Read the book: «Великокняжеский вояж. Том IV»

Глава 1

– Как вы смотрите на то, тетушка, чтобы я посетил заводы Демидова да вообще посмотрел, как на Урале дела ведутся? – ну вот, я справился, спросил и достаточно небрежно это сделал, можно гордиться собой.

Блямс! Вилка Елизаветы упала прямо на тарелку, причем бросили ее с такой силой, что хрупкий фарфор только чудом выдержал и не разлетелся на куски.

– Почему тебя так заинтересовали эти заводы, Петруша? Неужели ты сможешь понять, как там все устроено, лучше, чем это сделает доверенный человек? Я могу попросить Алексея Григорьевича все выяснить, да ты своего Гюнтера с ним можешь направить, – я поднял глаза и встретил пристальный взгляд тетки, которым она буквально прожигала меня насквозь, в то время, как ее голос звучал абсолютно спокойно. Молодец, наконец-то, научилась держать себя в руках и не выставлять на посмешище. Я покосился на вилку, лежащую на тарелке. Почти научилась. Но уже куда лучше, чем в первый год нашего знакомства, когда она совершенно не скрывала эмоций. Что только ее больничные дни стоили. Хотя, для меня было весьма странно наблюдать такую эмоциональность, учитывая, что Елизавета все-таки не малолетняя дурочка и всю жизнь провела в гадюшнике, под названием императорский двор, называя его своим домом.

– Потому что я хочу провести там определенные преобразования, но не смогу этого сделать правильно, если не буду видеть все воочию. И да, я вполне могу разобраться как работает там все, включая работу механизмов. Вы же сами признали, тетушка, что за свои художества Демидовы достойны любого наказания, а также заверили меня, что это наказание я определю сам. Демидовы же в свою очередь согласились с вашим решением, и обещали хорошо себя вести и не возражать. К тому же все преобразования будут проводиться за их счет. Казна от этого только выиграет.

– Я прекрасно помню, какое решение я приняла, и не собираюсь от него отказываться, потому что не считаю его неправильным, – Елизавета подняла злополучную вилку и принялась вертеть ее в руке. – Но я не понимаю, зачем тебе самому туда ехать, подвергая свою жизнь и здоровье совершенно ненужной опасности.

– То есть, вы хотите сказать, что, путешествуя по Российской империи я могу подвергаться опасности? – я прищурился, продолжая свою игру в гляделки с теткой. Сегодня мы ужинали наедине, потому что Разумовский куда-то уехал по делам, а какого-то нового фаворита у Елизаветы пока не наблюдалось.

– Разумеется, я не хочу этого сказать, – она тут же дала заднюю. – Хорошо, я подумаю над твоим предложением. В любом случае, эта поездка состоится не ранее, чем пройдет твое обручение, и при условии, что не случится каких-нибудь сдвигов в делах с этим выскочкой королем Фридрихом, – она поджала губы и, не глядя, протянула руку с бокалом назад. Подбежавший слуга тут же щедро плеснул в него вина, а подоспевший бледный юноша с возвышенным лицом поэта, припал к бокалу, делая из него крохотный глоток. Меня передернуло. Пусть уж лучше траванут, чем за спиной будет стоять вот такой вот анализатор ядов.

– Кстати, что там насчет Саксонии? Есть какие-то подвижки? – я вернулся к прерванному ужину, потому что действительно жрать хотел. Не так давно вернулся из Ораниенбаума, где все подготовительные работы, наконец-то, завершились и оставалось лишь провести непосредственно ремонт, но с этим справится и бурчащий Растрелли, которого я за шкирку притащил на мою стройку и приказал что-нибудь с этим сделать, учитывая наличие множества разных новых элементов в виде труб разного диаметра, которыми дворец был буквально напичкан.

