Записки журналиста

Удалёнка – не шоколад "Алёнка"

Каждый раз, когда мне некомфортно работать дома, я желаю человеку, выдумавшего удалёнку, окунуться в условия лютого трындеца. Однажды мне пришлось из любимой Москвы вернуться снова в провинцию. Город я этот совсем не любила, он не был родным.

Бабушка встретила меня радостно, как-никак единственный родственник поухаживает за ней, за больной с четвёртой стадией рака. Надо отметить, что рак прямой кишки, и всех рядом расположенных органов – жуткая штука. Организм теряет способность нормально работать, отходы в виде газов, твёрдых и жидких фракций выходят, когда им вздумается. Кроме как в памперсе по городу передвигаться вообще невозможно.

От остановки до дома – рукой подать, но мои белоснежные кроссовки тут же становятся грязными. Провинция – сплошь грязь, она вжилась не только в разбитый асфальт, но и в людские души.

– Как же, как же я смогла из этого всего . овна вырваться? Как же мне повезло! Какая я счастливая!

– Из этого . овна – да в моё . овно! – говорит бабушка, нервно поправляя вечно съезжающий переполненный памперс.

И то верно. С одной стороны я ощущаю прелести удалёнки – можно трудиться из любой точки планеты, и даже из этого дерьма, но с другой – невыносимо тяжко совместить и работу, и уход за тяжелобольным человеком.

Завтра – понедельник, мой первый рабочий день из далёкой провинции.

Работаю я редактором в аграрном издании, тематика у него самая разнообразная – от насекомых-вредителей до новых сортов огородных растений. Хорошо, что успела обзавестись за год экспертами из разных уголков страны.

Утром я бегу в тренажёрный зал. Разница во времени с Москвой в два часа позволяет и эту роскошь. Всего одну остановку пешком и я уже нахожусь в заветном подвале. Хороший ремонт, новые тренажёры, правда, груша плохо закреплена, при каждом сильном ударе отскакивает на полтора метра.

10.00. Сажусь за комп. Открываю корпоративную почту. Надо прочесть десяток писем и написать ответы. Вот, редактор Дуля прислала мне интересный материал про девушку, похудевшую на двадцать килограмм. Непонятно, зачем мне это? Устроилась в издательский дом не моделью, не актрисой, а редактором. Какое отношение к моей работе имеет мой вес? Отвечаю:

«Ёпрст! У меня красивая белоснежная упругая грудь второго размера, круглая, аппетитная и большая попка! Эти округлости – предмет восхищения мужчин в тренажёрном зале. Я ни за что не расстанусь добровольно со своей женской красотой. Если у вас нет самодостаточности, вы ориентированы на модные показы, то, конечно, худейте. А вот мне на вкусы педофилов-дизайнеров плевать с самой высокой башни столицы!»

Так, с одним письмом разобралась. Но Дуля тут же пишет ответ:

«Извините меня, пожалуйста, я отправила вам письмо по ошибке!»

То есть этой уродке всё сойдёт с рук? Да как же так? А кто защитит мою честь? Я, только я, сама смогу это сделать!

«Дорогая Дуля, для защиты своей чести и достоинства вызываю вас на бой без правил. Место и время – выбирайте сами!»

Но Дуля не унимается:

«Извините меня, я не хотела вас обидеть!»

Ни фига себе обидеть, да просто в душу, сучка, плюнула.

Открываю следующее письмо, автор прислал статью в номер. Логику повествования понять крайне сложно:

«Есть такие насекомые, которых называют жуками. А есть такие жуки, которые вроде бы тоже и насекомые, и жуки, но это совсем другие жуки – у них на голове есть рога».

Поняла смысл и захотела поправить абзац примерно так: "Среди насекомых есть крупнейший отряд – жуки, в который входят тысячи видов. По внешнему виду они разительно отличаются, например, бывают жуки с рогами". Сижу и правлю весь текст про жуков, и узнаю про их пристрастия, одни едят навоз, другие – кору, третьи – грызут листья.

