способностями вычислить крысу будет несложно.

Одного он боялся: что утром проснется и обнаружит, что больше не телепат.

Но в субботу способности не пропали, зато к вечеру пропала мать – сказала, что уезжает по работе, и выходные Десмонд провел в блаженном одиночестве.

А в понедельник, как обычно в шесть утра, сел за руль автомобиля и, сворачивая челюсть, покатил в школу, рассчитывая прибыть в школу на полчаса раньше, отловить Пупса, который там живет постоянно, и побеседовать по душам.

Десмонд не ошибся, подкарауливая толстяка возле столовой. Пупсик выходил в линзах дополненной реальности, блаженно улыбаясь. Пару месяцев назад Десмонд специально надел очки, чтобы увидеть, какой образ этот бегемот выбрал. Думал, будет эльф или какой-нибудь культурист, но нет: толстяк оставался собой, только сделал свой аватар стройным.

Увидев Десмонда, Пупс замялся и изменил направление движения.

– Эй, а ну, стоять!

Грозный окрик заставил его остановиться, и Десмонд направился к нему решительной походкой. Пупс вопреки ожиданиям не обомлел, а выпятил пузо и произнес, раздувая ноздри:

– Я больше не позволю себя унижать!

Десмонд опешил, он ожидал другой реакции. Странно, но толстяк не ненавидел его. Боялся, но готов был вступить в бой. А еще он не понимал, за что с ним так обращаются, в нем клокотали обида и гнев, которые воспринимались как собственные. Он ведь вообще мало ест, это все черепно-мозговая травма, когда отец ударил по голове, и был поврежден гипоталамус…

– Это ты Марку про меня наплел? – сразу перешел к делу Десмонд, остановился в двух шагах от него.

Толстяк сразу успокоился, затупил, соображая, какой Марк имеется в виду.

– Ясно, не ты, – Десмонд махнул рукой и закончил: – Извини.

– Какому Марку? – донеслось в спину.

– Учителю английского, – ответил Десмонд, останавливаясь, и зачем-то спросил: – А почему ты на выходные домой не ездишь?

– Не хочу, – буркнул Пупс.

На самом же деле потому, что жили они в трейлере, и нечего было есть. Вся зарплата матери уходила на эту школу, потому Пупс, то есть Ник, и выпрыгивал из штанов. Этого парень, конечно, не сказал, полагая, что информация пойдет дальше, и одноклассники будут еще больше его презирать.

Десмонд уходил, и заимствованные эмоции угасали, как и стыд за то, что он издевался над парнем, которого избивал отец и который не понаслышке знает, что такое голод.

Возле зеркальной двери стояла Марта, затмевая двух сереньких подруг. Увидела Десмонда, заулыбалась, шагая навстречу. От нее веяло теплом, искренностью… Пока расстояние между ними не сократилось до двадцати метров.

– …этому занудному жлобу больше подошли бы пухлые прыщавые щечки. А так – прикасаться приятно. Интересно, что он мне подарит? Если ничего, придется поискать кого-то более полезного.

У нее же сегодня день рождения! Десмонд совершенно забыл и даже не купил цветов. Вот же конфуз… Что бы придумать, как бы выкрутиться?

Улыбнувшись в ответ, он обнял девушку и поцеловал:

– Привет, дорогая! С днем рождения!

– И? Где цветы, твою мать, ублюдок? Девки смотрят, ждут. Стыд-то какой!

– Приглашаю тебя после уроков в «Галактику», где тебя ждет сюрприз.

– Да ну! А сейчас что? Что мешало меня порадовать? Даже цветка не принес, козел! Забыл, наверное. Или не посчитал нужным. Вот же скотина.

Десмонд не обижался на козла и ублюдка – виноват, заслужил. Его покоробило другое: расплывшись в улыбке, Марта повисла на шее и горячо прошептала:

– А я уж подумала, что ты забыл… Любимый, я теперь умру от ожидания! Уверена, сюрприз будет незабываемым!

