Read the book: «Быть Человеком», page 3

– Вот, вернулись, будем ремонтировать трактор.

– А меня, инвалида, возьмёте?

– Конечно! – возмутился тракторист. – Будешь на подхвате: где ключ подать, где поддержать.

– Чего ты психуешь?

– Да я не на тебя, а на ХТЗ, не любит, падла, работать.

– Ты себя вини, а не трактор.

– Ты знаешь, сколько он уже работает? Давно пора на металлолом.

– Не уважаешь ты его, вот поэтому он и не хочет работать.

– Да я же шофёр! Права на машину забрали, а на эту колымагу посадили. А ты знаешь, как ХТЗ расшифровывается?

– А кто не знает: Харьковский тракторный завод.

– Не угадал – Хрен, Товарищ, Заработаешь.

– Оригинальное название! А за что у тебя права водительские забрали, за пьянку?

– А за что ещё забирают? Через полгода пересдавать буду.

Степану надоело слушать дурацкий диалог:

– Хотите, я вам анекдот расскажу?

И, не дождавшись ответа, начал:

– Пожилой сантехник и фазан²⁰ устраняли аварию в подвале. Проблема была под канализационной водой, поэтому пришлось нырять в это говно. Сантехник исправляет, а фазан подаёт то инструмент, то ещё что-нибудь. Опытный сантехник устранил неисправность и с умным видом наставника ученику заявляет: «Учись, а то так и будешь всю жизнь ключи подавать!»

– Ты это на кого намекаешь? – чуть не в один голос возмутились мужики.

– Просто вспомнил, – подкидывая дрова в печку, пробубнил Стёпа.

– Стёпа, я смотрю: вид у тебя не товарный, иди-ка ты на нары, полежи, а мы без тебя справимся.

– Ничего, доварю.

– Старших надо слушать! Привыкай – через год в армию.

– Ладно, уговорили, действительно нога разболелась.

Стёпа забрался на нары и лёг на спину.

– Стёпа, а чем заправлять?

– На окне стоит.

– Здесь две открытых банки «Великой китайской стены»… Обе высыпать?

– Конечно обе. Как открыты?!

– Как любая банка – ножиком! Дурацкий вопрос задаёшь…

– Я имею в виду: почему они открыты – ничего повар об этом не говорил?

– А чего ты всполошился?

– А когда их открыли? Может, они уже пропали или мышь там побывала…

– Да брось ты!.. Прокипятим – все микробы подохнут.

– Микробы-то подохнут, а вот окисление… Банка ведь железная.

– Я уже высыпал.

– Нашли, о чём беспокоиться, – встрял Ваня, – накладывай, я поем, если не подохну, значит, всё хорошо.

Юрка наложил сразу две чашки вкусно пахнущей гречневой каши:

– Я тоже хочу экспериментировать.

С нар донеслось:

– И мне накладывай.

Стёпа осторожно начал слазить с нар.

– Ты лежи, я принесу.

Дружно застучали ложки, через десять минут вымытая посуда была в ящике.

– Матушка рассказывала, что целая семья умерла от подобной окисленной тушёнки, – вспомнил Стёпа, прощупывая живот.

– У нас соседи отравились, скорую вызывали, – забеспокоился Юрка.

– Здесь скорую не дождёшься, – отозвался тракторист.

И пошли печальные воспоминания… Страх начал действовать как инфекция, поражая всех подряд. Не прошло и часа, как вся «команда» вышла на пригорок перед ручьём и, засовывая по два пальца подальше в глотку, пыталась вызвать рвоту. Сначала получилось у тракториста, затем у Стёпы. Юра оказался последним. В это время остальные лесорубы вернулись с деляны. Странная картина предстала перед их глазами: лицом к Китаю стоят трое мужиков и рыгают.

– Эй, там, на бугре, вы что, китайцев дразните? На международный скандал нарываетесь? У нас и так Хрущёв все отношения с ними испортил, а вы, «ревизионисты»²¹, ещё усугубляете, – сдерживая смех, прокричал Наум Иванович.

