О чем молчат бирюзовые реки. Книга вторая

Лыжники – булыжники

В пятом классе по настоянию брата мне пришлось записаться в лыжную секцию при школе, хотя спортивная гимнастика привлекала гораздо больше.

– Нинка, гимнастикой заниматься надо не с двенадцати лет, а с пелёнок, – смеялся Олег. – И где бы мы тебе в тайге гимнастику нашли?

Это была правда. Большой спорт, о котором я так мечтала, в глухом посёлке был недоступен. Олег тоже грезил спортом и в городе записался в секцию бокса. Часто с тренировок он приезжал с разбитым носом или с огромным синяком под глазом.

– Нинка, спорт воспитывает человека, – размышлял Олег, прикладывая мокрое полотенце к разбитому носу, – делает его выносливым и закалённым. Видишь, я уже выносливым становлюсь. Зимой на первые соревнования поедем.

– Поедешь, поедешь, – тихо говорила я, – если окончательно нос не доломают….

– Я, может быть, мастером спорта хочу стать, – с этими словами он запрокинул голову назад. – Мама, у нас есть что-нибудь холодненькое? Болит очень…

С того времени, приезжая с учёбы, я ставила портфель дома, обедала, и через сорок минут возвращалась в школу на лыжную секцию. Школьный тренер, Юрий Иванович, выстроив нас перед лыжной базой в ряд, весело приветствовал:

– Ну что, пехота, все в сборе? Сейчас лёгкая пробежка пять километров по лесу, затем разминка и силовые упражнения. Всем понятно?

Мы толпой бежали по лесной просеке, поднимаясь на освещённую осенними лучами поляну, останавливались, тяжело дыша, делали разминку, отжимались и бежали дальше. На вечернем автобусе я возвращалась домой, делала уроки и без сил валилась в кровать. Утром всё повторялось: школьный автобус, уроки, обед, тренировка, снова автобус, ужин, постель. Через год я нажимала пальцем на живот и чувствовала, что он становится твёрдым. «Это пресс», – думала я. Твёрдыми становились и мышцы на ногах: напрягая икру или бедро, я видела приятные изгибы своего тела, всё время тыкала в них пальцем и удивлялась: «Надо же, какие красивые у человека могут быть мышцы». К зиме я получила старенькую пару деревянных лыж, ботинки и дюралевые палочки. Я довольно сносно бегала на лыжах, выигрывая соревнования среди ребят из секции, а в классе мои результаты радовали нашего физрука, Сергея Афонасьевича.

– Ну, Моськина, молоток! – радостно восклицал «Афоня». – Снова первая прибежала!

Мне этот факт очень нравился, и уже через год я стала выступать на городских соревнованиях, защищая честь школы. Грамоты складывались одна на другую – для меня это была самая высокая награда.

– Ну что, чайники, – обращался к нам Юрий Иванович. – Сегодня силовая тренировка: качаем пресс, отжимаемся, приседаем.

И, взяв секундомер, добавил:

– Начинаем с бойцов!

Отжималась я больше всех ребят, сто раз. Руки дрожали, лицо краснело, как помидор, на сотый раз я упала животом на траву.

– Всё, Юрий Иваныч. Не могу…

– Ладно, на первый раз хватит. Теперь пресс.

Я легла спиной на разложенную шерстяную олимпийку, Наташка села мне на кеды, я завела руки за голову, и тренер начал считать:

– Один, два… Тридцать, тридцать один… Восемьдесят девять, девяносто… Сто семьдесят три… Двести двадцать пять…

– Не могу больше! – закряхтела я и откинула руки в стороны.

– Хорошо, – сказал довольный тренер. – Вставай, Моськина. Но можешь больше.

В другой раз мы бежали кросс на скорость. Перед началом контрольной тренировки тренер объявил:

– Ребята, у нас появились две пары почти новых пластиковых лыж. Я долго думал, кому их отдать? И решил, что получит их сегодня тот, кто первым пробежит кросс. Думаю, это справедливо.

