Слепая судьба

Глава 1

Ши Юн слушал, как трепещут на ветру бумажные ленты на бамбуковом шесте. Ван Лин говорила, что так принято в её родном Красном городе. В доме, куда пришла смерть, у входной двери устраивали навес из бамбуковых шестов, покрытых циновкой, на середину навеса вешали пучок белых и голубых бумажных лент. Это предупреждение случайным гостям, чтобы они не входили в дом, где сейчас траур, и не сделались бы от этого нечисты. Ши Юн не стал вмешиваться, он знал много о смерти и слишком мало о достойных похоронах. Он думал о том, что старания Ван Лин напрасны, кроме них двоих, на многие ли вокруг нет людей, а значит, никто не увидит бумажные ленты.

Двенадцать лет прошло, как учитель Дэн Фэй покинул службу при дворе Красного города, многолюдный мир Пяти городов, и ушёл в горы заниматься духовными практиками. Отшельник поселился в горах Драконьих зубов, его приютил маленький, заброшенный храм с заросшей травой пагодой и соснами, проросшими сквозь каменные плиты внутреннего двора и укрывшими его шатром из своих ветвей. Учитель на закате своей жизни искал покоя, но судьба решила иначе, дав ему двух новых учеников.

Ленты шелестели, и сильно пахло листьями дерева помело, тёплым отваром из которых Ван Лин омыла тело учителя. Ши Юн тихо пел молитву «Кай-Лу» «Открытие пути». Песня не только для учителя Дэн Фэя, ушедшего к предкам, но для Ши Юна и Ван Лин, им тоже предстоит долгий путь. Десять лет назад Ши Юн покинул родной дом, и тогда, как сейчас, путь перед ним расстелила смерть. Воспоминания о тех днях до сих пор приходили к Ши Юну в кошмарах.

В долине Рисового семечка наступила холодная весна, снег таял неохотно, грязь не желала высыхать. Вместе с весной в деревни долины пришла холера. Крестьянская усадьба, где родился Ши Юн, находилась у самых гор. Ему было семь лет, когда весна и холера добрались до их дома. Слуги шептались, что заразу принёс ручей, текущий от фермы в десяти ли от родного дома семьи Ши. Юн проснулся утром после тяжёлой ночи, и его вывернуло около лежанки. Сплюнув остатки мерзкого вкуса и утерев рот от рвоты, Ши Юн поискал глазами пиалу с водой. На соседней постели, запрокинув голову, застыл младший брат Бей, рядом скрючилась Лин – старая служанка, что всю ночь дежурила у их постелей, выпаивая имбирём с сахаром. Лин и сама была больна и скоро перестала вытирать зловонную жижу, перемешанную с кровью, что исторгало тело его брата и её собственное. Ши Юн тронул брата за руку, которая показалась ему сухой веткой, пергаментная кожа сморщилась под пальцами. Бей не повернул головы и не откликнулся на зов. Юн подполз к Лин, но глаза у неё закатились, а вокруг открытого рта засохла кровь. Юн понял, что спал в комнате с мертвецами, он заорал и бросился к родителям. Никто не откликнулся, гробовая тишина дома схватила его за горло и заставила оборвать крик. Юн выбежал из флигеля, где жил с братом, во внутренний двор. Здесь отвратительно пахло и лежали тела двух слуг, умерших ещё вчера, ни у кого не нашлось сил унести их за ворота. Он нашёл отца и мать в главном доме, лежащими на циновках, глаза их запали, а лица и тела дёргались, словно в них вселились злые духи. Ши Юн испугался и на заплетающихся ногах бросился из дома к горам.

Он бежал от смерти, словно она затаилась в его родном доме, бродила по комнатам и двору, искала себе новую жертву. Ши Юн представлял, как родители, дёргаясь, поднимаются со своих постелей, превращаясь в пьющих кровь покойников – цзянши, что, мерцая зелёным фосфоресцирующим огнём, бросаются за единственным выжившим в погоню. От отца он знал, что за горами есть деревня, где живёт дядя с семьёй, Ши Юн надеялся, что через перевал доберётся до родственников.