11.45 Оглушительный грохот разносится со двора. Несколько узбеков стучат молоточками по металлической крыше, другие выломали окна и выдалбливают большие проёмы. Продолжается ремонт библиотеки. Со стороны узбеки похожи на жуков-точильщиков. Эти небольшого размера особи вгрызаются в деревесину, делая в ней проходы и дыры, и возле повреждённых конструкций появляется специфическая пыль. Только у узбеков в руках перфораторы и отбойные молотки, взрывающие мозг жителям окрестных домов. И руки мои трясутся в такт перфоратору, и пальцы импульсивно бегают по клавиатуре.

Вскакиваю и закрываю окна. Нет кондиционера, пот начинает струиться и капать со лба на клавиатуру. А я, я – жук-плавунец. На суше в тридцати пятиградусную жару чувствую себя некомфортно, из душа не вылезаю.

12. 00. Выбегаю из ванной. Сажусь за работу. Мне прохладно и хорошо. Читаю автора. «Сделайте летний душ на даче из порофильной трубы», – советует он. Ого, значит, новый материал появился – порофиль. Интересно, что же в его составе? Однако википедия не подтверждает открытие нашего автора – нет такого материала, кроме давно известного профиля наука ничего не выдумала. Опечаточка вышла!

Резкий запах не даёт вздохнуть, глаза слезятся, это бабушка так сильно кашляет, что у неё из всех дыр что-то да выходит. Есть такие самые обыкновенные с виду жуки – бомбардиры. В момент опасности они своей попой выстреливают в противника едкой смесью веществ, и он тут же падает в обморок. Бабушка-бомбардир отравила воздух во всей маленькой квартире. Глаза слезятся. Снова открываю окна, шум от стройки уже не кажется таким оглушительным.

13.15 Ура! Обеденное время. Надо скорей подкрепиться. Быстренько разогреваю борщ себе и бабушке, ставлю чайник, достаю из холодильника пирог.

13.30. Звонок в дверь, заходят медсестры из поликлиники. Они вообще не жуки, но тоже насекомые, – белые моли в белых халатах и масках.

– Где ваша бабушка? Сейчас мы ей тест на ковид сделаем, и вам тоже!

– Мне не надо тест, мне нельзя болеть, я работаю на удалёнке!

– Нет, вы не работаете! Вы же дома сидите, борщ свой жрёте! Открывайте быстро рот!

14.00. Да, человек ко всему привыкает. Вот и стройка при открытых окнах вообще уже не страшна. Но тут проявился ещё более шумный фактор дня – проснулся сосед и включил компьютер, засел за свои любимые танки. Он, вообще-то никогда не служил, но руководит при этом танковой бригадой. Виртуальный полковник! Звуки от взрывов разорвавшихся снарядов проникают в мою комнату: сосед зачем-то подключил к компу колонки на всю мощь. Я сижу на минном поле.

– Бах, ба-бах!

– Вы чё там на переезде застряли? Надо было объехать!

– Куда? На КПП?

– Я смотрю на часы, шесть минут вы просто стоите, а надо бить!

И это – самые лучшие фразы среди остального перемата. Слышны и ответы подчинённых.

Ушлый сосед дедок постучал в квартиру псевдополковника:

– Вам повестка из военкомата!

Сосед выключил игрушку. Благодатная тишина разлилась по подъезду. На несколько дней танковая бригада выведена из строя.

14. 50. Взглянула на вёрстку – всё кувырком. Особенность верстальщицы – не смотреть, что там с текстом на полосе творится. Иногда окончания материала просто нет, предложение прерывается.

«Ксюша, добрый день! Поставьте, пожалуйста, весь текст на 3 полосу. Конец исчез. С уважением, Наталья».

15.00. К дому подошёл газонокосильщик, включил свою шумящую штуковину. У Стивена Кинга эти люди, не зря, ассоциировались с чем-то преступным, оглушают они человеческий покой не хуже монстра-убийцы с бензопилой в руках.

«Зачем косить эту жуткую траву каждые три дня, тратить бензин, если можно просто вырвать с корнем заросли»? – думала я всё время, пока он задавал траве нужную высоту, и запах свежескошенной разносился по округе.

Пытаюсь углубиться в работу, читаю почту.

15.40. Но тут противный звук косилки перебили соседские дети. Вышли они погулять, и орали прямо под окнами, играя в футбол, запуливая мяч то в палисадник, то под машину. Теперь ещё и сигнализация, и окрики гневных жильцов влились в общий гам. Есть же небольшая спортивная площадка в глубине двора, но нет, надо играть и вопить прямо под окнами своими визгливыми тонкими голосками.

