Золотые пилигримы

* * *

Тогда создатель «Русского альянса» действительно был напуган и готов на любые условия ради сохранения своей жизни. Все говорило о том, что с ним как с самостоятельным предпринимателем покончено. За все время своей инвестиционно-рейдерской деятельности Низовцев привык к тому, что все конфликты решались в милицейских кабинетах. Открывались и закрывались уголовные дела на собственников и акционеров, подписывались постановления на обыски и изъятие учредительных и бухгалтерских документов. Подкупленные им судьи из далеких региональных судов выдавали исполнительные листы, находясь от места спора за тысячи километров. После этого молодые хлопцы из забытых Богом городов и сел бескрайней страны, вооруженные арматурой или просто голыми кулаками, выкидывали на улицу неудачливых коммерсантов, перестававших платить прикрывавшим их до сей поры преступным группировкам. Их, конечно, нельзя за это винить. К началу нулевых расплодилось слишком много граждан, напяливших малиновые пиджаки. Оплачивать их комфортную жизнь, с банями, проститутками, подержанными бэхами и черка ми, становилось слишком накладно. Вдобавок они сильно постарели и частенько на призыв съездить «разобраться» просили перебить «стрелу», ссылаясь на необходимость забрать внука или внучку из детского садика. К тому моменту, когда недоучившийся студент экономического вуза вместе со своими ближайшими друзьями и единомышленниками учредил «Русский альянс», людей, вышедших из мест не столь отдаленных, большая часть представителей бизнес-сословия пренебрежительно именовала синяками и полностью списала со счетов. Короче говоря, Игорь Низовцев никак не ожидал каких-либо проблем на своей территории, тем более с этой стороны.

Однажды вечером, вернувшись домой, как обычно, около полуночи, он обнаружил, а вернее, не обнаружил ни ценных вещей, ни долларов, ни рублей, исчезнувших из бог весть как открытого сейфа внушительных размеров. Потери были колоссальны. Но самым страшным была гнетущая атмосфера, витавшая по всей квартире. Обзвонив своих ближайших партнеров и аккуратно закрыв за собой дверь, он поспешил в свой загородный дом, где хранилось много нала и других ценностей в приблизительно таком же по размеру и уровню защиты сейфу. Все четверо прибыли туда почти одновременно и, заехав во двор через открытые дежурным охранником ворота, остановились на площадке перед темневшей в ночи трехэтажной громадиной. Все окна были закрыты, и мужик в камуфляже с сайгой наперевес уверял, что никуда не отлучался и все должно быть спокойно. Облегченно вздохнув и не ожидая подвоха, Низовцев распорядился запереть ворота. Один из его партнеров отобрал у охранника сайгу. Вежливо отстранив мужика в сторону, они поднялись по ступенькам широкой мраморной лестницы. Замки и дверь были закрыты, и через минуту все зашли в гостиную. Низовцев, не снимая ботинок, побежал на этаж, где находился последний бастион его надежды. Увы. Картина повторилась с пугающей точностью.

Еще не представляя до конца глубины разверзающейся у него перед ногами пропасти, словно сумасшедший шаря взглядом по сторонам, он в момент приуныл и шаркающей, безвольной походкой пошел было обратно, когда снизу раздались вскрики и звуки быстро закончившейся борьбы. Наступила тишина. На долю секунды ему даже показалось, что в доме никого нет, но мягкие, крадущиеся шаги и поскрипывание деревянных ступеней винтовой лестницы подсказывали обратное. Паника, словно цунами захлестнувшая волю молодого человека, погнала его к окну, за занавески, но, услышав с улицы чей-то раскатистый хохот, он понял, что замечен и все кончено.

Сколько раз, сидя в своем рабочем кабинете, положив ноги в дорогих туфлях на край письменного стола, он и его друзья выслушивали рассказы бригадиров штурмовых групп, как те болгаркой вскрывали железные двери, за которыми в ужасе от предстоящей расправы прятались неудачники. Как правило, одновременно с этим пара его помощниц, длинноногих девиц в ультракоротких юбках, тут же на машинках пересчитывали стопки шуршащего нала, полученного от продажи очередного захваченного объекта. Всем присутствующим было приятно смаковать подробности издевательств, которым подвергались проигравшие бизнесмены. Красочно и цинично описывались физиологические подробности, особый восторг вызывали истории про мольбы о пощаде со стороны людей, от животного страха потерявших чувство собственного достоинства. Такого ни с кем из хозяев «Русского альянса» случиться, конечно, не могло. Они были из другого теста. Четкие пацаны. Длинноногие секретарши, перематывавшие цветными резинками пачки денег, знали об этом по собственному опыту… Девочкам повезло, что их не было в тот вечер в загородном доме Низовцева.