В горах весна только начиналась, сосны скинули снежные шапки, но мокрый снег ещё лежал повсюду. По дороге Ши Юн ел снег, и телу полегчало, но глаза застилали слёзы, а мысли о родных, словно нож, резали сердце. Плетённые из травы шлёпки размокли от тающего на тропе снега, по колено сырые штаны обжигали холодом, каждый шаг давался с большим трудом, но страх перед смертью заставлял двигаться вперёд. Ему казалось, что от самого дома за ним крадётся, припадая к земле, белая тварь с материнским лицом с ввалившимися глазами. Он боялся остановиться хоть на секунду, чтобы подвязать мокрые штаны, боялся упасть и больше не подняться. Когда солнце перевалило зенит, Ши Юну удалось подняться достаточно высоко в горы, но, осмотревшись, он понял, что за пеленой слёз и чёрных дум потерял нужную тропу. Путь его ушёл в сторону, приведя к небольшой пещере, возле которой Ши Юн нашёл разбросанные старые человеческие кости, похоже, здесь когда-то обитал злой дух. Вечерело, если не спуститься с гор, то ночью замёрзнет насмерть. Идти обратно и искать нужную тропу поздно, подниматься выше в сумерках опасно, и без огня он замёрзнет. Нужно было рискнуть и поискать убежище в пещере.

Ши Юн покричал в пещеру, в надежде отогнать гуя, если тот не покинул это место, и, шепча защитную сутру, пошёл внутрь. Пещера оказалась сухой и тёплой, в темноте ничего не было видно, но где-то впереди он заметил желтоватый отсвет. “Возможно, охотник решил переночевать в пещере и развёл огонь”, —успокаивал себя Юн. Он принюхался, но запаха дыма или диких зверей не было, как и зловония разлагающейся плоти. Удивительно, но внутри пещеры пахло цветами абрикоса. От входа начиналась ровная дорожка, уходящая в глубь скалы. Ши Юн спускался всё ниже, и вокруг становилось всё светлее от пульсирующего сияния впереди. Тёплые волны накатывали на замёрзшее и уставшее тело Ши Юна, он почувствовал, что идти стало легче. На каменных сводах пещеры он заметил узоры и знаки, Ши Юн умел читать, но эти иероглифы не понимал. Дорожка закончилась в небольшом каменном зале, в самом центре которого из глубокой расщелины, пульсируя, бил тонкий жёлтый луч. Здесь было тепло и светло. Измученный дорогой и болезнью Ши Юн опустился на каменный пол. Ему казалось, что тело его опустилось в бочку с тёплой водой, ноги и руки закололи приятные иголочки, согревая и расслабляя. Свет пульсировал в ритме спокойного сердца, Ши Юн лёг на пол, и сон, подкравшись на мягких лапах, поглотил его. Он практически растворился в уютной темноте, когда на груди заворочалось что-то тяжёлое и горячее, и Ши Юн открыл глаза. На груди устроилось, свернувшись кольцом, странное существо. Его можно было принять за крошечную змею, если бы не четыре когтистые лапы, вцепившиеся в халат, и белый цвет чешуи. Ши Юн хотел сбросить с себя тварь, но понял, что руки и ноги не слушаются. Тогда он спросил, стараясь, чтобы голос не дрожал от ужаса:

– Ты кто?

– Я твоя внутренняя сила, ци этого места разбудила меня, – тихо прошипело создание.

– Моя сила? Ты больше похожа на червя, что выбрался из моего больного живота.

– Сам ты червь, слабый и никчёмный, а я лишь отражение этого, – обиделось существо и, замерцав, исчезло, а Ши Юн проснулся по-настоящему.