Стёпа поковылял к мастеру:

– Наум Иванович, мы сварили кашу с тушёнкой, подумали, что испортилась: давно открытая – вот и перестраховались.

– Ты сильно хромаешь – отдыхай. Карасик покормит нас отравленной кашей.

Люди давно так заразительно не смеялись над «придурками»!.. Насмешки и приколы продолжались до конца командировки.

Через пару недель план по заготовке древесины был досрочно выполнен. Бригада снялась со своего обжитого «табора» и двинулась на станцию Ушумун. Завершал колонну лесовоз, загруженный брёвнами; на одном из них, удобно устроившись, сидел Стёпа, ему снова не хватило места в кабине. По-весеннему голубело небо и грело солнце.

Глава 3
Солнечный

Кто здесь не был, это не поймёт.

А кто был, навеки не забудет.

– Весна. Крестьянин торжествует: снял тулуп и в ус не дует, – вслух перефразировал известное с пятого класса стихотворение Степан, увидев свисающую с крыши, покрытой шифером, довольно большую сосульку. Ярко светило солнце и казалось, что большие сугробы снега под забором стали тёплыми. Облепив большой куст черёмухи, весело чирикали воробьи. «Они тоже чувствуют весну. А почему – тоже, да они ближе к природе, поэтому веселее и счастливее людей», – подумал Стёпа, ковыряя кирзовым сапогом недавно выпавший мягкий и ещё совсем белый, не запачканный дорожной пылью и гарью снег. Вышел со двора, огороженного штакетником, сел на скамейку и, подставив лицо тёплым лучам солнца, закрыл глаза. Спокойствие и умиление охватило восемнадцатилетнего парня.

– Ты что, спишь?

Стёпа открыл глаза – перед ним стоял Юрка Жунковский.

– Греюсь.

– Да, солнышко работает, – присаживаясь рядом, как-то по-стариковски произнёс Юрка.

Минут пять ребята сидели молча, щурясь от весеннего солнца.

Первый заговорил Юрка:

– Последний год учёбы. Ты куда наметил поступать?

– Я же пока в вечерней школе. Ты сам знаешь, у меня с точными науками полный швах. Все эти физики, химии, алгебры не для меня. Я в литературу бы пошёл, но с моим почерком точно не пролезет.

– А я в лётное училище наметил.

– Ты пройдёшь, – уверенно подтвердил Стёпа, – ты парень настырный. Вот решил научиться играть на баяне – научился. А я на гармошке пиликал-пиликал, так, кроме «Ты подгорна, ты подгорна, широкая улица…» да «Барыня-барыня…», толком ничему не научился. А на гитаре семиструнной не успел: Эдька увёз к себе на пароход – теперь на палубе после вахты брынькает. Ты же знаешь – он речное училище в Благовещенске закончил. Единственное, что я сделал в музыкальной сфере, это в духовом оркестре на басе научился лабать – когда в интернате учился.

– А я на корнете играл, у нас в ДК.

– Корнет когда-то был главным солистом в оркестре.

– Да, теперь труба… Помню, Эдька тебе тельняшку привозил – зимнюю, а ты её летом носил в жару.

– Успел похвастаться перед пацанами, осенью он её забрал: поносил – хватит!

– Поступишь куда-нибудь.

– Я уже решил, поеду на комсомольско-молодёжную стройку в Солнечный.

– Это где-то в Хабаровском крае?

– Да, под Комсомольском.

– Молодец, строителем быть почётно.

– До армии поработаю, там видно будет, куда поступать.

– Тебе бы в военное училище: ты всегда был командиром, когда в войну играли.

– Эй, командиры, шагом марш за стол, я уже накрыла, – из-за забора послышался голос Стёпиной мамы.

– Спасибо, тёть Маруся, мне пора, а то мамка то же, наверное, ждёт, – будет ругаться.

– Как хочешь, а клёцки на молоке ты любишь, я-то знаю.

– Я галушки со сметаной люблю.