Бегать я терпеть не могла, ноги не слушались меня, и лыжи оставались несбыточной мечтой… Мысленно я всех обгоняла, на деле же плелась самая последняя.

– Моськина, ускорься! – орал Юрий Иванович. – Чего ты плетёшься, как курица полудохлая?

Мне его крики никак не помогали. Дыхание сбивалось, ноги обмякали, плечи дрожали, я последняя пересекала финишную черту и без сил свалилась в густую траву.

– Так, – подводил итоги тренер, глядя в мою сторону. – Почти все, за исключением некоторых, показали неплохие результаты. Сегодня первыми пришли Марина Яковлева и Саша Зиновьев. Молодцы! Они-то и получают обновку.

Он вынес из-за стены две пары лёгких пластиковых лыж.

– Юрий Иваныч, – после кросса, подойдя к нему, спросила я, – я ведь отлично бегаю на лыжах, почему мне они не достались?

Тренер посмотрел на меня хитрыми глазами и ответил своей коронной фразой:

– Молодо выглядишь, Моськина. Подрасти сначала.

И я росла.

Какое жаркое лето стоит на Алтае! Солнце печёт даже сквозь кроны деревьев, между которых мы по лесной просеке бежим на летних школьных сборах. Соль проступает у самой переносицы, жутко хочется пить, во рту пересыхает так, что язык прилипает к нёбу.

– Так, чайники, а теперь то же самое, только с лыжными палками!

Мы, кучка измождённых подростков в спортивных трусах и майках, отталкиваясь лыжными палками, забегаем на самый верх крутого склона, затем медленно спускаемся и снова забегаем. В висках бешено стучит кровь, майка прилипает к горячей спине, и только мысль, что это скоро наконец закончится, успокаивает нас.

– Ну, что, пехота? Смотрю на вас – сердце радуется! К спортивному лагерю готовы?

– Готовы… – безрадостно ответили мы.

– Тогда пакуйте чемоданы, и через два дня жду вас у школы, в девять тридцать автобус. Лагерь «Солнечный» готов нас принять на вторую смену. Мы ещё покажем с вами, кто такие лыжники девятой школы!

– Лыжники-булыжники… – послышалось из толпы, и мы весело рассмеялись.

Спортивный лагерь

Большой комфортабельный автобус выехал из города и повёз нас по широкому Чуйскому тракту в сторону пионерского лагеря «Солнечный», расположенного в сосновом лесу недалеко от шумной бирюзовой Катуни. Эта удивительно красивая река, как дорогой алмаз, по всему течению огранена горными голубыми вершинами. Беря свои истоки у самой Белухи, течёт госпожа Катунь до самого Бийска, сливаясь с красавицей Бией.

Выйдя из автобуса, мы потащили свои тяжёлые чемоданы через входные ворота лагеря вдоль огромного бассейна и танцевальной площадки.

– Ребята, наш отряд четвёртый, всем понятно? – громко кричал Юрий Иванович. – Размещаемся, и строевым шагом в столовую! После обеда я расскажу вам о наших планах на смену.

Мы вереницей пошли по узкой тропинке к месту нашего временного проживания. Длинный корпус располагался в самом отдалённом от центра месте окнами в лес и состоял из просторной веранды и двух светлых комнат по пятнадцать коек в каждой. Наспех разложив вещи на стульях и развесив платья на кроватных спинках, мы понеслись на обед. Настроение было взволнованное. Сколько красивых девчонок в ярких платьях и сарафанах, мальчишек в шортах и футболках! А сколько взрослых ребят! Оказалось, что в соседнем корпусе слева проживали спортсмены-баскетболисты, а в корпусе справа – гимнасты. Их, конечно, было несложно отличить: баскетболисты были выше всех остальных ребят, а гимнасты постоянно тренировались на брусьях, делая перевороты и сальто.

– Значит так, – объявил в первый день Юрий Иванович, – расписание дня такое: подъём, пробежка, зарядка, завтрак, тренировка, обед, тихий час, полдник, тренировка, ужин, свободное время.

– А после ужина тренировки не будет? – тихо спросили Ирка и хихикнула.

