Read the book: «Параллель. Повесть», page 5
Глава III. Лес, лес, болото
Валентин
Корень поддавался с трудом. Точнее, не поддавался вовсе. Я искрошил вокруг него почву, отрезая отростки, но он всё никак не хотел вылезать. Прям репка, а не корень.
– Брось, друг, догоняй остальных.
У Вагана на руке висела огромная корзина, до половины наполненная трофеями. Я осмотрелся по сторонам. Шеренга ушла далеко вперёд, один лишь я ковырялся в грунте, безуспешно пытаясь вытянуть злосчастный корень. Надо было брать лопату, когда предлагали, чёрт…
– Сейчас, – раздражённо отвечаю стоящему над душой напарнику и ещё раз обвожу лезвием вокруг своей добычи.
– Друг, никто их не собирает, потому что больше гемора с ними, чем толку.
Постояв ещё немного и полюбовавшись моим пыхтеньем, Ваган пошёл дальше. Тяну за мохнатый короткий хохолок растения, он с тонким хрустом отламывается и я падаю на пятую точку. Зарычав, с остервенением беспорядочно колочу ножом. Молочный сок перемешался с грунтом и наполнил воздух горьковато-сладким ароматом. Понимаю, что последние полчаса потрачены впустую. Плюю на землю, пинаю воздух ногой, вешаю на плечо корзину и плетусь вслед за остальными.
Бригадир не проводил никакого брифинга, просто прикрепил меня к Вагану и его товарищу Якову, сказав, что они введут меня в курс дела. В первую очередь я спросил, как попасть домой, но они лишь переглянулись и, поджав губы, покачали головами.
– Неужели нет способа?
– Душа моя, – ласково сказал тогда Яков, – вы в корне неверно смотрите на жизнь. Попав в трудную ситуацию, вы глядите в прошлое и ищете обходные пути. Нельзя так. Куда бы вы ни попали – обустраивайтесь, как если бы это был ваш дом. Что же вы кривитесь? Ну, сами посудите – будете вы метаться туда-сюда неприкаянным, рано или поздно потеряете силы и обнаружите, что потратили время впустую. Тогда вас наполнит отчаяние. А отчаяние – грех, знаете ли.
Не знаю, что раздражало меня в нём больше – слащавые обороты, как у психиатров из анекдотов, или же его манера обращаться ко мне в множественном числе. Я же не старик какой, максимум лет на пять старше него! Его приятель ничем не лучше – фамильярность так же раздражала.
После очередного подтверждения, что домой не попасть, я больше не слышал их. Они по очереди что-то рассказывали про травы и коренья, ягоды, животных и птиц, но это стало полуосмысленным шумом на периферии сознания, не более.
На глаза попался крохотный куст винограда с одной-единственной зелёной гроздью. Я бы не отказался сейчас от винца, да покрепче. Теперь понимаю Дюка.
Догоняю шеренгу и становлюсь рядом с Яковом. Он собирает твёрдые чёрные ягоды с высокого куста. Ростом я выше, поэтому тянусь к верхним веткам.
– Не против?
– Что вы, собирайте на здоровье.
Может, зря я к ним так? Они ведь ничего плохого, в конце концов, мне не сделали, а я на них только волком смотрю. Надо бы хоть парой слов перекинуться.
–Так… почему бригадира называют Дыр-дыр?
– Ох, голубчик, дело наше – не такое уж простое, как можно было бы подумать. Существует множество угроз жизни даже в чистом поле.
Я смотрел на него, ожидая продолжения, но он, кажется, моментально забыл о моём вопросе.
– И?
– Ну, сами-то Ветра не плодят смертоносных насекомых или крупных хищников. Однако оные частенько приходят из других краёв.
– Я про бригадира вообще-то спросил.
– Я к тому и веду, дражайший друг, – Яков вздохнул и продолжил, – как-то раз работали мы недалеко от каньона, когда вдруг вылетел ветер, причём без каких-либо предварительных признаков. Ну, само по себе это дело не страшное. Мы нашли укрытие, но пришлось задержаться, и мы не успели до темноты вернуться в лагерь. А ночью пришли химеры, унесли с собой троих, одного ранили в голову. Бригадир тащил его на себе до самого трактира. Бедняге травмировало мозг. Стал подобен годовалому ребёнку – дара речи лишился, переставал людей узнавать. Кроме бригадира нашего. Как увидит его, сразу кривой своей улыбкой улыбается, руки протягивает и лопочет: «Дыр-дыр, дыр-дыр». Вот он себя виноватым и чувствует, мол, должен был предусмотрительней быть.