– Ха, теперь жлоб по-любому раскошелится на что-то крупное. Надо требовать как минимум изумруды, зря я, что ли, Гофману отказала? Тот бы не поскупился. Но ничего, он никуда не денется.

Ее игра была безупречной, она лгала и не краснела, отыгрывала любовь и заботу, и уличить ее во лжи не смог бы и самый продвинутый знаток человеческих душ. Немного отстранившись, Десмонд тепло зашептал:

– Марта, солнышко, ответь мне честно, хорошо? Обещаешь?

Она изобразила озабоченность, захлопала бездонными глазами.

– Ты меня пугаешь. Что случилось?

– Обещай.

– Конечно, обещаю.

– Зачем тебе я?

Девушка опешила, раскрыла рот, но быстро взяла себя в руки.

– Как это – «зачем»? Потому что ты лучший, и я люблю тебя! – Из ее рта сочился елей, в то время как в душе была чернота и мысли о том, что Десмонд – статусный парень с большим будущим, который будет обеспечивать и мало находиться дома, что позволит иметь кого-нибудь более человечного для души.

Он рассмеялся. Статусная девушка и статусный парень. Заправка женится на супермаркете. А на что он рассчитывал? На любовь продажной куклы, которая все средства вкладывает в сиськи и задницу, которые ее будут кормить?

– Как я мог усомниться, – имитируя ее интонацию, произнес он. – Ты – прелесть. Сама искренность и теплота.

Так хотелось отстраниться, отрешиться от ее разума, набитого червями мыслей, но это выглядело бы странно, и он обнимал ее, слушал о том, какое красивое колье она видела.

Линкор его реальности оказался прогулочной яхтой, напоровшейся на риф и давшей крен.

Наконец прозвучал сигнал на урок, и с огромным облегчением Десмонд зашагал в класс, в единственное безопасное место, где друзья, которые не предадут. Что женщины продажны – это нормально.

Первым был японский. Десмонд уселся за стол, пожал руку Макса, Дэна, кивнул остальным. Огромным усилием воли он заставлял себя не читать их мысли, но в голове наперебой звучали чужие голоса – чего-то жаждали, боялись, на кого-то сетовали. Наконец явился старик Наоки, он был суров и строг, держался официально и не панибратствовал с учениками, как другие, зато дело свое знал. И, как ни странно, думал хорошо о каждом ученике, пусть и по-японски.

Зато экономист оказался лицемером почище Марты.

Английский был третьим уроком. Учитель, долговязый рыжий американец, предки которого, по его словам, приехали двести лет назад, был уже в кабинете, Десмонд подошел к нему и проговорил:

– Привет, Марк. Я хочу задать тебе один не очень приятный вопрос.

Учитель догадался, что речь пойдет о наркотиках и азартных играх, причем он был полностью уверен, что Десмонд лудоман, а в наркомании сомневался. Десмонд ему очень не нравился, потому что был заносчивым и наглым.

– Давай выйдем в коридор, – кивнул он, окидывая взглядом учеников, – и там поговорим, без лишних ушей.

Десмонд еле дотерпел. Спросил, когда закрылась дверь:

– Кто оклеветал меня?

– Я не понимаю… – пробормотал учитель.

– С чего вы взяли, что я употребляю наркотики и просаживаю деньги в казино?

– Неужели он солгал? Так искренне выражал обеспокоенность судьбой друга… Просил же его мать ничего не рассказывать, а понаблюдать за сынком! Никому веры нет.

– Кто-то из моих друзей? – хрипнул Десмонд, сердце заколотилось, бросило в жар.

Перед глазами пронеслись лица приятелей: Линда, Элис, Марта, Макс, Дэн, Вилли, Гарри… Ну конечно, черномазый не простил поражения и решил убрать конкурента…

– О, парень, если это клевета, ты будешь сильно расстроен. Впрочем, нет ничего удивительного в том, что лучший друг под стать такой сволочи, как ты.

Десмонда перекосило. Мир рассыпался осколками, земля ушла из-под ног.

