Read the book: «Облепиховый остров», page 2
Отец Капио стоял пьяный со стеклянными глазами, слегка покачиваясь в стороны, смутно соображая, что происходит и о чем ему толкуют.
– Я говорю, пацан твой совсем яхту с бухтой попутал. Говорит, что ты какой-то туфтовый батя! Что он сказал, погоди… а, «мудило»! Ха-ха-ха! Наказывать надо таких детей, брат, наказывать! – он подтолкнул отца к сыну.
– Я так не говорил, папа!
– Да задай ему перцу! – подстрекал душитель.
– Этот что ли волчонок? – промямлил отец и без всяких вопросов и разбора начал бить по сыну. Капио скрылся под одеялом, не в состоянии что-то говорить, кричать или плакать, у него начался приступ кашля. Отец колотил его как тюфяк, пока кто-то из собутыльников не крикнул: «Дирран, ну, где ты там пропал? Водка стынет!»
Отец, шатаясь, вышел. Из другой комнаты прозвучал восторженный взрыв компашки. Шабаш продолжался. Капио раскрылся и тяжело задышал. В комнате уже никого не было. Потом он долго ещё лежал в слезах и размышлениях. Думал и мечтал о том, как однажды он выберется из этой ямы. Этот день когда-нибудь обязательно настанет. Он сделает все что угодно, чтобы покончить со всем этим. А пока, совсем скоро, он выздоровеет и снова пойдёт на озеро. Он почувствовал, как сильно скучает по тем чудесным дням. С этими мыслями и заснул.
Наступили жаркие летние дни. Приближался купальный сезон, курортный городок с каждым днём все больше оживлялся. На улицах появились первые туристы, а местные жители спешно приводили в порядок свои гостевые дома, лавки, закусочные, бары и прочие заведения, в расчете встретить гостей «во всеоружии». Капио неожиданно поступило от соседки, старухи, сдающей комнаты, заманчивое предложение: подзаработать на побелке стен. Дело было не хлопотное и – это была первая его самостоятельная работа. Отец убыл на «халтурку» – сезонный заработок, где управлял небольшим круизным теплоходом, принадлежавшим одной местной туристической конторе. Занятие его было нехитрое, но рутинное: швартоваться, принимать на борт группу пассажиров, отплывать на десяток миль от берега, потом возвращаться, и так раз за разом и из года в год. В конце рабочего дня такие же как он «матросы» собирались у кого-нибудь в каюте и до утра в карточных играх пропивали и проигрывали свою поденную получку. На своей бесшабашной работе Дирран Фобб мог пропадать порой неделями. В его длительное отсутствие на время воцарялись мир и спокойствие. Дома наступала, можно сказать, семейная идиллия, если не брать в расчёт безденежное положение его обитателей. Но никто не унывал. Почти каждый вечер, Капио с мамой сидели на крыльце дома или с книгой, или разгадывали газетные викторины, любили поиграть в города или в шахматы. Как-то раз, мама пересказала ему одну захватывающую книгу, прочитанную ею самой когда-то в юности, после чего Капио загорелся желанием прочитать ее самому. Закончив эту книжку, он был в восторге, словно перед ним открылся портал в параллельную реальность. С каждой книгой он попадал в новый мир и переживал другую жизнь. Ему хотелось читать ещё и ещё. Для этого он даже записался в библиотеку. Днём мама до обеда находилась в школе, а в остальное время, при случае, занималась репетиторством. С началом каникул, Рем уехал куда-то с родителями. Многие сверстники тоже разъехались: кто в летний лагерь, кто к родственникам в гости, кто ещё куда-то. Капио это особо не огорчало, даже наоборот, так он чувствовал себя спокойнее, – меньше глаз видело его за грязной работой. Побелку он старался делать по утрам, пока мало народу, а к полудню, брал с собой книгу, ломтик хлеба и убегал на озеро. Закончив за несколько дней работу, Капио, наконец, получил свои первые денежки и сразу же все до копейки отдал маме.
– Откуда они у тебя? – удивилась она.
– Я заработал, – ответил ей сын скромно. – Помог одним соседям, и они заплатили мне. Возьми. Я знаю, когда я болел, ты занимала у тети Ра мне на лекарства.