– После ужина хотите? Будет вам и после ужина. А кто не заснёт, тот и ночью приседать будет.

Так началась наша мучительная спортивная смена в «Солнечном». Ранним тёплым утром мы, сонные и вялые дети, едва перебирая ногами, выходили на пробежку по холодной росе. После зарядки уже в бодром настроении переобували мокрые кеды и гурьбой шли на завтрак.

– Ну чего, пехотинцы, где ваши улыбки? – весело спросил тренер перед тренировкой. – Почему я не вижу радости в глазах? Вперёд и с песней! Увижу, что филоните или круги срезаете, – научу приседать и отжиматься!

Мы бежали по узким лесным тропкам, вопреки угрозам тренера останавливаясь в колючих малиновых зарослях, наспех срывали по нескольку горячих сладких ягод, утоляли ими жажду и снова бежали долгие изнуряющие километры. Мошкара прилипала к мокрым щекам, тело горело от солнца, а голые колени щипало от острой травы, по которой мы со скоростью проносились к финишу. Каким блаженством была для нас прохладная вода бассейна, в которую мы прыгали после таких тренировок! Она обнимала нас, снимая усталость и охлаждая ожоги, радовала миллионами блестящих осколков солнца, отражая их на своей зеркальной поверхности. Мы выпрыгивали из неё бодрыми, весёлыми и голодными, будто не было тех тяжёлых часов бесконечных мучений.

– Ура! – кричали девчонки, – сегодня танцы!

Девочки распустили длинные волосы: Людка свою чёрную как смоль копну сбоку собрала заколкой, Ирка сахарной водой смочила кудрявые пряди, и они кольцами легли на плечи. Я всегда завидовала длинноволосым девчонкам, потому что мне косы было никак не отрастить.

– Нина, тебе волосы не стоит отращивать. Они у тебя такие непослушные, торчат во все стороны, – уверяла мама, – лучше покороче их подстригать будем. Так и мыть, и расчёсывать проще, да и мешать не будут. Ты же спортсменка, а зачем спортсменам волосы? Только лишние неудобства.

Подружки достали свои лучшие вечерние наряды и стали примерять их перед зеркалом. Мне доставать было нечего, кроме жёлтого льняного сарафана, голубых трико и белых индийских брюк брата, которые тот мне передал по наследству. Брюки были мне чуть маловаты, к тому же окрасились, когда я их постирала вместе с красной футболкой. Я со скрипом натянула штанины, едва застегнув на животе пуговицу, посмотрелась в зеркало и впервые в жизни решила худеть. Правда, не знала, как.

– Как похудеть? – переспросила Людка. – Надо не есть на полдник хлеб с повидлом. А ты по три куска проглатываешь не жуя, тут только потолстеть можно.

Я с ней была полностью согласна, но уж очень вкусным был белый тёплый хлебушек с маслом и толстым слоем яблочного повидла.

– И ещё больше двигаться надо! – добавила подружка. – Правда, мы за день так надвигаемся, что сил танцевать уже нет. Давай, натягивай живее свои брюки, танцы давно начались!

Мы пулей бежали к летней эстраде, прыгали и скакали под громкие звуки магнитофона, а после возвращались в корпус мокрые, уставшие и снова голодные.

– Девчонки! У кого есть что-нибудь перекусить? – спросила Наташка после отбоя, когда тренер прошёлся по комнатам и выключил свет.

– У меня есть хлеб, – прошептала Ленка.

– У меня печенье с полдника осталось, – донеслось откуда-то из угла.

– Давайте к нам на кровать перелезайте, пир устроим! Жалко, запить нечем.

– Я могу за водичкой сходить, – предложила я.

– Как сходить? Там же всё закрыто.

– Я в форточку вылезу, наберу воды и снова вернусь.

– Здорово ты, Нинок, придумала! – воскликнула Маринка. – Только тихо иди, чтобы тебя вожатые не заметили.

Я аккуратно вылезла из спальни наружу, по холодной росе осторожно пробежала к умывальникам, набрала воды и вернулась к окну.