Получив несколько хороших зуботычин, Игорек предстал перед каким-то сутулым парнем, разглядывавшим его с неподдельным интересом. Не удосужившись представиться, он объявил ему, что жрать в одну харю западло и все забранное у него поступит в общак.

– Но это не все, касатик. Миша Иванов, он мой батрак. Оформи возврат, срок до конца недели. Избегай штрафов. И еще, после того как исполнишь, с тобой встретится наш старший. Понравишься – даст вандаж на работу, – закончил блатной свою короткую речь, не заботясь, видимо, об ответной реакции стоявшего перед ним Низовцева.

Прошло несколько дней после посещения им больничной палаты Миши Иванова и начала процесса по возврату неудачно спиленных активов. Звонок, которого он ждал с непонятным чувством, точно идентифицировать которое у него не получалось, раздался в середине дня. Голос звонившего он узнал сразу и даже не удивился этой манере не здороваться и не представляться. Человек просто сообщил, куда и во сколько ему следует прибыть. Так он попал в сферу влияния Адама Магера.

Подумав и поразмыслив, тот, в свою очередь, оценил хватку и умение вести дела тогда еще совсем молодого паренька. Игорю Низовцеву в ту пору было всего двадцать восемь лет. При этом он сумел собрать команду из профессионалов своего дела и завладеть огромными площадями, часть из которых выгодно продал, а часть сдавал под ретейл. Внешне смирившись со своей участью, Низовцев демонстрировал покорность. Хотя такой пессимистически-мрачный тон описания его положения не совсем соответствовал действительности. Поговорив с ним по душам и обнаружив немало общего в мировоззрении и морали, новый босс оставил ему определенную свободу в делах, и его доходы на пару порядков превышали любые самые смелые фантазии офисного клерка. Связи и уровень проникновения практически во все значимые институты социума группировки, управляемой Адамом Магером, были настолько же существенны, насколько незаметны не включенным в эту сеть индивидуумам. На каждом этаже власти у него находились люди, не просто знакомые по совместному хобби; каждый из членов этой организации отдавал себе отчет в конечной цели любого проводимого им действия. В лицемерных заявлениях связанных с ним чиновников ложь и правда перемешивались в некую золотоносную сыворотку, позволявшую красть всегда и везде, перепродавать краденое и при этом зарабатывать еще больше, умудряясь и здесь облапошить государственную машину, кратно завышая цены и занижая стандарты качества. Междусобойчики, разыгрываемые на бесчисленных конкурсах, плодивших тонны бумаги и гигабайты мусора на цифровых носителях, проходили на ура.

После нескольких безуспешных попыток внедрить Игоря Низовцева в правоохранительные структуры Магеру удалось продвинуть его в корпорацию к Хайруллину на хорошую должность. Такая комбинация потребовала некоторых уступок в других вопросах, но Магер, будучи уверенным в его лояльности и готовности выводить любые суммы денег на зарубежные счета, не поскупился на разменный фонд.

Место заместителя генерального директора в корпорации Хайруллина должно было стать для него трамплином. Подсидеть и слить старого самодура можно было года за два, а если очень постараться, то и побыстрее. После стольких успешных внедрений в трудовые коллективы намеченных им в качестве цели предприятий в голове у Низовцева размещалась своеобразная ЭВМ, способная в кратчайшее время пересчитывать параметры многомерной матрицы и выдавать точнейший результат. Все болевые точки, нестыковки, лидеры противоборствующих стаек, тянущих одеяло на свою сторону, и, конечно же, люди, составляющие реальную опору Хайруллину, помещались им в установленные для них ячейки этого полимерного творения, созданного и бесперебойно функционирующего благодаря его неординарным способностям. За годы, прошедшие с того дня, когда он впервые переступил порог этой могущественной корпорации, коррекции подверглось немало переменных. Сам Низовцев, получив место коммерческого директора, находился в полушаге от того, чтобы войти в ареопаг приближенных к Хайруллину выдвиженцев, составлявших костяк группы, купавшейся в деньгах. Как нередко случается, причиной первой размолвки стала секретарша – cherche la femme^[11], как говорят французы. Самое неприятное было то, что, черной кошкой пробежав между ним и генеральным, Лена не досталась ни тому ни другому.