Мама растроганно обняла его и чуть не заплакала.
– Ну, что ты, сынок, все болеют. Главное, теперь ты здоров, а для меня это важнее всего.
Эти мирные дни были такими беззаботными и прекрасными, что погрузили Капио в некие иллюзии. Ему казалось: все что происходило до – было просто сюжетом какой-нибудь грустной книги, а то, что сейчас – действительностью. Словно все так и было, они с мамой всегда жили спокойно, размеренно, счастливо. Об отце никто даже не вспоминал, словно его и не было совсем. Иногда, когда Капио оставался один дома, то он часами просто любил просиживать в полумраке и тишине. Он упивался этим одиноким безмолвием, как жаждущий в пустыне, добравшись до воды, не может напиться. Можно было терпеть и голод, и холод, но для него не было ничего хуже чувства тревоги и страха.
Несмотря на разгар сезона дикий пляж, куда он обычно ходил, все же почти всегда оставался безлюдным. Лето прошло свой экватор, и надо было торопиться с осуществлением цели, к которой он долго и усердно готовился. В один из дней, он приготовил кое-какое снаряжение: верёвку, кухонный нож, соломенную шляпу (должно быть, подражая некому книжному герою) и отправился к озеру. «На диком острове без такой оснастки никак», – решил он. Надёжно припрятав в прибрежных кустах сменную одежду, он намотал на себя верёвку, натянул шляпу, закусил нож и с решительностью поплыл к острову. Поначалу он хорошо держался на воде и очень активно работал руками. Ему даже показалось доплыть до острова плевым делом. Но примерно на полпути силы поиссякли. Плюс, к тому же, набор орудий, которыми он был обременён, довольно мешали ему, так что по пути их пришлось отправить на дно. Но избавление от лишнего балласта, ему не прибавило сил. Плыть становилось все тяжелее и тяжелее. Постепенно конечности стали наливаться свинцом, движения ослабли, он с головой стал уходить под воду. Охваченный паникой, он беспорядочно барахтался, долго сопротивлялся, но в какой-то момент, его покинули последние силы, невидимая рука озера медленно потянула его вниз… Последнее что он чувствовал – это была какая-то глубокая вера в то, что Озеро-мать его любит так же, как и он его, и что оно не причинит ему зла. Оно его не погубит…
Капио очнулся от криков чаек. Оглядевшись, обнаружил себя лежащим на мягкой подстилке в каком-то шалаше. Он выбрался. Снаружи «шалаш» оказался простым укрытием в глуби густого облепихового кустарника. Чья-то рука искусно свила ветви так, что со стороны это укромное место было почти незаметно. Капио вышел к берегу, на противоположной стороне, через пролив, виднелся знакомый пляж, за ним холм, а ещё вдалеке – горы. Стало ясно, что он находится на том самом острове. Удивленный, он огляделся вокруг. Невдалеке, у каменного причала покачивалась на волнах лодка, привязанная к колу, вбитому в скалы. Чуть в стороне вдруг из-за большого валуна выросла чья-то фигура. Человек постоял (спиной к нему) и снова опустился за камень. Капио осторожно направился к нему. Приблизившись, он по одежде узнал того самого пожилого незнакомца. Старик сидел полубоком к нему на плоском камне, и что-то плёл из прутьев. Прежде чем Капио успел что-то сказать, старик заговорил первым:
– Ну, как ты? – старик обернулся, и Капио увидел то знакомое доброе лицо с красивой улыбкой.
– Хорошо.
– В груди не болит?
– Нет, вроде. Это вы меня вытащили?
Старик кивнул.
– Повезло тебе, ничего не скажешь. Еще бы немного и… – он поманил жестом, приглашая подойти поближе.
– Спасибо, что…
В отчет, старик только зажмурил глаза и удовлетворенно кивнул.
– Главное, все обошлось, Капио.
– Вы знаете мое имя?
– Угу.
– Но как же вы узнали?
– Ты сам мне сказал.
– Когда? Я ничего не помню, – почесал затылок мальчик.
– Вообще-то мы с тобой успели поболтать, когда ты очнулся в первый раз. Ты был ещё слаб, и я уложил тебя, чтобы ты поспал и хорошенько отдохнул. Не помнишь? Ну, должно быть, это из-за стресса. Ничего, так бывает.