Выглядываю в окно и вижу быстрый темп игры. Не дети, а жуки-скакуны. Насекомые эти считаются самыми быстрыми в мире, за секунду преодолевает два метра.

16.05. Кто-то постучался в дверь. Открыла. Уборщица протянула ведра.

– Понимаете, я не могу набрать вам воды! Я работаю дома!

– Ну да, дома же сидите! Налейте воды, поскорей!

Набрала. Чем же ей иначе подъезд помыть, во всём городе не осталось ни капли!

16.25. Сижу, работаю. Никто и нигде не взрывает воздух. Смолкли все звуки мира.

Громкий стук в дверь.

– Откройте, полиция!

Выхожу.

– Вы кто такие?

– Мы – полицейские! – говорят двухметровый детина, похожий на жука-усача и очень маленькая, но при этом квадратных размеров женщина – просто клоп.

– А чем докажите?

– Форма же на нас.

– Её любая портниха сошьёт!

– Удостоверение забыл дома!

– У меня есть, – говорит тумбочка, достаёт из сумочки сложенный в четыре раза листочек. – Вот тут написано, что я временно исполняю обязанности.

– Да вы что мне суёте? Такое я могу сама распечатать на принтере. Это вообще не документ, тут ни фото, ни печати, ни подписи начальника.

– Мы пришли вам сказать, что на сотовые телефоны звонят мошенники и просят сказать пароль карты. Но вы не говорите им! Скажите лучше нам!

– Что? Наш город – крупный перевалочный пункт наркоты! Вместо того, чтобы раскрывать преступления, вы ходите по жилому сектору?

– Проводим рейд «Чистая совесть». Скажите нам те цифры, на карточке!

– У меня нет карточки, я – литературный раб! Мне зарплату молоком выдают!

И хлопаю дверью перед их носом.

17.00. Снова возвращаюсь к тексту про жуков. «Бывают жуки полусамцы-полусамки. Половина тела у них как у самца, а другая – как у самки». Надо же, и такие уродцы в дикой природе существуют!

И только помянешь уродцев, как тут же полупридурки-полуидиоты с работы объявятся. На корпоративную почту пришло письмо.

«Приглашаем вас на квест», – писал работодатель. Давайте, давайте сыграем в новую игру!

«Да вы со мной каждый месяц играете, кидаете по зарплате! Вот бы устроить реальный квест. Например, найти того уродца, что вовремя на заливает номер в какой-то отчёт и мне не начисляют гонорар, а в конце месяца бухгалтер обо мне вообще забывает», – думаю.

18. 35. На почту пришло письмо от начальника, самого страшного насекомого из всех существующих на этой планете – жука-нарывника. Назвали его так потому, что все его покровы пропитаны ядом, прикоснёшься – покроешься нарывами. Начальника даже не нужно касаться, он удалённо пишет такие гадости, что каждый новый день я не встречаю с радостью от предвкушения любимой работы, нет, только грязный осадок послевкусия вчерашней взбучки. Он чуть прикасается ко мне своими мыслями: «Где вы взяли все эти факты? Я почитала интернет, там вообще по-другому пишут».

«Я не читаю мусорную помойку, – пишу. Вы же сами видите – мой эксперт – кандидат наук, весомый человек в этой сфере». Но она мне не верит, всё время обесценивает мой нелёгкий труд.

19.00. Выключаю комп. Ура! По местному времени уже девять вечера. Заворачиваюсь в несколько шёлковых простыней, превращаюсь в куколку жука. Наберусь за ночь сил, утром скину с себя простыни и стану самым сильным жуком из всех существующих – геркулесом, готовым к битве за новый день.

06.03.2023г.

Каков бизнес, таков и ланч

Парадокс. Была молодой, стройной и эффектной блондинкой с длинными ногами, но работодатель морщился:

– Опыта нет, а нам нужны опытные журналисты.

Теперь, спустя двадцать лет, когда уже осеребрились виски, волосы стали рыжими, талия куда-то исчезла, фигура стала напоминать тумбочку, намекают:

–Опыт-то у вас есть, но наш проект рассчитан на молодых.