– Ку-ку, а вот и я! – весело крикнула я в окно.

– Видим, что ты. Залетай, кукушка, – послышался голос Юрия Ивановича. – Мы очень рады.

Я кое-как залезла через форточку в комнату и встала перед ним.

– Я за водичкой ходила, пить сильно хотелось…

– Конечно, за водичкой, никто не сомневается! – Юрий Иванович, сложив руки за спиной, прошёлся между кроватями. – Сто отжиманий, упор лежа! Начинай, а мы хором считать будем.

После наказания тренер снова выключил свет и вышел.

– Вот гад, – возмущалась Маринка. – Только ты вылезла, как он появился, смотрит – а твоя кровать-то пустая!

Я ничего не ответила. Руки дрожали, во рту пересохло, и есть уже совсем не хотелось. Хлеб, вода и печенье так и остались нетронутыми. Больше за водичкой я не выходила.

– Доброе утро, бойцы! – приветствовал нас Юрий Иванович на утреннем построении. – По многочисленным просьбам тренировки для некоторых особо одарённых ребят проходят и ночью. Да, Моськина?

Я покраснела.

– Ладно, на первый раз прощаю. Но знайте, если вы не спите, значит, не устаёте. Если не устаёте, значит, нагрузку следует увеличить. Так ведь? А теперь напра-во! Бегом марш!

Мы бежали мимо корпусов к воротам, оттуда по просеке до асфальтной дороги, ведущей в город, разворачивались и неслись обратно в лагерь. После завтрака тренировка была на лыжероллерах, на которых мы имитировали бег на лыжах. Тяжёлые, с большими колёсами, мы бежали на них по асфальту то на крутой подъём, то катились с горы вниз. Скорость – вот главное в гонках! Ты летишь вниз, словно на автомобиле, чуть сгибая колени и заводя палки назад. Ветер сухими струями обдувает горячее тело, деревья мелькают перед глазами одно за другим; ты несёшься вперёд, стараясь не терять скорость, и твоей временной целью становиться впереди бегущий лыжник. Оп! И ты уже впереди него; мысленно ликуя от достигнутого результата, проносишься мимо тренера, который с восторгом наблюдает за твоими движениями.

– Молодец, Моськина! Это заявка на пластик! – кричал он вслед.

Его радость воодушевляла, откуда-то появлялись силы, становилось легче дышать, и я на скорости проносилась на второй круг.

– Тренировка закончена! Все в лагерь! – наш тренер спокойно шёл с нами, шутя и смеясь. – Так и быть, завтра вместо второй тренировки на Катунь пойдём! Уж очень день жаркий обещают.

– Спасибо, Юрий Иваныч, – мы от радости чуть не запрыгнули ему на шею. – Вы самый человечный тренер на земле!

– Пользуйтесь, пока я добрый! – смеялся он в ответ.

На следующий день после полдника, наспех собрав все необходимые вещи, радуясь и запевая спортивную песню, мы зашагали на реку. Подойдя к обрывистому берегу, увидели необычного, зелёно-бирюзового цвета воду и песчаные берега, тянущиеся далеко за речным изгибом.

– Красота-то какая, – с особой нежностью в голосе произнёс Юрий Иванович, – только кажется мне, что купаться здесь мы навряд ли сможем…

– Это почему же? – спросили мы.

– Вода ледяная, вот почему, – ответил тот. – Почти такая же, как в нашем лагерном бассейне. Где-то плюс тринадцать. А вот позагорать и ножки помочить – это мы сможем. Ну что, пехотинцы, раздеваемся?

Мы дружно скинули кеды, шорты и майки и по очереди стали заходить в речку. Действительно, особой теплотой Катунь нас не встретила. Это с виду она казалась тёплой, на самом деле окунуться в неё удалось далеко не каждому.

– Ребята, там подальше разлив от реки идёт, в нём вода потеплее. Может, в следующий раз туда пойдём? – предложил тренер. – Сегодня здесь попечёмся, а в другой день до разлива рванём. Это километра на два подальше будет.