* * *

Прошло уже несколько лет с тех пор, как она покинула Новосибирск. С той, прошлой, жизнью, сначала похожей на сказку, а потом на кошмар из-за приступов неконтролируемой ревности со стороны человека старше ее на пару десятков лет, Лена распрощалась навсегда. После развода ее бывший муж, с необычной для себя щедростью, обеспечил Лену всем необходимым для уютного переезда. Поводом проявления такого бескорыстия для Петра Алексеевича Гангарта послужил банальный факт отказа его бывшей супруги от любых претензий на его пакеты акций в прибыльных компаниях, разбросанных по всему миру. Воспользовавшись ее страстным желанием разойтись, он вместе со сворой адвокатов и ручным нотариусом обделал все дело к своей выгоде настолько, что ему пришлось скрывать от общества неожиданно нахлынувшую радость. Все предшествующие разводу события представлялись его друзьям и знакомым как череда Лениных измен и распутства. Некоторые нестыковки, особенно в части невозможности показать пальцем ни на одного из любовников, Гангарт обходил пренебрежительно, отмахиваясь своей пухлой ладошкой от нескромных и бередящих раны в его душе вопросов. Поверить во все это было совсем нетрудно. Девушка была молода, и ее незаурядная внешность, способная притягивать к себе не только взгляды, но и разбивать сердца, подливала масла в огонь нелюбви со стороны всех без исключения жен друзей Петра Алексеевича. В большинстве своем сорокалетние дамы, имеющие достаточно средств и времени для ежедневных посещений спа с массажами и косметологами, они с энтузиазмом принялись обсуждать и осуждать молоденькую «профурсетку». В это же самое время мужская половина общества, деля подряды и откаты в своих скромных кабинетах чиновников провинциального калибра, называли Гангарта дураком и клялись друг другу, что они бы такую женщину, как Лена, не упустили.

Сама виновница такой популярности, наконец вздохнув свободно после трех сумрачных лет замужества, должна была решить экзистенциальную проблему переезда. Перед ней открылась тысяча дорог. Париж, Лондон, Нью-Йорк. Ей удалось уговорить свою подругу по университету прокатиться с ней по Европе. Шик отелей и приветливый персонал туристических мест притягивал, словно магнит. Две недели обошлись им в несколько тысяч евро, и при этом без особых излишеств. Конечно, они не остались без внимания любивших «сладенькое» европейских мужчин. Все они были банкирами и бизнесменами, а джинсы и мятые майки носили исключительно из сочувствия к природе. Точку на планах остаться в Европе насовсем поставил совсем уж смешной инцидент, произошедший с ними в Барселоне. Два парня, прицепившиеся к ним на Рамбле^[12], сначала пригласили их в какое-то занюханное кафе, а потом попросили рассчитаться с ними за оказанные эскорт-услуги. Единственным ценным знанием, привезенным из этой поездки, Лене показалась поговорка Barcelona bona cuando bolsa sona^[13].

В сухом остатке выбор для русских девушек там оказывался не слишком обширен: если симпатичная, то есть шанс выйти замуж за истеричного домашнего абьюзера, остановившего свой выбор на славянке из-за их привычки к бесправию. Если к вышеуказанному качеству добавить отсутствие комплексов, то можно в ночной клуб танцовщицей. Ну а если с внешними данными не все в порядке, то уборка или, при хорошем знании языка, продавец в магазине для общения с соотечественниками. Все это показалось Лене неприемлемым, по крайней мере на текущем этапе ее жизни. Вернувшись в Россию и выйдя из автоматических дверей шереметьевского терминала, вдохнув московский воздух, сибирячка с доставшейся от мужа немецкой фамилией определилась с выбором города. Теперь оставалось правильно трудоустроиться, избегая пересудов и кривотолков, всегда возникающих в таких случаях.

«Целомудренна та, которую никто не пожелал^[14]», – повторяла она про себя на собеседовании с Паулиной Фроловной, когда та начала расспрашивать о причинах развода.