Он выспался и чувствовал себя здоровым, пора было идти дальше. Ши Юн сел и выпрямил спину, наклоняясь вперёд, коснулся каменного пола пещеры сначала руками, а потом головой, совершая поклон цишоу для источника, вылечившего и давшего ему сил идти дальше. Его лба тут же коснулся сквозняк, принёсший запах талого снега и сосен, а значит, с другой стороны из пещеры есть выход. Ещё раз поблагодарив святое место, Юн пошёл вперёд, в темноту уходящего из зала коридора, и скоро услышал шум воды. В пещере посветлело, и он вышел на каменную площадку. Рядом бежал ручей из тающего снега, а от площадки вниз уходила лестница к монастырю с белыми стенами и двухэтажными пагодами с жёлтыми крышами. Ши Юн увидел, что во внутреннем дворе монастыря тренировались молодые воины.

Это было удивительное зрелище, заставившее забыть Ши Юна обо всём на свете. Два десятка бойцов в полотняных штанах и халатах синего цвета, подпоясанных кожаными ремнями, синхронно вскидывали копья и наносили удары, разя невидимого врага. Потом воины разбились на пары, и бой стал похож на смертоносный танец. Глаз не успевал следить за росчерками ударов, слышалось дружное уханье, когда копьё уходило в сторону в волоске от головы противника. Во двор вышел мальчишка ненамного старше Ши Юна, на нём были надеты белые штаны, подвязанные широким синим поясом, а длинные чёрные волосы заплетены в косу. Мальчишка с места подпрыгнул и, пробежав по воздуху, оказался в середине двора, где напал на первую пару воинов. Ещё в полёте он ухватился за наконечники копий голыми руками и, дёрнув на себя, сломал копья друг о друга. Наконечники остались у него в руках, он перехватил их, словно короткие мечи, и, прыгнув на воинов, которые ещё не успели отбросить в сторону сломанные копья, прижал острие металла к шее одного из них и животу другого. Ши Юн успел сделать три вдоха, а мальчик за это время победил двух взрослых воинов. Мальчишка вырвал у побеждённых из рук остатки копий и подпрыгнул, раскручивая их над собой, древки замелькали так быстро, что размазались в воздухе и стали не видны. Воздух загудел от рассекающих его копий. Словно по волшебству, гудящий круг над головой мальчика поднимал его всё выше и выше. Когда ноги его оказались на уровне верхушек сосен, растущих у стены, мальчик прокричал.

– Удар крыло стрекозы!

Вниз веером полетели арбалетные стрелы, похоже, мальчик прятал их за широким поясом. Воинам удалось отбить летящие стрелы, но пара из них оставила кровавые разрезы на руках. Следом за стрелами вниз полетели раскрученные древки копий, а мальчик сам закрутился в воздухе, словно волчок из «Тысячи».

– Удар кунчжу!

В полёте он раскрутил кушак, и длинные концы пояса полетели в стороны, закручиваясь вокруг пик ближайших воинов. Мальчик дёрнул за концы пояса так, что копья перекрестились, и он приземлился ногами на этот перекрест, воины дёрнули оружие на себя, и мальчик взвился в воздух, перепрыгнул через голову и приземлился на каменную плитку двора. Ши Юн не удержался от восхищённого вздоха.

– Достаточно, за нами наблюдают, – недовольно сказал мальчик, и лицо его исказилось от злости.

Ши Юн не успел понять, что разговор идёт о нём, как мальчишка подпрыгнул, пробежал по воздуху, оттолкнулся от стены монастыря и, оказавшись на ступеньках лестницы, в два прыжка очутился рядом с ним. Мальчишка больно схватил его за плечи и швырнул вниз по лестнице к воротам монастыря, потом прыжком спустился и пинком под рёбра отправил Ши Юна в центр монастырского двора.

– Го Шэн, Жэнь Гуй!

К мальчику из толпы воинов вышли двое. Оба высокие, с широкими плечами, лицо одного походило на ворона Карасу Тэнгу, злое и хищное, а второй своими кустистыми бровями и широким лицом напоминал совиное лицо Чжу.

– Что нам делать с этим мерзким червяком, что вылез из своего навоза? – спросил мальчик, ставя босую ногу на лицо лежащего на земле Ши Юна.