– Давайте сегодня, а?

– Нет, ребята, сегодня здесь отваляемся. Нам ещё до ужина в лагерь успеть надо.

Юрий Иванович стал рассказывать о Катуни, а мы, зарываясь всем телом в горячий песок, слушали его повествование.

– Суровая Катунь, ребята. Дно коварное, всё усеянное огромными валунами. Эти валуны и создают по всему течению пороги, по которым сплавляются туристы на катамаранах. Шумная река, разговорчивая. День и ночь рассказывает она свои истории, только улавливай, только слушай её. Если, ребята, прийти на Катунь рано утром, перед рассветом, еле увидишь её. Туман белым покрывалом застилает всю реку. Бережёт, значит.

Рассказчик помолчал немного, покашлял и продолжил:

– А дышится как! Вы вдохните полной грудью и почувствуете, что воздух здесь наполнен влагой, запахом хвои и тишиной. Это в городе суета и шум, здесь же тихо, как в заповеднике. Ветер, и тот бережёт Катунь, не досаждает своим завыванием. Посмотрите на сосны – ни одна веточка не шелохнется. С утра на траве и на деревьях переливается роса, которую потом подсушит ласковое солнышко.

– Да! – мечтательно добавила я. – Можно так сказать: роса переливается, словно горный хрусталь!

Юрий Иванович вдруг замолк.

– Ещё расскажите, – взмолились мы, – уж очень складно у вас получается!

– Рассказать? – хрипло рассмеялся тренер. – Так рассказывать всю жизнь можно. Я ведь родился здесь, на Катуни, в Быстрянке. Слышали о такой? Сызмальства в речке купался, рыбачил, бывало даже друзей хоронил… Всему причиной эта река была, ребята. Хотите, я вам легенду про неё расскажу? Вот эта легенда:

«Когда-то давно жил великий и могущественный хан, и звали его Алтай. Был он очень богат, но самым главным его богатством была единственная дочь Катынг – девушка необыкновенной красоты. Отец в ней души не чаял. Конечно, он понимал, что рано или поздно придётся ему с ней расстаться, но не хотел с этим смириться, поэтому скрывал дочь от посторонних глаз и спрятал ее высоко в алтайских горах. Жилище девушки было прекрасно: стенами его служили высокие скалы, а под ноги был брошен ковер из заповедных цветов, кандыков и огоньков – но к нему не было дорог, и зеленоглазая красавица жила в нём очень одиноко, разговаривая только с птицами и ветром, слушая их песни о жизни и о любви. Многие поклонники добивались её руки, но все они были отвергнуты суровым и бессердечным отцом. Ни один из них не казался ему достойным её руки. Но сердце девушки пленил только один – пастух по имени Бий, пасший на равнине отары овец. Хоть и был он беден, у него были сильные руки, прекрасная душа и благородное сердце. Но он жил так далеко… Сердечко Катынг тосковало и рвалось к нему, вслед за мечтами… А восточный ветер приносил весточки о любви юноши к ней, птицы щебетали о счастье с любимым, падающий с неба дождь робко трогал плечи и волосы. По вечерам выходила девушка на край скалы и долго смотрела на синие вершины гор, покрытые белым сверкающим льдом.

И вот Катынг решилась на побег. В момент, когда её отец уснул, она осторожно выбралась из юрты, смело спрыгнула со скал и помчалась на север – туда, куда звало её любящее сердце. Проснувшись, отец не обнаружил беглянки, и кинул клич своим самым сильным и ловким воинам, пообещав им награду за то, чтобы они вернули ему дочь. Нет, они не смогли её догнать: она прыгала серебристыми ручейками по камням, рассыпалась изумрудными россыпями в скалах, запутывала следы. Все более сильными и свободными становились её бирюзовые струи… А её возлюбленный Бий спешил ей навстречу. Не догнали богатыри красавицу Катынг, которая встретилась с Бием, и побежали они дальше уже вместе, слившись в одно целое и превратившись в великую сибирскую реку – Обь. С тех пор они неразлучны. Обь – сильная и свободная река, которая величаво и спокойно несет свои воды по равнине…»

Мы молчали, представляя красавицу Катунь и её любимого Бия. То были наши реки, слияние которых происходило сразу за городом.