Говоря по правде, все давно было решено совсем на другом уровне, и оставшиеся формальности скорее забавляли Лену, чем пугали. В дальнейшем она больше делала вид, чем по-настоящему внимательно выслушивала нудные наставления старой девы, могущество которой никто из многочисленных сотрудников корпорации не собирался оспаривать. Все они прекрасно понимали, что Паулина Фроловна живет на одну зарплату и по большому счету не может позволить себе даже такую мелочь, как лишняя пара французских колготок.

Сегодня Лену можно было назвать счастливой обладательницей двушки в новом доме с подземным паркингом и припаркованным в нем мини-купером – приемистой машинкой с отличным дизайном и не слишком прожорливым движком. Она могла бы и не работать: многие из тех, кто заглядывал к ним в приемную, был бы счастлив взять ее на содержание и оплачивать девичьи капризы. Страна была на подъеме, а в самой корпорации, руководимой железной рукой Ильяса Валентиновича, многие просто перестали считать свои доходы, поручив это частным бухгалтерам, рекрутируемым для такой ответственной и щепетильной миссии из числа дальних родственников бенефициаров.

Пару лет назад Лена познакомилась с Земцовым, человеком, связь с которым сохранилась у нее по сей день. Это были счастливые, невинные времена, когда слово «харассмент» не было известно широкой публике, а уж обижаться на шлепок по попке от проходящего мимо шефа и вообще считалось дурным тоном. В тот день, сидя за письменным столом и бойко барабаня по клавишам пишущей машинки, она с удивлением заметила мужчину, направившегося прямиком в кабинет Хайруллина. Это было необычно и не укладывалось в установленные каноны. Посетители, покорно ожидавшие вызова в приемной, где безраздельно царствовала Паулина Фроловна, перестали шептаться и в каком-то оцепенении переводили взгляды с незнакомца на саму Паулину Фроловну в ожидании ее реакции. Стук клавиш показался всем присутствующим настолько громким, что Лена, вникнув в необычность ситуации, прекратила печатать. В этот момент дверь кабинета распахнулась и на пороге показался сам Ильяс Валентинович с протянутой для приветствия рукой и обворожительной улыбкой, открывающей пару золотых коронок, обычно недоступных для обозрения.

Как только сцена радушного гостеприимства подошла к концу, девушка продолжила свой труд, а Паулина Фроловна, строгим взглядом осмотрев ожидающих, сосредоточилась на панели с телефонными трубками, очевидно ожидая важных указаний. Время замерло. Ничего не происходило довольно долго, и особенно ушлые из просителей и толкачей, поняв, что зря тратят время и получить какие-либо преференции сегодня не удастся, начали вежливо откланиваться. Наконец дверь снова открылась, и единственное, что удалось услышать немногим оставшимся, было: «Провожать меня не надо». Таинственный посетитель остановился перед столом Лены и, не обращая внимания на плебс, сказал ей пару дежурных комплиментов, затем, мельком глянув на наручные часы, спросил, где она живет, и, не дождавшись ответа, предложил подвезти до дома.

Она почувствовала себя полуобнаженной невольницей на рабовладельческом рынке. Паулина Фроловна, не отрывая взгляда от каких-то вздорных приказов, ожидающих своего часа к исполнению, едва заметными движениями головы вправо-влево подавала сигналы к недопустимости принятия предложения. Небезосновательно предположив, что та блюдет ее невинность в интересах большого шефа, который давно и безуспешно пытался всеми правдами и неправдами затащить Лену в постель, она приняла это предложение. Чувствуя взгляды, скользящие по ее фигуре и придирчиво оценивающие ее «интеллект», она прошла к шкафчику, накинула демисезонное пальтишко и, не попрощавшись, выпорхнула за дверь в сопровождении своего нового поклонника.

Будь Хайруллин помоложе, а Низовцев не столь прагматичен, ситуация могла бы стать неконтролируемой. Начало проблем в карьере Низовцева и явное торможение в приближении по-настоящему райских времен он почувствовал еще весной на бельгийской выставке. В душе он проклинал эту Гангарт из-за подозрений, которые в мятущемся сознании раз за разом отвергаемого Хайруллина падали именно на него. Лена интересовала его не больше, чем любой другой источник дополнительных сведений о происходящем в делопроизводстве, о готовящихся приказах и распоряжениях. Покупать ее лояльность ценой своих отношений с генеральным директором Игорь Низовцев был не готов. К сожалению, даже разумным мужчинам не всегда возможно объясниться, особенно если твоему сопернику плотно за шестьдесят и он, как племенной бык, перестает соображать и, вместо того чтобы успокоиться, тычет рогами даже в ни в чем не повинных лошадей^[15].