– А какая разница, и с молоком пойдёт, – вмешался в разговор Стёпа.

– Уговорили, только я ненадолго.

– Ну что, Юра, всё же в «лётное» поступаешь?

– Да, пришло время.

– Стёпа забрал документы из мореходки, чтобы меня поддержать, а теперь уезжает на стройку.

– Кажется, у китайцев есть поговорка: «Родители и учителя только открывают двери, а дальше человек идёт сам», – ответил Юра и грустно улыбнулся.

Через неделю Степан приехал в Солнечный, вышел из автобуса, поставил свою спортивную сумку на сугроб и спокойно осмотрелся. Яркое солнце сверкало на голубом безоблачном небе. Заросшие лиственницей и елями сопки, покрытые снегом, окружали город-спутник Комсомольска. Около десятка пятиэтажных домов, часть из которых явно находилась в стадии незавершённого строительства, возвышались на сопке, под которой расположился посёлок щитовых бараков.

– Не подскажете, где здесь контора? – обратился Стёпа к прохожему.

– Смотря какая.

– На работу устроиться.

– Я об этом тебя и спрашиваю. Ты что: приехал строить город или ГОК?

– А что такое ГОК?

– Горно-обогатительный комбинат.

– Конечно ГОК.

– Вон, видишь барак с флагом.

– Спасибо.

– Удачи!

Кадровик, средних лет мужчина, в лохматом свитере, оценивающе осмотрел стоящего перед ним парня:

– Ты приехал сюда за романтикой или за длинным рублём?

– Не знаю, на работу я приехал. Всё же Всесоюзная комсомольско-молодёжная стройка.

– А ты что, комсомолец?

– Да, с шестьдесят первого года.

– Хорошо, пойдёшь в УНР-860²² бетонщиком?

– Да, я работал с бетоном, мы сами его замешивали и фундамент заливали.

– Значит, справишься, здесь с БРУ²³ готовый бетон привозят. Вон образец, пиши заявление. Я пока позвоню коменданту общежития.

Стёпа макнул перо в чернильницу-непроливашку, здесь же на столе взял лист бумаги и уверенно начал писать своим корявым почерком, не обращая внимания на орущего в телефонную трубку «кадровика».

– Ну, что ты там возишься? Давай заявление начальнику на подпись, я сам отнесу. Вот, держи направление в общежитие, будешь жить в пятом доме. Это на сопке – найдёшь.

– До свидания.

– Стой, куда побежал? Устроишься в общаге, сходишь на стройку, найдёшь мастера Халявко. Вот направление.

– А спецовку?

– Это с ним решай, я ему позвоню.

Степан поднялся на сопку по асфальтированной дороге, выглядевшей странно на фоне дикой тайги и обгоревших сопок. Улиц пока не было, дома нумеровались по порядку их строительства. Пятый дом, как и другие жилые дома, был облицован силикатным кирпичом, но в отличие от остальных, временно использовался под общежитие.

Комендант – Ганна Викторовна, солидная женщина лет сорока – проживала в первой квартире, здесь же было её рабочее место. Глянула на Степана как на врага народа:

– Паспорт. Отдам, когда пропишу.

Степан молча достал из сумки паспорт.

– Паспорт надо носить в кармане: сумку утащат или потеряешь, а докУмент должен храниться надёжно. Будешь жить в седьмой комнате. Там сейчас четверо, а комната на семерых, так что милости просим. Пока даю тебе запасной ключ, когда сделаешь свой, этот вернёшь мне.

– Как я его сделаю?

– У вас в комнате есть специалист: за чекушку²⁴ сделает тебе любой ключ, хоть от сейфа. Бельё получишь во второй комнате, кастелянша²⁵ скоро подойдёт.

– Спасибо.

Степан, не попрощавшись, вышел. Дверь в кастелянную была открыта. Степан, не спросившись, перешагнул порог.

– Здравствуйте.

– Напугал. Стучаться надо. Новенький?

– Да. В седьмую квартиру комендантша направила.

– Вот здесь – напиши фамилию, имя, отчество и распишись.

