Князь медвежий

Text
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Font:Smaller АаLarger Aa

Покоя не может Ива обря́сти младая,

Она услыхать вещего птицы напева

Алкает жестоко, день ото дня увядая.

«О чём ты споешь мне сегодня, птица небесная,

Прощебечешь ли песню о скорби или о радости?

Не тревожит тебя судьба совсем неизвестная,

Вот бы и мне испить покойной той сладости.

Скажи же мне птица, душою созданье свободное,

Жив ли мой брат, да дружина его ли не бедствует?

Воткнут ли в землю как пугало он огородное

Или удача со князем как прежде соседствует?»

Ответила девушке птица из лиственной тени

Песней подобной теченью Днепра безмятежного.

«Нет, все же он в земном, не божественном плене!»

Ко князю же змей подползает – вершить неизбежное.

Много верст позади, много поприщ за славой ведомый,

Отряд боевой, но и цель то уже недалече,

Скоро встретят медведя что бросить заставил их домы,

Его шкура возляжет на статные княжие плечи.

Пред последним походом на голой от леса поляне,

Чинят привал, да рогатины точат преострые,

Стрелы считают пернатые в стройном колчане…

Змей вековой шипит сквозь травушки пёстрые:

«Недаром Веле́с облачил себя чешуёю,

Яд породил разящей стремительно пастью,

Лучший из вас да обрящет покой под ладьёю,

Во мрак упадёт и настанет конец двоевластью!»

– Словно заклятие вторил то к воям сиим приступая,

Душистые травы сокрыли смертельную поступь от глаза,

Покажется раз, но в незримости вновь утопая,

Близится к жертве под тенью коварного лаза.

Человеки же в круг собралися и слово было такое

Владимиром князем пред русами громко речёно:

«Долго мы шли, но ждет теперь дело мужское

Нас, так поднимем же к небу благому знамёна!

НедАлече завтра достигнем заветной мы рощи,

Узреем, того, кто рождает свирепы преданья,

Ни богу, ни зверю не скрыться во мраке от мощи

Русской дружины, в врагах, что сеет рыданья!»

И полные духом борьбы взликовали славяне,

Сейчас же готовые зверя изранить любого,

И князь продолжал свои речи держать пред друзьями

Да витязю славному рек такое он слово:

«И ты Светозар, что держал о дружине опеку,

Богов почитал, пусть не тех, что послали нам знаки,

Знаю бросишься в бой как в глубокую свежую реку,

Облачишь себя славой итогами будущей драки!»

Молвил се князь, но зрит опечаленным друга,

Зрит горькую ношу отчаянья сердце вместило,

Зрит милый друг отвратился веселого круга,

И рухнул как древо в приют травяного настила.

Бросился князь и любимца объявши руками,

В миг позабыл несогласия, споры, разлады,

Кожею слышит, как сердце стучит за висками,

Да гад смертоносный шипит из коварной засады.

Сам же тогда извиваясь как змий, прогневленный,

Схватился Владимир за меч, обнажилося жало,

Застыл земной гад главой от хвоста отделенный,

Но в лике воителя скорбная тень пробежала.

Вновь обратился он взором к оземь падшему вою:

«Неужто вот это конец нашим славным братским скитаньям?

Неужто истлеет мой друг, вскоре укрытый листвою,

И храброго лика на пыль изойдут очертанья?»

Светозар же глядит в синеву небесного свода,

Да слезы досады бегут по небритым ланитам,

«Что там истлеть?! Не видать мне больше восхода!

Лишь темень таилась в укусе змеи ядовитом.»

– Так думал неслышно, сгорая, что сало во свечке, -

«Вот хлопоты, слава, заботы, – все грязь при дороге,

Вот бы сейчас постоять на родимом крылечке,

И не искать для походов военных предлоги.

Вот бы сейчас мне обнять любиму девицу,

Укрыть поцелуем сердцу премилые губы,

Но вместо того я в безвестную лягу гробницу,

Сомкну свои очи навек из-за княжеской шубы!

Всю жизнь я рубил врагов доспехи тугие,

Как всяк человек я стяжал богатства в чертоги…

И после меня тем же самым займутся другие

Как всяк человек я был частью бесцельной дороги!

Теперь же я вяну, что в осень цветы луговые,

Клонюсь головой, но не взял меня ужас морозно,

Боятся пускай своей участи лучше живые,

Как всяк человек я понял сие слишком поздно!

Как всяк человек я отдался не злату, а бусам!

Как всяк человек не любви, а порочной блуднице!

Мне правду сию змей открыл смертельным укусом…

Как славно, в безвестной, что сгину гробнице!»

Владимир же друга последний вздох провожая,

Бессильным глаголом желает отвадить судьбину:

«Нет, участь се не твоя, чья то чужая,