Я умолк, переваривая услышанное. Чёрт, даже не стану спрашивать, что с тем беднягой стало, никто ведь заботиться о таком не будет.
– А что за химеры?
– Иногда бывает так, что мелкое зверьё съест не ту травку, тогда оно становится хвореньким. А иногда бывает так, что зверь покрупнее, вроде птиц каких или волков, съедает того, кто съел не ту травку. Таких лучше вообще не видеть.
Яков передёрнул плечами и поёжился. Я решил сменить тему.
– Давно здесь?
– Конкретно здесь? С полгода.
– То есть, бывал и в других секторах?
– Секторах?
– Ну…
– Я вас понял. Просто каждый по-разному называет. Да, много где бывал.
– Во сколько же ты пропал из дому?
– Ох, голубчик, из дому меня родственники сплавили.
– Детдомовский? Извини, не знал.
– Что Вы, что Вы! У меня были и маменька, и папенька, они меня очень любили. Просто Бог так и не дал мне детей, супруга моя скончалась раньше меня, а единственный племянник, этот поц, прости Господи, сплавил меня в дом престарелых.
Тьфу, опять его шуточки.
– Я так вижу, вы мне не верите? Вот скажите, это ведь не единственно место, где вы побывали?
– Нет.
– И как думаете, много ещё таких, как вы выражаетесь, секторов есть?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Как-то я об этом не думал.
– Вот и я не знаю, сколько странных мест ещё существует, хотя с Ваганом Архимедовичем много где побывали. Думаю, есть места настолько странные, что человек вовсе сойдёт с ума от одного взгляда на неродные пейзажи. Немало моих знакомых переходили границу во время окон и сгинули навсегда, никто их больше не видел.
Может, он и прав. Что я знаю об этом?
– То есть ты был стариком?
– А что тут удивительного? Пути, Господни, знаете ли…
Вздыхаю и снисходительно смотрю на шутника.
– И что по этому поводу в библии написано?
– А вы как думаете? Ну вот, снова плечами пожимаете. Некоторые говорят, что мы на другой планете, что это эксперимент высших разумов над примитивными людьми. Многие думают, что мы все в аду, или в чистилище. Якобы Бог нас наказывает за грехи. Мне, знаете ли, по статусу не положено в ад верить.
– Так ты ещё и доктор наук, атеист?
– Полноте вам. Прекрасно знаете, что я иудей.
– Кхм… ну так… к какой версии ты склоняешься? Или мне начать обращаться на «Вы»?
– Как вам будет угодно, душа моя. Что же до версий… я, как разумный, надеюсь, человек, воздержусь от столь судьбоносных выводов. Мне бы пожить подольше, остальное меня не очень волнует. О, спелые! – Яков соскрёб с ветки горсть ягод с синеватым отливом и отправил их в рот, – хотите?
– Нет. Я бы сейчас винограда поел.
– Виноград тут не растёт, – с набитым ртом ответил он.
– Как это? Я видел там куст. Небольшой, но это точно виноград.
Яков поперхнулся, выплюнул пережёвываемые ягоды и схватил меня за плечи.
– Где?!!
– Да там, – махнул рукой.
– Внимание! – заорал Яков, – отряд, внимание! Срочно перекличку!!! – затем снова тряхнул меня за плечи, – показывай, быстрее!
Я побежал к тому месту, где видел виноградный кустик, указал на него пальцем. Появился бригадир с сапёрной лопатой, оттолкнул меня в сторону, упал на колени и принялся выкапывать куст. Яков вырвал его из земли. С корней стекала густая багровая смола.
– Ещё лопату! – закричал бригадир и указал появившимся работникам, – тут копай, осторожно.
Моментально собрался весь отряд, половина из которого теснилась над раскопками, меня оттеснили, поэтому я плохо видел, с чем они там возятся. Под лопатами чавкало, в воздухе поплыл смрадный дух. Кто-то охнул, все раздались в стороны, и только бригадир продолжал голыми руками с остервенением выгребать из ямы комки грязи. Склонившись в очередной раз, одной рукой упёрся в край ямы и что-то потянул.