Привыкший перетасовывать людей, словно карты в колоде, Низовцев до последнего не оставлял надежды на урегулирование этого конфликта. Тогда, в Бельгии, он готов был пойти так далеко, что просчитывал возможность поговорить с Гангарт в приватной обстановке и предложить ей хорошие деньги за ее благосклонность к Хайруллину. К несчастью, все его попытки приблизиться и переговорить были истолкованы как личная заинтересованность. Другие девушки-переводчицы, включенные в делегацию, сумели в своих фантазиях придать необходимую яркость не происходившим на самом деле событиям. Когда Лена Гангарт укатила в отель с американцем, только что пытавшимся навязать им свое оборудование, Низовцев понял, что все кончено и этого ему не простят, теперь уже не как сопернику, а скорее как свидетелю. Тогда он и принял решение выйти из игры. Контракт, предложенный его корпорации американцами Траутвайном и Фишером, был достаточно крупным, денег, если их отправить на правильные счета, могло хватить на пару шикарных жизней, и Низовцев принялся за реализацию плана с удвоенной энергией.

Первым делом ему пришлось связаться с Гансом Гофманом, незаменимым человеком в деле банковских проводок по офшорным схемам. Официально это делалось под предлогом оптимизации налогообложения. Она рассчитывалась элементарно. Низовцев приходил в кабинет финансового директора, человека с безукоризненной репутацией и видом вегетарианца. После обычных приветствий, продолжая жаловаться на пробки и дороговизну работ в автосервисе, он клал на стол листок бумаги с расчетами выгоды от той или иной схемы. Итоговое сальдо обычно равнялось семи- или шестизначным цифрам. Финансист морщил лоб и, крутя ручку с золотым пером, писал чуть ниже еще одну цифру, обычно составлявшую три четверти от исходной, – это была доля Хайруллина и, возможно, того самого Земцова, курировавшего их корпорацию. Дальше все шло как по маслу. С платежами его никогда не торопили, такие вопросы просто не принято было задавать и обсуждать. Каждый прекрасно понимал свою ответственность и последствия неточного исполнения обязательств.

Сегодня после еженедельного совещания, стоя с чашкой черного кофе в руке, Низовцев смотрел в окно своего кабинета, перебирая всевозможные сценарии дальнейшего развития придуманной им финансовой комбинации. За время, прошедшее после неудачи с Ивановым, прошло много лет. Он стал осторожен и подозрителен. Но самым неприятным для него стало открытие, что ему не хватает Магера! Это чувство неожиданно ударило по самолюбию: он почти год праздновал исчезновение блатных из своей жизни. Они пропали с его горизонта так же неожиданно, как и появились. Сначала Низовцев был очень доволен таким поворотом. Вновь обретенная независимость оказалась настолько сладкой, что в первые несколько месяцев он выпил больше водки, чем за всю предыдущую жизнь. Это был по-настоящему праздничный период. Средства, оказавшиеся у него в распоряжении, плюс накопления, собранные за годы успешного рейдерства, сделали Игоря желанным гостем во всех самых модных и дорогих клубах. Конечно, его нельзя было причислить к по-настоящему богатым представителям московской тусовки. Юные отпрыски долларовых миллиардеров считали Низовцева стариком и принимали дружбу только в виде услуг и уступок, категорически не оставляя для него места в высшем свете. Литры водки и обретенная свобода позволяли ему этого не замечать.