– Пока нет, – Елизавета отпила вина и слегка наклонилась, чтобы положить себе мяса с горошком. Когда мы ужинали наедине, она предпочитала ограничивать количество слуг. С одной стороны, это заставляло совершать некоторые самостоятельные действия, например, самой накладывать себе еду. С другой же… Я с трудом оторвал взгляд от груди, которая, казалось вывалится из декольте, когда императрица слегка наклонилась. Что ни говори, а формы у тетки охренительные. Вот только зачем так демонстрировать их родному племяннику? Этот вопрос у меня, похоже, навсегда останется без ответа. – Фридрих успокоился, захватив Саксонию, и теперь они видите ли не знают, что делать, – она фыркнула, напомнив мне мою кошку. – Август, скотина, открестился от проблемы, отдав эту завоеванную область в качестве приданного Мари. Но, ваша свадьба еще не состоялась, так что считать Саксонию захваченной территорией Российской империи преждевременно. Но тогда вроде бы Австрия должна уже вмешаться. Но Мария-Терезия тянет, потому что свадьба все равно состоится, как только вам исполнится семнадцать и наши попы перестанут изображать из себя праведников и уже поженят вас, наконец, – Елизавета раздраженно скомкала салфетку, которую в этот момент подносила ко рту. Это было для нее больной темой, потому что Синод уперся и не в какую не желал ради нас с Марией пойти на исключение и сыграть свадьбу пораньше. – А в этом случае можно и в дипломатию поиграть.

– А разве Австрия не должна и нам всячески содействовать, согласно договоренностям? – я, подумав, тоже положил себе мяса.

– Австрия должна оказывать нам всяческое содействие в том случае, если на нас нападут! А Фридрих на нас не нападет. Он хоть авантюрист и выскочка, но не идиот, – и Елизавета швырнула салфетку на стол.

Вообще, похоже, что Фридрих сам офигел от такой подставы со стороны Августа, только этим можно объяснить тот факт, что, захватив Саксонию и оставив там армию, сам он свалил в Берлин и теперь не отсвечивал. Ситуация сложилась та еще: мы не могли наехать на Пруссию и потребовать отдать свое добро, потому что, чисто номинально это еще не наше добро. Австрия мяла титьки, пытаясь всеми силами избежать нового столкновения с Фридрихом, который уже оттяпал у Марии-Терезии часть территорий.

Император же Священной Римской империи смотрел на всех нас выпученными глазами и пытался понять, что вообще происходит. К тому же на него наседал один из Шумиловых, требуя немедленно подписать документы по Гольштинии.

В общем, весело было абсолютно всем. Всем, кроме меня, потому что меня это бесконечное ожидание задолбало до такой степени, что я однажды утром отбросил все свои попытки подстроиться под местных и полностью им соответствовать. Хватит. Баста. Хоть моему телу и немного лет, разуму-то уже тридцать семь стукнуло, если учитывать те годы, что я провел здесь.

Так что, после очередной тягомотной и напыщенной беседы с теткой, которая тоже титьки мяла и никак не могла решить, что делать с Демидовыми, потому что, вроде бы с ними нельзя ничего делать, ибо их заводы очень важны для России, я не сдержался, и у нас произошла впервые очень бурная дискуссия. Ох, и наговорили же мы друг другу гадостей в тот раз, мама дорогая.

Хорошо еще ума хватило выпереть всех слуг и орать друг на друга в ламповой интимной обстановке. А вообще тетушка у меня огонь! Она, кстати, после этого случая изменила свою манеру поведения окончательно, становясь реально довольно жесткой императрицей, на радость мне, честно говоря. Потому что жесткий правитель в это время – это хороший правитель, а я, как ни крути, на роль правителя пока вообще никак не тяну, ни в каком своём состоянии, потому что все еще не разбираюсь в миллионе нюансов, вроде этой дикой ситуации с Саксонией.

Саксонцы, кстати, тоже немного охренели от подобных заскоков. Но у них проблема другого плана, они вообще не могут разобраться, кто у них главный, и кому они налоги должны платить.

– Скажите, тетушка, а девушки вообще домой собираются? Или их папаши уже смирились с мыслью, что императрицами им в итоге не стать, поэтому отдали приказ найти здесь у нас женихов породовитие? – после недолгого перерыва, во время которого мы доели мясо и теперь я накладывал себе картошки, которая в обязательном порядке стояла на столе.

– Это тебе лучше знать, – чопорно ответила Елизавета, поджимая губы. – Тайная канцелярия в твоем ведомстве.

– Да, надо бы Воронцова загрузить, а то похоже, все расслабились больно, пока я последние технические детали в Ораниенбауме доделывал, – Воронцов отвечал за внешнюю разведку. Я уже успел оценить его ум и амбициозность, также, как и то, что он ненавидел Бестужева, с которым у меня ну вообще не сложилось, от слова «совсем». Да и вообще, нужно было сделать первый срез в работе обновленной Тайной канцелярии, как раз первый квартал подходит к концу.