– Макс? Неужели это он?

Наверное, вид у Десмонда был такой убитый, что учитель искренне пожалел его.

– Мне жаль. Но я рад, что у тебя нет проблем… впрочем, как посмотреть. Эй, парень? – учитель потряс его. – Только без глупостей, хорошо? Слышишь меня?

Скрипнув зубами, Десмонд кивнул. Марк продолжил, искренне сочувствуя ему:

– Ни один говнюк не стоит того, чтобы вылетать из лучшей школы в штате, так что никаких драк…

– Никаких драк, – повторил Десмонд, и донесся сигнал к началу урока, заканчивая их разговор.

Вернувшись за свой стол, он покосился на Макса, грызущего ручку. Тот думал о Викки, подруге Линды – как приглашает ее в бассейн в надежде развести на секс. Потом мысли переметнулись к теракту ретроградов, отрицающих линзы дополненной реальности, точнее – терактам, которые сотрясли бары нескольких крупнейших городов, где дримеры развиртуализировались. Ни мысли о предательстве и коварных планах относительно лучшего друга.

Каков подлец! Ощутив взгляд Десмонда, он повернул голову, улыбнулся, помахал ему. Пришлось улыбаться в ответ. О предательстве Макс не думал: то ли давно оговорил Десмонда и уже забыл, то ли это все неправда, кто-то что-то неправильно понял.

Еле дотерпев до перемены, Десмонд подошел к Максу и прочел его мысли:

– Что-то странный он какой-то.

– Что случилось, на тебе лица нет?

– Давай выйдем, разговор есть.

Десмонда обдало страхом бывшего друга. Заметались мысли, и снова ни одной – о предательстве, зато проскользнуло, как позавчера Макс захотел пригласить Викки, но пришла Марта, выпила, и он чуть не оприходовал ее. И если бы не этот клуб, пошел бы к дримерам и мог пострадать. Дэн остановился, навострил уши.

– Оба-на! Да они поцапались! Точно из-за шлюхи Марты. Ща будет шоу. Битва титанов прямо. Как бы так посмотреть, чтобы не огрести?

– Да она сама на мне повисла! Прохода не давала, – начал оправдываться Макс, и Десмонд, слушающий мысли, не стал его затыкать. О, сколько он интересного о себе узнал! Что берет не талантом, а нахрапом. Учителя боятся его и завышают баллы. Все его ненавидят, но почему-то боятся, и несправедливо, что ему достается все лучшее, в том числе женщины. Надо же, сколько зависти и дерьма в одном человеке!

Решить вопрос тихо и мирно расхотелось. Пусть однокласснички слушают. Теперь все ясно, и ошибка исключена. Десмонд схватил Макса за грудки и прошипел:

– А теперь расскажи, какого хрена ты оклеветал меня перед Марком? Что я игрок и наркоман?

Вихрем понеслись мысли:

– Отпираться, что не говорил? Так Марк подтвердит. За клевету выгонят из школы. Значит, надо косить под дурачка, тогда никто ничего не докажет. А ударить побоится.

– Я беспокоился о тебе, – проблеял он. – Ты так сильно подсел на ставки…

Десмонд встряхнул его за рубашку – выстрелили оторванные пуговицы.

– Какие, на хрен, ставки? Ты же знаешь, что это ложь!

– Ты сам не свой был, а как тебе помочь? – блеял Макс, уже смелея. – Матери сказать – так ты не простишь…

Все-таки правильно Макс выбрал будущую профессию! Он станет адвокатом дьявола, любого убийцу и маньяка отмажет. Безумно хотелось обрушить кулак на его морду, услышать хруст костей, почувствовать горячую кровь. И бить, бить, бить, вминать кости в череп, пока он не заткнется…

Нельзя. Позже. Месть – блюдо, которое подают холодным. Потому Десмонд разжал кулаки, и Макс плюхнулся на стул под гробовое молчание класса.