– Вы же не расскажете об этом моим родителям? – Капио боялся этого хуже смерти.
Старик улыбнулся и покачал головой.
– Как насчёт перекусить? Зажарим рыбку? Что скажешь?
Мальчик тоже улыбнулся и закивал, больше обрадованный обещанию не говорить про него родителям.
– Вот и отлично, – старик скрутил последний узел, встал и торжественно протянул руку: – Акрософо.
– Акроссс…
– Знаю, знаю, сразу не выговорить, можно просто Софо. А ты, ещё раз, Капио, верно?
– Да.
– Со спичками ладишь?
– Угу.
– Предлагаю так, Капио, разожги-ка ты пока огонь вон там, видишь ту площадку? А я займусь этими красавцами, – он указал на рыб, плавающих в прибрежной скальной чаше. С каждой большой волной этот явно нерукотворный бассейн наполнялся свежей водой.
Собирая хворост, Капио не уставал озираться по сторонам, с любопытством изучая местность. Тут он заметил и объекты, которые были созданы определенно человеком, никак не природой. Совсем недалеко располагался ровно и аккуратно вымощенный причал, с миниатюрной бухточкой, где как раз качалась та самая лодка. Возле причала была обустроена небольшая стоянка, на которую указал «хозяин острова». Она представляла собой террасу в форме круга, с очагом по центру. На террасе стоял столик из плоского камня, рядом вогнутое и до блеска протертое сиденье и тоже из камня, «камень-кресло», – Капио сразу придумал ему название. В черте площадки из земли торчали две вертикальные глыбы с человеческими очертаниями. Вокруг же всего этого комплекса были замысловато расставлены камни меньшего размера с явно определенным, но не понятным для Капио, замыслом и назначением. Ему показалось это место очень странным и загадочным. Старик, все это время, наблюдая за зачарованной реакцией мальчика, разгреб угли в костре и установил рогатину с рыбой.
– Удивительное место. Остров все же обитаемый. – Капио присел у костра, напротив старика.
– А ты бы хотел, чтобы никого не было? Ах, ну да, ты ведь у нас интроверт, – сказал старик, но не был услышан, Капио все время отвлекался на окрестности.
– Интересно, кто мог построить все это в таком месте? – озираясь, спросил он.
– Я, – коротко ответил старик.
– Это вы?? – не поверил мальчик.
– Да, – так же коротко и просто подтвердил Софо.
– Это все вы один?
– Один. Правда, много лет ушло. Да и много лет прошло.
– Как? Разве человек способен на такое в одиночку?
– Человек все может, и даже один, – улыбнулся старик.
– Но эти камни даже больше, чем я…, – озадаченно рассуждал Капио, будто сам с собой.
Старик, усмехнувшись, достал из костра веточку, расположил пару камушков рядом друг к другу и наглядно продемонстрировал своему любознательному собеседнику рычажную силу.
– Вот таким вот образом. Главное, подключить это, и тогда возможно все, – он многозначительно поднёс указательный палец к виску.
– Вы хозяин острова? Он ваш?
– Нет, что ты. У меня ничего нет в этом мире.
– А для кого или для чего вы это все строили здесь много лет? В этих постройках есть какой-то смысл?
– Смысл? Может быть, и есть… а может и нет. Смотря как к ним относиться.
– Но мне нравится здесь, везде такой порядок!
– Будет вокруг тебя порядок – будет и в тебе.
– Вы думаете точно, как моя мама. Она тоже любит, когда дома все по местам.
– И это правильно. Считай, это место тоже чей-то дом.
– Значит вы живете здесь, на острове?
– Здесь я и живу.
– А где укрываетесь от холода, от бурь?
– Потом как-нибудь покажу.
Капио с задумчивым видом стал разглядывать две похожие человекообразные каменные фигуры, поставленные лицом к лицу. Старик наблюдал за Капио такими глазами, словно угадывал его мысли.
– Эти каменные фигуры похожи на людей, – сказал Капио.
– Верно.
На удивленном лице мальчика возник немой вопрос, и он собирался спросить ещё, но Софо вдруг поднялся с места.