С сумкой и охапкой постельного белья Степан поднялся на третий этаж. Позвонил и, не дождавшись ответа, открыл дверь своим ключом. Степану приходилось жить в общежитиях, поэтому он не обратил внимания на побеленные пустые стены, на отсутствие занавесок и прочей «мишуры», которой переполнены женские «общаги». Бросил бельё на свободную кровать, рядом поставил свою спортивного типа сумку и присел на полосатый матрас. Только сейчас он почувствовал усталость. Снял ботинки и лёг. Через минуту он плавно погрузился в глубокий сон. Приснились ему снежные горы, заросшие лиственницами. Степан поднимается в сопку, оставляя позади себя «вспаханный» снег. Подъём становится всё круче и круче, ноги не слушаются, но идти надо – и он упорно поднимается всё выше и выше. Наконец вершина достигнута. Перед Степаном открылся удивительный пейзаж бесконечной гряды сопок, переходящих в огромные скалистые горы. А среди этой дикой красоты расположился небольшой городок, с белыми пяти- и девятиэтажными домами, Дворцом культуры, школой, детским садом, магазинами – и всё это покрыто зелёными насаждениями и цветами. Но ни одного человека. «Мёртвый город», – подумал Степан. И вдруг на него обрушилась снежная буря, раздался мощный раскат грома… и Степан проснулся, открыл глаза. Сердце продолжало сильно биться. Посередине комнаты стоял мужик, на вид лет тридцати пяти.

– Ты кто? – сиплым голосом проговорил Степан.

– Во даёт! Это я должен спросить: кто ты такой, что находишься в моей комнате.

– Степаном меня называют, а сюда меня поселили.

– Володя. У тебя кровь с носа течёт.

Степан приложил платочек, он быстро напитался кровью, молча сел на кровать, прижал подбородок к груди.

– Ты ляг на спину и запрокинь голову, – посоветовал Володя.

– Не годится. У меня в детдоме часто кровь шла из носа, я знаю, что делать, а при твоём методе кровь перестанет идти из носа, потому что пойдёт в глотку. Зачем самому у себя пить кровь?

Через пару минут Степан как ни в чём не бывало продолжил знакомство:

– Меня приняли бетонщиком на ГОК. Мне приходилось работать каменщиком и даже печником и плотником…

– Так ты профессионал? Какой стаж работы?

– На школьных каникулах и после окончания школы.

– Так сколько тебе лет? В армии служил?

– Восемнадцать.

– А мне тридцать три. Крупный ты парень для своего возраста… А что тебя занесло сюда?

– Романтика. «Мы не тунеядцы – мы романтики. Начальник, нам здесь уже надоело, вези дальше».

– У тебя прививка от энцефалита есть?

– А зачем?

– Здесь полно энцефалитных клещей. В экспедицию не берут без прививки, но на стройке можно. Теперь уже поздно ставить. Дам тебе совет. Когда начнёт выворачивать кости, твоя задача – срочно принять позу.

– Раком, что ли?

– Нет, голову поверни влево, а правую руку вытяни чуть вперёд, ладошкой кверху.

– Это ещё зачем?

– Дело в том, что тебя парализует в позе с протянутой рукой и головой, повёрнутой в противоположную сторону. А так удобней милостыню просить – тебе же будет стыдно, вот и получается – голова смотрит туда, а рука вытянута сюда. Ты вроде ни при чём, а люди деньги кидают.

Степан рассмеялся первым:

– Дошло! Оригинальная идея!

Степан заправил кровать и взялся за сумку.

– Володя, куда мне вещи поместить?

Тем временем вскипел чайник.

– Умывайся, сейчас чайку запарим.

– У меня пачка ирисок осталась с дороги.

Уже после пары глотков крепкого чая Степан взбодрился и повеселел. Много ли человеку надо?! Не прошло и трёх часов, как он вылез с автобуса, неуверенно и робко осматриваясь, никому ненужный и одинокий. Сейчас в нём появились уверенность и спокойствие. Крыша над головой есть! Работа есть! Что ещё надо?!