И я снова в пролёте, снова летаю как фанера над Парижем.

Утром ехала на работу. Вдруг трамвай остановился. Оказалось, что впереди авария, столкнулось два автомобиля и один вынесло прямо на рельсы. Место трагедии оцепили жёлтыми лентами. Эти ленты журналистам, что цветочки для пчёл. Слетаемся. Пока на месте ДТП никого не было. Я первая! Ура! Я напишу в завтрашний номер свежак. Передок легковушки всмятку, у грузовика бампер отлетел и фара разбилась.

– Потерпевшие есть? – подхожу к инспектору.

– Уйдите отсюда, девушка!

–Я журналист! – кричу грозно, нагло, властно и протягиваю корочку.

Под напором инспектор стушевался. Машины задевают края моего пальто, но после инцидента с бандитами никогда и ничего не будет страшно. Однажды я наехала на бывших спортсменов, ныне бандитов и предпринимателей. Встала на защиту интересов жителей. Действие происходило на складе. Силы неравные. С одной стороны, два бывших боксёра и бультерьер, с другой я и нательный крестик. Один подал знак подельнику, тот посмотрел на меня, потом на гигантский морозильник, потом на бультерьера. Бультерьер всё понял и облизнулся. Я прям воочию увидела новую продукцию кафе, пирожки под названием «А ля репортер рус». И тут я стала блефовать: «Редактор знает, что я здесь, у вас!» Бандиты поверили.

Но вернёмся к аварии. В голове рождаются броские заголовки: «Семья осталась без кормильца», «Смертельное ДТП», «Труп на рельсах».

–А где труп? – и в этот момент возникает ещё один заголовок: «Вираж, унёсший жизнь».

–Журналистам только трупы и подавай. Да нет тут ни одного покойника, все живы.

Вот беда, сегодня нет покойника! Горечь от потери сенсации взволновала.

ххх

Работаю на несколько изданий. Одно из них всегда аграрное. Звоню любимому респонденту.

–Здравствуйте, Олег Степанович! Журнал «Сельхоз – навоз», как дела?

–Пока хорошо.

–Почему же пока?

– Хорошо, пока про меня ничего не написали.

Вот так любимый респондент превращается во врага. Звонит телефон.

–Переврали факты в статье, запятнали репутацию нашей фирмы, -кричит директор компании.

– «Доктор Бекман» пришёл на помощь?

–Что?

–«Доктор Бекман», «Ваниш», «Антипятин» удаляют любые пятна.

–Издеваетесь?

–Нет. Писала статью по диктофонной записи. Там только то, что мне рассказали.

В трубке непродолжительное молчание.

– Может, я так и говорил, но думал-то совсем другое…

Поэтому самый верный друг журналиста – диктофон. Он никогда не предаст и не подставит. Мужчины респонденты реагируют на него по-разному. Один говорит: «Ой! У Вас такой маленький друг!», а кто-то: «Какой длинный дружочек!». Практика западных журналистов – подкармливать респондентов небольшими денежными поступлениями. В практике российских – выпросить кусочек материальных благ у респондента.

Мне дарили всякое: парочку бройлеров, ручку, вкуснейший горячий обед, презервативы и тест на СПИД. Последние два вручили в организации «Родители против наркотиков». Как говорится, чем богаты. Практика показывает, чем богаче респондент, тем жаднее. Однажды писала о крупном мясокомбинате. Кадры там были тоже очень крупные. Заместитель директора весила килограмм 120 и беспрерывно жевала жвачку. Она разговаривала и жевала, жевала, жевала. Я как-то сразу поняла, что ни обеда, ни чашки горячего кофе, ни даже баночки тушёнки ни за что не подарят. Тут уже всё давно сжевала заместитель директора. Поэтому решилась на отчаянный шаг:

–Купила мясорубку с насадкой под колбасу, но кишки нигде не могу купить.

–У нас нет кишок, – прожевала фразу замдиректора.

Я даже немного обиделась. Но позже узнала, что последние кишки на мясокомбинате растащили мыши в прошлом веке. А вот в нынешнем завод перерабатывал прессованное мясо, состоящее из шкур, и обрезь мяса кенгуру. В другой раз мне пообещали соорудить камин, но, к великому сожалению, не располагаю недвижимым имуществом. Камин было негде строить. Если только на балконе.

