Read the book: «Полковник был бы доволен»

ХАЛВА

Как-то неожиданно подошел к концу сезон, вместе с ним закончилась и хорошая погода. Народ грузил на подошедшую к нашей стоянке "Зарю" палатки, ящики с материалами раскопок, грузились сами. Имущества было много, а грузили на самый верх теплоходика, там же и сами устроились, чтобы не шокировать пассажиров своим бродяжьим обликом. Вообще-то поездка "верхом" на "Заре" – явное нарушение с точки зрения речного начальства, но зато – свидетельство особых отношений нашего шефа с речниками, поэтому мы и пользовались такими поблажками и были своими у команды. «Речники не раз бывали у нас в гостях, на наших праздниках типа "дня археолога" или "посвящения", дивились на наше дикое житье-бытье и, конечно, неоднократно бывали на раскопках. Они не очень верили, что мы ищем не золото, а кости и камни, принадлежавшие далеким предкам, для которых драгметалл ничем не отличался от гальки, а с точки зрения пользы – так вообще был негодным.

Последние прощальные глотки воды из Ковы – как велит обычай -

и мы отходим под рев сирены и "марш славянки" хотя слышат это

только бакенщик да, может, рыбаки на шиверах, но у речников свои

правила и шик.

К вечеру добрались до Богучан, выгрузились и сразу в аэропорт, но билетов на самолет было всего два на девять человек. Шефа с нами не было, он шел с Сейфом на «моторке», которую нужно было пригнать в Красноярск на зимовку, и помочь нам своими связями с местным начальством не мог. Двое сели в самолет и забрали большую часть груза. Нам остались только рюкзаки и спальники.

Все, в общем, шло нормально, но у меня страшно разболелась голова, боль валила с ног, пришлось устроиться прямо на полу в зале ожидания. Парни устроили ложе и, похоже, были несколько растеряны: как это человек, у которого рот как говорится, не закрывался постоянно шутивший и балдевший всю дорогу вдруг свернулся клубком и буквально корчится от боли. Аптека закрыта – воскресенье, с собой таблеток не возили – всем не более 22 лет, народ хронически здоровый. Правда, магазины работали, их здесь было немало в то время. Решено было к приезду шефа купить водки и чего-нибудь поесть – начинающийся дождь должен был сделать начальство терпимым к нашей предприимчивости. Да и как-то надо было убить время, а поход за "товаром" был единственно возможным способом.

Седой осторожно тронул за руку: «Тебе чего-нибудь надо?" Башка раскалывалась на части, найденные у пассажиров разномастные таблетки еще не помогали, я, не открывая глаз, попросил: «Халвы, если будет».

Дальше память диковинно перепутала явь и сон, объявление рейсов, бормотание телевизора, и вместе с этим я бегу от стаи собак, и дикий хохот из таежной темноты, и снова просыпаюсь от приступа боли, а через минуту лечу в пропасть, охваченный ужасом от встречи с еще чем-то более страшным.

Hе знаю сколько прошло времени – час или два, вдруг – слышу в полусне знакомые голоса. Стараясь меня не разбудить, парни говорили о чем-то потихоньку. Смысл до меня не доходил. Видимо, я шевельнулся, и разговор стих. Я снова почувствовал грубоватую, неловкую руку Седого: "Дато, держи". На его ладони лежало грамм двести подсолнечной халвы в хрустящей оберточной бумаге. Где они ее нашли? Видимо, долго пришлось ходить. Что-то подступило к горлу, подкатило к глазам, пришлось отвернуться. 3атем, собрав, как у нас говорили, "всю железную волю в кулак", предложил: «Угощайтесь!» Пацаны, глянув на сверток, дружно скривились, а Седой буркнул: "Ага, счас, я сладким не закусываю, рубай, если нравится».

Кругом сидели мужики и шеф, уже была распечатана «белая», стояли тушенка и зеленый горошек, лежал горкой покромсанный хлеб. Шеф рассказывал о перипетиях дороги, дожде, завеса которого мешала в Мурском пороге, как пришлось менять винт после столкновения с топляком. Все было как всегда: дружно гоготали, подзуживая друг друга, как это всегда бывает у людей, которым хорошо только потому, что просто снова вместе.