– Руби, руби давай!
Яков подскочил к краю ямы и рубанул лопатой. Рыча, бригадир вытянул тело. Из слоя налипшей грязи торчали отростки корней.
– Коперник! Живо сюда!
Травник сразу появился рядом с телом, ощупал и осмотрел, после чего покачал головой. Воцарилось гробовое молчание. Никто не смел шелохнуться и нарушить тишину. Из ямы, медленно извиваясь, к телу потянулись щупальца корней.
Бригадир встал. Вытер о штанины руки.
– Всем дальше работать. Не дай боже увижу, что работаете по одному – сам закопаю. Яков, Миша, – кивнул он на тело, – жгите тут всё, чтоб этой заразы не осталось.
***
Виреска
( рис. Грета Вейс)
Когда дымка рассеялась, я поняла, что лежу лицом на земле, а сочно пахнущая трава впивается мне в лоб, лезет в нос. Осторожно встала на ноги.
Лес – другой. Совершенно. Больше ярких красок, зеленей трава, насыщенней запахи, и что самое главное – поют птицы и насекомые. Осматриваюсь по сторонам, но нигде не вижу Дюка. Как и следов портала, в который я сиганула.
Трава не такая уж и высокая, даже если мой проводник лежит без сознания, должен быть виден.
– Дю-у-ук!
Тишина. Возможно, кричать в незнакомом месте не – самая лучшая идея. Кто знает, чьё внимание могу привлечь. Не успела я это подумать, как мимо, обдав меня тёрпким ароматом древесины и смолы, пронеслось… что-то похожее на женщину. Если бы я вовремя вытянула руку, наверное, даже смогла бы до неё дотронуться. Её тело легко и совершенно бесшумно отталкивалось от земли и делало большие хаотичные скачки меж деревьев. Из-за налипших на плечах, спине и бёдрах листьев, из-за прутьев, застрявших в волосах, существо сливалось с лесом, я не смогла уследить за молниеносным движением и потеряла его из виду. Рванув следом, стала оглядываться и всматриваться меж деревьев в попытках уловить движение, отыскать взглядом шуструю женщину. Если это вообще была женщина. Но её больше не наблюдалось. Наверное, не опасная тварь, даже не попыталась напасть. Местный житель? Значит надо осмотрительней вести себя с природой.
Ну вот я и определилась с направлением. Знаю, я видела лишь смазанные очертания, но женщина показалась симпатичной. Может ещё натолкнусь на неё. Познакомлюсь. Распрошу о месте.
Никаких намёков на дорогу или тропу, зато солнце, пробиваясь сквозь сень деревьев, ласкает лицо и вовсе не режет глаза. Идти легко. Лес хоть и старый, но без зарослей кустарников, а трава вперемешку со мхом – чистая радость для усталых ног. Если бы карта ещё что-то показывала, было бы вообще супер. Как там Дюк её рисовал? Выдрав пучок травы, стряхнула в ладонь немного земли и втёрла в пергамент. Как было пусто, так и осталось. Видимо, она мне не пригодится, а вот проводник точно по ней горевать будет. Что, если я не встречу его? Дело даже не в том, что обещал домой перебраться – языком трепать любой горазд. Но к нему я уже попривыкла, да и опасности в нём не вижу. Для себя. Не знаю, почему, может ему тупо нужен носильщик?
Впереди послышался стук. Глухие, размеренные удары по дереву, которые трудно с чем-то спутать. Лесоруб? Немного сбавила шаг, стараясь держаться поближе к замшелым стволам деревьев и вообще поменьше шуметь. Стук иногда прекращался на недолгое время, затем разносился по лесу вновь, всё отчётливей. Кажется, совсем уж рядом, и направление верное. Сейчас, стараясь дышать тише, я поняла, как много шума создаю. Не шаги, а топот слоновий. Лёгкий скрип креплений на лямках, в рюкзаке тренькает аптечка, постукивает клинок в ножнах. Я сбавила скорость до минимума, глядела во все глаза, но ничего не появлялось на моём пути.