– Пойду, проверю снасти, пока готовится. Можешь пойти со мной, если хочешь. А это мы поставим вот так, чтобы крылатые разбойники нас не оставили без ужина, – сказал он и накрывая костёр сетчатым куполом, который сплел недавно.
Старый рыбак отошёл к удочке. Капио приблизился к фигурам, водя рукой по их детально вытесанным чертам, он пробормотал про себя: «Они похожи на детей, и оба – как две капли воды…»
– Кто они? – снова поинтересовался он, но вопрос, растворившись в порыве ветре, остался без ответа.
Старик пошёл дальше по краю берега. Капио поторопился за ним. Собрав в сетку небольшой улов, они повернули обратно. По пути Софо неожиданно свернул по тропинке вглубь острова. Неподалёку, в облепиховых зарослях открылся взору совсем маленький домик, аккуратно сколоченный из досок. Домик был весь почерневший, очевидно, от постоянной сырости.
– Вон там я и обитаю, – махнул рукой старик в сторону хижины. В крошечном окошке, отражаясь, блистали лучи клонившегося солнца. – Идём, Капио, к нашему столу. Скоро стемнеет.
За ужином они ещё много болтали о разном. Из разговора Капио узнал, что старик жил отшельником на острове с давних пор. Лишь изредка перебирался на материк, и только за тем, чтобы в ближайших домах обменять свою рыбу на самое необходимое. Старик говорил очень живо, интересно, мог быть и серьезным, и ироничным, довольно забавным и добрым, и казался очень мудрым. Он охотно отвечал на вопросы Капио, держа беседу с ним как с равным, без наигранной снисходительности, обычно присущей старшим, когда они имеют дело с детьми. Капио слушал его с огромным удовольствием. Одно только в старике было неизменно, – в глубине его глаз, как бы он того не скрывал, таилась тоска, заметил Капио. Еще утром мальчик ничего не знал об этом человеке, не считая их первой короткой встречи, однако теперь ему казалось, что они были знакомы давным-давно. Солнце заходило за далекую, темную горную гряду. На горизонте повис оранжевый закат, золотой дорожкой отражаясь в водном зеркале озера.
– Идём к лодке, я переправлю тебя.
С тех пор Капио бывал у Софо почти каждый день на протяжении всего лета. Старик сразу завоевал уважение и доверие мальчика, и он сильно привязался к нему. Капио всякий раз рассказывал ему о том, что происходит дома. Именно с этим человеком у него почему-то получалось делиться самым сокровенным, иногда тем, что он порой не мог раскрыть даже маме. Софо всегда слушал его с пониманием, искренне проникаясь его переживаниями. Умудрённый годами старик умел очень точно подобрать важные слова, дать нужные советы и наставления, в целом, оказывая большое влияние на внутренний мир своего юного друга. Сам он тоже с готовностью рассказывал о многих вещах, иногда даже мог пооткровенничать о чём-то, если Капио сильно просил того. Но стоило речи зайти о его близких или о нем лично, старик умолкал или мягко уводил беседу в сторону.
С началом осени у Капио началась учёба. Ему уже реже удавалось навещать Софо, а с возвращением отца домой, это стало еще сложнее. Снова началось беспокойное время. Ясные солнечные дни сменились осенними дождями. Промозглая серость и холода, словно окутывая собой быт мальчика и его несчастного семейства, принесли новые испытания. Пьяные гулянки отца участились и, нередко сопровождаясь дикостью и произволом, после счастливого перерыва, ощущались ещё более жутко и невыносимо. Как это присуще тиранам и самодурам отец все проблемы и неудачи вымещал на близких. «Если бы не мама, меня бы здесь уже давно не было!», – сокрушался Капио. Но что делать, он ни за что не мог оставить ее одну с «этим человеком». Только мысли о том, что однажды, они с мамой вырвутся из плена этого безумства, придавала ему сил.
В один из дней, маме пришлось поехать по работе в соседний городок, она обещала вернуться только к вечеру. Придя с учебы, Капио застал привычную картину: дом был полон пьяных гостей. Кучка сидела за столом, во главе которого с хмельным и самодовольным видом восседал отец. Он, подозвав сына ещё с порога, усадил себе на колени.
– Вот он мой пацан, видали как вымахал?