– Эти твои словечки, Петруша, часто ставят меня в тупик, – Елизавета дотронулась до моей руки и слегка наклонилась в мою сторону. А судя по непонятному выражению, застывшему в ее глазах, я бы сказал… черт, я бы сказал, что сейчас, когда я практически перестал фильтровать свою речь, и у меня часто вырывались вроде бы и знакомые, но не применяемые к тем или иным процессам и событиям слова… я протер внезапно вспотевший лоб. У меня сложилось стойкое ощущение, что ее это заводит. Стараясь не глазеть в декольте, глубже которого я еще не видел ни разу, и стараясь не вспоминать про Ваньку Шувалова, являющегося моим ровесником, который как раз в этот момент помогал Криббе свести дебет с кредитом по акциям, а также напомнив себе, что слово «инцест» звучит наиболее отвратительно, когда его начинаешь рассматривать применительно к себе, я, улыбнувшись, ответил.

– Вы просто начали забывать, тетушка, что я родился не в России. И хоть я полностью осознаю себя русским, и всем сердцем полюбил эту необыкновенную страну, с языком у меня иногда возникают определенные проблемы, и я пытаюсь подобрать слова, наиболее подходящие, если какое-то выпало из моей памяти, – к счастью, эта отмазка всегда прокатывала. Особенно, учитывая тот факт, что мне, наконец-то, удалось практически полностью избавиться от немецкого акцента. Но мои новоделы все равно ее заводят, надо бы снова начать контролировать себя, от греха подальше.

– А скажи, Петрушенька, зачем тебе были такие сложности со всеми этими трубами в Ораниенбауме? – Елизавета выпрямилась и ужин продолжился. Я же сжал в руке вилку. Чисто рефлекторный жест, который у меня, похоже, никуда не денется пока мне будут напоминать эти проклятые трубы, которые были одной из первопричин моего «резкого взросления». Даже вспоминать не хочется, сколько нервов я убил, но, в результате мне удалось наладить в поместье неплохую систему канализации, с отстойником, заложенными рядышком селитряницами и системой отопления.

– Я хочу, чтобы в моих комнатах если и был камин, то большой и для красоты, а не для тепла. Потому что мне до смерти надоело, когда ко мне могут и посредине ночи вломиться, чтобы поверить печь. А если я буду в этот момент с женой? Лично я не хочу, чтобы у меня пропал настрой, и Российская империя еще долго оставалась без наследника. – В ответ Елизавета только хмыкнула. – Так как, девушки еще долго будут гостить, вместе со своими не в меру резвыми родственниками?

– Ну, я же не могу их выгнать, – она улыбнулась. – Это будет конфуз и совсем не вежливо. Кстати, а Георг Гольштейн-Готторпский со своей очаровательной супругой еще долго будут в ссылке пребывать? – как бы невзначай добавила она.

– Пока Луиза-Ульрика не объявит, что они скоро стану счастливыми родителями. Хочу, чтобы между мною и Шведским троном стояло как можно больше прелестных карапузов, ведь такая очаровательная дама, как Луиза-Ульрика не может произвести на свет не очаровательных карапузов, верно? – я старательно растянул губы в улыбке, хотя, если бы я точно знал, что мне ничего за это не будет, то предпочел бы придушить очаровательную Луизу, с которой, я просто чувствовал, мне еще предстоит хлебнуть геморроя. – Ничего не поменялось? Завтра мне вернут Марию? – я в упор посмотрел на Елизавету.

– А ты действительно заинтересован в этой девочке, – задумчиво проговорила тетка. – Хотя я бы предпочла видеть рядом с тобой кого-то более сильного, ту же Луизу-Ульрику.

– Мари гораздо сильнее, чем вы думаете, тетушка. Просто она прекрасно воспитана, чем… некоторые. И да, я в ней заинтересован. Кстати, прекратите интересоваться у слуг моими предполагаемыми любовницами.

– Откуда ты…

– Я фактически шеф Тайной канцелярии, – я вернул ей улыбку. – К тому же по состоянию моих простыней, вам любая прачка скажет, что я себе скоро обе руки сотру в кровь, но постараюсь сохранить верность, – последнюю фразу я пробурчал малоразборчиво, и очень тихо, чтобы тетка не смогла ее разобрать.

– Что ты сказал, Петруша? Я не расслышала, – Елизавета нахмурилась.

– Я говорю, – проглотив кусок, который в этот момент пережевывал, я начал говорить более внятно, – что Мари стоит того, чтобы не размениваться на кого-то другого.