К вечеру, обессиленные от изнуряющей июльской жары, мы шли тихо в лагерь, каждый думая о своём…

Гимнаст

На первой же дискотеке я заметила мальчика. Он был одним из гимнастов, хорошо сложен, загорелый, с причёской паж и небесно-голубыми глазами.

– Людка, посмотри на них, – косила я в сторону ребят. – Вон тот, волосатый, в спортивном костюме!

– Они все волосатые и в костюмах, – ответила Людка, рассматривая каждого из них.

– Да не смотри ты так, заметно же! – одёрнула я подругу.

– А чего мне бояться? Может, я влюбилась! – Людка громко рассмеялась.

Мальчишки обернулись в нашу сторону. Конечно, не обратить внимания на неё было нельзя – кареглазая красавица с чёрными блестящими волосами до пояса, в белом сарафане и белых сандалиях, рядом со мной она смотрелась королевой.

– Нинка, давай танцевать! – тряхнув своими локонами, позвала Людка, и начала весело дёргаться под песню Арабески.

Я робко переступала с ноги на ногу и всё разглядывала мальчика, который вместе с другими ребятами танцевал на летней площадке.

Теперь я каждый день с волнением ждала дискотеку. В столовой я то и дело рассматривала толпу ребят в надежде его увидеть. Я старалась громче всех смеяться, топать, прыгать под музыку, чтобы на меня обратили внимание, но из этого ничего не получалось. Людке я рассказывала о своих переживаниях, и та, недолго думая, разработала познакомства.

– Не переживай, Нинка, что-нибудь придумаем. Я тебе обещаю, что сделаю всё, чтобы ты с подружилась с эти мальчиком.

Легко ей было рассуждать! За ней бегали почти все мальчишки из нашего отряда, да и другим ребятам она нравилась не меньше. На дискотеке её всегда приглашали на медленный танец, Людка нехотя соглашалась, складывала красивые тонкие руки на плечи партнёру, и они медленно перекачивались из стороны в сторону. Я же всегда с грустью стояла у стенки, заведя руки за спину и рассматривая танцующие пары.

По утрам, проносясь на тренировку мимо гимнастического корпуса, мы с Людкой бежали как можно ближе к нему, стараясь рассмотреть каждого из спортсменов. Те то и дело висели на турнике, делали перевороты или сальто на брусьях.

– Как обезьяны, – смеялась подружка, – им бы ещё бананы дать! Вот умора! Интересно им так целый день висеть? То ли дело мы. И бегаем, и прыгаем, и плаваем.

– Так, пехота, – сказал как-то вечером Юрий Иванович, – завтра долгожданный выходной. После завтрака снова пойдём купаться на Катунь. Ну что, ребята, вы довольны? Не слышу криков радости!

– Ура! – закричали мы и уже с вечера стали складывать купальники и полотенца в мешки.

У меня был новенький полосатый раздельный купальник, мама купила его перед самым лагерем.

– Девочки, ну как я вам? – хвасталась я перед подружками и рассматривала себя в большое зеркало на стене. – Завтра в нём и пойду купаться. Правда, Людочка?

– Что-то в этом купальнике ты мне зебру напоминаешь, – смеялась та, – только слегка откормленную!

На следующий день мы всем отрядом выстроились перед корпусом и с весёлыми разговорами направились к реке.

– Давай снова поближе к их корпусу пройдём, – предложила я, – может, тот мальчик увидит меня в купальнике и влюбится!

Мы шли последней парой и около гимнастов чуть приотстали от отряда. Свернув правее по тропинке, скоро очутились совсем рядом с их корпусом. Спортсмены как всегда занимались упражнениями: выполняли подъёмы, перевороты, горизонтальные упоры, перелёты с одной жерди на другую. Мы остановились, с восторгом наблюдая за красотой их движений, но через минуту опомнились и быстро зашагали мимо них. Неожиданно внизу что-то треснуло, и мои трусы стали сползать вниз. Я с ужасом схватилась за резинку и поняла, что резинки больше нет.