Как-то раз он проснулся посреди ночи в каком-то подозрительном пентхаусе и долго бродил по огромному залу, в котором из всей мебели была только кровать. На ней, раскинувшись морской звездой, безмятежно посапывала огромная афроамериканка. Панорамные окна без занавесок наполняли пространство ледяным серебром предрассветного сумрака. Не найдя своей одежды, Игорь намотал вокруг бедер валявшуюся на полу простыню и неуверенной походкой направился к стеклянной лестнице, спускавшейся откуда-то сверху. Ему хотелось вспомнить, как он сюда попал и был ли у него секс. Запоздалое предупреждение о неизлечимости ВИЧ-инфекции взорвалось у него в голове, причиняя неописуемые страдания, удесятеряемые страшным похмельем. Обойдя всю тысячу квадратных метров и не встретив ни единой живой души, он немного успокоился. Единственной проблемой было полное отсутствие его одежды и похмельная амнезия. Отсутствие средств связи с внешним миром подчеркивало нелепость происходящего. Спустившись обратно, он присел на краешек кровати и с любопытством принялся разглядывать представительницу другой расы. Девушка была по-своему красива, даже чрезмерно мощные ягодицы почти не портили общего впечатления. Будить или не будить? Вопрос сейчас состоял именно в этом. Все за и против неоспоримыми аргументами чередовались в голове Низовцева. «Что благородней духом? Свалить отсюда побыстрее и не испытывать судьбу?» – перевод Гамлета в исполнении Пастернака всегда казался ему наиболее поэтичным, тем не менее, учитывая непосредственные обстоятельства, он решился на некоторую вольность в его изложении. Женской одежды, как и его собственной, нигде не наблюдалось. Девушка, скорее всего, была такой же жертвой злой и нелепой шутки, как и он сам. За окном почти рассвело, и последняя звезда исчезла, уступив место кроваво-оранжевой полосе солнечного света, словно бритвой, разрезавшей всю линию горизонта.

«Окна выходят на восток… Где я это слышал?» – спрашивал он себя, обхватив голову двумя руками и монотонно покачиваясь из стороны в сторону.

«Подонок Сивцов!» – догадался Низовцев и дальше уже не волновался.

Саша Сивцов был совсем молодой балбес, сын одного московского тайкуна^[16]. Совсем недавно он хвастался, как они с парочкой таких же обормотов устроили кастинг молоденьких девиц на должность секретаря. За неимением собственного офиса они провели его в пентхаусе, который компания его отца давно и безуспешно пыталась продать. Все детали планировки в точности совпадали с описанием двухэтажной западни для провинциальных дурочек в передаваемых из уст в уста историях о том, как повеселились Саня Сивцов и его друзья…

Мозги рейдера работают не совсем так, как у остальных людей. Это неоспоримый факт. Не прошло и трех минут, как план по отжатию пенты был сформирован и утвержден. Правда, не очень хотелось делиться барышами с продолжавшей посапывать рядом женщиной, но такие меркантильные вопросы, как правило, откладывались им на потом и решались всегда с выгодой для себя.

Этот случай стал поворотным моментом, после которого Игорь вернулся в строй, немного постаревшим и, как следствие, более осторожным человеком. С пентхаусом все прошло как по маслу: когда разъяренный папаша в окружении охраны прибыл на разборки, его встретил немолодой уже адвокат в очках и с бабочкой. Его клиентка, нубийка по происхождению и россиянка по паспорту, предъявила бумаги, прошедшие все необходимые процедуры регистрации. Расчет, произведенный в наличных долларах между ней и Сашей Сивцовым, вызывал определенные сомнения, но к этому моменту на несчастного юношу свалилось столько невзгод, что старший Сивцов, почувствовав запах жареного, предпочел отступить.

Схема Низовцева была проста и изящна: купив за копейки персональные данные у охраны здания, он собрал пул из нескольких десятков девиц, готовых предъявить обвинения веселой компании молодых пижонов, пригласивших их на кастинг и вымутивших в итоге бесплатный секс. Достичь договоренностей с девицами, опасавшимися мщения со стороны богатеев, стоило несколько дороже, чем все остальные манипуляции, но вырученные деньги от продажи отжатого имущества на несколько порядков превысили вложения.