– Я понимаю, и весьма хвалю. Вот только, Петр, а хватит ли тебе сил сдержаться и не соблазнить девочку до свадьбы? – она поджала губы. Охренительно доверительный между нами разговор. Я в шоке. По-моему, наши отношения вышли на новый уровень.

– Ну вот и увидим, – скомкав салфетку, я поднялся. – Прошу меня простить, тетушка, но меня ждут дела, которые я хотел бы доделать именно сегодня, чтобы завтра полностью посвятить себя своей невесте. – Она подала мне руку, которую я поцеловал, прикоснувшись губами к пальчикам. После этого поклонился и быстро вышел из малой столовой.

– Ваше высочество, – ко мне подошел Румянцев. – Криббе закончил. Хотел уже Шувалова послать, то я его предупредил, что Ваньку по вашему приказу к государыне без весомой причины не подпускать, и вызвался сам сбегать.

– Ну, на слишком спешащего ты вроде бы не похож, – я медленно оглядел его, стараясь немного успокоиться.

– Что, так плохо? – Петька, гад так сочувственно на меня посмотрел, что захотелось грязно выругаться.

– Когда Разумовский приедет? Без него эти ужины похожи на беготню по полю брани, когда по тебе пушки стреляют, – я вздохнул. – Когда-нибудь это не доведет до добра, вот, помяни мое слово.

– Ничего, завтра ее высочество приедет, и, скорее всего, ужинать вы станете втроем или вчетвером, – успокоил меня Румянцев. Я покосился на него, продолжая идти к своему крылу. – Ломоносов с Эйлером приходили, кучу чертежей притащили, просили посмотреть, проекты будущего университетского городка.

– Они учли наличие воинского подразделения? – помассировал висок. Все-таки ужины с Елизаветой меня напрягали. Она как энергетический вампир тянула из меня энергию. После них я часто сваливался с мигренью. А может быть дело в духоте, кондиционеров пока не придумали, а окна открывали для проветривания крайне редко.

– Говорят, учли, а планы я не смотрел, – Румянцев пожал плечами. – Вообще, по-моему, университеты в каждом крупном городе должны быть. А то, вон, даже в Киле есть, а у нас? И преподавать там должны на русском языке. – Я с удивлением посмотрел на Петьку, который не ждал ответа, просто высказывал свое мнение. Не ожидал от него, только не от него, которого выгнали из всех более-менее приличных заведений Европы, да и России тоже. – Ненавижу латынь. Почему я должен что-то учить на латыни?

– Полагаю, это был риторический вопрос, – пробормотал я, заходя в кабинет. Петька за мной не пошел, оставшись в небольшой комнатке перед кабинетом. Краем глаза я увидел, как он заваливается на диванчик и берет со столика нечто, напоминающее карту, которую, похоже, изучал, прежде чем «побежать» ко мне.

Криббе сидел за моим столом, но со стороны посетителей, а Шувалов мялся рядом. Олсуфьев в это время занимал кресло и просматривал какие-то бумаги. Идиллия просто.

– Ну, что получилось? – когда Криббе вернулся и рассказал про свои приключения, я запретил ему пока отлучаться от моей персоны, во избежание. Как оказалось, потерять Гюнтера я все еще пока был не готов. Сам Криббе принял мой приказ философски, просто пожав плечами.

– Получилось, что на сегодняшний день ваше высочество владеет двумя тысячами двадцатью семью акциями Голландской Ост-Индской компании, – отрапортовал Шувалов, с любопытством поглядывая на меня. Никто из присутствующих пока не мог точно сказать, что я собираюсь с ними делать, поэтому все трое изнывали от любопытства. – Оставшиеся сто акций принадлежат Гудзонам, а вы запретили что-то покупать и даже намекать на возможность подобной покупки, если она касается одного из владельцев.

– Отлично, – я потер руки. – Гюнтер, кто-нибудь может связать все эти акции с тобой или мной?

– Нет, – Криббе покачал головой. – Тем более, что я покупал не все, не сразу и не у всех. Я только предоставлял имена в посольство, как вы и просили, ваше высочество. Но многие владельцы кораблей, с которыми вы заключили договора на поставку пеньки и дегтя, знают, что у вас осело не слишком впечатляюще количество акций.