– Людка! Резинка лопнула! – в ужасе заорала я.

Ребята повернулись в нашу сторону и дружно засмеялись.

– Полотенцем обматывайся живее, а то вовсе слетят! – скомандовала та и вытащила полотенце из мешка.

– Сама обмотай! Видишь, я трусы держу! – я чуть не плакала от досады.

В неудобном длинном полотенце, в сланцах мы пулей пронеслись мимо ребят.

– И вздумалось же нам рядом пройти! Ещё и обсмеяли, – сокрушалась Людка. – Да не ной ты! Сама виновата – в купальнике ей, видите ли, захотелось продефилировать! Чуть с голой задницей не осталась!

В единственный выходной купаться мне не пришлось, я просидела на берегу Катуни в полотенце, выстраивая песчаные башни и ругая себя за беспечность. Ребята же плескались в реке и грелись на горячем песке. Весь день я думала про оказию в надежде, что все о ней забудут. Вечером Людка заявила:

– Сегодня познакомимся. Сама лично подойду к ним и спрошу, как твоего мальчика звать.

После танцев Людка смелым шагом подошла к гимнастам, а я в страхе спряталась за сцену.

– Эй, мальчик! – поманила его пальчиком подружка. – Подойди-ка сюда!

– Я? – удивился мой избранник.

– Ты, ты! Тебя как зовут?

– Максим. А тебя?

– Не важно. С тобой хочет одна девочка познакомиться, её Нинка звать.

И, обернувшись в мою сторону, крикнула:

– Нинка! Выходи!

Я робко выглянула из-за эстрады. Максим кивнул головой, повернулся и пошёл с ребятами в другую сторону.

– Всё, теперь вы знакомы! – обрадовалась Людка. – Вот увидишь, он ещё сам за тобой бегать будет.

Прошла неделя с момента заезда в лагерь, но Максим, вопреки предположению Людки, так и не начал за мной бегать. Однажды старший пионервожатый лагеря объявил:

– Ребята! Через два дня мы хотим провести конкурс патриотической песни. Выступать будут все отряды, в том числе и спортивные. У вас есть время подготовиться к конкурсу, и большая возможность показать себя ещё и как талантливых певцов. Победители будут награждены!

Мы долго обсуждали, какую же песню выбрать на наше выступление. Мальчишки сразу отказались петь, заявив, что они сюда приехали не горло рвать, а готовиться к зимним соревнованиям. Вся ответственность за конкурс легла на наши плечи. Девчонки перебирали одну песню за другой, но ничего из этого не выходило.

– Я знаю одну песню! – вдруг вспомнила я. – Но она никому не известна, наверное. И я запела:

 
Я речь свою веду о том,
Что вся земля наш общий дом,
Наш добрый дом, просторный дом,
Мы все с рожденья в нём живем.
Ещё о том веду я речь,
Что этот дом хотят поджечь,
Хотят, чтоб к нам пришла беда,
И жизнь исчезла навсегда.
 

Припев я уже орала:

 
Земля не спит, и каждый день
Глядит в глаза своих детей.
Тебе и мне глядит в глаза,
И нам с тобой молчать нельзя.
 

– Здорово, Нинка! – закричали все хором. – Вот ты и будешь петь.

– Как – я? Может, с кем-нибудь вместе споём?

– Нет, обязательно ты! Мы попросим баяниста, чтобы он подыграл, и ты споёшь за весь четвёртый отряд.

– Нинка, это шанс, понимаешь? – убеждала меня Людка. – Он точно тебя заметит, я гарантирую!

Настал вечер перед выступлением. Я мысленно напевала свою песню и всё думала, как пройдёт конкурс. Мне очень хотелось выделиться, чтобы Максим всё-таки обратил на меня внимание. Я долго перебирала свой скудный гардероб и решила на выступление пойти в голубых трико, белой футболке и спортивных туфлях на каблуках, чтобы казаться чуть выше.