ххх

Соседка этажом выше добрая старушка, она и мой камин перетерпела бы. Но она очень добра к голубям. Кормила небесных птичек прямо с балкона, в ответ голуби щедро кидались помётом на моё бельё и даже внутрь застеклённого балкона. Вот бы зажарить пернатых в камине.

ххх

Приглашение на ежегодный праздник День ВДВ получила от десантника, героя статьи.

–Мы культурно отмечаем праздник.

–В фонтане?

–Нет, это хлеборезы туда прыгают (те, кто на военной кухне отсиживался), а мы культурные. Берём пакетик с бутылкой водки, закуской, газеткой и в парк. Культурно отмечаем на природе. Приходите.

Каждый год в памяти десантника только и остаётся, что «разложил закуску, сел на зелёную травку, вспомнил боевых товарищей». А трэш в виде разорванных на груди тельняшек, криков «бей хачей, спасай Россию!», массовой драки стираются из памяти.

– Почему синяки на руках?

–Полицейские сами напросились! – невинно смотрит голубыми глазами десантник.

ххх

–Зимой нужно кормить уток и белок, – сказала Курла Мурлянишна, редакторша, вбежав в кабинет в дорогой норковой шубе. – Мне так жалко этих голодных зверей, многие не могут пережить зиму. Хлеб беру просроченный в ларёчке, продавщица меня знает, и дешевле продаёт. Хочешь, себе возьми, тебе и такой пойдёт,– продолжала, с ненавистью поглядывая на меня.– Купила сегодня кедровых орехов для белок и батоны для уток, – продолжала она, гордясь собственным благородством и ожидая оваций.

Всего неделю назад она утверждала:

–Я правильно воспитываю внучку. Говорю, что норковая шуба – трупы несчастных животных и нельзя носить натуральный мех.

Молчу. Мой творческий потенциал не имел тут востребования. Ранее редакторы твердили одно: «Пишите, пишите больше». А в этом журнале мне приходилось клеить конверты, рассылать почту, бегать курьером по городу. Творчеству хотелось вырваться на свободу, и каждое утро в пять часов оно вылетало страницами рассказов. Высокоудойную корову, дающую отборные сливки, не доили, привели на пустырь:

–Хочешь – доись, хочешь – не доись. Но при этом привязали к бетонному столбу с надписью «жадность». Курла экономила на ставках, решила, что достаточно одного сотрудника, который будет пахать. Ей не было никакого смысла развивать проект до толстого, степенного издания, поскольку самой пришлось бы больше трудиться.

–Курла Мурлянишна, а почему моей фамилии нет в журнале?

–Да ты кто, чтоб тебя туда вписывать? – удивилась Курла. – Ты же не работаешь, ты просто сидишь!

–Никогда не сидела, никогда не была на зоне.

–Я – кандидат наук, а ты кто?

–Рабыня Изаура…

–Да знаешь ли, что у меня зарплата меньше, чем у тебя?

Тут я поняла, что Курла пошатнулась и без того зыбким разумом:

–Тогда это я должна была отдыхать летом с дочкой в Греции, ездить на стажировки в Париж и в Израиль.

–Должна быть благодарной за то, что взяла тебя на работу, подобрала на улице. Не было ни работы, ни жилья! Вообще не понимаю, что тут расселась? У нас Скай-Линг отключили, телефон не работает, езжай скорей в Москву в офис и подключи новый тариф. Говорят, там большие очереди. Чтобы не чувствовать себя бездельницей прихвати рукопись.

И с этими словами она пнула меня под зад.

Да, у такого редактора, который даже из еврейского отеля стащил ручки, и евреям нечем стало писать, всю жизнь будешь ходить в чёрных литературных рабах и никогда не вымолишь прибавку к скудной зарплате.

ххх

Как-то Курла провела хитрую иерархию, включив себя, своих детей и внуков в высшую касту белых людей, а меня – в низшую.

–Сын прочитал книгу про Индию, – говорила она. – Там есть больницы для бедных, в них живут люди, которые потом становятся донорами внутренних органов. Считают за великую радость, ведь там поят и кормят бесплатно.