По лесу пронёсся отчаянный вопль, переросший в хрип и оборвавшийся коротким взвизгом. В наступившей тишине больше не было слышно ни стука топора, ни чириканья птиц, даже насекомые притихли. Солнце спряталось за облаком, и лес накрыла густая тень, ветер окреп, а ствол под моими ладонями завибрировал. Деревья начали шуметь и ронять на землю листву и сухие ветки. Из некоторых, сочась сквозь кору, вытекала прозрачная смола и собиралась в большие капли, как на восковых свечах. Воздух наполнился терпко-солёным запахом свежей древесины.
Я встала на колени, стиснув зубы и боясь себя выдать, сложила с плечь рюкзак. И если до этого лес мне казался густым, то сейчас я почувствовала себя как на ладони. На плечо начала накатывать густая капля смолы размером с мой кулак, я подвинулась в сторону и тогда увидела его. Существо медленно шло, размахивая коровьим хвостом и подрубая им кисточки невысокой травы. Из его лба выпирало два коротких рога, а с выпяченной челюсти свисала козлина борода. Чёрт неспешно шёл, придерживая на плече тело зеленокожей женщины. Второй рукой, сжимавшей топор, он доставал до земли. Ноги, в отличие от рук с канатообразными мускулами, были тонкие, с широкими ступнями, обутыми в гэта.
Остановившись у одного из деревьев, он скинул на землю ношу и достал из-за пояса короткую дудку. С замаха вогнал её снизу вверх под кору. Слегка присев и на сто восемьдесят градусов вывернув шею, приложился к трубке.
Не двигаться, только бы не привлечь его внимание… рукой, держащей топор, чёрт упёрся в землю, а свободную ладонь положил на дерево, растопырив когтистую пятерню. Периодически он отрывался от питья, выпрямлялся, шумно вздыхал. Затем, вновь по-совиному повернув голову, продолжал пить.
Вдруг воздух содрогнулся, на мгновение небо потемнело ещё сильнее. Чёрт повернулся ко мне мохнатой спиной и задрал голову. Затрещали ветки, из ниоткуда что-то гулко упало на землю метров на десять дальше твари. Дюк?! Медленно встаёт но ноги, разминает руку. Лесоруб сгорбился, отведя оружие в сторону. Секунд пять они с Дюком просто смотрели друг на друга, я затаила дыхание, предчувствуя бой. На что вообще способна эта тварь?
Но ничего не случилось. Выдернув из дерева свою соломинку, чёрт взял женщину за горло и закинул обратно на плечо. Как и до этого, медленно пошёл в прежнем направлении. А Дюк двинулся ко мне и, как ни в чём не бывало, протянул руку. Я взялась за его ладонь и встала на ноги. Он стряхнул с моего плеча пару листьев и вновь протнянул руку. Ах, блин… достаю из внутреннего кармана карту. Разворачивает её, осматривает, кладёт обратно в чехол и кивает головой:
– Ну, пошли.
***
Дюк
Дневник памяти, день 3***.
Сегодня закончил обход местности, родича давешнего окна не нашёл, как и вообще каких-либо других переходов. Зато неплохо пополнил запасы провианта, когда небольшая стая волков хотела сделать то же самое за мой счёт. Остро стал вопрос о дальнейших действиях, но в итоге я решил остаться, сколько позволит время, и дождаться нового окна.
Дневник памяти, день 3***.
Обустройство стоянки заняло меньше половины дня. Быстро раскинул несколько глаз на земляничных деревьях, обеспечив себе обзор. Пробил под костром скважину и получил язычок огня. Остаток дня вялил мясо.
Дневник памяти, день 3***.
Лес достал. Если шёпот земли я готов был слушать всё время, пока не дремлю, то деревья надоели уже сейчас. Ещё пару дней назад они начали шептать не намного громче земли, но сегодня дружно перешли на громкие стоны. Особенно жаловались бесстыдницы, на которых я начертил глаза.
Глупое чувство, и очень непозволительное – надежда. И всё же я надеюсь, что девочка вскоре вернётся.
Дневник памяти, день 3***.
Высохло ещё одно земляничное дерево. Глаз даже не стал восстанавливать. Конечно, обзор это хорошо, но уж лучше незваные гости, чем постоянные упрёки от местного населения.
Дневник памяти, день 3***.
Как же я люблю этот запах наглости и самоуверенности! Как-то мне сказали, что у наглости нет запаха. Вздор. У всех чувств, эмоций, черт характера и тем более поступков он есть. И очень часто это запах крови.