– Позвольте мне казнить шпиона, мой юный господин, – сказал Карасу Тэнгу.

Ши Юн, скрючившись от боли, лишь застонал ещё сильнее, когда понял, какая участь его скоро ждёт. Стоило ли бежать от смерти из родного дома, чтобы встретить её от рук незнакомцев?

– Это всего лишь мальчик. Может, оставить его в монастыре и обучить боевым искусствам? Тогда у вас, мой господин, будет друг-ровесник, – сказал похожий на Чжу.

– Чушь! Чушь! Чушь! Я не нуждаюсь в друзьях, а быструю смерть от руки воина ещё надо заслужить, а этот червяк – личинка крестьянина, а возможно, просто сбежавший раб. Вырвите ему язык и выжгите глаза, чтоб не повадно было отрывать свой взгляд от земли и смотреть на великих.

Ши Юн взвыл и попытался уползти, но его подхватили под руки и потащили в сарай. Это был день, когда он последний раз видел небо и горы, последний, когда он мог звать на помощь маму, забыв, что она мертва.

Всё, что он помнил потом, это только бесконечная боль, вкручивающийся в голову огненный шип, лишающий разума. Вкус крови и запах палёного мяса. Чернота вокруг, которая будет с ним ещё очень долго, чужие грубые руки, волокущие его куда-то. Смех мальчишки, царапающий душу. Ши Юн потерял сознание и очнулся, когда ощутил прикосновение ледяных рук догнавшей его смерти.

Воспоминания десятилетней давности Ши Юна прервало лёгкое движение рядом, он почувствовал запах орхидеи. Юн повернулся к подошедшей Ван Лин.

– Никогда не поймёшь, спишь ты или медитируешь. Нам пора уходить, я приготовила тебе одежду, иди переоденься.

Юн помотал головой и поднялся, ему никогда не удавалось поговорить с Ван Лин спокойно. Её нрав не удавалось усмирить даже учителю. От неё всегда было больше шума, чем от молодой бамбуковой палки в костре, вот и сейчас он почувствовал первые истеричные нотки в её голосе.

– Ты что, глухой? Иди переоденься!

Ши Юн вздохнул и вынул из-за пояса кисть для письма. Лёгким росчерком он написал в воздухе:

«Я не надену в дорогу белую одежду».

Это был один из первых навыков, что учитель заставил его освоить: писать видимые иероглифы своей ци. У Ши Юна долго ничего не получалось, пока учитель не догадался дать ему в руку кисть для письма. Писать кистью было дольше, чем вызывать иероглифы сразу, но так проще поверить, что он написал знаки, видимые и для остальных.

– У нас траур! Траур, ты понимаешь, балда? Да и как ты понял, что одежда белая? Слепой крот видит больше, чем ты, – повысив голос, продолжила Ван Лин.

«Я ношу траур в себе, а не на себе. Я касаюсь руками белого и слышу грустную мелодию».

– Как же вы любите с учителем пафосные речи. Знаю, почему ты не хочешь надевать белое, ты грязнуля. Не пройдёшь и ли по дороге, как всё выпачкаешь. Как хочешь, но я буду носить траур до тех пор, пока горы не станут мягче облаков. Учитель был мне как отец, больше, чем отец, потому как другого отца я не знала.

«Я думал, твой отец лис Ногицунэ, подложивший своего ребёнка учителю на порог».

Кажется, шутка оказалась лишней, резкая волна воздуха, и перед лицом Юна просвистел клинок.

– Укус собаки!

Пришлось уворачиваться, второй клинок успел задеть повязку, прикрывающую лицо, рассекая шёлк. В нос ударили сотни запахов: сосновый дух, разогретый солнцем мох на камнях, запах прелых кленовых листьев, шерсти землероек, поселившихся у ворот храма, и множество других, которыми был наполнен тёплый осенний день в горах. Голова немного закружилась, как всегда бывало, когда Ши Юн переключался со слуха на обоняние.