Степан быстро допил чай:

– Я пошёл, надо отметиться в бригаде.

Степан бодро спустился с сопки, уверенно прошагал мимо конторы, но вот дорога резко прервалась у берега бурной речки. «Чудаки, дорогу, притом асфальтированную, сделали, а мост не построили», – подумал Степан и пошёл в обход по наезженной грузовиками дороге. Разулся, перешёл по ледяной воде и скользким камням на правый берег.

Вскоре предстал перед будущим Солнечным горно-обогатительным комбинатом. На склонах пологой сопки сооружался гигант по переработке оловянной руды. На большой строительной площадке было оживлённо: строительные краны указывали своими стрелами путь первопроходцам, сновали самосвалы, напряжённо ворчали бульдозеры – жизнь кипела…

Невдалеке от строящегося административного корпуса Степан наконец-то нашёл вагончик мастера Халявко.

– Маша, выдай ему спецодежду, – проговорил Танас Власович.

– Сапог больших размеров нет, – оглядев новичка, пробурчала завскладом.

– Маша, иди с ним, представь бригадиру и выдай спецовку.

Бригадиром оказался высокий, крепкого телосложения мужчина лет сорока:

– Надолго?

– Думаю, что до армии поработаю, там видно будет.

– На стройке работал?

– Приходилось мало-мало.

– Подсобником?

– Бетонщиком, каменщиком, печником, плотником… Приходилось и траншеи копать. А эту зиму был на лесозаготовке.

– Ты что, в бич-бригаде работал?

– Да.

– Да тебе сколько лет?

– Уже восемнадцать.

– Ты что, летун? Не можешь на одном месте долго работать или выгоняли?

– Так получилось: один объект заканчивали – переходили на другой.

– А почему профессии менял?

– Куда бригадир ставил, там и работал.

– Меня звать Макар. Завтра к восьми на работу, по всей форме. ПонЯл?

– Понял, – спокойно ответил Степан и, не прощаясь, вышел с вагончика. Он не терпел людей, которые с ним разговаривают как со шпаной, про себя подумал: «Интересно, а куда Макар телят не гонял? Надо будет у него спросить… Как просто можно испортить настроение человеку!.. Что он мне сказал?.. Да практически ничего, а настроение пропало, – размышлял Степан по дороге в общежитие. – А может, что-то во мне неправильно, что я так реагирую? Наверное, это и есть гордыня».

Степан не заметил, как дошёл до общежития.

Дверь не была заперта, Степан уверенно перешагнул порог и без стука вошёл в комнату:

– Здравствуйте! Меня зовут Степаном.

– Здорово, коль не шутишь, – не вставая с кровати и не вынимая папиросу изо рта, проговорил лохматый мужик лет тридцати от роду, – Константин. Можно просто – Циолковский.

– Отчество, конечно, Эдуардович?

– Откуда ты знаешь мою подпольную кличку?

– Да читал про тебя и твои исследования тоже. Только ты, по-моему, уже давно всей душой улетел исследовать другие галактики.

– Как видишь, вернулся, сейчас меня звать Вадимом Спиридоновичем.

– Или просто Мухомор. Что ты до парня доколупался? – вмешался в разговор средних лет мужик.

– Ну что, Мухомор, фаршманулся²⁶ малёхо? Ты, бацильный²⁷, на кого храпишь²⁸?

– взъерошился Степан.

– О, ты ещё и по фене ботаешь²⁹, – уже спокойней ответил Мухомор.

Степан подошёл вплотную:

– Нет, только по фёкле. Ты меня на понт не бери³⁰.

– Чего вы кипеш подняли? – из кухни вышел худой, небольшого роста мужик с эмалированной зелёной прокопчённой кружкой, прикрытой вафельным полотенцем, – давай-ка лучше раскумаримся³¹. А ты, парень, не обращай внимания на этого чёрта³²: у него с башкой не в порядке.

– Это у тебя не в порядке, – огрызнулся «Циолковский» и пошёл в туалет.