Я дремал, и почувствовал присутствие других двуногих только тогда, когда какой-то тип с кривым носом и обросшим лицом, сидя напротив меня, принялся громко сморкаться в костёр. Тело нехотя сбрасывало оцепенение после долгого сна, я тем временем успел заметить на коленях своего гостя обрез и услышать за спиной чьё-то дыхание. Утихающими голосами деревья поносили путешественников. Мой костёр недовольно чихнул золой и спрятал огонёк под землю.
Мне даже стало немного любопытно, что мне поведает гость. Да, любая компания мне быстро надоедает, но, как ни крути, я около четырёх декад не слышал человеческого голоса. Но визитёр не собирался коротать время байками у костра. Вместо этого поинтересовался, сопровождает ли кто-то меня, после чего направил на меня оружие и попросил отдать ему моё. Привычным движением я помог мечу пролететь над плечами гостя, после чего наклонился, пропуская возле уха дуплет дроби. Перекатившись, встал на одно колено лицом к тому, что был за моей спиной, и вогнал лезвие снизу, под рёбра.
Печально, что всё так обернулось. Я уж думал – посидим, я послушаю их трескотню, и ещё на месяц вперёд освежу память, почему одному лучше. Впрочем, эффект достигнут.
Дневник памяти, день 3***
Наблюдая, как четыре резвые синицы поочерёдно склёвывают веки моего гостя, я вдруг понял, что ни разу не опускался до каннибализма. А ведь были благоприятные для этого моменты, и не раз.
Сегодня ночью опять приходил хозяин головы, пытался поднять с земли, довольно громко что-то бормотал, но я его всё равно не понял. Второй путешественник больше не маячил поодаль. Когда птицы перестанут прилетать на кормёжку, закопаю и голову.
Дневник памяти, день 3***.
Около полуночи земля замолчала, а лес, наоборот, стал бесноваться пуще прежнего. Потом резко стих. Как и вчерашний ветер, вырвавшийся из каньона. Одновременно на западе и востоке взошло солнце. Всё вокруг стало прозрачным под тусклыми молочными лучами, взгляд свободно упёрся в матовую стеклянную даль. Светило быстро ползло навстречу самому себе, и всё это смотрелось довольно красиво на фоне звёздного неба. Горизонт со всех сторон стал приближаться и расти вверх, стараясь догнать солнце. Как только бледные диски коснулись друг друга, горизонт треснул и тысячью осколков посыпался вниз. Деревья стали прежними, а земля взбрыкнула и запустила меня, как снаряд. За мной осыпалось несколько сломанных ветвей, потом я приложился плечом и полетел вниз, сваливаясь с одной ветки на другую, пока не достиг земли. Уже другой земли. И другого леса. Он стонал и роптал о великой потере, и поначалу я думал, что всё из-за передела. Слово "убийца" услышал и самого убийцу увидел одновременно. А он увидел меня и почувствовал. Нападать не стал.
Виреска была тут же. Хорошее совпадение. Я почти счастлив.
***
Валентин
– Тебе никогда не казались странными попрошайки? Не те, что этим живут, вечно сидят у церквей и переходов. Я говорю про пьяниц.
– Сказал бы тогда – пьяницы. Почему попрошайки?
– Так они ведь тоже попрошайничают. Вот смотри. Есть бомжи, которые сидят на вокзалах. Они скидываются на чирик водки или портвейна «три топора». Такие без стеснения стреляют мелочь, мол, трубы горят, помогите, кто чем может! А есть люди, которые не дошли до такого состояния совсем капельку. Они так же кучкуются, ошиваются по электричкам, сидят в подворотнях так же часто, как и дома. Но! У этого племени осталось немного, совсем уж крохи стыда. И прежде, чем попросить у прохожего мелочи, они всегда задают стандартный вопрос: «Можно спросить кое-что?». Никогда не замечал? Вот идёшь ты по улице, неважно в каком городе, и навстречу тебе тип в грязной одежде, с красными глазищами и перегаром за десяток метров. Он как бы невзначай подправляет курс, идёт неровной походкой и бросает несколько робких разведывательных взглядов. Почти поравнявшись с тобой, он ещё больше сутулится, вынимает одну руку из кармана и таким, знаешь, коротким полувзмахом привлекает внимание и говорит: «Братишка, погоди, можно обратиться?». И фраза у всех дежурная, как если бы они состояли в каком-то алкопрофсоюзе.