Халвы не хотелось, но я пожевал чуть-чуть и вдруг понял, что боли нет. Когда она исчезла, я не заметил, что было тому причиной – таблетки, сон, халва или все сразу и вместе – не знаю.

Через два часа все спали. А домой мы добрались только через двое суток: день-"3арей" и еще один – автобусом, проклиная судьбу и немножко шефа за то, что не смог отправить нас самолетом.

А халву я люблю по-прежнему и всегда покупаю, когда есть возможность. Но та останется в памяти навсегда как напоминание о прекрасном времени, о том, « как молоды мы были…".

примечания:

Шеф – Дроздов Н.И., руководитель археологической экспедиции

Седой – Седых Сергей, тогда студент

Сейф – Сейфулин Коля, тогда тоже студент, но пользующийся огромным доверием шефа, руководитель отряда археологов на р. Кова

Дато – Автор, тогда студент, сейчас учитель сельской школы

«Пацаны» – друзья-археологи из далекого 1979 года

РЫЖИК

Предновогодние хлопоты потребовали немедленного посещения нашего сельского магазина. Руководителем закупочной «экспедиции» назначили младшую дочь Людмилу, а я должен был отвечать за транспорт. Пять минут – и мы на торговой площади села, где непосредственно и в ближайшем окружении расположена вся наша торговая сеть.

Дочь помчалась со списком заказов обследовать магазины, а я вынужден был общаться с магнитолой и посматривать по сторонам, невольно обращая внимание на происходящее в ближайших окрестностях.

А в окрестностях особенного ничего не происходило. У ларька двое мужчин считали наличность и о чем-то спорили, куда-то неторопливо направлялась небольшая стайка собак.

Вдруг одна из них, лохматая и приземистая, по всему видать – заводила, погналась за небольшим рыжим песиком, мечтая надрать ему холку за неуважение или за другие какие грехи. У собак это также сложно, как и у людей. Но у Рыжика были другие планы, он внезапно рванул в сторону моей машины и заскочил под нее. Лохматый агрессор, рыкнув для порядка, важно затрусил к поджидавшим его собратьям и возглавил прерванный поход по своим, нам неведомым, собачьим делам.

Рыжик выбрался из-под днища, огляделся и, уверившись в собственной безопасности, начал обнюхивать снег, обследуя местность, которая избавила его от неминуемой трепки. Затем он заметил меня в машине и сел в метре напротив дверцы, как бы говоря:

–Привет, как дела?

Я улыбнулся, и дружески кивнул, мол, все в норме. Наклоняя голову то влево, то вправо он внимательно смотрел на меня и как бы продолжал немой диалог:

–Что так и будем сидеть и глазеть друг на друга?

Видно было, что жизнь у него не комнатная, хлеб достается нелегко и, тем более, нерегулярно, но это не сделало его покорным судьбе. Он вроде как собачий Гаврош: с чувством собственного достоинства, никогда не унывает и из всякого трудного положения найдет выход. Тем более, никогда не станет унижаться и клянчить подачки. Я открыл дверцу и протянул руку.

–Что, угощаешь? – как бы спросил он, и подошел к машине, обнюхал руку, отошел и опять сел на прежнее место. Никакого разочарования на его умной, внимательной мордочке не было, он воспринял это так, будто мы просто познакомились поближе, вроде рукопожатия. Ну а то, что он не получил чего-нибудь съедобного, так это отнес на счет моей некоторой невоспитанности, что ж, бывает. Ничего не изменилось в его поведении, в наших внезапно возникших приятельских отношениях. Он всем своим видом показывал, что все в порядке, что он не заметил допущенной мной неловкости. Ведь все на свете знают, что подзывают для того, чтобы поделиться чем-то вкусненьким.