Она испытующе смотрит на меня, словно ждёт. И взрываюсь:

–Как повезло, что живу в России! У меня за проживание в общежитии и скудную похлёбку не вырежут почки, кусок печени и даже сердце целиком!

Не дождавшись от меня слов благодарности, редакторша продолжает:

–Там такая судьба: если мальчик, то будешь батраком, а вот если девочка – то проституткой.

Вновь смотрит на меня.

–Не такая уж и плохая профессия, – замечаю. – Всегда сыта и всегда при мужике.

Глупые бредни её были не самым страшным испытанием за весь день.

Ближе к вечеру, когда лес из окна был уже не виден, а плафоны на потолке лениво освещают комнату, бухгалтер и редактор стали писать отчёт в местную администрацию.

–Ты его не отправляй, – это учётчик зарплаты, – брось на почту в черновики. И почему-то потупила глазки.

–Не надо в черновики, сразу отправь с почты, – дала указание редактор.

Я взглянула в это штатное расписание. Напротив моей должности раскидала своё жирное тело толстая, богатая цифра. Но в соседней графе рубила её пополам обозначенная половина ставки, хотя трудилась я каждый день с утра до самого позднего вечера. Вот как можно ловко врать!

Мечтала о смене работы. На поиски нового вакантного места не хватало сил, похлебка виновата. В голове сложились несколько строк резюме. Не покидало ощущение, что хорошие места давно заняты пусть и бездарными, но зато чьими-то родственниками.

ххх

Весь мир тоже давно съехал с катушек. Четыре слона, что поддерживали Землю, вдруг решили покататься на роликах, и мировое равновесие пошатнулось… В крупнейшей типографии Японии разлилась краска.

–А Курилы-то наши, – посмотрели японцы в карту.

Экономисты снова заговорили о глобальном финансовом кризисе. Оказалось, что деньги и акции компаний совсем ничего не стоили. Если вдруг затопило Германию, то евро тут же теряло свой вес. Если вдруг в Америке запасы нефти истощились, то баррель рос в цене. Люди как-то неправильно построили свой мир. Они жили за счёт смерти несчастных древних ископаемых – чёрного золота.

Я сошла с ума давно. Решила, что если можно убежать от смерти – мужа с ножом- то можно убежать от нищеты.

За время литературного рабства в редакции обнищала, вещи превратились в одежду для пугала. Ночью дети нищеты – Кризис и Моль -прокрадывались в шкаф и грызли добротные колготки, сапоги, молнии на куртках, ручки у сумочек. Не хватало денег на стоматолога, кусок корня упрямо торчал вверх острым концом, продыроколил язык. Когда я уходила на работу, старуха и дети съедали продукты, и вечером на ужин была пустая тарелка – оскал нищеты, выкидыш российского капитализма.

Проклятая старуха добралась до окна – сломала задвижки, и в комнате похолодало. Я спала под тремя одеялами, а на голову надевала старые колготки, в которых сделала прорези для глаз – дабы проснуться вместе с солнцем.

ххх

Найти работу в большом городе только кажется простым делом. Когда приходила в издание, взглянув на моё резюме, работодатели начинали меня выпроваживать:

–Не возьмём ни за что!

–Почему?

–Издания, где работали, закрылись!

–Но я не виновата… Это Кризис постарался…

Правду не воспринимали, а сын нищеты проделывал свои мерзкие делишки. Кругом были только мошенники.

–Не можем взять в штат, – редактор – правдоборец смотрел чистыми глазами. – Только пятьсот рублей за полосу можем вам платить.

–А что, журналистов моего профиля много в вашем городе?

–Мало! Но Кризис!

Борьба за прозрачные расходы в сельском хозяйстве привела это издание к плагиату: мой материал, опубликованный в журнале, они нагло разместили на своём сайте, лишь слегка отрерайтив.

ххх

К пяти часам особняк пустеет. Типографские работники торопятся домой, остаюсь в двухэтажном доме одна. Охранник приносит ключи, бегу за ним до входной двери, чтобы закрыться изнутри на задвижку. Поговаривают, что по лестницам и длинным коридорам погуливают привидения. Не пугают потусторонние лики. Здесь есть более мерзкий житель, обосновавшийся давно – Смерть. Пока я закрываю за охранником дверь, она успевает выскочить из угла комнаты, сесть за компьютер и зайти в почтовый ящик. Открывает только что пришедшее письмо от одной иностранной фирмы:

«Уважаемая Наталья!