Ваган от души рассмеялся, а я перевернулся на другой бок и подтянул ещё немного воротник, надеясь закрыть уши. Яков тем временем продолжал:
– Знаешь, чего мне не хватает?
– М?
– Звёзд. Последний раз я видел их… ну ты помнишь, скажи.
– В том городе?
– Да, но как он назывался?
– Не помню.
– Не хватает мне звёзд. Даже не так страшно, что солнце появляется в небе, только когда ветер вылетает из каньона.
– А мне телевизора не хватает, – Ваган сладко потянулся, будто примеряя удобное кресло, – чтоб лежать и смотреть футбол. Ай, я бы даже…
Он вдруг умолк на полуслове, и в наступившей тишине раздался треск хвороста под чьими-то ногами.
– Валентин! – шёпотом позвал Ваган, – друг, просыпайся!
Я приподнялся на локтях и посмотрел в сторону приближающихся шагов. В нашу сторону шёл разыскиваемый всеми травник. Он остановился метрах в десяти. Из перекошенного рта по подбородку текла слюна, глаза беспорядочно вращались, как у хамелеона, а на лице красовались свежие ссадины и царапины. Правый рукав его свитера свисал на паре ниток и волочился по земле. Коперник не переставая расчёсывал предплечье, покрытое крупными оспинами и кровавыми бороздами от ногтей.
– Михаил, брат мой, где же ты был? Все тебя ищут!
Ваган радушно заулыбался и пошёл к травнику. Яков подобрал с земли камень и махнул мне, чтобы я обошёл сбоку. Травник никак не реагировал на наши приготовления.
– Ты поранился? Присядь, отдохни, Яков тебя подлечит.
Коперник дёрнул ногой и шатнулся в сторону. Ваган замедлил шаг, посмотрел на меня и кивнул. Мы одновременно ринулись к травнику, но тот с проворством лесного зверя сорвался с места и принялся петлять меж деревьев. Я побежал следом. У самого уха что-то просвистело, в плечо беглеца ударила россыпь мелких камней, его немного шатнуло, но нисколько не замедлило и не сбило с пути.
– Яков, оставайся тут! – выкрикнул на бегу Ваган, – мы его догоним!
Коперник мчал очень резво, и не скажешь, что за минуту до этого пускал слюни. Он не обращал внимания на редеющий кустарник, старые ветки и кочки, а когда лес сменился холмистым полем и травой до пояса, так вообще поскакал с невообразимой скоростью. Мы отстали метров на пятьсот, я уже начал сбавлять скорость – ну не догнать же! – когда вдруг беглец остановился.
– Беги, друг, беги! – выкрикнул Ваган, обгоняя меня.
Я рванул с новой силой, но стоило нам приблизиться, как Коперник опять тронулся с места. Мы играли в догонялки с полчаса. Я выдохся, посечённые жёсткой травой ноги не хотели повиноваться, и в конце концов мы с Ваганом перешли на бег трусцой. И – о чудо – ничего не изменилось. Коперник отбегал на какое-то расстояние, дожидался нас и всё повторялось по новой.
– Так, амба!
Я остановился и зло сплюнул.
– Издевается над нами, собака! Пошли обратно, в баню его!
– Сейчас, сейчас… – Ваган упёрся руками в колени и тяжело задышал, – вон там, – показал он куда-то в сторону, – там каньон. Ты заметил, что этот чёрт бежит прямо?
– Н-ну вроде.
– Мы его сейчас будем немного обходить, чтобы он побежал в ту сторону.
Я пожал плечами. Не знаю, о каком каньоне идёт речь, но не очень удивлюсь, если Коперник и там проявит чудеса акробатики. Во всяком случае будет уважительная причина для возвращения.
– Далеко это? Я не собираюсь полдня за ним бегать.
– А ты разве не видишь?
Я ничего выделяющегося не заметил.
– Нет.
– Тут недалеко, поверь.
– Ладно.
– Пошли?
– Угу.
Сделав приличный крюк, мы двинулись к беглецу. Он действительно убегал не куда-то конкретно, а строго от нас. На этот раз мы даже не спешили.
– А другой работы тут не бывает?
