Американский доброволец в Красной Армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейсхтага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945
About the book
В ваших руках удивительное свидетельство о Великой Отечественной войне – воспоминания американского гражданина Никласа Бурлака, волею судьбы с семьей оказавшегося в 1930-х годах в Советском Союзе и разделившего горькую судьбу нашей страны в 1940-х. Автор несколько раз был тяжело ранен, дважды терял в бою экипаж своей тридцатьчетверки. Он уверен, что жизнью своей обязан большой любви, неожиданно встреченной им в совсем неподходящей для этого военной обстановке, но однажды трагически оборвавшейся. Никлас Бурлак прошел через крупнейшие сражения второй половины Великой Отечественной войны – Курскую битву, освобождение Белоруссии и Польши, взятие Берлина. В мае 1945 года он, как и многие советские воины, на стенах Рейхстага кратко описал свой путь от родного дома до логова врага. У Никласа Бурлака надпись начиналась очень необычно для советского офицера: «Bethlehem, Pennsylvania, U.S.A.». В США эту замечательную книгу в 2010–2012 годах автор издал под именем М.Дж. Никлас, увековечив в псевдониме память двоих своих братьев Майка и Джона, также хлебнувших все «прелести» советской жизни.
Other versions of the book
Reviews, 1 review1
Книга сильно напоминает весьма некачественный фейк. Я могу понять, когда «офицер-разведчик» (который вроде как был танкистом) пишет про «реактивные пушки наших Яков» – ну танкист, чо с него взять (кстати, что это за жуть такая – «реактивные пушки»?), но когда в его рассказах в «клочья разносит» бронетранспортёр от попадания фаустпатрона (в ходе наступления под Бобруйском), это уже даже не перебор, это «адъ и навальный». Вот цитата, которой намного больше веры, чем этому «разносу в клочья»: «Вот стоит машина с наглухо задраенными люками, из нее сквозь броню слышен визг вращающегося умформера радиостанции. Но экипаж молчит… Не отзывается ни на стук, ни по радио. В башне-маленькая, диаметром с копейку, оплавленная дырочка,– мизинец не пройдет. А это – „фауст“, его работа!» почувствуйте разницу: «разнесло в клочья» и «дырка с копейку». В общем, дочитав до этого места, я понял, что деньги потрачены зря. Аналогичное чувство досады испытал, когда в «воспоминаниях» какого-то немца обнаружил русских в Сталинграде, идущих в атаку с «калашниковыми». Что касается рассматриваемой книги, то в ней основная тема – это «лубофф» американца к некоей медсестре. Ни внятного описания боёв, ни каких-то бытовых подробностей тут нет. Есть вольный пересказ учебника истории для 5-го класса средней школы, не более. Лично я вижу три возможных объяснения этих особенностей книги:
1. Такого человека, который описан в ней, никогда не существовало и «историческая ценность» её – не более, чем у «янки при дворе короля артура»
2. Такой человек существовал, но всю войну провёл очень далеко от передовой рядом со своей дамой сердца. Соответственно, от этого могли возникнуть и «реактивные пушки» и фауст-вундервафли, разрывающие бронетехнику «в клочья».
3. Такой человек существовал, действительно воевал, но книгу писал не сам, а какой-то крайне низкооплачиваемый литературный «негр», который в теме «не шарит» абсолютно. Просто послушал байки старичка, прочитал «краткий курс ВОВ для чайников», посетил пару интернет-форумов и сваял.
Ни в одном из описанных случаев смысла читать книгу я не вижу.
До чего же часто мне во время службы в советской Красной армии приходилось слышать и читать в приказах слова: «Любой ценой!» Насколько мне известно, маршал Рокоссовский никогда слова «любой ценой» не употреблял.
— А ты знаешь, что случится с маршалом Жуковым, если маршал Конев повесит на куполе Рейхстага красный флаг Победы раньше?
— Что? — спросил я.
— Жуков пустит себе пулю в лоб.
— Да?
— Да! — подтвердил с нажимом Троев. — А знаешь, что бы случилось, если бы англо-американские войска взяли Берлин?
— Что же? — вновь спросил я.
— Сталин приказал бы пустить первую пулю в лоб Жукову, а вторую — Коневу.
Чекушка на троих — не пьянка. Но языки развязывает и сближает людей.
Вообще-то внимание к трофейным часам было в то время повышенное, мягко говоря. Когда немецкие пленные после Минска стали со словами «Гитлер капут!» сдаваться в плен, у них не столько спрашивали о спрятанном оружии, сколько о часах, — на полунемецко-полурусском тут и там звучала фраза: «Ур, ур есть?» Немецкие военнопленные беспрекословно снимали с рук или вынимали из карманов свои часы и отдавали советским солдатам, лишь бы их не «шлепнули».
Кровь фонтаном била из шеи, но пулемет еще строчил. Видно, пальцы убитого все еще давили на гашетку.