Ознакомились с присланными работами и очень бы хотели встретиться с вами в нашем офисе. Напишите, когда будет удобно нас посетить.

С уважением,

Группа компаний БРИГ».

Смерть улыбнулась и быстро застучала костяшками пальцев по клавиатуре, набирая ответ:

«К сожалению, подходит срок занять вакантное место под пуховым одеялом земли: «горит» электронная запись на кладбище. Похороны в следующую пятницу.

С уважением,

грешница Наталия».

Вхожу в кабинет. Смерть стала невидимой и наблюдает с потолка, лезвие косы склонилось надо мной, старуха беззвучно смеётся. Наконец, восемь часов беспрерывного чтения заканчиваются, собираюсь домой. Закрываю входную дверь особняка Голицына. Лес окатывает кислородом, он не только поступает в лёгкие, но и пропитывает насквозь одежду и обувь. Хочется оторваться от земли и полететь, а может, это просто кружится голова. День просидела на лапше, от которой фигура расползается вширь, растут бока и живот, но сил при этом к вечеру совсем не остаётся. Голодно журчит вечно недовольная рационом поджелудочная железа, а желудок тихонько ей подвывает диким зверем. Я – голодная, но при этом я – «издатая». Отрывок рассказа недавно был напечатан в солидном издании. В сумочке лежат ключи от особняка, но это не мой особняк, хотя по моим сосудам лениво течёт голубая кровь. Сто лет назад кучка голодранцев расстреляла, повесила, отправила в ссылку лучших людей эпохи. Частица моей крови – прабабушка Евфросинья Лаврова, живущая в Питере, лишилась имущества и чтобы не умереть с голода, устроилась работать гувернанткой. Познакомилась с мужчиной, и, опасаясь преследований, ездила по стране, надеясь хоть где-то укорениться. В глухой, далёкой деревне сожгла документы и записалась под новой фамилией.

Огибаю чужой особняк. На дереве сидят две белобрюхих красавицы-белки, распушившие шёрстку. Что-то грызут, держат съестное в маленьких лапках. В оконном проёме заметен силуэт, Смерть машет мне костлявой рукой, а я – в ответ.

ххх

Тороплюсь домой, но иду по лесу не спеша, силы на исходе. Под ногами скользкие дорожки. Смерть старается изо всех сил увеличить травматизм: насылает на город снежные вьюги, а затем оттепели, покрывает льдом дорожки и тротуары, ломает ночами двигатели снегоуборочной техники.

Аллея склонилась запушёнными деревьями над постелью маленького существа – младенца в голубом одеяльце. Наверное, ещё жив. Должно случиться чудо! Не может быть всегда плохо и омерзительно скверно! Я однажды спасла человека. Какой-то молодой папа решил оставить грудничка в коляске у входа в магазин, а сам ринулся за сигаретами.

–Подождите, а как же дитя?

–Я на пять минут!

–Да его же своруют, и никогда не найдёте!

–Неужели кому-то нужен пищащий и писающий комочек?

–Конечно. Сколько маньяков кругом…

Перворазный отец вдруг прочувствовал опасность и тут же вернулся к коляске. Поднимаю ребёнка со снега и пытаюсь тихонько разбудить. Одеяло холодное, на него падают снежинки и малыш внутри – тоже снежинка. Каждую зиму младенцы замерзают в парках, в скверах, у крылец домов, на лавочках. Их последний охрипший писк никто не слышит, он поднимается к ангелам в небо, и они поют «Лакримозу». Вроде бы решили отменить ледяную казнь подкидышей – принять закон о беби-боксах, специально оборудованных приёмных окнах в родильных домах, но потом передумали, подсчитав, во сколько обойдётся нововведение…

Несу в руках конверт, словно возвращаюсь из леса с прогулки. Я снова мама! Придём в тёплый дом и раскутаемся, будем пить молоко и играть погремушками…Но ничего не сбудется. Я несу в руках трупик. Там, где никому не нужны взрослые, никому не нужны и дети.

2019 г.