– Ну что, очко слиплось? Ты на него не обижайся, это он тебя проверял. Меня Ананий звать.

– Стёпа. Не на того нарвался!.. Проверяльщик… Так можно и по башке схлопотать.

Все замолчали. Только сейчас Степан обратил внимание, что в комнате находился ещё один человек, на кровати, стоящей обособленно в удобном угловом месте, но он никак не отреагировал на появление новичка, продолжая спать, а может, делал вид, что спит. Степан швырнул спецовку во встроенный шкаф, повесил полупальто, умылся, только потом присел на стул. Воцарилась тишина.

«Хорошо, что ещё в восьмом классе прочитал «Ивана Денисовича»³³ и с «бамовцами»³⁴летними вечерами приходилось общаться на брёвнах, под забором. Здесь мы, сельские ребятишки, набирались ума. Вот теперь и пригодились знания блатного жаргона».

Размышления прервал Володя:

– Ты сегодня ел?

– Кроме того, что с тобой чай пил, утром на вокзале – пирожок с компотом.

– Деньги закончились?

– На бутылку можно наскрести.

– Сейчас не до бутылок, с получки проставишься. Сбегай в магазин, тут недалеко, в первом доме. Хлеба купи – три булки чёрного. Только белинского³⁵ не бери, а то съедим зараз. А я пока супчик сварганю: у нас лук, картошка, концентраты ещё не кончились.

Через полчаса Степан вернулся из магазина и, не раздеваясь, радостно положил на стол большую вяленую кету и авоську с хлебом:

– Там пурга разыгралась. Иду с хлебом – и вдруг что-то ударило меня по плечу, смотрю: кетина вяленая валяется на снегу. Осмотрелся – вижу: на балконе третьего этажа этого добра – завались, висят рядками. Я, конечно, поленился подняться на третий этаж, вот – принёс, по малёхе на всех хватит.

– Видел я этот балкон с рыбой, кстати, он там не один такой рыбный, – произнёс мужик, сидящий на кровати в углу, – будем считать, что Бог послал.

– Стёпа, ты похоже на «малолетке»³⁶ школу заканчивал?

– Нет, в детдоме.

– Можешь звать меня Василием. Правильно ты отшил этого хмыря болотного.

– А что он канитель³⁷ разводит, он кто по масти – шерстяной³⁸?

– Скорее – чёрт³⁹.

Минут через пятнадцать вся «дружная семейка»: кто за столом, а кто на тумбочке – присев на кровать, дружно ела суп и грызла вяленую кету.

К утру пурга затихла, оставив после себя небольшие сугробы. Без четверти восемь Степан уже был на участке. В вагончике сидели мужики. Они увлечённо забивали козла, было накурено. В буржуйке весело потрескивали дрова.

– Здравствуйте, я к вам в бригаду.

– Здорово, – не очень дружно ответили игроки.

Степан сел на деревянную, грубо оструганную скамейку под стенкой.

– Садись к столу, не отрывайся от коллектива, – оторвал голову от стола и как-то по-свойски проговорил высокий, слегка сутулый мужчина в брезентовой куртке. – Ты Степан, по всей видимости?

– Да.

– Вчера предупредили. Стёпа, чтоб тебе не было скучно, пока мы закончим, отгреби снег от дверей.

– А где лопата?

– Там за вагончиком – увидишь.

Степан, не раздумывая, вышел на мороз. Облегчённо вдохнул свежего, морозного воздуха, который показался очень приятным после прокуренного помещения. «Дурацкое занятие – вдыхать вонючий табачный дым, да ещё и добровольно», – подумал Степан, баловавшийся папиросами только до пятого класса.

Пока он убирал снег, подошли остальные члены бригады.

– Степан, иди переодевайся, пора работать, скоро бетон подвезут.

Степан быстро «приоделся» в новую спецовку, надел свои надраенные до блеска кирзовые сапоги и побежал догонять бригаду.