А мне было стыдно, хотя я виду не показывал, продолжая многозначительно кивать и глуповато-извиняюще улыбаться. Дело в том, что в машине не было ничего съедобного. Дочь носилась из магазина в магазин, наконец, она зашла в последний, откуда путь был только обратно, домой. Это был, как мне казалось, блестящий повод, или вернее сказать – уважительная причина, чтобы отъехать и не видеть больше этих на все сто понимающих глаз доброго, нечаянного приятеля.

Машина завелась сразу и я, сделав небольшую петлю, подъехал к дверям торгового заведения, за которыми только что скрылся мой непосредственный на данный момент начальник. Через пару минут, повернув голову влево, я увидел Рыжика, который сидел также в метре от дверцы и дружески смотрел на меня. Он и не собирался оставить наше общение незавершенным. Весь его вид говорил:

–Давай еще поболтаем, это же нас ни к чему не обязывает, тем более скоро праздник, год Собаки.

Я улыбнулся и всю неловкость как рукой смело. Внезапно в машину с котомками вломилась начальница по закупкам и потребовала немедленно доставить ее к месту постоянного проживания, где на кухне ее давно дожидаются оставшиеся без необходимых продуктов сотоварищи по приготовлению праздничного стола. Ее появление меня очень обрадовало, так как, наверное, что-то из купленного могло быть преподнесено моему новому приятелю в качестве небольшого Новогоднего поздравления.

Мы остановились на яйце. Я торжественно открыл дверцу, со всей важностью грохнул яйцо об наст перед Рыжиком. Он поднял умную головку как бы говоря:

–Ну, это лишнее, но если ты настаиваешь…

И спокойно, неторопливо – все-таки праздничное блюдо, принялся есть. Мы, тоже соблюдая приличие и такт, потихоньку поехали домой. Я всю дорогу объяснял Люде как мы познакомились с Рыжиком, какой он интересный и умный. Предпраздничное настроение стало совсем праздничным. И все благодаря этой недолгой, даже какой-то сказочной встрече с забавным псом.

И я для себя твердо решил, что теперь всегда буду возить в машине какой-нибудь сухарик или конфетку – вдруг опять встречу Рыжика.

ПОДАРОК

Нынче летом я автостопом рванул в Абакан к сродному брату. Давно не виделись, он недавно переехал сюда с “северов" на постоянное жительство.

В общем, получилось лучше некуда – сюда же приехала его сестренка Аня с мужем Виталием. Они набрали черники и решили ее продать: зарплаты-то четыре месяца нет, а жить надо, благо, они рядом с тайгой живут.

Ну, ягоду продали, затарились всяким нужным для душевного разговора товаром и наконец-то устроились на кухне. Дальше, как обычно, закусили, разговорились. Сначала о семье и родственниках, делах, но с этим разобрались довольно быстро.

Виталя – классный охотник, стреляет с левой и правой, причем во все попадает. В свои сорок – строен и красив. Интересных случаев и историй из жизни у него куча в запасе, слушай – не переслушаешь. Но вдруг он замолчал и, внезапно изменившись в лице, заговорил снова:

– Ты знаешь, у меня тут было такое, что бывает, наверное, один раз в жизни.

Видимо, он рассказывал это уже не раз, но чувствовалось, что эти воспоминания до сих пор волнуют его.

– Аня уже слышала про это, и мы вместе решили, что это была судьба. Мы были еще не женаты, но все скоро должно было решиться. Я в это время учился заочно и был на сессии в Иркутске. Экзамены сдал и собрался лететь домой. Дело было как раз под Новый год, народу в порту тьма и задержки еще. Что делать, сидим, ждем.

И тут я увидел ее… Знаешь, как гипноз какой- то, стройная, волосы черные, жгучие глазищи в пол-лица. Я все забыл, про Аню, про свадьбу. В общем, прилип к ней, как пацан, нес всякую чепуху, смешил, хвастался. А она молчит, улыбается, так, скажет слово-два и все. А меня это еще больше заводит. Я ей уж замуж предлагаю выйти, обещаю, что будет жить, как у Христа за пазухой, соболями завалю, в доску, мол, разобьюсь, а все у тебя будет.