– А, это твой тот, про которого ты вечно нам втираешь? – бросил кто-то.
– Он, он, кто же ещё? – заткнул его кто-то другой.
– А я откуда знаю, сколько их.
– Тебе оно сдалось? Разливай лучше, – осадил третий.
– Один он у Диры. Ещё имя такое хитромудренное, не то Карио, не то Марио! Хе-хе! – возник ещё чей-то голос, говоря о мальчике пренебрежительно и в третьем лице, будто речь шла о каком-то предмете.
– «Марио»?? Да ну тебя! Это как того, что ли, шпендика из игры? Ха-ха! – встрял пятый.
– А ты откуда знаешь, что, в игры играешь? Ну, ты и фраерок, конечно, ха-ха! Э, мужики! слыхали его? – с насмешкой набросился на того кто-то ещё.
– А сам ты откуда знаешь, раз спрашиваешь?! – в ответ огрызнулся «пятый».
– Ну, вы прям два долбоноса, нашли друг друга, – недовольно пробурчал ещё кто-то седьмой.
– Кончай базар! – рявкнул уже сам Дирран. – Вы бы знали, как он поёт, дурики.
– Ого, а он ещё и талантливый? В соседа что ли? – поддразнил кто-то.
– А что, сомневаешься? Ну-ка, сын, сбацай этому дяде че-нить, так, чтоб охренел. Давай вот эту: «А за морем туман?»
Внутри Капио все бурлило и кипело, но он молчал, с брезгливым видом уткнувшись в бутылку водки в центре стола, ненавидя и презирая весь этот маргинальный сброд.
– Ну? – недовольно буркнул отец,
Капио продолжал молчать и, стиснув зубы, приготовился к любым возможным сценариям. Пошли язвительные смешки. Недовольные таким «антрактом» нетерпеливо призвали «забыть о пацане и опрокинуть по следующей». Это только раззадорило Диррана. Он стукнул кулаком по столу и прорычал:
– Тихо, мать вашу! – все умолкли. – Я не понял, гости долго ещё будут ждать тебя?
Капио почувствовал, как от стиснутых зубов у него онемела челюсть. Ему было до слез обидно, что его так грубо и бесцеремонно принуждают что-то делать, ещё и на эту публику, словно он был цирковым животным. Как и ожидал, он получил резкую и оглушительную оплеуху, от которой с грохотом свалился на пол. Он машинально съёжился, закрыв лицо руками.
– Брысь отсюда, сученыш! – прорычал отец и напоследок больно ткнул его носком по рёбрам.
– Хорош, мужик, он же твой сын как никак, – нашелся человек (даже среди этого сброда), кто с негодованием ухватив его за руку, стал против такого.
– Глянь, что он делает! – в бешенстве одернув руку, брызжа слюной, истошно проревел Дирран. – Это он щас такой, а вырастет – предаст и глазом не моргнёт. Все вокруг одни предатели…
Капио под суматоху прополз под столом и выбежал из дома. В слезах, проскитавшись в глухих закоулках, скрываясь от всех до наступления темноты, он, поникнув, побрел к дому. Левая щека горела, побаливало в боку, но хуже всего – на душе скребли кошки от мысли о маме. Ведь она должна была вернуться к вечеру. «Ах, бедная мама, что ее там ждёт!» – от этой мысли он приходил в ужас. Когда он, решив возвращаться, приблизился к дому, в окне горел свет. Через распахнутые шторы было видно, что дом опустел. Стояла угнетающая тишина. С трудом переборов свой страх, Капио решился заглянуть внутрь. Дверь оказалась чуть-чуть приоткрыта. Мальчик медленно потянул за ручку, дверь со скрипом отворилась, и тут он неожиданно оказался лицом к лицу с отцом. Дирран предстал перед ним на коленях, с закрытыми глазами и, словно в бреду, бормотал что-то бессвязное. Капио разобрал лишь некоторые фразы, где отец без конца твердил что-то вроде: «Сжалься надо мной, Всесильный Гоб, прости меня, ибо грешен я…» Капио остолбенел от непонятного ужаса. В эту самую минуту позади его окликнул запыхавшийся голос Рэма.