– Бывает, – ответил Ваган, – есть места и получше этого. Но это или намного опасней, или нехорошо.
– То есть, наше теперешнее занятие – безопасное и комфортабельное?
– Опасность есть, да. Но ходить с торговцами или попробовать переехать в другое место – ещё хуже.
– Разве нельзя найти безопасную дорогу или попутчиков, охрану нанять, в конце концов.
– Друг, как давно ты здесь? Вообще, как давно ты не дома?
– Не знаю, с месяц где-то.
– А к Бригадиру как попал?
– Захар пристроил.
– А к нему как попал? С самого начала где ты был?
– Кажется, понял, о чём ты. Ну, там… там ничего не было, кроме камней. Встретил человека, с ним пришёл сюда.
– Двое?
– Нет, ещё с девушкой. Да, было ещё несколько человек, но…
– Но они все навсегда остались на границе?
– Нет, трое вернулись обратно. А ты откуда знаешь?
– Ваган много чего знает.
– То есть ты хочешь сказать, что не каждый может перейти границу?
– Переходить может каждый, но иногда кто-то должен оставаться.
– Я тебя не понимаю.
– Смотри, добегался, – указал он рукой.
Теперь я заметил каньон. Хотя я дал бы этой форме рельефа другое название. Итак, то, что я увидел с небольшой возвышенности, походило на не очень мудреный лабиринт, вырытый в земле каким-то атлантом. Широкий овраг, изгибаясь дугами, раскинулся на сотни метров в обе стороны. Справа он разворачивался на сто восемьдесят градусов и шёл обратно параллельно самому себе, и таким образом простирался до самого горизонта гигантской гармошкой. Слева поворачивал под прямым углом и так же уходил вдаль. Беглец стоял на самом краю.
– Ваган, я тебя не понимаю. Если он начнёт скакать по этим буеракам, мы его точно не догоним.
– Погоди немного, – он прищурился, что-то высматривая, затем указал рукой, – во-он там.
Из-за поворота по руслу оврага плавно катилась в нашу сторону глыба землистого студня.
– Когда ветер будет рядом, мы попытаемся его поймать. Если он не до конца сошёл с ума, то побежит назад или в сторону. Ты иди немного туда.
Это он про грязную жижу? Почему ветер? Впрочем, я не стал задавать лишних вопросов, хотелось поскорей со всем этим покончить. По мере нашего приближения всё тело Коперника напрягалось, будто изнутри его давила пружина, готовая в любой момент придать ускорение для нового рывка. Я тоже пригнулся, стараясь контролировать свой центр тяжести, чтобы так же ринуться на перехват в любом направлении.
Он подпустил нас намного ближе, чем прошлые разы, и всё же этого было недостаточно для решительного прыжка. Вдруг вскинув руки к небу и беспорядочно ими размахивая, Коперник с идиотским смехом бросился вниз.
– Стой, хиванд ур ес пахчум! – отчаянно завопил Ваган, – не успеет…
Подобно капле ртути холодец катился по каньону. Беглец даже не пытался уйти от неё и до последнего момента до нас доносилось его придурковатое гигиканье. Студень его не смял, он пропустил человека в себя. По стенке пронеслась красная полоса и так же быстро растаяла, смешавшись с основным цветом.
Ваган постоял, что-то попричитал, махнул рукой и развернулся в обратный путь. Вот и всё. Был человек, и не стало. Сражался, выжить пытался. И что в итоге? Ни-че-го. И никто ему помочь не смог бы. Да и к чему это всё, если домой не вернуться. Начинать новую жизнь здесь? Здесь??! Где вообще это «здесь»?!! Ненавижу…
Меня не особо волновала пропажа добра, из-за которого, собственно, и началась погоня. До травника, я так думаю, никому не было дела, не рабство же, в конце концов. Захотел – уходи на здоровье. И если бы он оставил сумку и просто ушёл, такого шороха точно не было бы.
Случившееся с беднягой меня всё же немного тронуло. Наверное потому, что есть у нас всех что-то общее. Вдали от дома, пытаемся выжить и не сойти с ума, и никому ни до кого нет дела. Но что-то ещё раздражало меня, я долго не мог понять, что именно, до самого возвращения в лес. Пошёл дождь. Ну, как дождь. Погода всегда так медленно менялась, что просто не обращаешь внимания, когда это относительно ясное небо сменилось туманом, а затем моросью. Дождь мелкий, словно из пульверизатора, при вечно безветренной погоде просто зависал в воздухе. Мой плащ остался лежать под деревом, надеюсь, что Яков догадается спрятать вещи.