Недвижимость, недвижимость. Старый добрый квартирный вопрос. Как ни гнал Игорь от себя эту мысль, раз за разом ведущую к Магеру, другого способа разрулить все более запутывающуюся ситуацию с брюссельским контрактом и дать защиту от молоха, готового его раздавить, он придумать не мог. Звонить Иванову сейчас казалось особенно неприятным. Все, отметенное у него «Русским альянсом», пришлось вернуть и заплатить неустойки и компенсации. По любым понятиям это было неправильно. Его команда играла честно, если можно применить такое слово к имущественным вопросам. В первой половине нулевых позиции криминальных авторитетов сильно пошатнулись. «Русский альянс» и схожие с ним инвесторы не разбирались, есть или нет бандитская крыша у их жертвы. Если посмотреть на проблему детально, эти инвестиционные компании скорее восстанавливали справедливость, смещая директоров, присвоивших себе право руководить предприятиями, не считаясь с интересами остальных акционеров. В более глобальном масштабе именно их действия дали бизнесу толчок для выхода на белую отчетность и, как следствие, подтолкнули его владельцев к налоговым платежам. О существовании Софьи Михайловны Ивановой как связующего звена между самим Ивановым и наехавшей на него группировкой он не знал до сих пор. Ему просто никто не потрудился об этом сообщить. Да это сейчас и не имело особого значения. Сейчас ему нужен был Магер с его полным отсутствием пиетета перед чиновниками любого калибра. По его мнению, трех лет, прошедших с его исчезновения, было вполне достаточно для закрытия любых вопросов. Еще раз оценив все за и против, он скрепя сердце отложил трубку в сторону и не стал набирать номер Миши Иванова. В запасе была еще парочка банкиров, специализировавшихся на обнальных схемах. До окончания консультаций с ними Игорь Низовцев решил повременить.

* * *

Москва, Россия. Ноябрь 2012 года

Клубный дом, где жил Земцов, располагался недалеко от метро «Кропоткинская» – в новом модном районе старой Москвы. Добраться туда можно было как на такси, так и на метро. Лена посмотрела в окно: вся улица была забита автомобилями, чуть дальше красным светом горела буква М, и к ней с разных сторон тянулась нескончаемая цепочка людей, одетых в темные пуховики. Решив, что настроение можно испортить любым общественным транспортом, она решила пройтись пешком, тем более что расстояние между офисом корпорации и квартирой, где обитал один из небожителей, было совсем небольшим.

Назвать Виктора Павловича Земцова человеком средних лет можно было с большой натяжкой. По паспорту, да и по физиологическим процессам, протекающим в его организме, он стопроцентно попадал в категорию более преклонного возраста. Все это не мешало ему оставаться страстным ценителем женской красоты. Несмотря на свой возраст и отнюдь не сексапильную внешность, он почти никогда не опускался до услуг платного сектора такого вида утех. Нет, нет и нет. Виктор Павлович с усердием и сноровкой снежного барса выискивал себе добычу в подотчетных его ведомству учреждениях и организациях любых форм собственности. Как в седые времена, он увлекал за собой очередную наложницу из приемной проштрафившегося лиходея в обмен на индульгенцию и право еще год-другой оставаться на кормлении и по способностям, и по потребностям. Несколько лет назад он перешел с «Виагры» на прямые инъекции в свой многострадальный пенис. Сейчас, встречая Лену на пороге своей холостяцкой квартиры, он тревожно теребил короткий шприц, спрятанный в левом кармане его длинного махрового халата. Проводить эти манипуляции заранее он опасался, так как в последнее время девицы норовили ускользнуть из его объятий в самый последний момент, и в одиночестве ему нелегко было справиться с нахлынувшими чувствами.

Лена должна была занять в его жизни такое же место, как и множество других, но совершенно неожиданно для него их отношения не прервались и продолжали развиваться. При этом она не брала у него денег ни под каким предлогом. Конечно, были подарки, и довольно дорогие, но Земцов прекрасно понимал, что большинство девушек с ее внешностью, безусловно, попытались бы раскрутить его на нечто более существенное. Одним словом, он все сильнее привязывался к ней, прощая мелкие капризы и категорический отказ жить под одной крышей.

Повесив пальто на вешалку, Лена прошла в гостиную, достала из сумки папку с бумагами и положила ее на стол. Вообще-то, старый донжуан имел правило не встречаться вот так запросто со своими подругами, если они сами звонили ему и предлагали срочно повидаться. Ничего хорошего это не сулило. Обменять услугу на услугу обычно не удавалось. Приходили просить за мужей, детей и более дальних родичей. Самым неприятным было, когда просили взаймы, ибо он знал заранее и наверняка, что при любом его решении это будет их последняя встреча. Лена была исключением. После их первого свидания многие даже стали шептаться, что право первой ночи вскоре будет совсем отменено и можно будет перестать прятать смазливеньких секретарш, заменяя их дорогущими эскортницами в дни визитов его сиятельства.

– Я пришла по делу, – выпалила она скороговоркой и, видя, как помрачнело его лицо, присела на краешек дивана, демонстрируя свои коленки, способные вернуть к жизни даже смертельно больного.