На склоне сопки, в глубоком котловане, вырытом в каменном грунте, плотники из деревянных щитов собирали опалубку, арматурщики сооружали замысловатые каркасы из стальных прутьев. Заливка бетона – основной заключительный этап возведения «нулевого цикла». Бетон подвозили самосвалы с бетонно-растворного узла. Для Степана работа не была в диковинку, кое-какой опыт за плечами был.

Пока не подвезли бетон, Степан осмотрелся. Объект, на который прибыла бригада, назывался административный корпус. Впрочем, корпуса ещё не было, а была опалубка фундамента, местами ещё не заполненная арматурой. Вверх по сопке вырисовывались «скелеты» будущих цехов горно-обогатительного комбината.

– Стёпа, ты чего рот разинул? Подцепи бадью на кран да оббей кувалдой, – пересиливая шум, прокричал бригадир.

– Иду.

Бадья – это поворотная металлическая конструкция с бункером в виде усечённого конуса. Здесь в углах оставался бетон, который, постепенно накапливаясь, «схватывался». Степан взмахом руки подогнал БКСМ⁴⁰, подцепил бадью гаком, дал команду:

– Вира!

Крановщик чуть приподнял бадью. Степан мощной кувалдой начал отбивать бока у «туфельки»⁴¹.

Когда звук ударов стал более звонким и перестали высыпаться куски застывшего бетона, крановщик без команды переместил бадью на место приёмки бетона.

Степан бросил кувалду и уверенно двинулся за бадьёй. Через час привезли первый бетон и работа закипела. Надраенные сапоги первыми изменили свой внешний вид, а к обеду и новая спецовка уже таковой не выглядела.

– Это хорошо, – успокоил неопрятного работника «бугор»⁴², – грязи не боишься – значит, сработаемся.

– А ты что, сомневался?

– Конечно. Мне сначала показалось, что ты стиляга. Слава богу, ошибся.

– Толпа орала – распни его!

– Не понял…

– Это когда Иисуса Христа распинали.

– Я думаю, что его не раз пинали, а пинают и до сих пор.

– Это точно.

– Эй, философы́, на обед пора!

– Не философы́, а филОсофы, обед – дело добровольное, – буркнул Степан и пошёл в сторону сопки.

– Степан, ты туда не ходи, сейчас будут грунт взрывать, – остановил новичка прораб.

– А почему не предупреждают?

Слова Степана заглушил рёв сирены. Он укрылся за большой камень, торчащий из земли, и задумался: «Сколько людей и техники задействовано… А если бы геологи не нашли здесь олово – была бы просто дикая тайга. Как всё же много зависит от случайностей!.. Для чего я сюда приехал – чтобы кидать бетон? Ну не я, так другой был бы на моём месте…»

– Ты чего сидишь? Давай в бытовку – перекусим!..

– Да я ничего не взял с собой.

– Ну и что, что не взял? Обедать всё равно надо. Давай быстрей – ждём, – прокричал бугор и скрылся в вагончике.

Степан нехотя зашёл в бытовку. Вокруг длинного, сбитого из досок стола собралась почти вся бригада.

– У нас жратва общая. Садись, не стесняйся – в следующий раз ты что-нибудь принесёшь.

– А я подумал: «А не пойти ли мне на обед?» – и не пошёл…

– Это не твоё личное дело: производительность труда у голодного падает, а травматизм повышается. Да, кстати, распишись в журнале по технике безопасности, что прошёл инструктаж.

– А я прошёл?

– Ты распишись… А по ходу дела пройдёшь. Главное: кирпичи на калган не бери.

Степан ничего не сказал, вышел из бытовки, выбрал из кучи кирпичей не очень обожжённый и быстро вернулся. Молча снял шапку, взял кирпич обеими руками и резко ударил по голове. Кирпич послушно раскололся на две половинки.

– На калган можно брать – кирпич хороший.

Раздался хохот и восклицания. Степан не стал комментировать качество кирпича, которое заметил накануне. Сел за стол, как ни в чём не бывало взял кусочек сала с хлебом и начал спокойно жевать – как своё.