А она только улыбается и молчит. Где-то часа два это продолжалось, хотя время пролетело незаметно. Вдруг объявили регистрацию сразу на несколько рейсов. Все задвигалось, смешалось.

Потом я уже был в накопителе, перед самым выходом к самолету. Народу, как селедки в бочке, сразу на несколько рейсов. Холодина, пар от дыхания висит, стоим, мучаемся.

Вдруг вижу, впереди меня парень лет двадцати пяти спокойно так у стоящего впереди мужика бумажник из кармана вытаскивает. А тот не чувствует, стоит как стоял.

Я тихо вора за рукав беру и шепчу: “Положи на место!". А он и ухом не ведет, как будто это я сам с собой беседую. И тут чую – мне в спину что-то острое и холодное входит, так, на полсантиметра. Ну, думаю, влип! В такой толкотне зарежут, и пикнуть не успеешь! Оглянулся – сзади тоже парень стоит и даже не смотрит на меня, чуть ли не зевает от скуки. Но дальше свое "жало" не втыкает. Так и стоим. Что делать, черт его знает.

Вдруг от входа в накопитель громко что-то сказали, коротко так. Смотрю, вор бумажник обратно – бац! А тот лопух даже ухом не ведет, вор повернулся и пошел протискиваться к выходу.

Чувствую – “шило" тоже убрали. Смотрю назад, вижу: она у входа, а по накопителю с разных сторон мимо нее, как змейки, люди двигаются, да много так, и – на выход.

Тут я опять, как кролик к удаву, иду к ней, как будто тянет кто-то, как околдованный, прямо. Подхожу, а она посмотрела на меня и бросила: "Живи!» – и вышла.

Мороз под тридцать, а с меня пот в три ручья. В общем, понятно, что если бы я за ней не ухаживал, прикололи бы точно.

Стало тихо и как-то неловко, что ли.

– Ну, нам пора. – Виталя поднялся, хотя было видно, что он еще там, в аэропорту, еще слышит раз за разом небрежно брошенное: “Живи!”.

ПОДСТАВА

Так получилось, что я пошел служить в двадцать пять лет. Так как был сельским учителем, то призыву не подлежал. Каждый год весной и летом проходил вместе с призывниками медосмотр и снова на работу. Наконец удалось найти понимание в райкоме партии, и в мае проводили меня на полтора года в армию. Ученики подарили альбом на память, коллеги устроили небольшую вечеринку, а вот домашние устроили все как надо: с родственниками, гостями и одноклассниками. На полгода попал в учебку, сразу продвинули в комсорги роты, приняли кандидатом в партию. Всё было устроено на все полтора года: мордовать не будут, в партию примут, звание старшего сержанта обеспечено. А в конце – курсы летёх и на дембель. Красота, и все это в городе-герое Минске. Но я тогда был человек правильный, а может упертый. Решил армию посмотреть, за границу съездить за счет государства. На уговоры начальства не поддавался и поехал, вместо обещанной группы войск в Германии, в Туркестанский военный округ. Причем округ был воюющий, на дворе осень 1984 года.

Было нас из учебного взвода трое. Привезли в пересылку, откуда направляли по частям. Однополчан быстро отправили «за речку». Причем делалось все ночами и в большой спешке. Вот в такой спешке уехал за речку и весь мой багаж: рюкзак с вещами, шинель, парадка – все солдатское барахло, выданное в учебке. Уехал с каким-то бойцом и комсомольский билет. Остался, в чем ходил, но военный билет был на месте, в нагрудном кармане. Наконец распределили меня и других товарищей в ашхабадскую дивизию. Еле-еле взяли, потому как вещей при мне нет, а должны быть, и сопровождающие не хотели брать на себя эту проблему. Нашелся робкий сержантик фельдшер, которому меня и всучили. Поездка в вагоне с постоянно ржущими призывниками, обкуренными анашой, была бы самым запомнившимся приключением, но в соседнем вагоне ехали дембеля из Закавказья. Они пытались поживиться, но призывники были в наркотическом угаре и только ржали, а наши солдатики проявили норов и послали гостей подальше. Взвесив количество и настрой сторон, старослужащие успокоились и удалились.