Притихшего армянина я специально не догонял, шёл немного поодаль, просто чтобы не потерять среди деревьев. Меньше всего хотелось сейчас слушать его трескотню. Интересно, когда вернётся отряд? По идее, если они не потеряли след, рано или поздно он приведёт их обратно. Так, а мы-то сами в верном направлении идём?
– Ваган!
– Что, друг?
Какой я тебе, блин, друг?
– Мы правильно идём?
– Да, Валентин-джан, точно по следу.
Лично я с трудом различал на прелых листьях даже его следы, других не видел вовсе. Ну и ладно, я всё равно лучше не сориентируюсь. А ведь если всерьёз задуматься – средств навигации и связи нет, солнца – и того не видно, троп в лесу почти не замечал. Заблудиться проще простого. Хм, мне вот что интересно: если нет ветра, то как перемещаются облака? Выглядит это непривычно, будто они сами по себе перетекают из одной формы в другую. Но они всё же двигаются – как? И почему все называют этот край «Ветра»? наверное, что-то вроде шутки, всё равно, что толстяка называть «малышом».
По лесу пронёсся крик, и прежде чем я успел понять, откуда доносился звук, Ваган рванул вперёд. Мне не осталось ничего, кроме как побежать следом. Выбежав к месту стоянки, мы вынуждены были остановиться. Яков лежал на земле, левый глаз сильно заплыл. Три человека с ружьями стояли над ним и уже целились в нас.
– Что за дела? Мы из продовольственного отряда! – заявил Ваган.
– Да, он уже сказал, – один из незнакомцев наступил Якову на ухо и покрутил пяткой.
– Ах ты, собака!
– Тихо, а то продырявлю твоего дружка.
Ваган исподлобья посмотрел на незваных гостей, после чего спросил у Якова:
– Ты как, брат?
– Лучше не бывает, – со сдавленной щекой, он всё же попытался улыбнуться, похлопал по земле и показал большие пальцы, – хорошо, хоть руки целы.
Ваган вдруг выпрямился, поднял руки вверх и весело предложил:
– Хорошо, друзья, давайте поговорим. Что вам нужно? Вам нечего кушать? Давайте сядем, поговорим, Ваган вас угостит, для хороших друзей ничего не жалко.
Не опуская рук, сделал осторожный шаг в сторону. Три стальных дула неотрывно смотрели ему вслед
– Сядем, поговорим, мы же все культурные люди. Если вам надо больше еды, мы продадим вам по той цене, что и Захару. Что смеётесь? Если для вас и это дорого, то всё равно можно договориться.
– Не, ну ты посмотри на него, – развеселились грабители, – ты совсем тупой? Говори, где остальные!
– Весь товар здесь, друг!
– Ладно, допустим, что ты не понял. Тут много вещей, втроём не унести, а лошади я не вижу. Где остальные люди?
– Они вернутся, очень скоро, и всем вам будет очень плохо, господа хорошие.
Яков весело подмигнул нам, но налётчик пнул его в бок и рявкнул:
– Заткнись! А то зубы выбью. Ну, а ты чего молчишь? – это уже ко мне.
Я не знал, что ответить. Да, ситуация критическая, но тревожность почему-то ещё не переросла в дикий страх. Надо что-то ответить, чтобы независимо от исхода не потерять лицо. Яков опередил.
– Он тебя по фотографии узнал, вот и молчит – неловко.
– Какой ещё фотографии?
– У маман твоей на ночном столике, – парень повернулся к грабителю и засветил два ровных ряда белоснежных зубов.
И грабитель ударил по ним. Носком ботинка, с размаха. Яков зажал рот ладонями и уткнулся лицом в землю, беззвучно сотрясаясь всем телом. Оскорблённый налётчик не собирался останавливаться, ударил ещё раз в бок, и, вновь не услышав ни звука, три раза с силой опустил каблук ботинка на затылок парня. Не знаю, что меня останавливало от вмешательства. Может, огнестрельное оружие в руках противников, а может пассивность Вагана. Уж если он за своего закадычного друга не лезет под пули, чего мне геройствовать?