– Кап, привет! Тетя Сантия позвонила моей маме и передала, что из-за тумана все рейсы приостановили…
– Тссс… – Капио обернулся и приставил палец к губам.
Слова Рэма оборвались, он перевёл взгляд с друга на происходящее за его спиной в темноте дверного проема, затем попятился назад и резко выбежал на улицу.
1998 г.
– Привет! – радостно махал рукой Капио, к подплывающей лодке стоя на берегу. – Давно не виделись.
Старик, кивнув в ответ, позвал к себе:
– «Прыгай!» – Капио подсел к нему, обнял своего старого друга и взялся за весло. – Ну, как у тебя дела? – поинтересовался Софо.
– Я в порядке… все нормально… то есть, у меня все хорошо, – сумбурно ответил юноша.
На его руке сиял большой алый рубец, старик это заметил сразу, но не подал вида.
– Извините, что пропал. Это вам, – Капио, остановившись, раскрыл пакет, в котором лежали пара пачек чая.
– Спасибо, – тронуто поблагодарил старик, и они поплыли к дальше в полном молчании.
Когда они высадились на остров, Капио сразу обратил внимание, что на террасе, возле двух каменных фигур появился ещё один вытянутый булыжник. Заготовка лежала у основания «близнецов», а рядом лежали молоток и долото.
– Вы принялись за нового человечка?
– Ах, да… – рассеянно пробормотал Софо.
Капио нашел это необычным, поскольку за эти 4 года, с того дня как они познакомились, он никогда не видел старика занятым чем-то подобным.
– Сколько лет прошло, а я до сих пор не знаю о них ничего. Вы мне так и не расскажете, наверное, никогда, – сказал он с ноткой обиды
– О чем?
– Про эти скульптуры, ну, кто они такие?
– Хм…, – подумал Софо, – наши древние предки создавали такие в память об умерших близких, как их воплощение на земле.
– То есть… это как получается?
Их взгляды встретились, и из равнодушно-тоскливого взгляда старика Капио понял, что тот не желает обсуждать это. Поколебавшись, Капио решил не навязывать тему.
– За последнее время вы так сильно поседели, – заметил Капио, не зная, как перевести разговор.
Старик горько усмехнулся и кивнул.
– Что поделать, время неумолимо. Должно быть не только поседел, я не видел себя в зеркало с тех пор, как здесь оказался.
– Что? Вы это серьезно? – засмеялся Капио.
– Так и есть.
– Вы меня не перестаёте удивлять! – воскликнул юноша сквозь смех.
Старик вдруг прервал его серьезным тоном:
– Покажи. Это снова он?
Капио неохотно и неловко выставил левую руку.
– Это была не серьезная рана. Уже проходит.
Старик осторожно взял его руку и поднёс поближе. Осмотрев обезображенное рубцом предплечье юноши, сочувствующе покачал головой. Затем достал из кармана маленькую баночку, зачерпнул пальцем густой крем и помазал пораженное место.
– Облепиха многое лечит, – объяснил Софо и протянул сосуд. – Каждый день перед сном, и повязать обязательно… Ну, где там твоя заварка? Пойду, поставлю чайник.
Они сидели как обычно у костра. На столике в железных кружках дымился ароматный крепкий чай. Капио все это время находился в каком-то беспокойном напряжении, казалось, внутри его терзали мысли, которые он вот-вот выскажет, но никак не решится. Старик, с безмятежным видом разматывая запутавшиеся лески, искоса поглядывал на Капио, будто зная, что с ним происходит.
– Ну, скажи, скажи, не держи все в себе.
– Софо…, – наконец решился заговорить Капио, тяжело дыша.
Старик вопросительно посмотрел на него, готовый к серьезному разговору.
– Знаете… я устал. Мне незачем жить, Софо, – голос юноши дрогнул, и он склонил голову.
– Тебе больно, я понимаю.
– Очень больно. И я не знаю, что мне делать.
– Благодари.
– Благодарить? Кого? За что?
– За свою боль. Благодаря ей ты живешь, а не просто существуешь.
– Как вы умеете перевернуть всё с ног на голову. Именно из-за боли люди и существуют, а не живут. Всё наоборот.
– Смотря как к этому относиться.
– В ваших словах никакого смысла, боль не делает нас счастливыми.