– Ах ты, неблагодарный выродок! Когда я тащила тебя в дом учителя, не знала, что спасаю мерзкого подкидыша. Хи-хи!

Ещё один удар чуть не разрезал пояс, с этим пора было заканчивать, и Юн обратился к ветру.

– Удар копытом!

Зашелестели листья, и тугой смерч отбросил разбушевавшуюся Ван Лин. Ши Юн достал из рукава длинную ленту, и ветер, подхватив её, обмотал вокруг Лин. Не успела она разрезать оковы, как Ши дёрнул за концы, туго затягивая ленту вокруг её тела, намертво прижимая руки к бокам.

«Успокоилась?»

В ответ Ши Юн услышал лишь недовольное пыхтение. Им и правда очень не хватало учителя, он всегда знал, как успокоить Ван Лин.

«Эта лодка тоже пуста. Помнишь?» – написал Ши Юн в воздухе, отпустив концы пояса. Это была любимая притча учителя, когда у Ван Лин случался очередной приступ ярости.

– Когда я был молодым, мне нравилось плавать в лодке. В одиночестве я отправлялся плавать по озеру и мог часами оставаться там.

Однажды я сидел в лодке с закрытыми глазами и медитировал. Была прекрасная ночь. Но какая-то лодка плыла по течению и ударилась о мою. Удар был такой силы, что я выпал за борт. Во мне поднялся гнев! Я подплыл к незнакомой лодке, намереваясь обругать рулевого, но когда я подтянулся за её борт, то увидел, что лодка пуста. Моему гневу некуда было двигаться. На кого мне было его выплёскивать? Мне ничего не оставалось, как вновь забраться в свою лодку, закрыть глаза и начать присматриваться к своему гневу.

В эту тихую ночь я подошёл к центру внутри себя. Пустая лодка стала моим учителем. С тех пор, если кто-то пытался меня обидеть или во мне поднимался гнев, я смеялся и говорил себе: «Эта лодка тоже пуста». С этими словами я закрывал глаза и направлялся внутрь себя.

Ван Лин, скрутив ленту, подошла к Ши Юну и положила голову ему на плечо.

– Тебе тоже не хватает его?

«Конечно. Но он ушёл, теперь мы должны найти свой путь».

Он погладил Ван Лин по голове. Ши Юн помнил, как услышал её голос в первый раз, Ван Лин плакала, сидя рядом с ним, но, заметив, что он пришёл в себя, сказала:

– Твои волосы седые, как у старика, но я надеюсь, ты не старый и будешь со мной играть, когда поправишься.

Шестилетняя Ван Лин тогда уже год трудилась служанкой у Дэн Фэя, он купил её в Красном городе. Однажды она пошла в лес за валежником, но вместо него через три часа притащила умирающего Ши Юна. Ван Лин обморозила руки, пока волокла его по тающему снегу, закутав в свою одежду. Учителю пришлось отрубить ей кисти рук, чтобы гангрена не пошла дальше, но Ван продолжила выполнять свои обязанности, хоть и плакала, когда никто не видел. Ши Юн лежал в лихорадке, а Ван Лин ухаживала за ним, давая целебное питьё, сделанное учителем, обтирала его тело и накладывала компрессы на выжженные глаза, ловко используя лишь запястья, обмотанные бинтами. Ван Лин страдала от боли, но исполняла свой долг, тогда Дэн Фэй и взял её в ученицы, а позднее сделал для неё наручи с клинками, которые стали её оружием.

– В Золотом городе в страже наместника служит один из учеников Дэн Фэя. У меня есть план: придём в Золотой город и попросим его походатайствовать, чтобы нас взяли на службу, – сказала Ван Лин, не давая Ши вновь погрузиться в грустные воспоминания.

«В Золотом городе много библиотек и учителей, я бы мог продолжить обучение».

– Фу, я больше не прикоснусь ни к одному свитку, такая скука разбирать шелуху душ мудрецов. Но я рада, что ты не споришь насчёт Золотого города, тебе вечно не угодишь. Берём котомки и в путь.