– Это нормально, – я кивнул. – Насчет той оставшейся сотни, забудьте. Даже, если они у Гудзонов, свою знаменитую сделку этот ушлый парень заключил явно от имени компании, а значит, Нью-Амстердам – это всего лишь торговая фактория, по крайней мере, пока, – я нахмурился, пытаясь вспомнить, когда этот остров захапают англичане. Вспоминалось плохо, поэтому я махнул рукой. Ладно, если еще не захапали, пойдет как бонус. – Условия не изменились? Дивиденды с пришедших с грузом кораблей выплачивают исключительно деньгами? – Криббе кивнул.

– Да, но там условия имеются, что держатель акций должен еще как-то финансировать или каким-то другим способом помогать оснастить корабль, только в этом случае с данного корабля он получит дивиденды, – Криббе невольно нахмурился.

– А сама компания, как и Банк Амстердама выступают гарантом? – Криббе снова кивнул, я же потер руки. Интересно, а, если сработает, я смогу воспользоваться подобной схемой для чего-то еще? Вряд ли, такие штуки только раз прокатывают, но, ладно, в самом паршивом случае деньги вложенные отобью с процентами.

– Но как же озвученное мною условие, ваше высочество? – все нахмурившись, спросил Криббе.

– Гюнтер, если половина команды на пяти вышедших недавно из портов кораблей и направляющиеся к разным факториям это малый вклад, который я вложил в оснащение, то я даже не знаю, что можно назвать большим, – я развел руками и улыбнулся.

– О-о-о, – только и протянул Криббе, уставясь на своего молодого господина, которого все еще считал подопечным. До него начал доходить весь смысл этой… этого… Криббе даже не мог слова подобрать, чтобы как-то обозначить всю суть того, что начало закручиваться на его глазах. Ван Вен чувствует, что что-то со сделкой между владельцами акций и русским Великим князем – не то. Очень сильно не то. Но, он не может понять, потому что не видит картины в целом. Ведь, если не брать в расчет две тысячи акций, моряков, смешные цены, выставленные Петром, это был один расклад, а вот если к этому присовокупить эти чертовы акции, то расклад очень сильно меняется, практически кардинально. Но, опять же не совсем понятно, откуда ждать следующего удара.

– А теперь начинается этап, который я ненавижу всеми фибрами души, – я скривился. – Сейчас мы будем ждать, когда корабли вернутся с товаром в Амстердам. Полагаю, что это произойдет не раньше, чем полтора-два года?

– Да, приблизительно так, – кивнул Криббе.

– Надеюсь, что к тому времени что-нибудь уже решат с Саксонией, – насколько я понял, основная проблема заключалась в том, что Август не просил нас как-то помочь с пока что его захваченным регионом, потому что мирный договор не был заключен и Саксония официально все еще принадлежала ему. А также он не позволял армии Российской империи пройти через Польшу и расположиться поближе к границе до того момента, как священник объявить Марию моей женой. Вот тогда опять чисто на бумаге Саксония уйдет в качестве приданного Российской империи, и мы сможем с чистой совестью атаковать. Вот только сдается мне почему-то, что именно проблема с переброской армии, вот что будет перед нами маячить на постоянной основе, неважно в каком статусе будет пребывать эта чертова Саксония Шредингера.

– Ваше высочество, – Олсуфьев поднялся из своего кресла, в которое он снова упал, после того, как приветствовал мое появление. – Вы будете просматривать планы, принесенные господами Ломоносовым и Эйлером?

– Конечно буду, – я расстегнул камзол, подумал и вовсе снял. Хотя с него уже срезали и убрали все лишние и он даже снабдился несколькими карманами, работать в нем все еще было сложно. Повесив камзол на спинку кресла, я сел за стол, приготовившись к кропотливой работе. Уж в чем-чем, а в чертежах, планах и разных схемах я разбирался, даже, если это были не планы прохождения труб. – Никто не знает, чем Петька Румянцев занимается, валяясь на диване, прямо перед этой дверью, – я кивнул на входную дверь.

– Он изучает карты Саксонии, ваше высочество, – быстро ответил Шувалов.

– Зачем? – я даже отложил в сторону первый план, удивленно посмотрев на Ваньку.

– Говорит, что просто так, на всякий случай, – развел руками Шувалов.

– Я с него дурею иногда, – махнув рукой, я схватил отложенный в сторонку план и приступил к его детальному изучению. Надо сегодня обязательно закончить текучку, чтобы завтрашний день действительно посвятить Марии. Прислушавшись к себе, я хмыкнул, никогда бы не подумал, что могу так сильно по ней соскучиться.