Начался конкурс. Я сидела в корпусе в ожидании своего выступления. Людка то и дело прибегала и кричала громко:

– Нинка! Седьмой отряд выступает! Готовься!

Я молча сидела на кровати. Сердце стучало от волнения. Снова большая сцена, надо спеть без помарки, не забыть ни одного слова. Помазав губы гигиенической помадой, стала натягивать туфли.

– Нинка! Выходи же скорее! Уже пятый выступает! Нинка! Ты где там застряла?

– Да иду я, иду! – крикнула я, открыв дверь веранды.

В секунду какая-то мошка залетела мне в глаз. Я заморгала и побежала к умывальникам. Ледяной водой промыла воспалённое веко, но легче не становилось. Я забежала в корпус, посмотрела в зеркало и ужаснулась: глаз моментально начал заплывать, веки покраснели и почти сомкнулись. От безысходности я заревела. Помадой стала мазать место укуса, прикладывать ватку с одеколоном, но от этого становилось только больнее.

«Будь, что будет», – подумала я и понеслась к эстраде.

– Выступает четвёртый отряд с песней «Земля – наш дом»! – объявил старший вожатый.

Я медленно поднялась по ступенькам на сцену. Такого ужаса я не испытывала за всю свою жизнь. Сердце выпрыгивало из футболки, во рту пересохло, я сильно сжала кулаки и одним глазом я окинула всю площадку. Огромная толпа зрителей, сидя на скамейках, уставилась на меня.

– Баян, пожалуйста! – громко сказала я.

– Какой баян? Вы заявлены без аккомпанемента! – ответил ведущий конкурса.

– Как – без аккомпанемента? Я с баянистом петь буду…

– Нинка! Пой так! – закричали ребята нашего отряда, – тебе не нужен баянист!

Я растерянно стояла посередине сцены. Вдруг кто-то крикнул:

– Моськина, а что у тебя с глазом?

По скамейкам пронёсся лёгкий смех.

Но я уже плохо слышала и затянула во всё горло:

 
Я речь свою веду о том,
Что вся земля наш общий дом…
 

На припеве все зрители хлопали в ладоши, стараясь меня поддержать. Когда я закончила песню, все стоя аплодировали и громко смеялись. Я бегом слетела со ступеней сцены и со всех ног понеслась в корпус. Забежав, упала на кровать и заплакала от досады. Конечно, меня заметили, но влюбиться в некрасивую коротко стриженную девочку, в трико, да ещё и с опухшим глазом было просто невозможно.

– Ну Моськина, ну молодчина! – восхищались подружки, обсуждая конкурс. – Мы бы так всем отрядом не смогли! Да ещё и без баяна. Юрий Иваныч тебе даже «Браво!» кричал!

– Ладно вам смеяться, сами бы попробовали! – защищали ребята.

– А мы не смеёмся вовсе! Если Нинка и вправду хорошо выступила. Даже с одним глазом…

Мне было всё равно. Ни о какой дружбе я уже не мечтала, такой позор пережить, казалось, я не смогу. «Вот так позор – на всю оставшуюся жизнь… Скорее бы закончился этот дурацкий лагерь, – думала я, всхлипывая, – скорее бы все забыли обо мне и об этом конкурсе. Вечно лезу на рожон со своими показательными выступлениями!»

Все оставшиеся дни смены я больше не показывалась своему избраннику, лишь искоса наблюдая за ним и прячась за ребят. Как и прошлые смены, закончилась и эта. Прошла наша первая спортивная лагерная смена, с длинными изматывающими тренировками и вечерними дискотеками, с влюблённостью и разочарованием. То неудачное выступление уроком мне так и не стало. Я пела, исполняла юмористические номера, танцевала ещё много-много раз. Спустя годы, могу с уверенностью сказать, что тот скромный гимнаст просто проворонил своё счастье в лице певицы, спортсменки, активистки Нинки Моськиной. Что ж, в этой жизни везёт далеко не всем!