Ван Лин говорила с энтузиазмом, но Ши Юн знал, что ей страшно. Она с пяти лет не уходила от монастыря дальше, чем на четыре ли, и очень плохо помнила свой родной Красный город. Он же в детстве не покидал усадьбу, пока смерть не устроила на него охоту. «Я уже не так слаб и не боюсь смерти, даже если она всё ещё караулит меня все эти годы, злясь, что упустила когда-то», – успокаивал себя Ши Юн, забирая котомку из комнаты, в которой прожил последние десять лет.

С тревогой в сердце они вышли через главные ворота монастыря и поклонились месту, куда они никогда не вернутся. Они стали спускаться по заросшей кустарником дороге, что вела на восток, где начинались леса долины нижнего течения Великой реки и стоял Синий город. Оттуда проще всего было найти караван до Золотого города.

Глава 2

Тропинка шла между поросших лесом невысоких гор, прохладный ветерок играл с поясом и полами халата Ши Юна. Слышно было, как на ветвях деревьев хозяйничают белки, а в зарослях копошатся куропатки. Ши Юн чувствовал запах клёнов и слышал шелест облетающих с них листьев. В такие минуты он жалел, что у него отобрали зрение, он помнил, как красиво осенью в горах. Клёны красными мазками разукрасили тёмные ряды горных сосен, между ними дубовые рощи с листвой цвета шафрана. Рядом почти бесшумно шла Ван Лин, жаль, она не владеет красноречием, чтобы описать, что видит вокруг, а может, и не замечает красоты, погружённая в свои мысли.

«Пш-шр» – вспорхнули куропатки недалеко от тропинки, хрустнуло несколько веток. Ветерок принёс запах немытых тел и грязной шерсти. Ши Юн поднял руку, давая знак Ван Лин остановиться и готовиться к бою. Кусты раздвинулись, и на тропу кто-то вышел. Юн поднял повязку с носа, теперь шёлк прикрывал лишь его глаза. Мерзкое дыхание тварей шло откуда-то сверху, они явно были выше обычного человека.

– Это фуфу! Четверо! – закричала Ван Лин, и он услышал, как щёлкнули, выдвигаясь из наручей, её клинки.

Он вспомнил длинный свиток с названиями чудовищ и их описаниями, который по вечерам учитель заставлял читать Ван Лин вслух. Фуфу – великаны больше джана ростом. Несмотря на человеческое лицо, тело у них чёрное и покрыто длинной шерстью. Хуже всего, что эти твари были людоедами и очень быстро бегали благодаря тому, что ноги у них сгибались в обратную сторону.

– Оставляю тебе двух, – скомандовала Лин. – Укус собаки!

Резкая волна воздуха от прыжка Ван Лин заставила сделать его шаг в сторону. Послышался дикий хохот фуфу, такая особенность была у этих тварей: перед нападением мерзко смеяться. Ши Юн начал раскручивать кушак и призвал ветер. Взвизгнул один из фуфу и перестал хохотать, запахло кровью, клинки Ван Лин нашли свою первую жертву. Пояс полетел в ближайшего людоеда, закручиваясь вокруг его шеи, Юн дёрнул за концы, обрывая смех чудовища, и прыгнул в сторону от места, куда рухнул задушенный великан. Эти кровожадные твари были слишком глупыми, чтобы объединиться и напасть всем вместе на путников, и нападали по одному. Второй великан бросился на Юна и схватил его за руки, поднимая над землёй. Фуфу вновь загоготал своей огромной пастью, готовясь откусить жертве голову. Призванный порыв ветра выхватил из колчана на поясе арбалетную стрелу и пригвоздил огромную губу великана к его лбу. Тот замотал головой, но теперь его глаза и нос были закрыты губой, и он ничего не видел вокруг. Хрустнули рёбра на груди чудовища, Юн понял, что Ван проткнула держащего его великана насквозь. Лапы фуфу разжались, и Ши Юн полетел на землю. Поднявшись, он услышал рядом голос Ван Лин:

– Ты как черепаха. Я успела убить троих. Послушай, тебе нужен меч. Что если драться придётся там, где ты не сможешь призвать ветер?