– Есть еще тот, кто считает меня наркоманом? Тот, кто так в этом уверен, что стучит учителям, как эта крыса? Тот, кто завидует тому, что мне достаются лучшие женщины, и это несправедливо? Да забирай хоть всех. Гнилье сплошное.

В голове на разные голоса зазвучали мысли – в основном все осуждали Макса, который думал, не настрочить ли на всякий случай письмо, что ему угрожают, но Десмонд разрушил его планы, действуя его же оружием.

– Тут везде камеры, они все зафиксировали. У моей матери чуть не случился сердечный приступ, когда она узнала, что я якобы игроман! И Марк подтвердит, что ты оболгал меня, и это едва не привело к печальным последствиям, а ты знаешь, что за такое бывает.

Десмонд поймал взгляд Пупса, то есть Ника, и прочел в нем сочувствие. Выругался в сердцах и зашагал к выходу, Дэн увязался за ним, Гарри тоже побежал, но Десмонд отмахнулся, чтобы не разочароваться еще и в них.

Весь следующий урок он размышлял над тем, что телепатия на самом деле – проклятие. Думал, что жизнь удалась – ха-ха! Он считал себя счастливым и успешным, думал, что его ценят и уважают в коллективе, а вон как на самом деле! Какие все-таки люди гнилые. Или не все такие, а он, выставив статус критерием отбора, окружил себя моральными уродами?

Он впервые в жизни побоялся сесть в столовой за стол с ребятами, чтобы не подслушать, как они ему завидуют, отправился в свою комнату и заперся там. Вздрогнул, когда в дверь постучали. Камер наблюдения тут не было, потому пришлось спрашивать:

– Кто?

– Линда. Принесла тебе обед. Открой, я оставлю его и уйду.

Не Дэн, не Гарри – Линда. Десмонд вынул ключ-карту, и дверь разблокировалась. Девушка переступила порог, скользнув взглядом по лицу, шагнула к столику и поставила на стол герметичную пластиковую упаковку, положила ложку.

– Нужно быстрее уйти, а то еще подумает – навязываюсь. Ему сейчас больно и точно не до меня.

– Фри и свиная отбивная. Приятного аппетита.

– Линда! – окликнул он, и девушка остановилась в дверном проеме, глянула с сочувствием. – Спасибо.

Ей очень не хотелось, но она захлопнула дверь, улыбнувшись:

– Мне надо бежать.

Линда точно искренна. С ее-то статусом незачем лгать в поисках выгоды.

Без аппетита расправившись с обедом, он собрался как-нибудь отвлечься, но зазвонил телефон, и над его экраном появилась смазливая мордашка Марты. Десмонд выругался, но ответил.

– Любимый, а где мы встречаемся вечером?

– Я тут подумал… Марта, а не шла бы ты на… к Максу. Не звони мне больше.

Только он прервал связь, как прорвался второй вызов, от администрации школы. Механический голос посоветовал ему посетить психолога, иначе «будут приняты меры». Твою мать! Их с Максом ссорой заинтересовались в администрации! Долбанные камеры. Они наверняка есть и в его комнате. Стоит повысить голос, и это тотчас зафиксируется, нужно быть крайне осторожным, а то дадут ему характеристику психически неуравновешенного.

Десмонд уставился на экран, где началась реклама какой-то карточной игры и карты выпрыгивали из темноты: пиковый туз, пиковая девятка, джокер в оранжевом колпаке, с оранжевыми же губами… что за ерунда?!

А потом пошли новости: дым, гарь, чад, тела на носилках, медики, крупным планом – повешенный с вываленным синим языком. Голос репортерши радостно объявил:

– Лицо без гражданства по прозвищу Коккер, организатор теракта и лидер ячейки так называемых безликих, найден сегодня мертвым в собственном трейлере…

Десмонд снова ругнулся – и откуда оно лезет? Надо будет скачать толковый антивирус, а то имеющийся блох не ловит. Это позже, сейчас – к психологу. Покаяться, что вспылил, попросить прощения у Макса, будь он…

Уже в коридоре Десмонда как молнией поразило: Коккер! Неужели тот самый?..