– Не делает. Но смысл есть в торжестве над тяготами и муками. Тут важно понимать, ради чего ты готов терпеть и жертвовать.
– И ради чего, например?
– Ну, скажем, ради твоей мечты. У тебя ведь есть мечта? Я помню, ты был полон надежд.
– Это было раньше, – сказал Капио с тяжелым вздохом. – Я так долго и упорно верил, надеялся, но время все идёт, а ничего не меняется, и вряд ли когда-то изменится.
– Почему ты считаешь, что все должно поменяться само собой?
– Вы знаете, сколько раз я молил Всесильного Гоба? Я молился ему тысячу раз! Я молился днем и ночью, но ничего не произошло! Часто спрашиваю Его, отчего он не слышит меня?
– Полагаешь, Он станет перед тобой оправдываться?
– Я хотел бы, чтобы Он мне просто помог. Или мне нужно молиться ещё усерднее и тогда все получится?
– Я этого не говорил.
– Так что мне делать, я вас совсем не понимаю?!
– Я думаю, дело не в Гобе и не в молитвах, сынок. Есть только мы и наше сознание.
– Как?! Вы хотите сказать, что не верите в Него?! Вы не верите?
– А что это поменяет?
– Значит, вы ни во что не верите?
– Неверие в Гоба вовсе не означает неверие ни во что. Я не думаю, что Гобу нужна наша вера в Него. Скорее, это он хотел бы верить в нас.
– Тогда, может быть, он не верит в меня? Может, я слишком плохой, чтобы он проявил ко мне милость? Но я часто слышал: «Он милостив ко всем и тому подобное…» – может я сделал что-то такое, за что Он не желает меня прощать?
– Сынок, – сказал старик, терпеливо выслушав тираду юноши, – уж кто-кто, но не ты нуждаешься в прощении. Я лишь хотел сказать, что твою судьбу вершить только тебе, и никому, послушай, никому другому. Остальное пустое.
– Значит, пустое?! Я вам рассказал о своем несчастье, а вы говорите пустяки, глупости, да? – вскричал раздосадованный Капио.
– Я говорил немного о другом.
– Нет, нет, я вас понял! Вам все кажется пустым. Вера в Всесильного Гоба – пустая затея, и все на свете – пустые идеи. «Терпеть боль и радоваться!» – как просто вам приходит в голову ответ. Вот это, конечно, выход! Зачем только я вам открылся! Откуда вам знать, что я переживаю каждый день. Вам же легко рассуждать, живя тут в своём уголке. Вы – один и для себя. Только и знаете, как выживать, день за днем ловить рыбу да точить свои камни. Мне кажется, вы даже толком не слушали меня. Я говорю, что не хочу больше жить, а вы: «Боль – хорошо, все другое – пустяки», – сказали бы прямо, что я тоже для вас пустое место! Вот перестану я приходить к вам, а вы и дальше будете один преспокойно жить в своей берлоге. Вам же ничего не надо, и никто не нужен в этой жизни! – юноша зарыдал и тут же припал к груди старика, – Простите мои слова, Софо! Простите, я не хотел вас обидеть. Что это на меня нашло.
– Ничего, ничего… – успокаивая, гладил старик его по голове. – Ты говоришь это потому, что ещё не понял другой стороны того, о чем я говорил тебе. Да, случайно ты открыл не ту дверь. Но ты обязательно найдешь выход. Когда-то перед тобой откроются другие двери. Их будет много. Главное не ошибиться, когда они откроются.
– Скажите, как не ошибиться, Софо?
– Ах, если бы я знал.
– Ну, вы же мудрец.
– Вовсе нет, я не мудрец и не всеведущий. Я тоже хотел бы знать ответы на многие вопросы, как и ты.
– У вас ещё, оказывается, остались вопросы к этой жизни под конец, в свои старые года, – вдруг, сквозь слезы, улыбнулся Капио.
– О, у меня их предостаточно. И есть ли конец? – вот как раз один из тех вопросов, что меня беспокоят.
– Ну, дайте хоть какие-то подсказки, Софо?
– Хм… что я могу посоветовать тебе. Слушай своё сердце.
– Как это?
– Прислушивайся к самому себе, и только к себе. Возможно, ты знаешь тот зов, что внутри.