«Мне не нравятся эти неудобные железки».

– У тебя просто меча хорошего не было. Тебе нужно оружие.

Юн не стал спорить, у него была нужная техника для драки – «Призыв силы слов», каждое нарисованное им слово ударяло в противника с тем эффектом, смысл которого несло. Если написать «огонь» и отправить этот знак в противника, его опалит пламенем. Учитель объяснил ему эту технику перед самой смертью. Увы, для практики Ши Юну не хватило силы ци. Он надеялся найти источник по пути к Синему городу и медитацией развить свой резерв, тогда, возможно, меч ему и не понадобится.

– Надо найти их становище, – сказала Лин.

«Зачем?»

– Там могут быть пленники, ну, или что-нибудь из награбленного, нам бы не помешали деньги.

Они двинулись в ту сторону, откуда явились глупые великаны, тропинку фуфу протоптали знатную. Насчёт пленников Ши Юн сильно сомневался, тут не было торгового тракта и человеческого жилья поблизости, так что людоедам некем было поживиться, они выбрали неудачное место для охоты. На них фуфу наткнулись случайно, разведывая местность. Сомнительно, что им встретился кто-то ещё. Стойбище оказалось необжитым, пахло затушенным костровищем и свежесрубленными брёвнами, к которым фуфу привязывают пойманных путников.

– Пленник! – сказала Ван Лин.

Юн услышал, как застонал мужчина и как Ван Лин разрезала верёвки, и достал флягу с водой. После того, как они напоили незнакомца, он смог рассказать свою историю.

– Меня зовут Хун Синь. Я знаток духовного слова при академии Золотого города. Я ехал встретиться с мастером Дэн Фэем, что, говорят, живёт отшельником в этих горах, но, видимо, заблудился и попал на обед к этим мерзким фуфу. Спасибо вам за спасение, я обязательно постараюсь вас достойно отблагодарить.

– Меня зовут Ван Лин, а мой спутник Ши Юн. Вы не успели, Дэн Фэй умер семь дней назад, – ответила Ван Лин.

– Умер? Я слышал, что Дэн Фэй был очень стар, но он же ушёл в отшельники, чтобы медитировать, чтобы продлить свою жизнь и найти секрет бессмертия, – удивился Хун Синь.

– Увы, обстоятельства сложились по-другому.

– Так вы ученики мастера?

«Были учениками», – решил вмешаться в разговор Ши Юн. Он понимал, что Ван Лин пока сложно обсуждать с посторонним смерть учителя.

– Простите за вопрос, но вы действительно слепы, раз носите эту повязку, или это обет для поднятия уровня ци?

«Я слеп и нем».

– О, отлично! Не поймите неправильно, меня не радует ваше состояние, меня радует, что теперь у меня есть возможность вам помочь.

Хун Синь окончательно пришёл в себя, Ши Юн услышал, как он поднимался с земли, отряхивая свой халат, и пыхтел, разминая ноги и руки.

– Помочь? – сказала Ван Лин. – Вы знаете, как вернуть зрение тому, кому выжгли глаза?

– Выжгли? О, тогда это, конечно, сложнее, но тоже возможно. Это будет не совсем то зрение, к которому мы привыкли. Вы же знаете, что во всём циркулирует ци? Есть практика, позволяющая видеть ци вокруг, человек, освоивший её, получает второе зрение.

– Ты научишь Юна этому?

– Нет, что вы! Я не заклинатель, но я знаю место, где он сможет этому обучиться. Куда вы отправляетесь?

– Мы хотим дойти до Синего города, а оттуда с караваном до Золотого.

– Превосходно, значит, я могу пойти с вами. Около Золотого города и находится монастырь, где осваивают эти практики. Прошу меня извинить, но я достаточно долго просидел связанным, и мне просто необходимо оставить вас, чтобы полюбоваться природой.

– Бедняга, – рассмеялась Ван Лин, когда Хун Синь скрылся в кустах. – А он забавный, этот толстячок, жаль, ты не видишь. Глаза круглые, как тарелки, никогда таких не видела. Носит красный халат, надо спросить, уж не из моего ли родного города он родом. Будет здорово, если он сумеет тебе помочь.

Ши Юн пожал плечами, ему не хотелось объяснять Ван Лин, как мал его резерв для такой техники. Но до нужного места ещё надо добраться, возможно, по дороге удастся встретить источник природной ци и улучшить навыки. Если б он мог вспомнить, где находилась пещера с тёплым светом, в которой он переночевал, когда бежал из дома. Увы, для этого надо понять, с какой стороны его полумёртвого выбросили из монастыря и в какую сторону потом Ши Юн полз вслепую, воя от боли. Раздался шелест кустов, и порыв воздуха донёс до Ши Юна запах шерсти лиса.

– Ну вот, и снова я готов в путь. В дорогу собираться мне не придётся. До фуфу я встретил банду разбойников, они отобрали все мои вещи, хорошо, хоть халат и жизнь оставили, – сказал Хун Синь.

– Похоже, семь богов удачи не балуют тебя своим вниманием, – заметила Лин.

Они покинули стоянку фуфу и двинулись в путь по горному ущелью, до Синего города оставалось пару дней пути. Втроём они двигались медленнее. Маленький толстячок-учёный постоянно отставал, он пыхтел и двигался так громко, что заглушал все остальные звуки. Юну пришлось снять повязку с носа, чтобы не пропустить нападение чудовищ или той банды, что ограбила Хун Синя. Ши Юн никогда не убивал людей и надеялся, что не придётся. Он не мечтал стать воином в детстве, но не сопротивлялся, когда учитель начал его тренировать, понимал, что по-другому не выжить и что ему оказана великая честь – стать учеником такого мастера. Сейчас Ши Юна мучила мысль: если удастся видеть мир через ци, сможет ли он сам читать свитки? Если да, то есть надежда поступить в академию и стать учёным, таким, как Хун Синь. Молчавшая всю дорогу Лин вдруг хмыкнула и сказала:

– Если устроимся в Золотом городе, то будем зарабатывать хорошие деньги. Я каждый день буду есть свинину. А потом накоплю и куплю себе усадьбу в красивом месте, много нарядов с золотым шитьём. Буду ездить в позолоченном паланкине по городу. А ещё я поеду в Красный город, найду дом своей мачехи и швырну ей деньги в лицо! Хотя нет! Этой твари я швырну в лицо горсть свежего навоза, а потом подпалю её халупу!

Ван Лин расхохоталась.

– Вы очень кровожадная дама. Ваш путь оказался не так уж и плох, стоит ли за это мстить? – сказал Хун Синь.

Ши Юн знал, как часто плакала Ван Лин, скучая по братьям и сёстрам, и как страдала потом, когда поняла, что без рук у неё один шанс выжить – это стать воином. Когда ей было тринадцать, Ван Лин рассказывала Юну свою любимую сказку о верном сердце Мын Цзян-нюй. О девушке из тыквы, которая навсегда отдала сердце простому каменщику и, отказав в любви императору, прыгнула в погребальный огонь. Юн понимал, что о такой же любви мечтает и сама Ван Лин, о жизни с мужем и детях, о том, что недоступно бродячему воину.

– О, это будет не месть, а воздаяние за её грехи. А если мои братья и сёстры не выжили, то я привяжу эту дрянь к хвосту лошади и протащу по всему Красному городу.

«Благородный человек не помнит старого зла», – написал Ши Юн.

– Да конечно. Значит, встреть ты тех, кто лишил тебя глаз и языка, поздороваешься и пойдёшь дальше? Уверен, что это будет из-за благородства, а не из-за того, что ты просто трусишка? Но не переживай, мне тоже есть что им предъявить, отомщу за нас обоих.