– Знаю. Я всю жизнь говорю с этим внутренним голосом. И этот голос говорит мне, как и вы, что надо терпеть и ждать.
– А что говорит тебе твой разум?
– Этого лучше никому не знать. В моей голове много страшных мыслей.
– Что ж, с этим надо быть осторожным и не принимать поспешных решений, пока разум не услышит сердце, а сердце не поймет слова разума.
– Вот я и не принимаю поспешных решений… Всё так запутанно. Не надо было мне вообще рождаться и все!
– Ну, ты говоришь такое. Вот, ты же начал с того, что устал? Но я наблюдал, как ты сражался за жизнь. Сам вспомни.
– Вы говорите про момент, когда я чуть не утонул, и вы меня спасли? Но там был инстинкт, вы сами так говорили.
– Я не только и не столько о том случае, сынок. Я наблюдал, как ты приходил на это место с самого начала. Помню, с каким желанием ты смотрел с того берега и мечтал оказаться на этом острове. Это ли не было твоим желанием жить? И оно живет в тебе до сих пор, не так ли?
– Да… – ответил Капио, задумался, и вдруг сказал: – мне пришла мысль, Софо… что остров тогда был всего лишь моей детской мечтой и фантазией. А сейчас я вдруг осознал, что он был ключом к той «двери».
– Вот как! Но ты пока не знаешь, что там за ней, верно?
– Знаю, – улыбнулся Капио.
– И что ты увидел за ней?
– Я увидел, что такое отцовская любовь.
Старик покачал головой, потрепал Капио по спине и отвернул взгляд.
– Уставший от жизни – не такой. Такие тихо уходят из жизни, не покидая комнаты. А ты хочешь жить! О, ты на самом деле любишь жизнь! Это я точно знаю. И не забывай, ты живешь не только для себя. Мы живы, пока на земле есть то, ради чего стоит жить.
Капио снова договорился со старушкой о работе. В предыдущие три сезона он занимался побелкой стен ее дома, но на этот раз ему предстоял более серьезный ремонт. Необходимо было полностью очистить от потрескавшихся слоев стены и нанести новое ровное покрытие. В аналогичном обновлении нуждались двери и оконные рамы. Это была крупная и сложная работа, но оплата была заманчивой. За предыдущие годы он набил руку и решил, что смело возьмется и за это дело. Он планировал использовать заработанные деньги для более «достойной» подготовки к школе. Капио представлял себя с гордо поднятой головой, идущим по школьному коридору перед глазами одноклассников, чувствуя себя не хуже остальных. Просить денег у матери было стыдно. О помощи от отца и говорить не приходилось. Дирран Фобб снова пропадал на своей работе, и с него этого было достаточно. После той глубокой беседы он ещё не посещал своего старика, но слова Софо все время крутились в его уме. В один из дней, несмотря на усталость после напряженного трудового дня, он решил навестить его. Осталось только забежать к себе и переодеться. Но когда он пришел домой, он увидел нечто необычное: отец сидел посреди комнаты, а вокруг него кто-то в странном наряде суетился. Этот человек, будто заклиная, произносил странные слова, обращенные к Диррану Фоббу с возвышенным и странным голосом: «Да придет благодать всемогущего Гоба и его дочери Суси на Диррана, сына Фобба. Да наполнит его душу блаженством, да принесет дому его богатство земное и небесное…». Если даже это были молитвы из священных книг, то они выглядели довольно странно, скорее всего, это была выдумка этого самозванца «священника». Также странно выглядел сам Дирран Фобб, восседая на табуретке, словно на троне, с закрытыми глазами и безразличным, глуповатым видом. Для Капио это выглядело и странно, и комично, он тихо остановился у порога, с интересом наблюдая за происходящим. В какой-то момент этот человек в длинном плаще заметил Капио. Встретившись взглядом, он продолжил фальшивым тоном свой обряд. Капио остолбенел. Он узнал в нем того, кто чуть было не задушил его несколько лет назад. Было удивительно, что этот человек даже не стал скрывать свое лицо. Капио вспыхнул от прошлой обиды и текущего гнева на дерзость этого негодяя. Он осмелился сделать то, на что не решился тогда раньше, он закричал: